Илларион Иванович, хотя и привык к определенному жизненному комфорту, спокойно воспринимал и мелкие бытовые неудобства - ну куда же без них в провинции? Провинцию он знал неплохо, по российским городам и весям поколесить довелось изрядно - и, отправляясь в эту поездку, он ничего особо хорошего (в смысле именно комфорта) и не ожидал. Мало ли что напишет какой-то газетчик!
Впрочем, и "удобств" он повидал немало, да в том же Париже, например - хотя, положа руку на сердце, по сравнению с Берлином Париж был все же помойкой. Тем не менее Илларион Иванович свято верил, что удивить его русский провинциальный город не сможет ничем.
И - ошибся: удивляться пришлось сразу по приезде. Во-первых, вокзал... нет, сам вокзал был похож на любой другой вокзал в России, и выделялся разве что удивительной чистотой полов - ну так мало ли заскоков бывает у вокзального начальства! Может у здешнего мания после каждого поезда полы мыть...
Однако мысль о "мании" пришлось оставить сразу за дверьми этого вокзала: привокзальная площадь мало того что мощеной оказалась, так ещё и посреди площади имелся сквер с фонтаном! Вокруг которого очень необычно - вровень с землей - были проложены трамвайные рельсы. Точно трамвайные: над рельсами на столбах провод был подвешен.
Но не это удивило пожилого мужчину, а стеклянная крыша над двумя рядами столбов, ведущая от дверей вокзала к этим рельсам. А за столбами в два ряда были высажены какие-то кусты с мелкими листочками, причем кусты эти были ровно пострижены, как в каком-нибудь дворцовом парке...
Когда адъютант сообщим станционному смотрителю о цели приезда, тот тоже повел себя... необычно. Не забегал, суетясь, в поисках подходящего экипажа, а поинтересовался числом прибывших, затем подошел к стене, взял трубку явно электрического телефона(!), и, поговорив, сообщил, что "сейчас вам подадут трамвай". Илларион Иванович хотел было уже и скандал закатить, но через окно этот трамвай увидел... да, такого и в Париже, и в Берлине не увидишь. То, что раза в два был он больше любого из знакомых трамваев, было бы и не удивительно, но ведь и сам трамвай был... не такой. Илларион Иванович было пошел к выходу, но станционный служащий его остановил:
- Извините, ваше высокоблагородие, но это не ваш трамвай, рейсовый. Вам же вип-трамвай подадут.
- Какой?
- Вип, это господин Волков так его называет. Для особо важных персон... не соизволите отдохнуть тут? - он указал на кресла зала ожидания, - трамвай минут через десять будет. Дали бы телеграмму, он бы вас тут и ждал - как бы попенял железнодорожник, но сказал это адъютанту, так что без обиды прозвучало.
Без обиды высказался и местный предводитель дворянства, сообщив, что "все это господин Волков выстроил, только теперь он в городе и не бывает почти - а у него в поместье красоты и удобства куда как поболее будет, непременно вам к нему нужно".
В то, что в поместье у этого господина "красоты и удобства" действительно будет поболее, Илларион Иванович поверил уже на пароходике, который его в это поместье вез: тот был хоть и невелик, но мчался не медленнее поезда на железной дороге. При этом и дыма из трубы особо не видно было... Но даже представить себе масштаб этих "удобств" он, конечно же, не мог. И при разговоре с хозяином "поместья", неожиданно оказавшемся весьма немаленьким городом, он невольно поглядывал в огромное окно, через которое видно было широкий канал с выгнутыми мостами, красивые - хотя сразу видно, что недавно устроенные - аллеи...
- Так почему же вы не желаете участвовать в конкурсе на устройство трамвайного движения в столице? - поинтересовался он у хозяина всей этой красоты.
- Невыгодно.
Илларион Иванович, в делах понимавший более чем немало, саркастически поинтересовался:
- А в крошечном Царицыне выгодно?
- Просто трамвай - нет. Но я строил сразу и электрические линии освещения, и канализацию. Расходы на стройку почти те же, а доходу втрое больше - но все равно невыгодно. И строил я все, чтобы получить земли для моих заводов, привилегии на дела в городе - но все же в основном для того, чтобы купечество тутошнее в товарищества привлечь, по иным проектам.
- Так в столице-то товарищей посолиднее найти можно, и банки, если нужда будет...
