Исчадие ада, источник всех бед, рыжеволосая бестия - все в одном лице. Им стал для Карпова юрист Шакалов. И этот тип сидел перед подследственным вместе с новой, третьей по счету, "дознавательшей" отделения милиции.
"Да что же это вы, как карты тасуетесь?" - удивлялся про себя Карпов.
Первым капитан Садырина спрашивала автора заявления в милицию - Шакалова. После каждого ответа она делала паузу, барабанила по клавишам печатной машинки и вносила ответы в бланк протокола допроса.
"Да ты еще и природой обижен", - подумал про себя Карпов, заметив, что, по-барски, откинувшись на спинку стула и заложив ногу на ногу, Шакалов все равно заикался в ответах Садыриной. - "Не случайно тебя избиратели прокатили на выборах".
Между тем, в присутствии Карпова, юрист давал показания капитану милиции.
"Мне на работу позвонила жена", - Шакалов начал излагать дознавателю свою версию событий.
"Сожительница", - тут же съязвил Карпов, давая понять, что уже изучил своего оппонента.
"Мне позвонила гражданская жена, - поправился, заикаясь Шакалов, и с ненавистью глядя на "пиарщика", - и сообщила, что некие субъекты добиваются со мной встречи, утверждая, что я присвоил чью-то карту и требуя за нее деньги. Жена испугалась и телефон не дала. Тогда через пару часов ей позвонили еще раз и сообщили, что, если я не захочу уладить конфликт, то по избирательному округу будет распространена листовка, текст которой уже лежит в нашем почтовом ящике, и она его может забрать. Действительно, листовка там лежала. Жена позвонила мне и спросила, что делать. Я тоже испугался, потому что в листовке содержались угрозы в мой адрес. Я связался по телефону, который оставили неизвестные, и спросил, что им надо. Мне ответили (а позже я понял, что голос принадлежит сидящему напротив меня господину) что за чужую работу надо платить деньги и стали угрожать. Я попросил сутки на размышление. За это время я обратился в республиканское управление по борьбе с экономическими преступлениями. Меня снабдили специальной аппаратурой для записи телефонных разговоров. Я связался с Карповым и договорился о встрече. Он вновь мне угрожал распространением листовки. Разговор мы записали. Через час мы встретились во дворе, между нашими домами, и я передал ему купюры, якобы за его работу. Номера купюр были переписаны сотрудниками управления. Один из сотрудников находился рядом со мной, и я его в начале разговора представил, как доверенное лицо. Когда Карпов взял деньги, сотрудник милиции предъявил свое удостоверение и предложил Карпову сесть в мою "Волгу", где тоже были оперативники управления по борьбе с экономическими преступлениями. И Карпов сел в мой автомобиль. А, когда ехали в ваше отделение, он еще угрожал мне расправой в присутствии оперативников".
"Правильно ли изложена ситуация?" - спросила Карпова капитан милиции.
"Ай-яй! Лихо! "Правда ли, что академик Петросян выиграл в лотерею "Волгу"?" - спросили у Армянского радио. - "Правда, но не совсем. Не академик Петросян, а дворник Шагинян. И не в лотерею, а в карты. "И не "Волгу", а три рубля. И не выиграл, а проиграл. А так остальное все правильно!"
Садырина засмеялась.
"А вы, оказывается, шутник. Ну, а какова ваша версия произошедшего?".
"Карта, из которой кандидат в депутаты Шакалов извлекал выгоду, принадлежит мне. И это видно невооруженным взглядом, простым сравнением двух карт. Но, я надеюсь, что это подтвердит и независимая экспертиза. То, что мне зачитывала первая дама, допрашивавшая меня, что доверенные лица господина Шакалова якобы нарисовали ее самостоятельно, не выдерживает никакой критики. И я об этом уже заявлял дознавательше, которая второй допрашивала меня. Это тоже элементарно доказывается, и мое доказательство занесено в протокол допроса. Надеюсь, что за лжесвидетельство они по закону тоже будут привлечены к ответственности.
Когда я увидел, что карта, которую я, как частный предприниматель продаю, восполняя немалые затраты на ее создание, в открытую используется человеком, которого я знать не знаю, и которому я ничего не продавал, мне, естественно, стало очень обидно.
