|
|
||
|
*** Мурочкин открыл глаза и отвернулся от стенки. Зажмурился от рассеянного утреннего света, провернул затекшую под подушкой руку и расслабленно выдохнул. Вскоре вновь проснулся. Теперь его рука потянулась за одеялом, которое, впрочем, находилось где-то вне пределов досягаемости. Даже простыня, заменяющая пододеяльник, и та обмоталась вокруг ног и не грела. Вторая простыня, выполняющая функцию простыни, кажется, забилась между диваном и стенкой. Рановато ждать тепла от только что вставшего и закрытого еще соседним домом солнца. Запросто согреться в таком положении было невозможно. Мурочкин перевернулся на спину. Глаза его, впервые за это утро, приняли осмысленное выражение. Он вяло потянулся за голову и пошарил на комоде. В руки попался телефон. Мурочкин понес его к лицу и сосредоточился на дисплее. Рука понесла трубку обратно, но замерла и вернулась. С первого раза цифры не сложились в часы и минуты. Узнавши время, Мурочкин положил телефон и сладко потянулся, благо одна рука уже была за головой. На его лице появилась улыбка, но сразу же пропала, как будто испугалась сама своей фальши. Теперь лицо заняла мучительная гримаска, тоже несколько неопределенная. Мурочкин снова расслабил все мускулы. Но долго он так не выдержал и аккуратными движениями, чтобы как можно меньше напрягаться, пошарил под диваном. Там, наконец, нашлось старое колючее одеяло, и он втащил его на себя. Мурочкин немного полежал, откинув голову подальше на подушку и глядя в потолок, украшенный раздавленными комарами, прошлогодними и позапрошлогодними. Сон больше не шел к нему. С дивана по квартире прошел тихий стон, и тут же оборвался, услышать его было некому. Мурочкин поднялся на ноги. Заметил, что на нём дорогие модные трусы из новокупленных, не обычная холостятская рвань - он нахмурился. Сделав пару неуверенных шагов, вернулся к дивану за тапочками. Уже в тапочках, задев по пути обитое тканью кресло, он подошел к окну и с тихим рычанием закрыл дверь на балкон. Рычание тоже получилось так себе. Зачем нужно выражение эмоции, если кроме тебя его все равно никто не заметит? Рядом с окном в комнате стояло зеркало, и чтобы задержать в нем свое отражение, не надо было прилагать дополнительных усилий. Мурочкин оглядел себя, и взгляд его немного посветлел. Отражавшийся в зеркале двадцатисемилетний крупный мужчина был взъерошен, как всегда по утрам, но в остальном выглядел в порядке. Будь он актером, то подошел бы на роль Пьера Безухова. Кто-нибудь, при особом желании, смог бы счесть этого мужчину несколько грузным, но не толстым. Соразмерно крупные руки и голова, а вот ноги, пожалуй, чуть тонковаты и жилисты для такого тела. Впрочем, для роли Безухова Мурочкину нужно было бы другое лицо. Более мягкое. Халат оказался под рукой, висел на зеркале, и поэтому был надет. Еще раз взглянув в зеркало, Мурочкин отвернулся и побрел на кухню. Халат был велик, стар, странного цвета, и вообще, возможно, он был и женский. В коридоре Мурочкин остановился и немного постоял. Затем поднял повыше подбородок и пошел в ванную. Тюбик пасты походил на кожуру от сосиски, но единственный в квартире человек смело игнорировал его и достал, лежащую про запас, банку с зубным порошком. Тут он снова увидел свое отражение. Крупным планом отражалось лицо. На этой дистанции оно выглядело помятым. На правом виске черная шевелюра неестественно топорщилась, а припухший нос, кажется, смотрел чуть в сторону. Мурочкин состроил на лице иронично-мрачное выражение и, выдержав паузу, ткнул пальцем в отражение: - Олег! - и улыбнулся. Улыбка опять не удалась. Некому было сегодня крикнуть с кухни: "Олег, ну иди же завтракать". Мурочкин принялся чистить зубы. Он не стал принимать душ, только умылся и потоптался немного возле ванны. Повернулся к унитазу и довольно хмыкнул - унитаз был чистым. Через минуту Мурочкин присел на табурет на кухне. С сомнением поглядел на сигареты и отодвинул пачку в сторону. Поставил на огонь