Предгорье: другие произведения.

Альманах фантастики #1

Журнал "Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • © Copyright Предгорье (denc@aaanet.ru)
  • Обновлено: 11/11/2002. 76k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика

  •  ПРЕДГОРЬЕ: АЛЬМАНАХ ФАНТАСТИКИ #1 Обзоры | Сборник | Интервью | Статьи | Информация | Конкурс | Форум | О сайте 
     
    Оглавление
    Нечаев Евгений АлексеевичВедьма
    Навроцкая Елена ВладимировнаЛичные небеса
    Ясюкевич Роман ВладиславовичЛитератерра
    MayraКлюч
    Нечаев Евгений АлексеевичВолчий вой

    Все авторские права на произведения из которых состоит сборник принадлежат указанным авторам произведений.
     
     
    Нечаев Евгений Алексеевич Ведьма  
     
     
    День когда в сжигали Бальбургскую ведьму, маленький и грязный городок Бальбург запомнил надолго. Сам барон почтил церемонию своим присутствием.
    Молодой барон которому месяц назад исполнилось девятнадцать, а бароном он стал лишь неделю назад, когда его отец сломал себе шею, нетерпеливо вглядывался в темный провал храма. Отпевание уже должно было бы закончиться.
    Наконец вывели и ведьму. Она едва передвигала ноги, ибо для Церкви и других уже была мертва. По ней отслужили панихиду как по умершей. И обряженная в просмоленную одежду, с еретическим колпаком на голове она шла на свой костер. Рядом шагали священники, молчаливые и черные, как вороны-падальщики.
    Барон чуть сдвинул забрало, стараясь не глядеть на осужденную. Красивых девушек любят самые сильные, но лишь до поры. Пока они нужны, как сосуд для плотских желаний. А потом появляется невеста, да и девушка надоедает.
    - Она так и не созналась, - нарушил мысли борона сальный голос аббата.
    - Что?
    - Она не призналась в ведьмовстве, а потому будет сожжена без отпущения грехов. Да смилостивиться над ней господь.
    Лицо барона под стальным забралом залила краска стыда и гнева.
    Девушку привязали к столбу, и палач метнул горящий факел в гору хвороста. Столб пламени возвестил начало казни, и толпа заворожено замолчала, ловя дыхание жертвы и ожидая криков.
    И крик был. Когда платье вспыхнуло, когда загорелась кожа. Крик полный ненависти и боли:
    - Будьте вы прокляты!!! Будь, проклята моя любовь!!! К возмездию взываю я, и отдаю душу свою самому Сатане отныне!!!
    Мелко и часто крестясь старушки стали подтаскивать заготовленные вязанки хвороста, спалить окаянную. Сами же палачи отошли в сторону. Теперь время для толпы, которая на удивление безмолвствовала.

    С той поры минуло пятнадцать лет. Были и горести и радости. Женитьба барона, стычки с соседями. Но этот год Бальбург запомнил надолго. Очень надолго.
    - Плохие новости барон, - отрапортовал посланец. - Волнения, крестьяне уже винят не дьявола а вас.
    - В чем? Что лето такое жаркое, что посевы подгорели? - рыкнул барон.
    - Нет, в другом. Что ваши... ну словом...
    - Я понял, - барон жестом отпустил посланца, а сам до скрипа сжал зубы. Надо прилюдно сходить в церковь и покаяться, пусть увидят баронское благочестие.
    Аббат Корнелиус не слишком удивился желанию барона.
    - Сын мой, велики твои грехи, но свершены они во имя благого дела, ибо Богу не угодны те, кто не смог продлить свой род. Отпускаю тебе грехи твои.
    Барон поднялся с колен и зашагал к выходу. Его провожали завистливые взгляды мужчин. Как же барон каждую неделю берет новую девушку, правда ни одна до сих пор не принесла от него. Но каждую неделю!
    Барон вышел из церкви, размышляя о том, как бы найти похожего на себя, да пусть жена от него и забрюхатеет, а потом и прирезать можно. Но если эта мысль раньше приводила барона в бешенство, то теперь он отнесся к ней на редкость спокойно.
    Что-то громко хрустнула под кованым баронским сапогом. Потом еще. Странный стрекот доносился отовсюду. Подняв глаза барон увидел огромные тучи саранчи, закрывшие небо над Бальбургом.
    Минула неделя, когда вновь пришли недобрые вести.
    - Уже третий.
    Барон устало прошелся вдоль гобелена изображавшего победу одного из его предков над соседом. Уже третий, возвещавший о небесной каре за грехи барона был тайком отправлен в подвал крепости, а оттуда в крепостной ров.
    - И крестьяне волнуются.
    - Вы оповестили, что каждый из них получит меру зерна в месяц на еду, и на посев, а податей в этом году не будет?
    - Да, это чуть успокоило их, но не намного.
    Барон, вышел на балкон, под затянутое черными тучами небо. Несколько капель начавшегося дождя упали на золоченый камзол. Барон стряхнул их, но потом увидел другие. Красные и соленые на вкус. С неба полился кровавый дождь.
    В церкви было не протолкнуться, народ стоял, сбившись в огромное стадо, и молился. Пред распятьем в простой холщовой рубахе стоял сам барон. Стоял на коленях, выпрашивая прощения у неба, с которого лился кровавый дождь.
    Хор заканчивал очередной псалом, и барон освятил себя крестным знамением. Священник обносил вдоль рядов ларец, в котором были кусочки с креста Господня, и все старались прикоснуться к нему. Наконец ларец поднесли к барону и он принялся молится, положив руки на золоченое дерево.
    Ларец с реликвией затрясся, и барон удивленно взглянул на аббата. Священник стоял белее мела, глядя на паству в храме, от которой веяло тяжелым дыханием.
    В церкви творилось невообразимое. Содом и Гоморра бледнели пред картиной которую узрели очи барона. Все были охвачены животной похотью, мужчины, женщины, старики, дети. Все сочетались не обращая внимания на пол и возраст, словно на языческой вакханалии. Кто-то попытался схватить барона, но его кулак оказался проворней. Барон побежал вон из церкви, слыша как жажду страсти, сменяет жажда убивать.
    Измученный он поднялся в главный зал, ужаснув стражу и советников.
    - Ваша светлость.
    Барон отмахнулся:
    - Любого, кто скажет... - прохрипел он. - Кто знает почему... Хоть самого сатану, доставить...
    Луна весело улыбнулась с небес и скрылась за тучей. Слава богу простой, которая омыла город, обычной водой смывая как кровь небесную, так и земную.
    Барон стоял на Лобном месте, ожидая того, кто был виновен в неурожае, саранче, кровавом дожде и десяткам трупов в церкви.
    Старуха найденная стражниками в каком-то болоте поведала барону о том, что некто призвал силы самой Тьмы отомстить за его преступление. И что в полнолуние этот некто появится на Лобном месте, если его позовет сам барон, в одиночестве.
    - Приди же враг мой! - бросил в темноту барон. - Приди.
    Земля зашевелилась под ногами барона, выпуская под луну нечто. Это было в темной рясе, пропитанной кровью, невысокое, с человеческими очертаниями тела.
    Барон достал из ножен меч:
    - За что ты мне мстишь?
    - Ты знаешь. Я убью всех, кто стоял тогда и молчал. Вы все виновны.
    - Все?
    - Вы все знали, что она не виновата, и Вы толкнули ее во Тьму, обрекли на адские муки.
    - Кто ты?!! - закричал барон.
    Тяжелый капюшон упал на плечи, и на барона посмотрела девушка сожженная пятнадцать лет назад.
    - Ты?
    - Нет, папа. Ее дочь. Тебе был написан на роду один ребенок, и это я!
    - Не-ет!!!
    - Я смогу вернуться на землю, и родиться снова. От твоей законной жены и быть настолько похожей на тебя, что никто и не подумает о другом!
    - А какова цена? - простонал барон.
    - Половина тех, кто был при сожжении, уже погибли, осталась всего ничего. Я заберу их жизни, и этим расплачусь с повелителем.
    - С Сатаной?
    - Называй, как хочешь. Таков был договор, и я его выполню. А ты отступись и не мешай. Тогда у тебя появиться наследница.
    - Никогда!! - меч просвистел, подобно лопнувшей струне, но распорол только рясу, принадлежавшую аббату, читавшему приговор пятнадцать лет назад. Который умер, истекая кровью из сотен ран, что прогрызли маленькие белые черви.
    - Я лишь темнота, которую вы все боитесь! - засмеялась девушка удивительный серебристым смехом.
    - Я и об это подумал, - голос барона был тверд. - От огня тебе не спастись.
    Странный запах шедший с земли был запахом сотен кувшинов с земляным маслом, что горит, словно дьявол дышит. И теперь барон поднес к губам рог, чей гул возвестил арбалетчикам о готовности. Десятки обтянутых горящей паклей стрел, глазами ночных хищников, появились на стенах.
    Словно издеваясь над своим отцом, девушка начала медленно уходить в землю. Обратно в преисподнею. Закричав, барон отбросил меч, и обнял свою дочь, не давая ей исчезнуть. Она вырывалась, но сильные руки лишь сильнее прижимали ее к отцовской груди.
    - Отпусти меня! Клянусь, я никого больше не трону. Отец!!!
    - Каждый платит за свои преступления дочь, - спокойным голосом сказал барон и протрубил во второй раз.
    Словно стая рассерженных ос, арбалетные болты помчались к своей цели, и пылающий факел разорвал ночную темноту.
    До сих пор стоят на одной из улиц Бальбурга две окаменевшие фигуры. При желании можно разглядеть в них могучего отца, прижавшего к груди дочь, словно спасающего ее от чего то. Сейчас говорят, что это один и жителей защищал свою дочь телом от пламени горящего дома. Но, правда...
    А кому нужна правда? История должна быть красивой, а не правдивой.

    г. Усть-Каменогорск Апрель 2001г.