- В банке копейку взял, да рубль отдать придется. И все равно по гроб жизни им должен будешь... денег у меня и так хватает. Мне нужны именно товарищи, которые и в делах помогут. Даже, пожалуй, это самое важное: в Царицыне-то все знали, что не прибылей ради я все строю, и помогали во всем - в том числе и доход лишний получить чтобы на стройку средства были. Вы не поверите, но в губернии я так ни разу и не был, все дела царицынские власти мне устраивали...
Время за разговорами шло быстро, и за окном начало смеркаться. Хозяин дома щелкнул какой-то кнопкой, расположенной на стене у двери, и кабинет залил яркий свет. Но Илларион Иванович этого даже не заметил: он смотрел в окно, где над каналом медленно разгорались удивительные оранжевые огни...
На секунду Иллариону Ивановичу показалось, что он понял смысл действий этого необычного юноши: не иначе, как делал он все, чтобы вечерами вот так, в одиночку, наслаждаться прекрасным видом из окна - но тут же понял всю вздорность этой мысли. Однако другая мысль - о том, что нельзя подобное не устроить в столице - сомнения в нем не вызвала.
- Красиво... - совершенно искренне высказал он свое мнение тому, кто все это устроил. - Ну а теперь я предлагаю поговорить о том, что могло бы сделать для вас выгодным устроение такого же в столице. Думаю, в моем лице вы уже нашли того, кто в этом готов стать вашим товарищем, не за деньги, а дела ради.
Илларион Иванович не стал бы не просто другом, но и доверенным человеком предыдущего императора, не разбирайся он равно хорошо и в делах, и в людях. И он сразу понял, что грядущий "товарищ" уже просчитал его личные выгоды: настоящее снятие опалы, отношения с Императором... А еще понял, что собеседник счел это правильным, но не счел нужным выискивать себе лишние привилегии:
- Во-первых, все это все же окупается, но косвенно, через торговлю, которую я веду в магазинах на остановках и выстроенных там, куда трамваем добраться очень просто. Однако дело это весьма хлопотное, а прибыли - копейки, даже внимания особо не заслуживающие. Так что вряд ли мне это вообще будет интересно, вы уж не обессудьте. Хотя погодите...
Когда за окном уже совсем стемнело, Илларион Иванович попросил хозяина приглушить свет в кабинете и снова с большим удовольствием осмотрел пейзаж, озаренный каким-то "неземным". но довольно приятным светом. И подумал, что в сущности этому молодому человеку не так уж много и потребно, а если помочь ему выйдет, то открываются такие перспективы...
Липа - дерево очень хорошее, в смысле для использования в аллеях. Можно без особых проблем посадить вполне уже взрослое дерево, и оно не загнется. Конечно, было бы неплохо для таких работ использовать экскаваторы, краны подъемные - но и простые мужики вполне годятся, если их много. А их было очень много.
Мне еще в начале апреля случайно получилось выкупить старое, совершенно заброшенное поместье неподалеку от Рязани. Поместье небольшое, всего-то с полсотни десятин - но все эти десятины успели зарасти липами. Когда-то хозяева высадили там липовую аллею, а других деревьев по окрестностям не было - крестьяне все распахали, вот липа свободное место и захватила. Но выросла недостаточно еще большой, чтобы народ ее рубить начал - и теперь уже и не вырастет: почти все деревья были аккуратно выкопаны и отправлены на аллеи и в парки моих "городков". Когда есть свои баржи, то по Оке и Волге можно деревьев перевезти сколько хочешь, к тому же теперь это было можно сделать быстро: Стасов первым делом изготовил котел высокого давления для барж - и парочку успел поставить на новенькую "углевозку". Лоханка на сто тонн с двумя машинами по восемьдесят (как выяснилось) сил оказывается бегает вниз по реке быстрее двадцати километров в час, так что начинающие распускаться деревья даже завянуть особо не успели. Учитывая же, что после перехода "Завода имени П. Барро" в цепкие ручки Порфирия Филипповича таких котлов делалось по пять в неделю, барж для перевозки лип тоже хватило. И не только лип: по реке неспешно (но все равно быстрее чем даже пассажирские пароходы) плыли целые леса - я решил будущие поля огородить этими самыми лесополосами, которые вроде как помогли суховеи победить. Специалисты говорили, что большинство деревьев можно пересаживать вплоть до конца июня, если потом будет чем их отливать - но у меня-то уже с водой проблем не предвиделось, так что плыли вязы, клены, сосны, дубы. Небольшие, до трех метров в вышину, но много: если простому русскому крестьянину платить по полтине за дубок или тридцать копеек за клен и вяз, то выясняется, что его невеликие угодья этими деревцами буквально усеяны. А где деревца не успели вырасти, заросли кустов по пятаку за штуку землю этого крестьянина заняли чуть ли не в три слоя...