чайник. Затем вновь посмотрел на пачку и теперь махнул рукой и взял ее в руки. Подбрасывая сигареты на ладони, Мурочкин критически осмотрел маленькую кухню и открытую настежь куцую форточку. Со все еще слабым красноватым оттенком в кухню вливались уже первые лучи солнца. Мурочкин пошел на балкон. Между домом и улицей у него получилось, наконец, улыбнуться по-настоящему. Пусть немного болезненно, но от души. Утреннее солнце, выглянув половинкой из-за соседней девятиэтажки, ласково согревало. Ветерок шевелил листья деревьев. Он был прохладным, но хорошо подходил к такому утру. Мир казался хрупким и звенящим, хрустальным. Обычный утренний уличный шум, казалось, не нарушал тишины. Он был понарошку, его легко и дОлжно было просто не воспринимать. Мурочкин вздохнул всей грудью и не выдержал, сипло кашлянул. Но не перестал улыбаться и пробормотал: - Жалко. Такое уже много раз написано... Завистливо улыбаясь, он достал сигарету и закурил. Через несколько слишком глубоких затяжек ему пришлось опуститься на скамейку. Сказывалось недавнее пробуждение, да еще и вчерашний вечер. Присев, Мурочкин снова повеселел и, уже неглубоко затягиваясь, с видимым удовольствием смотрел по сторонам сквозь решетчатую ограду балкона. Вдруг его привлёк какой-то посторонний звук, ворвавшийся в тишину. Это свистел чайник, кипящий уже с такой силой, что его свист через кухонную форточку слышался и на балконе. Мурочкин не доливал воды, и та, что оставалась с вечера, быстро согрелась. Мурочкин замахнулся сигаретой, но не выбросил. От нее еще оставалось две трети, а он курил дорогие, и, главное, вкусные сигареты. Сигарета легла на край тяжелой, металлической балконной пепельницы, чайник наконец был успокоен. Кипятка хватило как раз на большую кружку, в буфете нашелся чай в пакетиках и даже сахар. Мурочкин довольно улыбался. Он сделал два втягивающих осторожных глотка и вспомнил о сигарете. От нее оставалась лишь треть, но зато теперь на балконе была еще и кружка чая. Однако сигарета быстро кончилась, и Мурочкин с неудовольствием отодвинул от себя слишком обжигающий ещё чай. Он вернулся на кухню, проинспектировал холодильник и снова весело хмыкнул. Затем его лицо приняло озадаченное выражение. В холодильнике стояло, лежало и торчало четырнадцать бутылок. Дилемма, не говоря уже о самом присутствии бутылок, состояла в том, что их было четырнадцать. Мурочкин не пользовался ни рюкзаками, ни портфелями, ни пакетами - на все случаи жизни у него имелась вместительная кожаная полусумка-полупортфель. Но она вмещала только тринадцать пол-литровых бутылок. Вскоре взгляд Мурочкина прояснился, одна бутылка была початой. Значит, он нес ее в руке. Пиво было закупорено обрезанной винной пробкой и не выдохлось в холодильнике. После большого глотка Мурочкин насмешливо посмотрел на свой старый алюминиевый чайник. Как всегда, Мурочкин не был способен к деятельности в такое утро. Поэтому он просто убивал время пивом и множество раз смотренным фильмом. Первые десять минут компьютер жужжал и кашлял, но потом приработался, и Мурочкин убавил громкость. Зазвонил телефон. Мурочкин недовольно оторвался от не заправленного до сих пор дивана, остановил фильм и взял с комода трубку. - Мурка!? - Ну. - Ты куда вчера слился? Бил себя, понимаешь, пяткой в грудь, мол, проставляюсь. И пропал, - в трубке явно раздавался голос Сашки Коричнева, громкий, размашистый и, кажется, пьяный. - Давай, приезжай. Мы тут все проснулись. Соображаем. Мурочкин кривился и морщил свой массивный нос, волочься в центр ему явно не хотелось. Да, именно оттуда он вчера и вернулся домой, когда, выйдя из магазина, не нашел дороги обратно к друзьям. Причем, ища позабытый адрес, пьяный он звонил наугад в разные квартиры, возможно по нескольку раз, и, кажется, едва не получил по морде от кого-то не из робкого десятка. Ехать до центра было далеко, а скоро наверняка станет жарко. И еще придется тогда признаться Коричневу, что он забыл адрес. Кроме