     
    Навроцкая Елена Владимировна Личные небеса  
     
      Посвящается К.

    Я лишь завидую вам, мертворожденные,
    Приветствую вас, мертворожденные,
    Радуюсь с вами, мертворожденные,
    Но не жалейте нас, глядя с той стороны.

    Алексей Заев

     
    Пароль?
    Phileo
    Ожидайте... Доступ в систему "Инь" открыт.
    Открой какой-нибудь файл...
    Уточните запрос.
    Открой любой файл... Случайный...
    Ожидайте...
    Ожидайте...
    Ожидайте...

    Запись 31.

    - Ух ты! Скажи, а эта штука...

    - Престол...
    - ...престол, он тоже твой?
    - Мой. И теперь твой тоже!
    - Класс! А можно я здесь посижу?
    - Конечно.
    - Ой, как высоко! Здорово-здорово-здорово! Иди ко мне!
    - Уже поднимаюсь, моя принцесса...
    - Да ну тебя нафиг! Какая я - принцесса? Зови меня Аней, как раньше...
    - Хорошо, моя... Аня.
    - И этот дворец тоже твой? И слуги? И вся красотища кругом?
    - Все мое. Вернее, уже наше! Наше, понимаешь?
    - Да... Пытаюсь понять...
    - Почему ты дрожишь?
    - Не знаю, прости, я немного... того... А где конь?
    - Белый?
    - Белый.
    - Белого нет. Но есть в яблоках.
    - А мне показалось...
    - А есть какая-то разница?
    - Нет.
    - Но если ты желаешь видеть белого...
    - Нет.
    - Эй, слуги, приведите коня белой масти!
    - Да зачем ты... Ой, мамочки!!!
    - Кого вы притащили? Кого, я спрашиваю?!
    - Я думала, единороги бывают только в сказках...
    - Сейчас мы все исправим!
    - Подожди-подожди, он же такой славный!
    - Ты думаешь?
    - А ты разве не видишь?
    - Вижу, он и правда забавный. Оставим для развлечений!
    - Спасибо, любимый!
    - Тебе спасибо...

    конец записи...

    ожидайте...
    ожидайте...

    Запись 5.

    - Послушай, а вы все так живете - в своих норах?

    - Нет. Некоторые живут в клетках.
    - А где лучше жить - в норе или в клетке?
    - Мне кажется, в клетке, сквозь нее свет можно увидеть...
    - А вы как на свет смотрите?
    - Высовываемся наружу и смотрим. Правда, можно попасть под каток...
    - Жуткая штука, на самом деле, да?
    - Да, главное, не побывать под катком! Но если уж такая беда случилась, то приходится собирать себя по частям. Это долго и нудно, почти никто еще не обрел своей первоначальной формы... А ты ведь живешь наверху?
    - У меня "Личные Небеса".
    - Класс! Правда, я не понимаю, что это такое...
    - Там все мое.
    - Как это?
    - Ну все, что я хочу, то - мое.
    - А если не хочешь?
    - Абсолютно все. Но у меня нет ничего такого, чего бы мне нехотелось... А у тебя?
    - Я ненавижу катки. И клетки. Но катки больше.... Или клетки? Не знаю... Норы воюют с клетками...
    - Зачем?
    - Ну надо же с кем-то воевать?.. Клетки, они примитивные, видят свет, но не понимают, что это такое. Обидно.
    - А ты тоже воюешь?
    - Нет. Мне в общем-то все равно, хоть я и ненавижу.
    - А за мои стены ни один враг не проберется!
    - Кроме тебя?
    - Да. Кроме меня.

    конец записи...

    ожидайте...
    ожидайте...

    Запись 48.

    - Куда мы летим?

    - Да просто так. Летим и все.
    - Как печально...
    - Знаешь, я тут давно не был, но ничего не изменилось. Те же звезды, те же люди...
    - Я чувствую чье-то присутствие...
    - Оно погубило меня однажды!
    - Уходим обратно?
    - Да ну, это же все сказки! Пройденный этап. Сейчас я могу кормить его из собственных ладоней.
    - А мне можно?
    - Оно никогда не было моим, значит, можно.
    - А как его позвать?
    - Ну, например, "цыпа-цыпа-цыпа" или "кири-кири-кири"...
    - Подойди ко мне, пожалуйста... Похоже на каток...
    - Да? Возможно...
    - Я не хочу его кормить!!! Давай улетим назад?!
    - Ну чего ты испугалась? Это не тот каток!!!
    - Нет, он точно такой же! Точно такой же! Точно такой же!

    Ошибка записи:

    повторить/удалить запись/отменить
    Повторить.
    Ожидайте...
    Ошибка записи:
    повторить/удалить запись/отменить
    Отменить. Следующая запись.
    Ожидайте...
    Ожидайте...

    Запись 86.

    - Ян, я хочу тебе кое-что сказать...

    - Что такое?
    - Я беременна...
    - Что?!
    - Я беременна!
    - Зачем тебе это? Или тебе не хватает моих идей?
    - Но я хочу свою...
    - Упрямая девчонка! Но я рад! Скажешь мне, когда придет время?
    - Да.

    конец записи

    ожидайте...
    ожидайте...

    Запись 22.

    - Дай мне свою руку!

    - Я боюсь!
    - Давай, не бойся!
    - Я не хочу! Я не пойду в клетку!
    - Ха! Нахрен клетки! Мы пойдем на "Личные Небеса"!
    - Как ты сюда добрался?
    - На белом коне. Так ты идешь?
    - Я... я не знаю... все так неожиданно...
    - Ну, конечно, ты предпочитаешь свою норку?
    - Нет!!!
    - Тогда идем!
    - Ты пожалеешь об этом...
    - Никогда в жизни! Я готов, а ты?
    - А я боюсь.
    - К чертям страхи, давай руку! Все будет пучком, или торчком!
    - Все однажды будет под катком...
    - Ты меня тут своими дремучими пословицами не грузи!
    - Не грузи, да не грузим будешь...
    - Если ты думаешь, что мое терпение иссякнет, то здорово ошибаешься!
    - Я ничего не думаю. Я хочу, чтобы тебе было хорошо...
    - Мне хорошо, когда тебе хорошо. Руку!
    - Свет! Я вижу свет! Мне больно на него смотреть!
    - Мне тоже! Ваш свет - какой-то очень жестокий свет. На Небесах он мягкий, это мой свет. Идем?
    - Идем...

    конец записи

    ожидайте...
    ожидайте...

    Запись 55.

    - Ты кто такая?

    - Королева.
    - А почему ты плачешь?
    - Я - Страдающая Королева.
    - А почему ты страдаешь?
    - Потому что завтра я не буду Королевой.
    - Горе... Ты не видела случайно Яна?
    - А что он за человек?
    - Самый лучший среди людей.
    - Тебе только так кажется! Он довольно мрачный тип.
    - Ты просто ему завидуешь!
    - Дурочка. Это он мне завидует. А я твоя соперница.
    - Ты?!
    - Я!
    - Тогда ты не будешь Королевой уже сегодня.
    - Зато я останусь Страдающей. Ты жестокая, Аня.
    - Я убью тебя!
    - Тогда ты убьешь его.
    - Что же мне делать?
    - Покормить каток с собственных ладоней, крошка!

    конец записи

    ожидайте...
    ожидайте...

    запись 56.

    - Наконец-то я тебя нашла!

    - Здравствуй, любимая! Где ты сегодня была?
    - У королевы при дворе, видала мышку на ковре...
    - Я не могу ее выгнать!
    - Мышку?
    - Королеву!
    - А... Пусть живет. Только мне хотелось бы встречаться с ней, как можно реже...
    - Это моя Королева! А значит и наша тоже!
    - Что ты хочешь этим сказать?
    - Что ты сделаешь ее Королевой Радости, в мое отсутствие.
    - Я ее ненавижу.
    - Она очень достойная женщина, поверь мне!
    - Достойных тоже можно ненавидеть.
    - Ты любишь меня?
    - Спрашиваешь!
    - Тогда люби и ее!
    - Может, ты еще предложишь мне заняться с ней любовью?
    - Конечно! Она будет только рада.
    - А я?
    - Ты тоже. Вы же там, в своих норках, не разбирались, с кем трахаться?
    - Ты прав.
    - Вот и умница!
    - Но я все равно ее ненавижу.

    конец записи:

    ожидайте...
    ожидайте...

    Запись 2.

    - Привет, Аня!

    - Привет, Ян!
    - Потрясающе, но наши системы пересеклись!
    - Наверное, это судьба?
    - Причинно-следственные связи, пронзающие прошлое, будущее и настоящее.
    - Всего лишь?
    - Ну, может, немного магии...
    - Я не верю в магию.
    - Магия - совокупность причинно-следственных связей, которыми мы, при некотором усилии воли, можем управлять.
    - Какой ты умный! Но я все равно не верю в магию, а в судьбу - да. Но я не понимаю, как могли пересечься два замкнутых в самих себя мира...
    - Такое бывает... Стоит лишь предположить, что миры представляют из себя лестницу...
    - Мы нижние ступени, да?
    - Честно? Скорее всего, да...
    - А как мы выглядим со стороны.
    - Жутко! Шучу. Так же, как и мы, наверное.
    - Жаль, что мы не можем выглянуть за пределы и сравнить...
    - Ну, может, немного магии?
    - Да ну тебя!

    конец записи

    ожидайте...
    ожидайте...

    Запись 98.

    - Выкидыш!

    - Неправда! Он живой!
    - В нем нет души! Кусок мяса...
    - Да, кусок мяса! Но он - мой.
    - Теперь он наш...
    - Нет, мой!
    - Все, что находится здесь, автоматически становится моим, а, значит, нашим!
    - Но он - мой, хоть и получился от любви к тебе.
    - Я виноват?
    - Нет! Я сама сделала эту идею такой.
    - Я бы сделал по-другому.
    - Достаточно было моей любви. Мне надоело трахаться с Королевой. Я хочу тебя.
    - А я не хочу смотреть на это.
    - Каток. Я родила каток.