Можно, конечно, было обратиться в гражданский суд и оспорить авторство графики и нанесенный мне материальный ущерб, а также разобраться с тем, каким путем вообще эта карта попала к Шакалову. Но я два года назад уже проходил гражданский процесс по этой же самой причине. Я знаю, как плохо и неэффективно работает судебная власть в защите интересов предпринимателя. Она буквально толкает бизнесмена на внесудебные разборки, создает и кормит своей неэффективностью криминальную "братву". Перспектива обращаться в суд мне казалась абсолютно тухлой.
Поэтому, я решил заглушить в себе внутреннюю обиду, плюнуть на разбирательство и выяснения источников утечки моей карты. Поезд уже ушел. И постфактум торговаться с человеком, который уже использует мой товар, мне тоже было не с руки. Кстати, как замечательно, что у вас имеется пленка с содержанием нашего телефонного разговора! Я прекрасно помню, как в разговоре я четко заявил, что претензий к личности Шакалова я не имею, поскольку не знаю, сам ли он присвоил чужую интеллектуальную собственность, или ему подсунули краденое. Но факт тот, что эта собственность - моя, я понес затраты на ее создание и хочу получить свой процент с извлеченной Шакаловым пользы. Вы послушайте телефонную запись, там об этом четко сказано.
Кстати, я вот тут приготовил документы, из которых следует, что цену, которую я с него запросил, я занизил аж в восемьдесят раз от той цены, по которой я продавал квадратный метр карты начальнику городского УВД. О чем это говорит? О том, что я действительно хотел быстрее и миром уладить это дело.
Теперь почему я торопился. Шла последняя неделя перед выборами. И у меня, кроме никому не известного какого-то Шакалова, еще с десяток таких же, как он, которым я должен был помогать на выборах. Кстати, при задержании у меня и изъяли мое удостоверение доверенного лица кандидата в депутаты Мухамматова. Оно есть в деле. И мне абсолютно не было времени возиться с этим делом и торговаться. Шакалов мог получить все это почти даром, если сравнить цену с затратами на изготовление такой карты. Кстати, для Шакалова листовка представляла ценность только перед днем голосования, а после голосования предвыборная листовка - вообще мусор. Поэтому нужно было договариваться и решать вопрос срочно.
И поэтому, извините, никакого вымогательства, которого мне инкриминируется, не было и в помине. Я не претендовал на чужое имущество, а занимался бизнесом, разрешение на которое мне дало государство. И за что меня сегодня это же государство хочет посадить в тюрьму".
"Но вы же написали листовку, подбросили ее в почтовый ящик заявителя Шакалова и угрожали кандидату в депутаты распространить ее по округу!"
"Да! Мне угрожали! Еще когда нас везли в милицию, мне домой уже звонили, требуя отпустить Карпова. Иначе мне угрожали убийством. И еще я уже в отделении обратился к одному старшему лейтенанту, чтобы он позвонил мне домой. А когда он сказал, что моим родным угрожают, я попросил, чтобы он позвонил на квартиру Карпова и потребовал, чтобы шантаж прекратился. И после такие звонки были неоднократно!"
Капитан Садырина ошарашенно смотрела на дурака, который нес такую околесицу. Карпов поймал этот взгляд, и тут же потребовал:
"Я требую внести в протокол все те обвинения, которые только что прозвучали из уст Шакалова! А теперь, гражданка начальница, ответьте мне и себе на следующие вопросы. Первый. Как кто-то мог угрожать родным и близким Шакалова во время моего задержания, в то время как меня самого мои родные и близкие разыскивали при помощи вызванного наряда милиции? Надеюсь, что вызова милиции и их причину у вас фиксируют? Второе. Каким это чутьем господину заявителю надо обладать, чтобы уже ВО ВРЕМЯ ЗАДЕРЖАНИЯ, находясь в вашем райотделе, почувствовать, что его родным и близким кто-то угрожает? Третье. Как это ВО ВРЕМЯ ЗАДЕРЖАНИЯ неизвестный никому в милиции господин Шакалов обратился к загадочному старшему лейтенанту с просьбой позвонить домой? Четвертое. Почему это голословное заявление Шакалова о возможных телефонных звонках ему домой оказалось для неизвестного сотрудника милиции достаточным основанием, чтобы позвонить сначала к нему домой, а потом - ко мне домой с требованием прекратить угрозы? Пятое. У вас в милиции, и на АТС, вероятно, фиксируется время звонков с моего телефона в любом направлении, включая, якобы, звонки Шакалову во время моего задержания и последующие звонки с моего телефона на его. Где эти документальные подтверждения? Шестое. Почему об этом старшем лейтенанте ничего неизвестно ни мне, ни моим родственникам? Седьмое. Как фамилия анонимного благодетеля Шакалова? Восьмое. Шакалов утверждает, что ему звонили многократно. И также только что показал, что получил от милиции аппаратуру для записи телефонных звонков. Если единственный звонок, в котором я заявляю, что не имею претензий к личности Шакалова, записан, следовательно, должны быть и записи многократных звонков с угрозами в его адрес? Вот пусть он их и предъявит следствию. А мы вместе их послушаем!"