того, своих вещей Мурочкин там, к счастью, никаких не забыл, а пиво было и дома. Нет, волочься в центр Мурочкину явно не хотелось. - Коричнев, мне плохо, - трубка понимающе крякнула. - Я только что сделал себе капельку хорошо. Если я пошевелюсь, то опять будет плохо. Меня не ждите, короче. - Ух, и большая верно капелька, - протянула трубка Коричневским голосом, пытаясь втянуть Мурочкина в дискуссию и расшевелить. Безрезультатно. - Коричнев! - Ладно, тухни у себя, - и Коричнев быстро повесил трубку. Он не стал напрашиваться в гости. Мурочкин редко звал к себе и отучил как-то друзей приезжать без приглашения. Мурочкин подошел к компьютеру. Внезапно он рванулся обратно к телефону, и сразу же застыл на месте. Ведь там, где-то в центре, вчера находилась причина, по которой он и приехал на этот незнакомый адрес, позвал туда некоторых ненужных ему людей, и, кстати, надел эти новые модные трусы. Но номера телефона он все равно не знал. Да и девушка эта, скорее всего, тоже вчера уехала. Во вчерашней компании она казалась трезвенницей. Лицо Мурочкина приняло обиженное выражение. Сейчас ему можно было бы дать двадцать три, если бы не помятость. Мурочкин включил фильм и рухнул на диван, постаравшись избежать одной выбивающейся из него пружины. Через минуту он поднялся и, не останавливая просмотра, пошел в коридор. Сумки на привычном месте не оказалось, и неудивительно, она, конечно же, нашлась на кухне, под столом у холодильника. Олег открыл отдельный карман и выгреб хлам на чистый стол. В этой квартире вообще не было почти никогда грязно, но сегодня царил какой-то особенный порядок. Мурочкин посчитал лежащие среди хлама презервативы, и вид у него при этом был самый тупой. Презервативы были те же, и то же количество, но понять, хорошо это или плохо, было нельзя. Мурочкин захватил еще пива и пошел на диван, так и оставив хлам на столе. С чашкой на балконе, захламленным кухонным столом и взбаламученным диваном квартира начинала приобретать свой обычный, довольно гигиеничный, но все же бардак. *** На этот раз день был уже в самом разгаре. Солнечные лучи легко пробивали жиденький тюль, который, к тому же, закрывал только пол окна. Квартиру оккупировала духота пополам с жарой, а балконная дверь была, как назло, закрыта. С ошалелым взглядом Мурочкин прошел на кухню, даже не притормозив перед дверью в ванную. Он раскрыл холодильник, достал, единственную там, бутылку с пивом и прижал холодное, сразу запотевшее, стекло ко лбу. Но долго так не простоял, открыл бутылку и медленно, очень маленькими глотками, выпил, не отрываясь, половину. Затем усталым движением опустился на табуретку. Закурил и сгорбился. В углу под раковиной, рядом с мусорным ведром, стояли свежевыпитые пивные бутылки - квартира по-прежнему обрастала бардаком. Мурочкин сосчитал бутылки. Их было шестнадцать. Это было необычно, и поэтому он снова открыл холодильник. Кусок сала и масло на одном блюдце, кастрюля с прокисшим, верно уже, супом, неизвестно кем и когда приготовленным, да в самом низу лежало в пакетах что-то совсем позабытое. Мурочкин оттянул крышку морозилки. Ну, конечно - три прочти полностью замерзшие бутылки. Вчера, сходив еще за пивом, а брать, например, пару было как-то несерьезно, он положил эту троицу в морозилку, а потом забыл про них. Теперь он переложил бутылки в отделение на двери, хотя пиво все равно наверняка выморозилось и вряд ли было вкусным. Мурочкин вновь сгорбился на табурете. Внезапно он поднял голову, резко встал, отчего его сильно шатнуло, и целенаправленно двинулся по коридору. Тут он заметил, что с сигареты в его руке свисает длинный язычок пепла, и остановился. Сигарета была выкурена лишь на половину, а в комнате Мурочкин курить избегал. Слева от него оказалась дверь в совмещенные ванную и туалет. Плечи Мурочкина поникли, и он открыл дверь. Пустив чуть теплую воду, он опустился в слишком маленькую для него ванну как был: в трусах, с сигаретой и зажатой по привычке в