    конец записи

    ожидайте...
    ожидайте...

    Запись 62.

    - Видишь того типа на цепях? Еще та сволочь!

    - А что он тебе сделал?
    - Если разобраться, то в сущности ничего плохого. Но он меня напрягает. Ограничивает.
    - Бедненький...
    - Хватит его жалеть! Кстати, он заодно с Королевой.
    - Тогда давай его убьем?
    - Еще чего!
    - Он, похоже, много пережил, но не сломался.
    - Пойдем отсюда, мне надоело глазеть на его самодовольную рожу. Ишь, как ухмыляется, будто знает все тайны мироздания.
    - А, может, и знает?
    - Скорее всего... Он, кстати, единственный, кто не желает с тобой спать.
    - Мне стоит возблагодарить небеса...
    - Личные Небеса.
    - Личные Небеса.

    конец записи

    ожидайте...
    ожидайте...

    Приложение к записи 22.

    Этот ветер. Он затягивает меня. Точка соприкосновения миров. На самом деле нет ничего раздельного. Все представляет собой единую бесформенную массу. Только живые существа стремятся классифицировать хаос на хаос одного мира и хаос другого мира. Разрезать самих себя. Но, вырвавшись из биологического океана, который содержит в себе сущее, единица жизни строит барьеры. Границы. Пределы. Рамки. Крепости. Они действительно замыкаются. Хаос наполнен запечатанными сосудами с живой материей. Но взаимопритяжение отдельной жизни и биологического океана достаточно сильно, чтобы его не замечать. Любая жизнь стремится разбить собственный сосуд и соединиться с хаосом, или хотя бы с его частичкой - иной жизнью. Две соединившихся частицы уже обладают силой, необходимой для слияния своих миров. Которые объективно никогда и не были разделены...

    конец приложения

    ожидайте...
    ожидайте...

    Запись 110.

    - Ты не настоящий! Вернее, твой мир не настоящий!

    - Почему ты так решила?
    - Здесь все такое... искусственное... Гладкое, подобострастно изменяющее свою форму в соответствии с твоими настроением и мыслями. В реальной жизни такого не бывает!
    - Не понимаю.
    - Ты все это придумал?
    - Я родился здесь. Я не мог этого придумать!
    - Ты родился в насквозь фальшивом мире! Разве ты не замечаешь насколько иллюзорны твои, ха-ха, личные небеса?
    - Настолько же, насколько твои норы.
    - В них была жизнь. А тут...
    - А тут?
    - Нет никого, кроме тебя. И твоих идей.
    - Ну и что?
    - Давай отправимся на мою родину?
    - Зачем мне это?
    - Ты узнаешь, что существуют и другие вселенные, кроме тебя и персонального неба!
    - Мне достаточно знать, что есть ты.
    - Нет. И меня нет. Здесь я превратилась в очередную иллюзию, марионетку, которую ты дергаешь, как тебе заблагорассудится. Мои небеса, мои звезды, мои идеи, моя принцесса...
    - Наши!!!
    - Нет. Разве может быть что-то нашим, что всегда было твоим? Очередная твоя иллюзия...
    - Может, ты и права, но мне хорошо и в моем мире.
    - Однажды мы пересекли границы...
    - Больше этого не случится.
    - Ян, когда мы сбегали, ты обернулся назад, чтобы посмотреть, как выглядит моя система снаружи?
    - Нет.
    - А ты смотрел вперед, чтобы увидеть снаружи свое обиталище?
    - Нет.
    - Куда же ты смотрел.
    - Внутрь себя, мне это было необходимо. А ты?
    - Я смотрела вперед.
    - И?
    - И ничего не видела. Я подумала, что ослепла на нашем жестоком свету и доверилась тебе.
    - Выходит, что мы сейчас нигде? Ха-ха-ха!!! Ты чокнулась! А это что, по-твоему? Пустота? По-моему, довольно твердые стены, а это яблоко? Тьфу! Кислятина! На, попробуй! Ну, пробуй же! Ешь давай!
    - Попади ты под каток!.. Не делай больше так!.. Да, стены твердые, а яблоко недозрелое. А что там, за стенами? Ничего! Внутри твоей иллюзии все может быть очень материальным, но для других существ, твои внутренние миры - пустое место!
    - И что же ты прикажешь делать? Разрушить все это нафиг?
    - Нет, воплотиться, показать всем, что ты не пустышка. Но для этого нужно открыть границы...
    - И сделать " Личные Небеса" - всеобщим достоянием? Знаешь, твои мысли кажутся мне кощунством.
    - Я ухожу.

    Конец записи.

    Загрузи следующую запись.
    Ожидайте...
    Ожидайте...

    Запись 111.

    - Я ухожу.

    - К своим норам, клеткам и каткам?
    - Да.
    - Счастливо!
    - Ты не хочешь все-таки пойти со мной?
    - Мне и здесь хорошо.
    - А как же твоя любовь?
    - Не надо сарказма! Что может быть дороже внутреннего мира? Я справлюсь, не с таким приходилось бороться.
    - Я взбил густую пену страданий и в молчании погрузился в нее, я утопал в собственной боли, и откровение снизошло на меня, и говорилось в нем: я есть мой внутренний мир, ибо это единственное, что составляет основу бытия моего и каждого из нас...
    - Уходи!
    - Прощай. Я буду ждать тебя в своей норе.
    - Прощай. Я буду ждать тебя на "Личных Небесах".

    Конец записи.

    Закрыть все файлы.
    Файлы закрыты.
    Выход из системы "Инь".
    Всего хорошего! До следующей встречи!

    Запись 1+бесконечность.

    - Ну что ж, дорогой друг, поздравляю, вы победили! Правда, это был нечестный ход! Но я уже привык, что вы играете не по правилам!

    - Это была всего лишь маленькая хитрость с моей стороны...
    - Ну да, подсунуть ей мысль, что система "Янь" - искусственна!
    - Но ведь так оно и есть?
    - Так и система "Инь" ничем не лучше!
    - Извини, приятель, но я догадался сыграть на этом раньше!
    - В следующий раз мы поменяемся ролями!
    - Договорились!

    Конец записи

    Ожидайте...
    Ожидайте...
    Ожидайте...

     
    Ясюкевич Роман Владиславович Литератерра  
     
     
    Приветствую тебя, мой дорогой потребитель.
    В тебе очередной еженедельный обзор литературных событий Литератерра [1], приготовленный одним из его бессменных авторов Элджеем Вордом (LJ Word) [2].
    Начну с печального известия.

    * В Понедельник объявлено о снятии с производства популярной серии Больные Любовники [3]. Представители компании Иллаверс (Illovers) [4] с неподдельным огорчением констатировали, что ими исчерпаны все возможные комбинации известных инфекционных, психических, генетических и профзаболеваний. Включая даже такие экзотические, как сирианское перемежающееся заикание и веганский спонтанный трансвестизм. Ввиду неизбежности повторов сюжетных коллизий, принято решение о приостановке изготовления серии. {Достойно! - LJW} Однако, разработчики поспешили успокоить своих постоянных потребителей, что как только наши доблестные исследователи космоса доставят из глубин Вселенной новые штаммы смертельных вирусов, выпуск будет немедленно возобновлён.

    * Во Вторник завершился судебный процесс Ирина Ив против Илоны Ви [5]. Как вы помните, Ирина обвинила известную изготовительницу детективов Илону Ви в том, что её произведения вызвали у Ирины привыкание. Илона, сославшись на beta-версию конституции [6], переадресовала иск издателю своих детективов компании Фармбук (Farmbook) [7]. Юристы компании настояли на тщательном медицинском обследовании истицы. Диагноз подтвердился. Но! Согласно заключению независимых экспертов, зависимость развилась от употребления не оригинальных изданий Фармбук, а контрафактной продукции. (О заполнивших чёрные рынки пиратских копиях самых популярных книг и о контролирующей эту сферу незаконной деятельности марсианской эмигрантской мафии, мы уже писали в прошлых выпусках Литератерры [8].) В итоге, в соответствии с законом о переадресации, компания Фармбук вчинила иск Максистерству Внутренних и Наружных Дел. Неэффективные и непрофессиональные действия полиции по пресечению незаконного книгоизготовления принесли нам значительный финансовый ущерб, подорвали нашу деловую репутацию и поставили под угрозу здоровье потребителей, - заявил в своей обвинительной речи президент и владелец компании Фармбук Ренни Папс (Renny Paps) [9]. Вердикт суда предугадать нетрудно: МВНД обязали выплатить пострадавшей компании 25 миллионов единиц денежных эквивалентов и принести искренние извинения Ирине Ив.