Теперь эти деревья и кусты обживали новые территории, чему активно способствовали образовавшиеся внутри периметра колхозники. У меня было для них выстроено два десятка деревень (именно деревень, церкви я ставить не стал), и население их было, наверное, самым необычным. "В колхоз" я брал исключительно парней и девиц (или мужиков и присущих им баб) возрастом от четырнадцати до восемнадцати лет. Разве что старостами назначались отставные (и обязательно семейные) унтера - но основной состав колхозов был молодежным. Собирал "колхозников" больше по дальним губерниям, и старался брать не более двух-трех человек из одной деревни: столько выходило найти быстро и без особых хлопот, а мне время было все же очень важно. А молодых - потому что в таком возрасте и учиться проще, и стереотипы не довлеют, к тому же еще не выветрился "внутренний протест" против нравоучений старшего поколения - и новые идеи очень успешно "овладевают массами". Простые идеи - однако для меня полезные.
Посевная закончилась, и закончилась "выдающейся победой": все намеченные полста тысяч десятин были распаханы и засеяны пшеницей. Обычной белояркой, так как все запасы семян "из будущего" при последнем переносе "испеклись". Единственное, что было сделано "для повышения урожая", так это предпосевная "обработка" зерна: его просеяли через калиброванные грохоты и в поля отправили только самые крупные зерна. Нет, не единственное - еще и "лесозащитные полосы".
Правда, пока полосы в основном предназначались для того, чтобы защищать как раз те немногочисленные деревья и кусты, которые успели посадить - от засухи защищать. Для чего посредине каждой такой "полосы" и клался водопровод с колонками через каждые полкилометра...
Самым заметным для любого "гостя" моего поместья был первый поселок, начинающийся всего в восьми километрах от берега Волги - заметным просто потому, что "трамвайный" маршрут шел через самый его центр. Назывался поселок просто - "Кирпичный завод", и в нем одноименный завод и был выстроен. Столь странное расположение завода объяснялось просто: когда Волга разольется, его не затопит, а везти уголь на него пять верст или семь - это уже неважно. Собственно, и мои "рабочие городки" строились из сделанного здесь кирпича - но в нескольких туннельных печах делали не только популярный стройматериал. Две больших печи (на самом деле четыре сдвоенных) предназначались исключительно для выделки полуметрового диаметра керамических труб, которые сначала просто обжигались, а затем - в следующей секции печи - покрывались глазурью изнутри и снаружи.
Я говорил Елене Андреевне, что трубы гораздо дешевле покупать - но тут, как оказалось, я наврал. Цена керамической трубы складывалась из копеек на зарплату землекопам на глиняном карьере и многих рублей на закупку топлива для обжига - а ведь глазурованная труба обжигалась дважды, поскольку глазурный состав наносился в мокром виде на уже обожженную и охлажденную трубу. А если глазурь - сухую - как-то прилеплять к трубе, не успевшей остынуть и все еще сияющей ярко-оранжевым светом, то количество рублей на уголек уменьшается почти вдвое.
Мне способ такого "прилепления" придумали два молодых человека: инженер по фамилии Федосеев и химик Христофор Верт - потомственный, кстати, владимирский дворянин. В детали процесса я не вникал, там было что-то вроде "быстрого посыпания" вращающейся трубы глазурной пылью через хитрую насадку, но мне было достаточно того, что трубы получались непротекающими. И получалось их много - из каждого "холодильника" готовые к укладке в канаву они вынимались раз в полчаса, причем сразу по дюжине. Обе печки-"вертушки" давали мне этих пятиметровых труб по четверть километра в час, так что чем деревья поливать - было. И не только деревья.
Почва-то в степи плодородная, но, как говорили биологи-полеводы, на фунт зерна пшеница требует испарения пятисот фунтов воды. На центнер - пятьдесят тонн. И нынешние шесть центнеров зерна с гектара обуславливались тем, что гектар этот запасал воды для растений триста тонн всего. То есть травка успевала взять из земли влаги слой в три сантиметра примерно. Вообще-то для степи это и немало - но для поля явно скудновато. А вот если на гектар водички плеснуть - причем за полтора месяца - слой сантиметров в десять, то сразу получится... что нужно на этот гектар вылить тысячу тонн воды. А на пятьдесят тысяч гектаров моих уже засеянных полей даже несколько больше...