Рыжий Шакалов заткнулся, понимая, какую глупость сморозил. И умоляюще посмотрел на капитана Садырину.
"Ну а существование листовки, которую вы собирались распространить, если бы Шакалов не заплатил деньги, вы же не отрицаете?"
"Абсолютно не отрицаю".
"Ну, вот!"
"...И даже акцентирую на ее тексте внимание следствия. О чем там сказано? О том, что я подозреваю, что кандидат в депутаты Шакалов присвоил мою интеллектуальную собственность - компьютерную карту района и обращаюсь в суд с целью установить ее авторство. Скажите, для кого обращение в суд является угрозой? Только для жулика. Жулику, действительно, суд - настоящая угроза. И если господин Шакалов официально заявляет, что мое обращение в суд являлось бы угрозой для его здоровья или его собственности, то для других это бы означало, что господин Шакалов - жулик. А что, разве закон на стороне жуликов? Я лично на стороне законности. Кстати, поэтому не боюсь, если вы мое дело передадите в суд. В моих действиях я не вижу ни присвоения чужой собственности, ни угрозы чьим-то законным интересам и собственности..."
"Но после вашей листовки избиратели могли проголосовать "против"..."
"Во-первых, они и так "против" проголосовали. Слава Богу, разобрались без моей подсказки. Во-вторых, а кто виноват-то, что попал в сомнительную, даже с моральной точки зрения, ситуацию? Пришел бы, попросил честно. Я бы и карту продал, и на выборах его раскрутил. А он захотел сделать подлость. И получает теперь сполна".
"Но вы и в машине, при задержании ему угрожали".
"А вы вызовите друзей Шакалова, которые меня задерживали, и спросите, что конкретно я сказал. Я, в сердцах, конечно, ляпнул от обиды. Но и тут же поправился, что поплатится Шакалов в политическом смысле. То есть на выборах и в судебном порядке. Так оно и выходит. Разве не верно?"
"А почему у вас на листовке стоит тираж десять тысяч? У вас есть еще и другие листовки?"
"Нет. Листовка изготовлена в одном экземпляре у меня дома. А тираж я поставил не случайно. Это был однозначный намек, что, если Шакалов не захочет уладить дело, я весь округ накрою такой листовкой".
"То есть угроза все-таки была?"
"Угроза чего? Того, что я информирую читателя, что обращаюсь в суд с заявлением против кандидата Шакалова? Я вам уже говорил, что, если вы боитесь суда, работая в милиции, то я уже и не знаю, где у нас тогда жулики..."
"Хорошо. Пусть у вас одна только листовка. Но почему вы ее-то отнесли и положили в почтовый ящик Шакалова?"
"Как зачем? Я же говорил, что времени для улаживания дела было очень мало. И Шакалов признался сейчас на допросе, что его сожительница не хотела меня соединять по телефону с Шакаловым. Надо было четко показать, насколько серьезна проблема, которую следовало утрясти. А уж потом принимать какие-то решения. И Шакалову, и мне".
"То есть, вы все равно намеревались распространить листовку?"
"В случае несогласия Шакалова встретиться - безусловно".
"А если бы встреча состоялась, но вы бы не договорились?"
"Распространил бы листовку".
"Могло измениться содержание текста в таком случае?"
"Может быть, и могло. А какая, собственно, разница?"