    * А теперь о главном литературном событии минувшей недели. В Среду галактическая общественность широко отмечала тройной юбилей: 200-летие Ренни Папса, 150-летие основанной им компании Репа (Repa) [10] и 50-летие другой известнейшей компании Ренни - Фармбук. Я, со своей стороны, горячо присоединяюсь к поздравлениям и считаю своим долгом освежить в памяти уважаемого потребителя историю жизни Ренни Папса, человека-легенды 23-го века.
    Крупнейший книгоизготовитель Галактики, неоднократный победитель судебных поединков с Антимонопольным Комитетом и Департаментом Налогов и Сборов [11], Ренни Папс родился в обыкновенной земляной семье в те далёкие годы, когда все книги и даже журналы печатались на бумаге [12].
    Читать Ренни научился в 2,5 года и с той поры с книгами не разлучался. Он читал всегда и везде: во время еды, во время уроков, в транспорте и в туалете. Страсть к чтению послужила причиной многих неприятностей в жизни маленького Ренни: его ставили в угол, лишали диетического, исключали из школы... Ренни продолжал читать. Особенно ему нравилось читать ночью под одеялом, подсвечивая себе фонариком.
    Однажды, застав сына за этим занятием, отец выпорол Ренни и на целый день запер в гараже без единой книги. Именно там и именно тогда, как гласит официально одобренная легенда, Ренни дал клятву изобрести книгу, которую можно читать в темноте. И через много лет он сдержал своё слово.
    Идея была гениальна, как всё простое: надо передавать изображение страниц непосредственно на зрительные нервы, минуя глаза.
    Первый бук-бокс (book-box) Ренни собрал в том самом гараже, причём - прихоть гения - он ни разу не занёс в гараж ни одной книги, ни одного справочника, ни одного чертежа - ничего такого, что нельзя прочитать в темноте. За форм-фактор бук-бокса Ренни взял обыкновенный электронный аудиоплейер, только вместо наушников оснастил его электродами с присосками, которые закреплялись на висках. Через эти электроды с помощью оригинального нейронного усилителя, записанная на флэш-карту книга передавалась прямо на зрительные нервы. Конечно, первые бук-боксы покажутся сейчас невероятно убогими по своим техническим решениям (ручное переключение страниц, отсутствие автоподстройки, позволяющей читать с открытыми глазами, никакого многопотокового чтения), но тогда это была революция. Революция, которой не замечали полгода: именно столько времени прошло от поступления бук-боксов в продажу до первой покупки. По странному совпадению это случилось в день 50-летия Ренни и именно с этого дня начался отсчет истории компании Репа. Дальнейшие события можно сравнить со взрывом фотонной бомбы: за два месяца объем ежедневных продаж увеличился в миллионы раз. Ренни вернул человечеству вкус к чтению!
    Через год Ренни выкинул на рынок видео-бокс (video-box), объединив бук-бокс с аудиоплейером.
    Логичным продолжением выглядело появление ещё через год тв-бокса (tv-box).
    Казалось, на этом можно успокоиться. Всегалактическое признание, финансовая мощь, сравнимая с империей семьи Гейтсов ( Gates-family) [13], но не таков Ренни Папс. Он изобретает ментальный движок! [14] Отныне все ренни-боксы выпускаются с одним единственным органом управления: кнопкой включения. Теперь височные электроды служат не только для передачи информации, но и для приёма ментальных сигналов от потребителя. За короткое время технология Включитай (Plug-n-Read) [15] стала применятся повсеместно. Интуитивно понятный интерфейс с функцией автокоррекции сделал ренни-боксы доступными даже людям с отсутствующим IQ [16].
    Следующую славную страницу в летопись своей жизни Ренни Папс внёс созданием компании Фармбук или Фармакологические Книги.
    Сегодняшнему потребителю трудно представить, но когда-то выражения глотать книги, смаковать текст, пережёвывать информацию - были всего лишь фразеологизмами. Ренни наполнил эти идиомы реальным содержанием.
    К тому времени наука уже досконально изучила деятельность человеческого мозга в части преобразования и усвоения визуальной информации. Для чего теперь нужен промежуточный этап? Почему не изобрести книгу, попадающую в мозг непосредственно, минуя не только глаза, но и зрительные нервы? Так сказать, книгу, впитывающуюся в плоть и кровь? - так или примерно так сформулировал Ренни Папс свою новую грандиозную задачу.
    Между этими историческими словами и появлением первой книжной таблетки пролегли годы неустанного труда, тысячи бессонных ночей в знаменитом гараже и триллионы единиц денежных эквивалентов, затраченных на исследования.
    Первая продукция компании Фармбук представляла собой кусочек пластыря, напичканного пико-электронными компонентами. Затем последовали книги-облатки на религиозные темы, детективы в форме жевательной резинки, леденцовые любовные романы, учебные курсы в пилюлях и быстрорастворимые шипучие комиксы Папса.
    Ничто не предвещало скандала. Наученные горьким опытом представители Антимонопольного Комитета и Департамента Налогов и Сборов при упоминании имени Ренни только кривились в бессильной злобе. И вдруг Лига Домохозяек обвинила Папса в том, что его фармкниги стали причиной генетических мутаций. Судебный процесс вошёл в историю, как Дело о 50-ой хромосоме[17]....

    {Продолжение Литератерры и ссылки в таблетке 2.}
    Элджей Ворд.

    Глотайте наш еженедельный двухтаблеточный обзор литературных новостей!
    В состав обзора входят добавки, улучшающие работу опорно-двигательного аппарата, пищеварительного тракта, мозга, сердца, печени, почек, лёгких и мочеполовых органов.

     
    Mayra Ключ  
     
     
    За двадцать лет Лоренц почти не переменился: те же тихие чистенькие улочки, такие же краснощекие торговки-лоточницы, та же сумрачная тишина маленьких лавок и предупредительная суета приказчиков в крупных магазинах. К этому можно было бы добавить солнечную погоду, - а в воспоминаниях Дмитроса Лоренц почему-то всегда оставался солнечным, - разбросанные там и тут крошечные аккуратные кафе под открытым небом, где подавали все те же сардельки с томатным соусом, бутерброды, сок и легкие вина, да еще множество деталей, из которых, собственно, и сотканы наши воспоминания о том месте, где нам случилось провести детство и юность.
    Дмитрос, шагая по узнаваемым на ходу улицам и площадям, мимо старых знакомых зданий, - интересно, строилось ли тут хоть что-нибудь новое за то время, пока он отсутствовал? - ощущал себя помолодевшим, пусть не на двадцать, но уж на десять лет точно. И дело было не только в том, что крупные булыжники лоренцевской мостовой так разительно отличались от безликого унылого асфальта Риорхата, где он жил теперь, а южное солнце припекало, несмотря на близящуюся осень, сильнее маленького белесого, словно какого-то вялого, кружка, висевшего в небе над районом высотных зданий, где помещалась его нынешняя контора.
    Просто, вернувшись сюда, в Лоренц, Дмитрос с удивлением обнаружил, что его помнят. Не так уж много осталось людей, знавших его мальчиком или юношей: одни умерли, другие, как и он, предпочли искать свое счастье на стороне, из памяти третьих просто стерлись звук его, Дмитроса, имени и черты его лица... Словом, он был несказанно рад встретить Вейрсов - отца и сына.
    Отцу было уже под пятьдесят, сыну - чуть меньше, чем Дмитросу сейчас. Двадцать лет назад их семья содержала маленькую гостиницу где-то на окраине и они, отказывая себе во всем, мечтали расширить дело, верили, что счастье улыбнется им. Это был один из тех немногих известных Дмитросу случаев, когда целеустремленность и умение чем-то жертвовать оказываются в конце концов вознаграждены. Теперь Вейрсам принадлежал самый крупный отель в городе, называвшийся Серебряная свирель. По счастливой случайности, Дмитрос именно туда и попал сразу же, как въехал в Лоренц.
    За конторкой внизу дежурил какой-то юнец, который при появлении Дмитроса изобразил на лице крайнее изумление, приоткрыв рот и неимоверно округлив без того круглые глаза. Трижды сглотнув, он наконец смог ответить на вопрос, есть ли у них свободные комнаты придушенным утвердительным бормотанием. На то время, пока Дмитрос заполнял бланк, юнец куда-то исчез, потом возник вновь, сопровождаемый статным энергичным стариком, возраст которого выдавали морщины и абсолютно седые волосы, но никак не недостаток сил или слабость зрения.
    - Дмитрос Канда! - сказал старик утвердительно даже раньше, чем заглянул в заполненный бланк. - Вот уж с кем я не чаял снова встретиться при жизни! Ты помнишь меня? Я - Колль Вейрс, хозяин Черного корвета. Твой отец частенько захаживал ко мне пропустить стаканчик.
    Дмитрос действительно помнил Черный корвет, потому что ему не раз, будучи подростком, приходилось доставлять изрядно выпившего родителя домой из этого заведения на себе. И хотя эти детские воспоминания не доставляли Дмитросу радости, он почувствовал, что ему приятна встреча с Коллем Вейрсом, пусть тот и построил свое благополучие на деньги, которые могли помочь юному Канде закончить образование.
    Возможно, тогда я остался бы в Лоренце, а не скитался по миру целых восемь лет, прежде чем мне начало везти, - подумал Дмитрос. - Жил бы себе спокойно, поступил бы на службу в банк или еще куда-нибудь. Выкупил бы родительский дом, женился на Регине...
    Додумав до этого места, он вдруг понял, что нисколько не жалеет о годах скитаний и потерянном городе детства. Пожалуй, он не отдал бы те восемь лет ни за отцовский дом, ни за тихую банковскую службу...
    - Надолго ли ты к нам? - продолжал спрашивать Вейрс. - Уж не навсегда ли? Надо же, Регина еще на что-то годится: ведь она предсказала, что ты вот-вот появишься!
    Она еще долго будет на что-то способна, - подумал Дмитрос с неожиданным раздражением. - Но, Боже мой, почему это должно и теперь касаться меня!
    - Я здесь проездом, - между тем отвечал старику голос Дмитроса, и сам Канда слушал себя как бы со стороны. - Деловая поездка в Алвен, знаете... И вот, решил взглянуть на родные места.
    Как всегда, кто-то сидящий внутри Дмитроса и все же не вполне самому Дмитросу соответствующий, взял верный тон. Старый Вейрс просто на глазах расцвел от радости, увидев возможность поговорить о минувших временах.
    - Да, что ни говори, а родительский дом всегда притягивает к себе. По молодости все мы торопимся ухватить удачу за хвост, мчимся за ней на край света, оседаем на чужбине, обрастаем хозяйством, семьей, детишками... Казалось бы, - все, ничего больше не надо. А потом, с возрастом, вдруг начинаешь ощущать что-то этакое... Вроде как, все, что было в жизни хорошего, осталось там, позади, в тех местах, где ты провел детство, молодость...
    Дмитрос почтительно кивал. Он помнил детство и родительский дом, мрачноватое деревянное строение, выкрашенное веселой яркой краской снаружи, заваленное вышитыми салфетками и подушечками внутри - и при этом совершенно лишенное того тепла и уюта, которые, как почему-то считается, просто обязаны обитать там, где живут твои отец и мать. Он так же хорошо помнил юность: метания в поисках жизненного пути пополам с вечными недосыпаниями из-за того, что приходилось подрабатывать, чтобы закончить учебу, которую в результате так и не удалось закончить, безумство первой настоящей, то есть взаимной любви, отчаяние, горечь, бегство... Никогда прежде его не тянуло назад, в Лоренц, и он не мог себе объяснить, уже сойдя с поезда на знакомой станции, какого, собственно, черта ему здесь понадобилось сейчас.
    Потом появился Вейрс-сын, и разговор продолжился уже за стаканчиком белладонны, легкого винца местных виноградников. Дмитрос опять слушал свои реплики со стороны и даже удивился, когда этот неподвластный ему внутренний кто-то спросил:
    - Так что, Регина по-прежнему живет здесь?
    Как будто этот кто-то не должен был о ней знать...
    - Здесь, где же ей еще быть! - ответил младший Вейрс, уже слегка захмелевший. - Как ты думаешь, с чего тебя весь город знает? Она чуть что - о тебе разговор заводит: здесь, мол, помню, мы гуляли когда-то с Дмитросом, здесь сидели в кафе... Как, вы не помните Дмитроса Канду? Ах, да, вы же недавно живете в нашем городе...
    Вейрс настолько хорошо передразнил интонации и манеру Регины говорить, что у Дмитроса защемило сердце. А в глубине души вновь заклубилось темное облако раздражения.
    - Она все двадцать лет твердила, что ты вернешься, - продолжал Вейрс-сын. - Мы не слишком-то к ней прислушивались. Когда ты уезжал, никто не сказал бы по твоему виду, что когда-нибудь тебе захочется снова повидать этот городишко. А последние несколько месяцев Регина что-то редко тебя поминала. Поэтому когда она позавчера сказала, что ты должен на днях появиться в Лоренце, мы все это волей-неволей отметили...
    Пока один Дмитрос продолжал непринужденно болтать, второй замер в леденящей тоске. Позавчера ему впервые пришла в голову мысль посетить Лоренц. Мысль превратилась в трудно объяснимый, но чрезвычайно сильный порыв, который и принес его сюда, а потом схлынул, как, бывает, схлынет волна, оставляя на берегу безжизненное тело потерпевшего кораблекрушение.
    Крушение - именно то, что он сейчас чувствовал. Эта женщина все еще имела какую-то власть над его судьбой.