Но три (уже) турбины качали по трубам в поместье по кубометру воды в секунду - так что задачка казалась вполне выполнимой. Проблемой было равномерное распределение этой воды по полям... Ну уж как получится: я сделал все, что мог, а остальным пусть уже колхозное крестьянство занимается. Пусть роют пруды-накопители, а насосы и шланги для полива у них уже есть. И еще - могучая техника, чтобы все нужное делать.
Ведь пятьдесят тысяч гектаров на лошадках или волах не вспахать. Конечно, клайдесдейлы любого вола за пазуху засунут: местное казачество целину степную "поднимали" шестерками волов, потому что меньшее их число плуг сдвинуть не могло, а заморская слонолошадь в одиночку целину без особого напряга пахала. Но таких лошадок во-первых было мало, а во-вторых лошадь могла за день хорошо если полгектара вспахать. Все равно пахали - дело-то делать надо, а уже пять сотен лошадок (с годовичками от закупленных уже дома битюгов и прочих крупных кобыл) худо-бедно, но за десять дней больше двух тысяч гектаров степи в поля превратить успели. Но не пятьдесят же!
"Моторный завод" под руководством Забелина и Ключникова изготовил для работы в поле трактора - сразу пятьсот штук. Трактора были простые как лапоть, и от известных мне в "прошлом будущем" германских тракторов Ланца отличались лишь тем, что насос топливо впрыскивал все же в конце цикла сжатия и калильная головка нагревалась не паяльной лампой, а проходящей через нее бронзовой "свечой". Ну и в начале работы трактористу нужно было залить ложку лигроина в "лампу", трубой которой эта полая "свеча" и служила, зажечь "лампу", а когда она прогорит (примерно за минуту) - всем весом наступить на "мотоциклетный" стартер, проворачивающий маховик. Герберт Акройд-Стюарт изобрел очень простой и довольно неплохой двигатель, но до идеи "самокальной свечи" он не додумался - так что его мотор русскому крестьянину был пока "не по зубам", а с трактором Забелина-Ключникова мальчишки справлялись.
КПД калоризационного мотора вызывал жалость: ниже, чем у паровоза. Но "жрал" он смесь мазута с лигроином, которая доставалась вообще по гривеннику за пуд, а ведерного объема рабочий цилиндр позволял развивать мотору мощность под тридцать "лошадок" и за сутки вспахать гектаров по десять-двенадцать трехкорпусным плугом. Американским - в Ростове плуги делались неплохие, но для целины за океаном делались куда как лучшие железяки.
Бороны и сеялки тоже использовались заокеанские - но тут уже просто потому, что там они оказались дешевле чем в Европе, причем заметно дешевле: в Америке их просто больше делалось и конкуренция опустила цены до минимально возможных. Правда привыкший уже к моим способам подсчета цен Водянинов и отметил, что "самому делать - втрое дешевле встанет", но чтобы делать самому, нужно выстроить завод - а это займет слишком много времени.
Времени же не было - совсем не было. Причем его не было у всех, кто жил в нашем доме.
Летом тысяча девятисотого года расписание жизни было очень простым. Вставали мы все (кроме Насти, Тани и Оленьки) в шесть, и время определял не будильник, а Катерина Александровна. Пока Камилла ее кормила (никаких баб-кормилиц, мало ли у них заразы какие не найдены!) я быстренько приводил себя в порядок, а затем - уже умытый и одетый - развлекал Катеньку пока умывалась-одевалась уже жена. В полседьмого - общий завтрак, общий и для мелких девочек тоже. В семь приходили выбранные Дарьей девочки-горничные и приступали к наведению порядка там, где он нарушился (в основном, конечно, в спальнях), в половине восьмого Камилла отправлялась гулять с дочкой (в небольшой парк позади дома - если от "канала" смотреть) и четырьмя девочками из "школы номер один" во главе с Даницей Никодиевич. А я садился на подошедший трамвай и отправлялся на работу...
В трамвае меня всегда ждала Дина, и целых сорок пять минут я, сидя в удобном кресле, работал исключительно языком - все равно кроме нас и ваноговожатого в трамвае никого не было. Потому что и трамвай был не "рейсовый", а персональный - но трамвай. Это чтобы "типа ездить как все"...