Дознаватель Садырина немного воспряла духом, повеселела и заявила: "Ну и все. На сегодня у меня к вам больше нет вопросов. Подождите, я сейчас допечатаю текст, и дам вам прочитать и заверить".
Затем она протянула протокол очной ставки Шакалову:
"Ознакомьтесь и распишитесь".
Протокол вышел длинный, Шакалов его внимательно читал, и образовалась длинная пауза, в которой капитан Садырина и Карпов не знали, как заполнить это время.
"Скажите, - со скуки спросила она. - Все-таки теперь время позволяет, выборы прошли. Почему бы вам все эти ваши компьютерные дела не выяснить в гражданском процессе: кто автор, кто исполнитель?"
"А зачем? - ответил Карпов. - Вы, видимо, занимаясь уголовным правом, не сильно касались гражданского процесса. А я уже суд такой прошел и знаю. Между гражданским судопроизводством и уголовным существует принципиальная разница. В уголовном расследовании доказательства, включая экспертизу авторства на компьютерную графику, добывает за свой счет государство. А если бы процесс был гражданский, то каждую запятую истец доказывал бы за свой счет. А так вы мне и экспертизу оплатите, и лжесвидетелей привлечете к ответственности. Я не возражаю походить в подозреваемых до окончания расследования".
Шакалов, оторвался от чтения протокола и уставился на Карпова. Садырина вновь была обескуражена. Она впервые видела подследственного, которого устраивало находиться под следствием. Признание Карпова выглядело то ли наивным до глупости, то ли циничным до наглости.
Капитан Садырина поняла, что предприниматель чувствует свою силу, ориентируется в законе и хочет заставить ее, Шакалова, экспертов и всех работать на себя, не платя не копейки. Первый раз в жизни она столкнулась с хваткой бизнесмена.
"Прочтите протокол очной ставки, - сухо передвинула она подписанный Шакаловым текст, - и внизу каждого листа напишите: "С моих слов записано верно, мною прочитано". И поставьте сегодняшнюю дату".
Карпов стал читать текст, и его настроение испортилось.
"Позвольте! А где утверждения господина Шакалова, что ему неоднократно угрожали по телефону и мои контрвопросы по этому поводу???"
"Они не относятся к существу дела".
"То есть как это "не относятся"??? Мне же бездоказательно инкриминируется угроза здоровью и имуществу заявителя! Почему его ложь не фиксируется? Эта же ложь четко доказывает умысел заявителя оговорить меня!"
"Я же сказала, что к делу это не относится".
"Тогда я не буду подписываться под протоколом, искажающем суть допроса! И потом, вот тут вы записали, что я показал Шакалову один текст листовки, а намеревался распространить другой текст".
"Да, так оно и было. И вот Шакалов подтвердит мои слова".
"Подтверждаю", - довольно закивал рыжий юрист-заика.
"Он подтвердит все, что будет в его пользу. Но, позвольте, я четко помню свои слова. Я говорил, что текстом листовки, которую они взяли в почтовом ящике, я вводил их в курс дела. А вот какой текст я буду публиковать, зависело от результатов встречи".
"А разве это не одно и то же?"
"Абсолютно не одно. Из первого случая вытекает, что угрозы Шакалову нет, а вы напечатали текст так, что угроза Шакалову с моей стороны, в принципе, не исключена. Это - подлог и фальсификация. Я не буду под этим подписываться".
"Послушайте, вы имеете право вписать в конце протокола свое особое мнение и подать жалобу на имя начальника отделения милиции".
"Что я обязательно сделаю".
"И вообще, это не моя работа растолковывать ваши права. В следующий раз приходите на допрос с адвокатом".
"А зачем мне адвокат, если вы до сих пор официально не предъявили мне никаких обвинений? Я, как бывший депутат, тоже привык работать с юридическими документами. Будьте добры предъявить мне бумагу, ознакомившись с которой я и решу, нужен мне адвокат или нет. А пока я думаю, что адвокат нужен господину Шакалову и вашему районному отделению, если ваш начальник не докажет, что висящая у вас в дежурке карта приобретена законным путем. И когда вы вообще собираетесь проводить экспертизу, которая все расставит на свои места?"
Нахальный напор предпринимателя дознаватель оставила без ответа.