    * * *

    Потом он предпринял прогулку по Лоренцу, и сердце его смягчилось. Какие странные чувства пробуждают в нас места, где нами владели еще надежды на счастье, на любовь, успех... Потребовалось восемь лет, а может, даже больше, чтобы разбить их одну за другой, превратить из живого огня - в тень пламени, а потом погасить вовсе, удовольствовавшись тем, что судьба в конце концов позволила ухватить: да, хорошо оплачиваемая работа - без особой радости, да, приличный дом - без особого тепла, да, неплохая семья - без особой любви...
    Однажды ночью, вот на этом углу возле закрытого тогда кафе, он упал на колени перед Региной, а потом они целовались всю ночь напролет, бродя по городу, и были счастливы, и верили, что будут счастливы и впредь. А здесь, у фонтана, Дмитрос изображал перед ней дуэль с невидимым противником и своей победой заслужил холодную от росы розу, которую тут же, вполне серьезно, поднес к губам. А там, чуть поодаль...
    Вейрсы сказали, что Регина по-прежнему живет здесь и помнит о нем. Дмитрос вдруг обнаружил, что и он сам, почти неосознанно, прошел сейчас дорогой их любви, по которой когда-то, двадцать лет назад, провожал Регину домой. Город теперь находился у него за спиной, а дом Регины - впереди, на одном из многочисленных небольших холмов. покрытых редкими прозрачными рощицами. Дом на холме, где она живет теперь со своим мужем, что, впрочем, нисколько не мешает ей часто вспоминать Дмитроса и их бурный роман давным-давно.
    Дмитрос почувствовал, что у него подергивается уголок рта.
    - Господи, да что мне до нее! - сказал он с тоской и повернул назад. В любом случае, стремясь в Лоренц, он не собирался наносить Регине визит.
    Когда Дмитрос вернулся в отель, уже почти стемнело. Окно его номера было освещено, он заметил это машинально, но не отреагировал, как не реагировал на освещенность своих окон в Риорхате: жена и дети в любом случае оказывались дома раньше него. Лишь увидев под дверью номера полоску света, он замер в нерешительности. А потом почувствовал в воздухе едва уловимый аромат ее духов. У Дмитроса была возможность уйти, и, наверное, было бы лучше для него, если бы он так и поступил. Но он зачем-то открыл дверь и вошел, к своему удивлению, не ощутив никакого внутреннего трепета.
    Он не ожидал, что она так изменится за двадцать лет. В глубине души он желал увидеть увядающую или уже увядшую женщину, этакую мать семейства, лишившуюся иллюзий, амбиций, претензий, - и всего, чего только можно лишиться за долгий срок. Ему нужно было увидеть, что она проще, понятней, обыкновенней, чем была когда-то. Но этого он не увидел.
    В семнадцать лет она была красива - теперь стала прекрасна, обладала вкусом - сделалась утонченной и изысканной, заключала в себе загадку - и загадка никуда не делась, мало того, лишь добавляла ее облику трагической привлекательности.
    Дмитрос почувствовал себя так, как будто его обманули.
    Ее лицо просветлело ему навстречу, его - он очень надеялся, - не отразило никаких эмоций.
    - Здравствуй, Регина! - произнес он, на секунду задержавшись в дверях, потом прошел, придвинул к себе кресло и сел.
    - Здравствуй, Дмитрос! - ответила она после паузы, и Дмитрос с мстительным удовлетворением отметил, что голос ее звучит устало, почти бесцветно. - Я ждала тебя.
    - Мне уже доложили. Ни за что не поверю, что ты не имеешь никакого отношения к моему приезду.
    Регина пожала плечами.
    - Ты все еще считаешь меня всесильной? Если бы это было так! Я вернула бы тебя еще тогда. Да что там, вернула, - я никогда не позволила бы тебе уйти. Нет, я не ведьма, к сожалению.
    - Не вижу, кому было бы лучше, если бы я остался.
    - Мне, Дмитрос, да и тебе тоже. Если бы ты только захотел выслушать меня, разобраться...
    - Бог мой, Регина! - перебил он с досадой. - Поводов для разбирательства у меня хватало и хватает здесь, для этого вовсе не обязательно врываться в чужую реальность или как ты это там называла. Я понимаю, это твой мир, тебе хочется туда вернуться, но я-то отсюда!
    - Разве ты счастлив здесь? Сейчас? Или был счастлив тогда, я имею в виду, без меня? Ты счастлив, скажи?
    - Для этого надо разобраться, что такое счастье, - буркнул Дмитрос, но теперь перебила Регина:
    - Оставь! Если человек счастлив, ему не надо разбираться. Это неправда, что счастье - минутное явление. Счастье - это образ жизни. Ты никогда не сможешь быть счастливым, Дмитрос, ты этого просто не умеешь.
    - Ты считаешь, что если бы я ушел тогда с тобой в эту твою чертову дверь, я был бы на это способен? Почему, ради чего я должен был оставить все это? - Дмитрос обвел руками комнату, а с нею - весь Лоренц, весь Риорхат и бог знает что еще.
    - А что тебя удерживало здесь? Ведь у тебя не было тогда ничего кроме нашей любви, и все твои надежды были связаны со мной, ты вспомни!
    Повисла пауза, потому что он не знал, что ответить. В принципе, у него могли найтись аргументы, которыми он мог бы убедить или усыпить себя и свою собственную неудовлетворенность жизнью. Но для Регины они, скорей всего, были бы пустым звуком.
    Дмитрос сказал как можно мягче:
    - Чего ты хочешь от меня? Зачем ты ворошишь старое? Прошло двадцать лет. Мне сорок два, у меня в Риорхате жена и двое детей. Тебе тридцать семь, ты замужем уже не один год. Все, что было между нами, теперь в прошлом. Зачем ты заставила меня приехать сюда?
    - Я хотела с тобой попрощаться. Этой ночью я ухожу. Насовсем.
    Регина вдруг заплакала, уронив голову на скрещенные руки. Дмитрос с трудом удержался, чтобы не броситься к ней, не обнять...
    Должно быть, этого она и добивается, - подумал он, хотя сам понимал, что смысла в этом подозрении - ни на грош. Ей хочется, чтобы я проявил слабость, хотя бы на минуту сдался, свернул со своего пути. Даже этого ей хватит, чтобы считать себя победительницей. Господи, а за что я так на нее?
    - Разве тебя гонят? - сказал он вслух. - Ты прожила здесь большую часть жизни. Кто мешает тебе остаться, если ты хочешь?
    Ей понадобилось какое-то время, чтобы успокоиться.
    - Чего мне ждать здесь еще? - сказала она наконец. - И потом, я боюсь, что теперь мое присутствие может причинить вред. Я не знаю, как объяснить тебе... Это началось, когда ты ушел. Та надежность, которая так подкупала меня здесь, то, чего нет там, откуда я пришла, - она вдруг исчезла. Как будто земля поплыла под ногами. Я старалась найти точку опоры, убедить себя в том, что ты - это не весь здешний мир, что дома все равно хуже. И первое время мне это удавалось. Но последние несколько лет - особенно последний год, - я не вижу смысла оставаться здесь. Чем дальше, тем меньше. Это жестокий мир, гораздо более жестокий, чем наш.
    Дмитрос сделал протестующий жест, но Регина не дала ему вставить ни слова.
    - Да, это так, не спорь! Что отвратило тебя от моего мира? Только то, что ты увидел, как там трое людей избивают четвертого? Уверена, здесь ты видывал и не такое, потом, когда уехал. Но мой мир - мир случайностей, игры судьбы, а в твоем все упорядочено, закономерно, все причины порождают следствия и так далее. Здесь - мир исполненных желаний, если желать достаточно сильно. И знать, чего хочешь. А таких, как мы с тобой, серединка на половинку, здесь сминает, корежит, калечит... Разве не так?
    - К чему ты все это говоришь, не пойму?
    - Сейчас узнаешь! Я ненавижу ваш мир. Я хочу, чтобы он исчез, пропал, провалился в тартарары, рассеялся! Я так сильно этого хочу, что, того и гляди, камни моего собственного дома начнут рассыпаться у меня под ногами в пыль. Вот почему я ухожу. А плачу - потому что никогда больше тебя не увижу, даже никакой надежды на это у меня не останется... Ну да Бог с ним со всем! Я хочу, чтобы ты оказал мне одну услугу на прощанье.
    Регина вытерла слезы, скорее по привычке, чем осознанно, стараясь не размазать тщательно наложенную косметику. Потом она потянулась за сумочкой, открыла ее и вынула ключ.
    - Возьми. Это ключ от двери.
    - Той самой?
    - Да. Я хочу, чтобы ты закрыл ее, когда я уйду.
    - Почему именно я?
    - Потому что ты все знаешь, а я не хочу больше никого посвящать в это. Потому что тебе я могу доверять.
    - А своему мужу - нет? Или он не в курсе?
    - Мой муж уходит со мной. Он очень любит меня. А дверь, как ты, наверное, помнишь, закрывается только с этой стороны.
    - Ради Бога, Регина, не втягивай меня больше в эти игры! Кто тебя торопит? Найди надежного человека, доверься ему и оставь меня в покое.
    - Дмитрос, чего ты так боишься? Один ключ я уношу с собой, но он будет бесполезен там, с той стороны. Я никогда не вернусь назад, ты можешь быть полностью спокоен. Запри за нами дверь, а потом делай с этим ключом все, что хочешь: выброси, расплавь, положи в ящик и забудь или носи вместо брелока, как память, если ты не растерял всей сентиментальности. Разве я много требую?
    Дмитрос начал было колебаться, но тут же взял себя в руки.
    - Нет, Регина, - сказал он. - Я не хочу иметь с этим ничего общего. Пусть это глупо, смешно, жестоко, бессмысленно, но... Нет.
    Регина с минуту смотрела на него, потом встала.
    - Что ж, - сказала она. - тогда прощай. Но у тебя еще остается немного времени, чтобы подумать, к каким последствиям может привести незапертая дверь. Боюсь, у меня уже не будет возможности подыскать другую кандидатуру.
    Она ушла, и Дмитрос сразу распахнул окно, чтобы колдовской аромат ее духов поскорее выветрился из его комнаты, равно как и из его жизни. Внизу слышался перестук ее каблуков, потом он сменился шумом мотора. Машина отъехала и вскоре затихла вдали. Дмитрос почувствовал, что безумно хочет курить, потом вспомнил, что сигареты кончились еще днем, и тихо выругался.
    Конечно, она надеялась, что он захочет уйти с ней или вслед за ней. Наверное, ей казалось, что за двадцать лет он многое передумал и изменил свое мнение. Но воспоминание о чужом мире, виденном мельком, преследовало Дмитроса лишь в ночных кошмарах. Регина была права, каким бы несправедливым ни казался ему порою мир родной, в нем можно было рассчитывать на то, что ты добьешься всего, чего хочешь сильно и определенно. За дверью же лежали каменные джунгли без правил и законов, без надежды на воздаяние за праведность и наказание за грехи, без точно отмеренных жестокости и милосердия. Одним словом, Регина была порождением хаоса, и ее красота и загадочность лишь внушали Дмитросу чувство опасности с тех пор, как он заглянул в открытую дверь.
    Дмитрос тряхнул головой, отгоняя эти мысли. Все кончено. Он никогда больше не увидит Регину. А теперь не мешало бы выйти купить сигарет.