Тем временем порядок в доме заканчивал наводиться, Евдокия отправлялась на работу в "Пищекомбинат номер один", который готовил завтраки, обеды и ужины для школьников и рабочих, Дарья оправлялась на свою "Швейную фабрику номер один", где творилась одежда для вышеперечисленных и еще много для кого, и в дом приходили совсем другие люди: начиналась "школа" для Машки, Степана, Васьки, Коли и мелких девиц. Учителя для них были выбраны из жен городских инженеров - и до полудня жизнь детей была предрешена.
К полудню Дарья, раздав живительные пинки всем нуждающимся, возвращалась домой и приступала к готовке обеда, а старшие дети разбегались уже на свои заводы. Машка - на "Электроламповый номер один", Степа - на "Электроламповый" же, но "номер два", Васька шла озарять собой (и электрической дугой) "Завод транспортного машиностроения" без номера, и только Коля (в сопровождении мичмана Егорова - отставного уже, старика) садился на обычный рейсовый трамвай и отправлялся учиться дальше - в организованную дедами "школу капитанов". В "ближний" к Волге городок, названный, чтобы не путаться, "первым": "деды" предпочли все же поселиться к реке поближе... да и не простаивать же дому-"дублеру"! Собственно, в этом же доме школа и размещалась...
Я же, приехав в первый городок, шел сначала на Моторный завод, где и трудился до обеда "почти простым слесарем": рабочих туда, конечно же, набрали самых опытных из тех кого вообще удалось найти, но многого они просто не знали, а кроме меня научить их было некому. После завода (и после обеда) меня ждала "контора": бумаги - это безусловно зло, но без них почему-то ничего не делается...
Хотя собственно бумаги злом не являются - они - лишь способ как-то упорядочить творящийся без них бардак. Управлять городом, даже небольшим - головная боль та еще. А уж управлять городом, в котором три четверти населения только что из глухой деревни прибыли...
Хотя одна четверть все же с жизнью в городе как-то знакомы. По крайней мере на улице не гадит - и то хорошо. А поначалу стройки как-то быстро напоминали обонянию, что это все же именно город - впрочем, с этим-то бороться оказалось проще всего. Но ведь город вовсе не просто скопище домов, в которых люди пользуются унитазами...
То, что город (в двух местах, но по сути - и по управлению - все же один "населенный пункт городского типа") усиленно строился, создавало - сколь ни странно - самый минимум проблем: техники, за строительство отвечающие, опыт управления строителями какой-то имели. Ну да, пришлось им опыт этот "промасштабировать", и не всегда сразу все проблемы они решали - но решали их как раз они, причем большей частью самостоятельно. А на мою долю оставались мелочи: добиться того, чтобы в этом городе всегда и в нужных местах оказывался в достаточном количестве провиант, чтобы по дорогам можно было перемещаться, чтобы... в общей сложности я насчитал около полусотни требующих постоянного внимания задач. Понятно, что самому их не решить - но даже добиться того, чтобы люди, которым их решение поручается, все же занимались именно их решением, было не очень просто. Во-первых, у них постоянно не оказывалось чего-то для решения необходимого, причем внезапно оказывалось. А во-вторых, почему-то "никто не знал" где нужное взять.
В Кирпичном Заводе, например, зимой был заложен огромный ледник - но поначалу пришлось пару недель сильно пинать работников городского общепита, чтобы они всего-навсего отправляли туда заявки для подвоза льда в стоящие на кухнях шкафы-ледники. И только когда каждому начальнику каждой столовой под роспись был доведен приказ, что стоимость протухших продуктов будет вычитаться из оклада жалования, проблема рассосалась. Одна мелкая проблема - но основной проблемой для меня было то, что такие мелкие проблемы возникали десятками - и каждый день...
Часиков в пять-шесть - если повезет, конечно - я, наконец, отправлялся обратно во "второй городок" - но не домой, а на новый "Опытный механический завод номер один". Его я выстроил вместо "модельных цехов" моего "прошлого прошлого" - только делались там не совсем автомобили. То есть совсем не автомобили, но делали там все нужное люди под управлением Васи Никанорова и Оли Мироновой. Я же только "пользовался" кое-каким оборудованием для "домашних поделок" - недолго, а с семи и до половины девятого в здании заводоуправления (второго, после единственного цеха на заводе) вел "школу"...
Со школами было в "поместье" непросто. В первом городке была одна (и совершенно особая) "школа номер один" - единственная "десятилетка" в поместье. Училось в ней почти пятьсот человек, и кроме четырех младших классов - проводивших в ней время с восьми утра и до пяти вечера - народ там хватал разнообразные знания по двенадцать часов в сутки. Ну, с перерывами на еду, конечно. Но она была именно особой, со своей специальной программой: именно в ней учились Даница, Лиза Антипова... и младшие "дочки" с Оленькой тоже, правда они - пока лишь после обеда. Много чему там учились - но и учителей в школе было чуть меньше двухсот человек. Была, правда, и "школа номер два" - "семилетка", но в ней пока кроме учителей никого не было. Днем не было: вечером, после шести в ней обучались рабочие с заводов, причем в обязательном порядке.
Во втором городке школ было уже шесть, и работали они в две смены каждая. Правда пока и в них учителей было чуть ли не больше чем детишек - но это пока. И да, в "третью смену" там тоже рабочие с заводов обучались: все рабочие возрастом с четырнадцати по двадцать два года учились в приказном порядке, а те, кто постарше - "по желанию". Однако Вася Никаноров и Оля Миронова сумели что-то народу объяснить, и "желающими" стали практически все.
Ну а я занимался - в меру возможности, конечно - обучением учителей. Не потому, что я знал что-то лучше их всех - большинство из них по крайней мере свой предмет знали лучше меня и уж опыт-то педагогический имели реальный. Но ведь школа - это не только пункт раздачи знаний, и мне приходилось рассказывать этим - большей частью вполне взрослым - людям как и чему они должны обучать школьников именно "собственным примером". И не только рассказывать: ведь слова - это лишь сотрясение воздуха, так что "собственный пример" - мой собственный - тоже был существенной частью работы.
Нет, я бы в иных условиях ни за что бы не справился, но в мою пользу работал имидж. Имидж человека, который "в одиночку за пару лет заработал на ровном месте"... Суммы слушатели подставляли по собственному разумению, но, похоже, исчислялись они сотнями миллионов. И по большому счету наверное так и было, ведь даже мой домик с башенкой - будь он выстроен в любом городе России - потянул бы сильно за миллион. Если бы цемент, кирпич, стекло и прочее покупать "на рынке" - то да. А пояснить им, что оба городка целиком и вместе с заборами по смете у меня должны обойтись в районе двенадцати миллионов (ну, если заводы не считать), я как-то не собрался...
Не сказать, что со школами у меня всё выходило хорошо, но все же в целом результаты меня радовали. И главным, что я мог смело ставить себе в заслугу, стало то, что школьники - имея в виду только детей - были уже объединены в довольно сплоченные и на самом деле инициативные группы. Не мудрствуя лукаво, я обозвал всю эту организацию "пионерами" и - поставив руководить ею все же людей взрослых и ответственных - дал пионерским отрядам изрядные права. И вполне (по нынешним временам - так вообще беспрецедентную) демократическую структуру "самоуправления". Особо оговорив, что "прав без обязанностей не бывает"...
Понятно, что нагрузка у детишек в школах была совсем не детская, но куда деваться? Я очень хорошо помнил "заветы старика Струмилло-Петрашкевича": у рабочего с семью классами образования производительность труда в сорок семь раз выше, чем у неученого. И не только производительность...
Еще были школы деревенские. От городских они отличались очень сильно: "колхозникам" была поставлена задача обучиться за год грамоте и письму, причем с обещанием, что не научившиеся бегло писать и читать, а так же не освоившие арифметику будут выгнаны нафиг из колхозов навек. И все знали, что это не пустая угроза (прецеденты имелись), так что учились все на совесть. Но сокращенная программа подразумевала и "сокращенный персонал", так что в каждой деревне в школе была пока лишь пара учителей (я старался подбирать семейные пары), ну и "преподаватель спецпредмета" - как и во всех городских.
А "спецпредмет" был один, общий для всех школ и общий для парней и девиц, и назывался он незатейливо: "гражданская оборона". Когда где-то кого-то убивают лишь за то, что он у меня работал, такой предмет вызывает у всех учащихся очень большой интерес.
Конечно, в школах не рассказывали, как накрываться простынкой в эпицентре ядерного взрыва, да и вообще про "оружие массового поражения" не упоминали. Не было его еще, на мое счастье не было. Поэтому школьники учились самым простым вещам: как правильно произвести неполную разборку и сборку... нет, не автомата Калашникова, а хотя бы винтовки, как оружие чистить, как из него правильно стрелять...