    Дмитрос накинул плащ и спустился по лестнице в холл, где еще днем заметил крошечную табачную лавку, принадлежавшую, разумеется, все тем же Вейрсам. Продавцом в ней оказался давешний юнец, сейчас он спал и рот его вновь приоткрылся, словно он продолжал удивляться. Дмитрос протянул руку и легонько потряс мальчишку за плечо. Тот встрепенулся.
    - Две пачки Королевских.
    Юнец торопливо кивнул и юркнул под прилавок, где стояли коробки с сигаретами.
    Дмитрос привычно вытянул из кармана бумажник. Что-то холодное, металлическое, на миг коснулось его руки, а потом, зазвенев, упало к ногам. И еще только начав нагибаться, он уже знал, что это оставленный Региной ключ.
    Такси ползло раздражающе медленно, хотя водитель клялся и божился, что выжимает из своей колымаги все возможное. Дмитрос уже перестал придумывать, что именно он скажет Регине, потому что с каждой минутой все яснее чувствовал, что уже не застанет ее. В лучшем случае запрет за нею дверь, как она и хотела. Ей стоило бы еще заказать ему надгробную речь, раз им не суждено больше встретиться. Он и сам не понимал, почему не избавился от ключа сразу же, как хотел. Как будто что-то могло остаться недосказанным между ними после этого разговора, а вот поди ж ты, тащится на захудалом такси за город, где на холме одиноко стоит ее дом... Что ж, она добилась своего.
    Едва выехав за пределы Лоренца, Дмитрос увидел, что в доме Регины светится единственное окно. Сейчас было ясно, что это гостиная. Едва машина остановилась, Дмитрос вылез из нее, бросил на переднее сиденье купюру и, не дожидаясь сдачи, быстрыми шагами двинулся к парадному крыльцу.
    - Вас подождать? - крикнул шофер вдогонку.
    - Подождите! - ответил Дмитрос не оборачиваясь и не замедляя шага.
    Парадная дверь была не заперта. Естественно, раз Регина знала, что он придет. Поминутно натыкаясь на мебель, так как поленился включить свет, Дмитрос добрался до гостиной, идя на слабый лучик, просочившийся в щель неплотно прикрытой двери.
    Его обманули. В гостиной никого не было. Там стоял стол, накрытый на две персоны, с роскошным, абсолютно не тронутым ужином. На столе в двух больших многорожковых подсвечниках горело не меньше дюжины свечей. Видимо, Регина с супругом собирались отпраздновать свое бегство, но потом заторопились, желая выполнить задуманное до его, Дмитроса, появления.
    Дмитрос машинально отметил, что не успел поужинать, без всяких угрызений совести прихватил с золотистого овального блюда бутерброд с паштетом и, покинув гостиную, направился по коридору в сторону оранжереи, по пути нажимая все попадавшиеся выключатели. Создавая слабую иллюзию жизни, покинутый дом теперь заливал яркий электрический свет.
    Все вокруг было таким же точно, как он помнил. Регина получила дом в наследство от приемного отца, о котором Дмитрос знал очень мало. Вероятнее всего, это был тот, кто привел ее из того, другого мира, нарочно или по странному стечению обстоятельств, неизвестно. И умирая, оставил ей, кроме всего прочего, ключ от двери. Умирая или уходя. Дмитрос усмехнулся неожиданной мысли, что может считать себя, в принципе, наследником Регины. Интересно, сделала ли она какие-нибудь распоряжения насчет дома или просто бросила его на произвол судьбы? Когда-то, поняв, что Дмитрос не собирается покидать свой мир ради чужого, родного для нее, Регина предлагала ему разделить с ней дом, жениться на ней, обрести навсегда свой угол и очаг, чтобы потом, когда она решится уйти совсем, присматривать за дверью. Но теперь, судя по всему, предполагалось, что дверь закроется навсегда - если Дмитрос выбросит ключ. Ведь он его выбросит?
    - Выброшу, выброшу! - проворчал Дмитрос, толкая очередную дверь. Это все еще была не та комната, видно, он все-таки многое подзабыл.
    Двадцать лет назад он не пожелал иметь со всем этим ничего общего и никогда по-настоящему не жалел об этом. И сейчас у него не было ни малейшего желания оставаться ни в этом доме, ни в этом городе. Он приехал сюда по делу: ему нужно закрыть дверь.
    Входя в следующую комнату, он сразу же нашарил выключатель, щелкнул и остановился. Легкий сквозняк лизнул его щеку, откуда-то пахло прохладой и ночным дождем, слышался шум оживленного большого шоссе, каких не было в Лоренце. Противоположная стена комнаты открывалась в чужую, пронизанную движущимися огнями, наполненную множеством звуков темноту. Створка распахнутой двери чуть подрагивала от ветра.
    Дмитрос пересек комнату с твердым намерением закрыть ее, повернуть в замке ключ и навсегда покончить с этим наваждением. С другим миром. Со своими непонятными снами. С разбитыми надеждами юности. С памятью о Регине.
    Вместо всего этого он остановился в дверном проеме, вдыхая запах бензина и нагретого металла пополам с осенним ветром. На той стороне шоссе виднелись темные громады каких-то зданий, кое-где пятнаемые освещенными окнами. Над домами висели звезды, бледные по сравнению с текущей по шоссе сверкающей механической рекой. Дмитрос обнаружил, что с этой стороны тоже дома, и в одном из них, в освещенном дверном проеме, маячит сейчас его, Дмитроса, темный силуэт.
    Над его головой в вышине вспыхнула разноцветная реклама. Дмитрос поднял глаза, но рассмотреть ничего не успел, потому что в этот момент кто-то хлопнул его по плечу.
    Человек подошел неслышно, впрочем, Дмитрос был все равно поглощен открывшейся перед ним картиной, в которой, в сущности, не было ничего нового, странного, непривычного, кроме явственного, физического ощущения какой-то чужеродности, потусторонности, что ли... Возможно, Дмитрос был просто предвзято настроен.
    - Слушай, приятель! - сказал подошедший незнакомец, и от него пахнуло машинным маслом и спиртным. - У тебя здесь есть телефон? Моя машина заглохла, так ее растак, вон там, на углу. Все бы ничего, только свечи уже никуда не годятся... Мне надо звякнуть на станцию, пусть пришлют кого-нибудь, поутру я должен быть за сто километров отсюда.
    Дмитрос вспомнил, что один из телефонных аппаратов находится прямо у него за спиной и наверняка хорошо виден с улицы чужого города. Отказать попавшему в беду незнакомцу у него не хватило духу, поэтому, ни слова ни говоря, он посторонился, пропуская чужака в комнату. Тот вошел и присвистнул.
    - Ну дела! Впервые вижу такую планировку, чтобы с порога - и прямо, можно сказать, в спальню! Ты, случайно, кой-какими такими делами не подрабатываешь, а? Молчу, молчу, не мое дело! Вот аппарат, звоню и сматываюсь. Не в моих правилах мешать чужому бизнесу. Слушай, у тебя ничего не найдется? Горло промочить? Я с час, наверное, в этой колымаге копался, продрог, к чертовой матери.
    Перепачканные маслом пальцы яростно терзали телефонный диск.
    - Не отвечают. Дрыхнут поди, дармоеды. Ценная у тебя выпивка, плесни еще, а? Интересно, сколько они с меня сдерут за ночной вызов? Свечи-то сменить - это ерунда, но ведь сверх того накрутят, сволочи, столько, что разорение сплошное...
    Незнакомец швырнул трубку на рычаг, а сам плюхнулся в кресло.
    - Неплохо ты тут устроился, как я погляжу! Через полчасика попробую еще позвонить, может, проснутся к тому времени. Черт, не везет мне как! Сорвется дело, опять буду месяц лапу сосать... Слушай, а ты со своей, так сказать, профессии, большой доход имеешь? Это так, между нами. У тебя, поди, девочки здесь что надо, показал бы хоть одну. Шучу. Да ты сядь, в ногах, как говорится... Слушай, а переночевать, если что, у тебя нельзя? Я при бабках, заплачу, не обижу. Больно неохота снаружи торчать, пока эти сукины дети приедут мою тачку чинить. Дай-ка, я еще разок попробую звякнуть... О, ответили, наконец-то!
    Дмитрос молча наблюдал, как чужак размахивает свободной рукой, объясняя станционным техникам, где именно заглохла его машина. Интерес к тому, что находилось за дверью, ушел, а раздражение осталось и с каждой минутой становилось все больше. Он стоял, сунув руки в карманы плаща, с отвращением чувствуя в ладони влажную разогретую сталь ключа И был страшно одинок, словно за спиной его не было ни Лоренца, ни Риорхата, словно вообще на свете не существовало того мира, лучше сказать, мирка, где прошли сорок два года его жизни, а была лишь эта дверь во что-то огромное, перенаселенное, удивительно похожее на преисподнюю.
    - Через час приедут, - удовлетворенно сказал замасленный бес. - Я тут у тебя перекантуюсь, чтоб не под дождем. Ты в карты играешь Конечно, играешь. Такие ребята всегда играют, уж я вашу породу знаю. Да ты сядь, сядь...
    - Уходите! - сказал Дмитрос безразлично и устало.
    - Брось ты! Куда я под дождь? Это, знаешь, не по-нашему как-то, не по-мужски. Правильно я говорю?
    Дмитрос в ответ шагнул к стене и снял оттуда винтовку. Это было, в сущности, спортивное оружие, тоже регинино наследство, оно висело тут уже много лет. Но почему-то ни у Дмитроса, ни у назойливого посетителя не возникло никаких сомнений, что оно заряжено. Коротко щелкнул затвор.
    - Ты что? - спросил чужак, поднимаясь и бледнея. - Ты что, друг?
    Дмитрос чуть повел стволом в сторону открытой двери. И когда снаружи донесся дробный топот башмаков незадачливого гостя, подошел и, ни мгновения не колеблясь больше, вставил ключ в замочную скважину и дважды повернул.
    Если не считать Дмитроса и еще какой-то унылой в свете едва занимающегося утра фигуры, перрон был пуст. До поезда оставалось не меньше двадцати минут, но Дмитрос не любил залов ожидания. Как, впрочем, и самого ожидания. Поставив чемоданчик у ног, он вынул сигареты, готовясь скоротать время до поезда с наибольшим комфортом.
    Ключ от двери покоился на дне одного из полузаброшенных прудов обширного лоренцевского парка. Можно было надеяться, что ил и грязь надежно укроют его от кого бы то ни было. Да если он и попадет когда-нибудь кому-то в руки, что с того? Мало ли на свете дверей, обычных, нормальных, ведущих в теплые светлые комнаты, где тебя ждут...
    Дмитрос поежился. Если бы можно было так же легко выбросить память о Регине, о Лоренце, о прошлом, которое, казалось бы, должно влечь к себе, но почему-то отталкивает...
    Он не хотел больше здесь оставаться, потому что знал, что увидит при свете дня. Тихие чистенькие улочки, краснощеких лоточниц, маленькие лавки, полотняные грибы уличных кафе, пестрые витрины магазинов. Явись он сюда еще через двадцать лет, ничего не изменится. Вот только не будет Регины, которая напоминала бы горожанам о человеке по имени Дмитрос Канда, и не будет двери. И другого мира. И непонятных снов. И несбывшихся юношеских надежд. Ведь ключ от всего этого - на дне городского пруда.
    Налетевший ветер вырвал у Дмитроса из рук сигаретную пачку, рассыпал оставшиеся сигареты и погнал их легкие ломкие палочки вдоль сонного перрона.
    - Черт бы тебя побрал, Регина! - в сердцах сказал Дмитрос. Унылая фигура в конце перрона обернулась и посмотрела в его сторону с недоумением.
     