Собственно и в первой школе учились тому же самому, просто в ней список преподаваемых дисциплин был... пообширней. Да и "учебных пособий" для "спецпредметов" было куда как побольше.
"Опытный механический завод номер один" и занимался производством "учебных пособий" для курса "гражданской обороны". Довольно простых: маленьких винтовок (под патрон монтекристо), но по устройству аналогичных мосинке, револьверов под тот же патрон, но конструктивно не отличимых от нагана. Конечно, человеку из такого револьвера можно было причинить ущерб лишь попав в глаз - но я не забыл, что Александр Павлович Дианин изобрел дифенилолпропан уже десять лет назад, и стрелять дети ходили в "тактических" очках со "стеклами" из поликарбоната. В первый (или во второй? не помню уже) раз Камилле для получения этого пластика прочнее иной стали понадобилось лет десять - но когда сейчас я ей рассказал всю схему его получения, жене хватило недели на синтез химикалия. Запомнил я это лишь потому, что данная гадость - дифенилолпропан в смысле - может использоваться для кучи всяких химических трюков. Например, она может стать отвердителем для эпоксидки, убивает спорынью и головню на зерне - ну и очень хорошо подходит для изготовления поликарбоната для очковых линз. Пуленепробиваемых линз, по крайней мере непробиваемых пулькой монтекристо...
В общем, дел хватало всем - но результаты радовали. Детишки учились всякому (причем - хорошему всякому в основном), да и взрослые тоже старались меня повеселить. Про Камиллу я не говорю: она, хотя доступ в лабораторию свою и утратила временно, думать головой всякую химическую думу не прекратила - а воплощать ее мысли было кому, ведь всех "лаборанток" ее "из прежней жизни" - и из Царицына - я помнил и без внимания не оставил. Но это было делом для меня естественным: в жене я и не сомневался. Но другие...
Русский инженер - существо особенное: кроме него вряд ли кому в голову придет изобрести что-то очень непростое исключительно для того, чтобы похвастаться перед понимающим человеком. У Чаева это свойство я давно заметил - и он мне "придумал" шестиствольный станок на базе выпускаемого уже хонинговального за неделю. Хонинговальный - это понятно, он его по техзаданию делал для обработки шестицилиндрового блока мотора. А вот шестиствольный - это был станок, который одновременно сверлил сразу шесть стволов для "игрушечных" винтовок. Евгений Иванович правда поначалу делать его не хотел, но когда выяснил, что мне хватит ствола длиной всего в полтора фута, то больше спорить не стал. Причину я потом только понял: сейчас-то даже укороченные карабины были со стволом больше полуметра, а у готового станка ход шпинделя был чуть меньше - но на такой ствол его как раз и хватало.
Но больше всех меня порадовал Гаврилов. Я ему предложил лопатки турбин делать литыми - и даже показал как - не зря я так долго и внимательно обсуждал с Новиковым его технологию изготовления монокристаллических отливок. Ну а так как и материал был "попроще", и монокристалличность особо не требовалась, то лопатка отливалась меньше чем за полчаса. Это - одна лопатка в одной форме, а Гаврилов одновременно отливал полный комплект - то есть по лопатке всех используемых в турбине размеров. Так что "базовую" турбину - ту, которая вышла на шестьсот восемьдесят киловатт - он теперь делал по одной в сутки. Хотя лопатки статора он и сам придумал, как делать - и делал их кованными: их-то тщательно балансировать не требовалось.
Это было неплохо - но, в общем-то, ожидаемо. Неожиданным для меня стало другое: после того как я подробно рассказал Герасиму Даниловичу о способах расчета турбинных колес, он - сугубо для удовольствия - рассчитал "свою" турбину, маленькую, киловатт на двести. И сделал он это исключительно потому, что "маленький" котел Стасов тоже сделал - "чтобы похвастаться передо мной" - на тридцать с лишним атмосфер. Для британских паровиков в них держали все же двадцать, но чем выше давление - тем больше "пользы", и, с точки зрения Гаврилова, глупо было бы этим не воспользоваться.
Первую турбину (две первые турбины) он поставил на новенький, только что сделанный пассажирский пароходик для поездок по Волге - все же до Царицына до "входа" в мое имение чуть ниже села Нижне-Балыклейского было почти сто километров и мне хотелось и по реке путешествовать с комфортом. Кораблики похожие я уже строил когда-то - на Амуре в основном, по типу старого "Москвича" из моего детства, и решил, что уже с парой машин по восемьдесят сил кораблик получится достаточно быстрым, даже если его побольше сделать, вроде уже "Москвы". Ну а с новыми турбинами он вообще вышел "стремительным" - на реке ни один не мог сравняться с ним в скорости и до Царицына он за три часа добирался - вниз по течению он вообще почти летал, хотя и был раза в полтора побольше "прежних", амурских. Но пассажирским транспортом "на продажу" я заниматься не хотел принципиально, так что до конца лета их выстроили четыре штуки и на этом закончили - но турбины-то Гаврилов делать не перестал!
Так что с турбинного завода теперь поступали и турбозубчатые машинки для барж. Небольшие, весом всего в полтонны - и мощностью в триста лошадиных сил. Да, похоже теперь английские паровички придется отравлять на переплавку - с турбиной только на мазуте экономия больше чем вдвое получается... но это для Гаврилова была лишь "проба пера". Правда турбогенератор на шесть мегаватт он делать не стал, все же я это прямо запретил. Но вот про двухмегаваттный я ничего такого не говорил...
Стасов тоже постарался - и изготовил сорокаатмосферный котел, после чего Гаврилов "снял" с турбины две тысячи двести киловатт мощности. Турбина новая от "старой" отличалась всего лишь наличием двух дополнительных колес, и, хотя по размерам получилась чуть больше "базовой", все же легко поместилась в "водокачку" на место первой из установленных. У нее, первой, лопатки были еще прямыми, и замена проходила "по плану" - но теперь Герасимов предложил остальные две просто убрать.
Ладно, он меня порадовал, так почему бы и его не порадовать? Он и обрадовался - когда я в отместку предложил поставить три новых турбины на этой водокачке. Женжурист трубы-то поставил в расчете на двадцать кубометров в секунду... каждую из трех, а в пустыне воды много не бывает. Ну... в сугубо философском плане. Хотя если хорошенько подумать...
Долго думать не пришлось: другие дела навалились. Причем оказалось, что Камилла лучше меня понимает некоторые моменты придворного протокола: царь не приехал. Приехал граф Воронцов-Дашков, Илларион Иванович собственной персоной - а это в корне меняло дело. С царем у меня не было ни малейшего желания общаться, а вот с графом... Начать с того, что его я уважал - за деловую хватку и безусловную честность в делах. Да и помогал он мне в прошлом совершенно бескорыстно - так что посланца я никуда не послал. А во время долгой - и взаимно приятной - беседы у меня внезапно родилась очень интересная мысль...
Илларион Иванович в Царицын приехал по собственной инициативе - после того, как в либеральной парижской газетенке появилась статья, в которой - естественно - мешались с грязью городские власти и в пример Парижу (!) ставился "русский провинциальный городок Царицын", в котором все такое замечательное...
Дел особых у члена Госсовета не было, и по дороге с дачи (то есть из Воронцовского дворца в Алуште) он решил заехать и посмотреть, что же такое интересное парижский журналист увидел в "провинциальном городишке". Заехал, посмотрел. Поговорил с городскими властями, с Мельниковым - и отправился ко мне в поместье. Правда тут Камилла ошиблась - никакой телеграммы с извещением о приезде он не посылал, а просто взял и приехал - в первый городок. Тут дед меня и вызвал - благо столь простая вещь как телефон давно (и надежно) угнездилась в "поместье".
Разговор наш прошел в "кабинете" - уже дедова дома, и был он долгим и неспешным, тем более что Илларион Иванович никуда особо не спешил, а посмотреть "городок в ночи" ему было интересно. Сам-то я особого внимания на творящееся за окном не обращал: ну подумаешь, улицы фонарями освещены, эка невидаль! Но на графа увиденное произвело впечатление очень сильное, и он, выслушав причины, мешающие мне "все бросить и начать осчастливливать столицу", обещал приложить все старания для их устранения.
Честно говоря, особых надежд на успех его безнадежного предприятия я не питал: с Николаем отношения у Иллариона Ивановича были (до приглашения к участию в корейской концессии в роли "царева ока") неважными, да и сейчас только "налаживались" - но любовь императора к международному выпендрежу давала некоторые шансы. И раз уж вероятность приглашения в столицу стала сильно ненулевой, следовало хорошенько подготовиться.
Но если учесть, что готовиться я начал еще с прошлого года...