    Нечаев Евгений Алексеевич Волчий вой  
     
     

    1.

     
    Жена рожала тяжело и повитуха быстро шептала обереги. Ужо и водил муж лебедушку свою посолонь, и переворачивал ее на банной лежанке. Но уж больно не хотел покидать ребенок материнского чрева.
    За околицей на опушке кромешного бора взвыли волки. Злобно, яростно, вознося свою молитву луне.
    - Ишь лютуют, - мужик бодрился, будто все было в порядке. В углу испуганно жался банник, помощник при родах. Он уже сделал все что мог. - Зима нынче хладная слишком. Отощали, кабы на юродивого не кинулись.
    Наконец показалась мокрая голова ребенка, а затем бабка подставила пуповину. Счастливый отец перерезал последнюю ниточку к матери стрелой-срезнем, чтоб сын был знатным охотником. Повитуха занесла руку шлепнуть малыша как рядом взвыл волк.
    Сильный матерый вожак лязгнул на холоде клыками и поднял морду к круглой, как лицо половца, луне. Жутки и сильный вой разорвал другие ночные кличи.
    Мужик едва успел подхватить сомлевшую жену, а банник шустро нырнул под печку. Ребенок напуганный первым в его жизни громким криком вдохнул воздуха и заревел.
    Волк прервал вой и взглянул на странный холм из которого пахло теплом и свежей кровью и болью. А еще счастьем. Плач младенца насторожил вожака, но вскоре он развернулся и побежал к далекому бору. Люди опасная добыча, как и коровы что жили с ними.

    2.

    Молодой кметь прозванный Волчком степенно шагал по киевским улицам. Но во всей походке сквозила радость, так и хотелось гикнуть да пробежаться веселя счастливое сердце и выплескивая радость что горит в синих очах.

    Кметь!
    Он уже не меньшой а воин. Перун пустил его сквозь посвящение и теперь он носит меч и служит князю как воин. А придет время и прославится. Долго ль что ль? Тут и кочевники, и ромеи и соседи. Глядишь в поход возьмут, а там и хоробростью да удалью можно много получить.
    Волчок чуть посторонился, пропуская седовласого волхва. Старик тяжело опирался на клюку, и покачнулся, спотыкнувшись о неприметный камень. Сильные руки кметя поддержали старца.
    - Благодарствую, - прошамкал беззубым ртом волхв. - Это ты Волчок?
    - Я, - громко ответил Волчок. - Я ныне кметь.
    - Допустил значит Перун, - вздохнул волхв. - Того и гляди Волком нарекут. Но помни Волчок, Перун ответит на любую твою просьбу, если скажешь ее когда ночью гроза с севера придет.
    Волхв пошел дальше, оставив растерявшегося молодого кметя. Но вскоре слова волхва забылись, да и были другие дела, чем мудрствовать.
    Корчма что держал Твердило Новгородский была одной из лучших в Киеве. Старый друг отца Волчка он принял и его под свое широкое крыло. Тот и платил работая по хозяйству. Да и если молодшим, что и доставалось от князя, отдавал Твердило, за кров и хлеб.
    - Поздорову тебе Твердило Новгородский, - почтительно кивнул Волчок. но не как молодший, а как кметь княжеский.
    - И тебе поздорову Волчок, - улыбнулся в бороду Твердило. - Ступай, поешь.
    - Огнюшка! - крикнул Волчок встретив девушку торопливо несущую ворох выстиранных вещей.
    Дочь Твердилы, махнула косой рыжих волос доставшихся от деда по материнской линии:
    - Поздорову тебе Волчок.
    - Я вот... Кметем стал, - растерянно пробормотал Волчок, словно впервые встретил ее, а не прожил рядом год.
    Девушка улыбнулась:
    - Тогда Волком тебя звать?
    - Это еще не скоро, но волхв предрек, что назовут.
    - Вол-л-лхв?! Тогда быстрей становись, а то в девках засижусь! - задорно засмеявшись, она побежала, на строгий материнский голос.
    Волчок вздохнул. Твердило знал его отца справного и удачного охотника у которого, была крепкая и зажиточная семья. Сам Волчок пришелся ему по сердцу, справный парень, работящий, почтительный, да и по молве не худший средь молодших. Твердило ничего не имел против того, если Волчок обрежет девичью косу у Огнюшки. Но Волчок решил, что только тогда возьмет любимую, когда сможет дом себе справить, да подарить невесте серебряные браслеты.
    А пока надо поесть, да переодеться. Ныне дело важное. Послы в Киев из заморской Византии, самого Царьграда.
    Киев принимал Царьградских послов. В сверкающих доспехах украшенных златом, притягивающих взгляд молодых, и скупые ухмылки уже разрубавших подобные доспехи умудренных Перумовой наукой воинов, послы ехали по улице к княжьему кремлю.
    Волчок завистливо поглядел на проехавших царьградцев, всем видом демонстрируя крайнее равнодушие. Но вот получить бы такие доспехи! Свои булатные много лучше, но на эти и дом можно справить и...
    - Волчок! - старый кметь огладил свои серебристые усы. - Пошли, князь должон показать послам свою силу.
    Задами кмети пробирались к княжьему кремлю. Посол видел воинов на улицах, а теперь увидит и возле князя. Всматриваться в лица не станет, да и трудно под шлемом, да с коня разглядеть. Но то, что ради него собрали лишь часть дружины, а остальные по граду гуляют должно спесь с него сбить.
    Князь ждал послов, и в ожидании склонился к одному из бояр:
    - У послов слишком большая свита. Где ее лучше разместить?
    - По постоялым дворам, но по лучшим, князь. За наше серебро.
    Князь недовольно поморщился, но согласился. Сын самого посла, не пожелавший оставить своих воинов отправился в корчму. Его отец проводил его понимающим взглядом. Сыну всего лишь восемнадцать, и еще многого хочется.

    3.

    Пожар дело привычное, но страшное. От одного дома может сгореть весь город. А потому и бежали к горящему дому все, от мала до велика. Бежали с баграми, ведрами, и просто. А вокруг горящего дома уже стояли княжеские кмети. Кряжистые в доспехах, с мечами наголо. Двое крепко держали Волчка, рвущегося к троим византийцам, кои тоже мечи вытащили.

    Пожар успели потушить, когда подоспел князь, а с ним и посол, прослышавший про пожар.
    Посол успел раньше, и заметив среди троих своего сына. Князь же оглядел хмурых кметей, утихомиренного Волчка, а потом и четыре трупа в царьградской броне, что зарубленными лежали.
    - Кто? - хмуро спросил он.
    - Я князь, - дерзко ответил Волчок.
    - Пошто зарубил?
    - Эти псы лазливые, - Волчок сплюнул. - Огнюшку опозорили, а потом Твердило зарубили.
    - Откуда нам знать, что она не гулящая? - скривил губы византиец. - Так задом крутила...
    Волчок взвыл и вновь принялся вырываться, синие глаза затянула пленка бешенства:
    - Ты пес смердячий! Я тебе поганый твой язык...
    - Хватит! - крикнул князь. - А Твердило пошто зарубили, да корчму сожгли?
    - Он сам на нас с мечем кинулся, - хамить князю сын посла не посмел.
    - Двоих зарубил, а потом и этот прибежал. А корчма в драке загорелась.
    Князь задумчиво посмотрел на Волчка исходящего пеной, как берсеркер северный и на царьградского посла, необычайно спокойного. И волнующийся народ, что готов броситься на византийцев, только присутствие князя сдерживает.
    Князь поднял руку призывая к тишине:
    - Суд завтра поутру рядить будем когда солнце взойдет, правду видеть, да за ложь карать.
    Утро собрало невиданно народу у судилища. Волчок стоял без меча и брони, не княжеский кметь, а видок. Подъехали и царьградцы, всю ночь отсиживавшиеся за стенами кремля.
    Потом начался суд, но перед судом к уху князя склонился один их воевод. Рядом стоящие успели услышать лишь о мире с Византией. Любой ценой.

    4.

    Волчок тоскливо шел от киевских стен. В ушах до сих пор стоял голос князя возвещающего решение согласно Правде. Византийцев не покарали, они послы. Послы неприкосновенны. Но их заставили выплатить серебром за Огнюшку, Твердило и корчму. А еще у Волчка потом втихую забрали меч, щит, лук, даже нож засапожный без которого и смерды не ходят!

    - Волчок! - всадник подскакал к парню. - Да стой ты!
    - Зачем я тебе Яр? - устало спросил Волчок.
    - Ты куда идешь? - спросил его воевода.
    - Не знаю.
    - Да ладно тебе. Князь за тебя боялся, а потому и меч взяли. А потом вернут, ты ж кметь справный. Троих царьградцев завалил!
    - Пьяных.
    - Да любых! Я что их брони не видел?! Как бересту ножом...
    - Но поединка мне не дали судебного.
    Воевода крякнул:
    - То ж другое...
    - Честь другая? - остановился Волчок. - Все другое... Правда, Честь. Мы сами в царьградских псов обращаемся из волков. Те что б не драться как угодно прогнуться...
    - Волчок... - неуверенно начал воевода. - Честь...
    - Да Честь!!! - синие, как небесная лазурь, глаза заполнили слезы и Волчок побежал.
    Воевода покраснел и стиснул черен меча. Посмотрев в спину Волчка, он пнул пятками ни в чем не повинного коня. Жеребец заржал и помчал обратно в Киев.
    Гроза пришла с севера. Черные тучи затянули глаз луны и звездную пелену. Сверкнула грозная секира бога грозы и раскатисто загремел его хохот.
    - Повелитель мой Перун, - зашептал Волчок до рези всматриваясь в молнии. - Молю тебя дай силы и оружие сразиться за честь поруганную. Любую цену заплачу, не люб мне свет этот. Только Чести ради живу.
    На мгновение в грохоте северных молний он услышал могучий выдох:
    - Да будет так!

    5.

    Посол отпустил своего сына развлечься охотой. Благо Волчка, который клялся убить его уже зарубили. Третьего дня набросился на троих гридней аки зверь, кусался. Его и завалили секирами, что дрова рубили.

    Тризну справили скромную, да и курган невысокий насыпали. Князь и приближенные вздохнули спокойней, а кмети и молодшие лишь покачали головами. Лишился ума от горя.
    Василий, сын посла, весело свистнул вдогонку стреле.
    - У вас кроме птицы ничего нет? - презрительно спросил он воеводу.
    Яр, грузный как медведь, шевельнулся в седле:
    - Есть, но стоит ли? Птица только клюнет а медведь лапой махнет и поминай как звали.
    - Это те которых у вас на веревках по базару водят? - засмеялся Василий, но осекся заметив взгляд воеводы направленный в даль. - Кто там?
    - Волки. Да так близко.
    - Волки это уже дело! - византиец толкнул пятками коня к едва заметной стае волков.
    - Чернобог возьми этих волков, - ругнулся воевода. - Откель здесь черные, лесные?
    Предчувствие редко обманывало старого витязя, и он поспешил за византийцами.
    Но он опоздал.
    Огромной стаей, сотни волков двигались, окружая царьградцев. Те уже выпустили все стрелы, но волки не упускали добычу. Круг смыкался, и оскаленные пасти порыкивали свой приговор.
    Жеребец воеводы остановился, словно не желая двигаться дальше. Не добившись ничего понуканиями, даже ударами, Яр спрыгнул, обнажая меч.
    Из византийцев остался только Василий, остальных уже загрызли, как и их коней. Сын посла размахивал длинным мечем, но ни один волк не стремился схватить его за ногу и стащить с седла. Сразу двое лесных дьяволов вцепились в горло его коня. Одного Василий зарубил, но жеребец уже захлебнулся своей кровью, и рухнул на траву, придавив византийца.
    Яр бежал вперед размахивая мечем, и волки не принимая боя пропускали его к Василию. А потом отошли, оставив их двоих в круге из черно-серых тел. Едва воевода помог Василию подняться, как в круг вступил вожак стаи.
    Этот волк был молод. Клыки еще белые и целые, шерсть ровная, мягкая. И глаза... Синие глаза которых никогда не бывало у зверей.
    Яр отшатнулся:
    - Перун!
    - Что?
    Воевода отошел в сторону и волки расступились, пропуская его. Василий попытался пойти за ним, но оскаленные клыки и рычание отсоветовали ему это делать.
    - Яр помоги! - взвизгнул византиец.
    - Это двобой, - хмуро ответил воевода. - Ты и Волчок, под оком Даждьбога. Дерись.
    - Волчок мертв! - но увидев глаза оборотня Василий осекся. - Помог и мне Господи! - перекрестился он, рука с мечем дрожала, но демон из преисподней в образе волка и не думал страшиться креста.
    Черной молнией волк метнулся вперед. Зубы клацнули, раздирая красивую рубаху. Еще прыжок, и зубы порвали воротник. Византиец завизжал пытаясь попасть мечем в оборотня. Вскоре от одежды ничего не осталось.
    - Я сдаюсь! - закричал византиец. - Сдаюсь слышишь!
    Волк посмотрел на брошенный меч, а потом на трясущегося царьградца. потом синие глаза, полные презрения к византийцу нашли Яра. Воевода лишь кивнул. Волк отошел назад, и через мгновение жуткий крик поднялся к лику Даждьбога, когда сотни крепких капканов челюстей рвали на части человека без чести, противного богам и людям.

    г. Усть-Каменогорск Март 2001г.

     

  • © Copyright Предгорье (denc@aaanet.ru)
  • Обновлено: 11/11/2002. 76k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика

  • Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список