руке бутылкой с пивом. Чуть полежав так, он согнулся и заткнул сливное отверстие пробкой. После этого снова вытянулся, на сколько мог и, не глядя, стряхнул пепел в ванну, чего обычно не делал. Примерно через час, вдоволь отмокнув, приняв после этого душ, и вообще проведя все обычные гигиенические процедуры с привычной тщательностью, Мурочкин голым вышел в коридор. Он забыл взять перемену нижнего белья. Его лицо впервые за два дня было свежо и выбрито. В своем эгоистичном виде Олег прошел на кухню и закурил, почти не опасаясь более действия никотина. Табурет он оттолкнул и вытащил стул из-под дальнего угла стола. Теперь он сидел прямо, вытянув до предела и хруста ноги. Взгляд его был ясен. Докурив, Мурочкин посмотрел в окно. День был безоблачный и жаркий, но после холодного душа это не пугало. Впрочем, взгляд его не воспринимал застекленную картину, он был направлен в никуда, как у человека задумавшегося или вспоминающего что-то. Через минуту взгляд сфокусировался, цель была найдена. Мурочкин быстрым бодрым шагом прошел в комнату и остановился у обширного, старого и шикарного кабинетного стола. Между удобно разнесенной по его поверхности периферией компьютера высились странно аккуратные стопки книг, тетрадей и папок. Еще более необычно смотрелся левый угол стола, где в лужице, распространявшейся отчасти и на паркет, плавали осколки чипсов. Опустив взгляд под стол Мурочкин, как и ожидал, нашел там пустую пачку с надписью "Paprika". Тут он усмехнулся, рядом с опрокинутым стулом, вернее у того места, где тот раньше стоял, на полу темнели многочисленные мелкие кляксы чернил. В центре же стола лежала синяя, в клеенчатом переплете тетрадь, служившая Мурочкину поставщиком писчей бумаги. Стопка, из которой эта тетрадь была вчера вытащена, единственная не резала глаз педантичной стройностью. Похоже, вчера она почти упала и была крайне небрежно возвращена в вертикальное положение. Мурочкин обласкал тетрадь взглядом, предвкушая, но ушел на кухню за тряпкой. С порядком он готов был еще мириться, ведь порядок - система неустойчивая. Но антисанитария будила в нем брезгливость. Он не мог пользоваться столом, пока там находилась мерзость с чипсами. Тщательно вымытой тряпкой он протер стол, затем свернув ее наоборот вычистил пол. С тряпкой и пакетом "Paprika" в руках, предвкушая, но сдерживая собственную торопливость, Мурочкин прошагал в коридор. Где его и настиг сигнал телефона. Выпустив резкий сопящий звук, Мурочкин замер, и бросил тряпку в ванну через неприкрытый дверной проем. Заодно с пакетом "Paprika". - Да, - довольно резко произнес Мурочкин, подняв трубку и стараясь не смотреть в сторону синей тетради. - Мур-р-рочкин... - пропел голос Сашки Коричнева. Сегодня голос был бодр и весел, и при этом трезв. - Привет, - Мурочкин смягчился. - А-а, - это было у Коричнева универсальное междометие, если не на все, то на многие случаи жизни. - Я минут через тридцать осяду в "Зеленой Тоске". Подтягивайся. Мурочкин нерешительно молчал. Ему вообще всегда было лень собираться, выходить из дому. А тут еще и вялость от вчерашнего, и, главное, тетрадь. Коричнев, зная эту манеру, не дал ему времени придумать отказ. - Там сейчас неплохая компания. Мне Люда Шпиц позвонил, - Сашка хихикнул. - И там сейчас Леся. - Какая Леся? - спросил Мурочкин притворно-равнодушным тоном. - Какая, какая - позавчерашняя, - трубка лопалась от цинизма. Мурочкин вздрогнул, но не пожелал выдать свое напряжение. Попытался спрятаться за остротами. - Фамилия? - бросил он казенным тоном. - Ну не знаю. Была с нами второго дня. Приехала с этими... с идиотами из "Розы Ветров", ты же их позвал. Я тогда еще удивился что она при этом трезвая и не обдолбанная... Мурочкин молчал. - Ну что еще. Мало пила, ты с ней о чем-то мило ворковал. Потом она уехала. - Еще что-нибудь можешь рассказать? - на всякий случай спросил Мурочкин, в шутливо-наводящей форме. - Да все. Она довольно рано уехала. Да ты чего, алкаш старый, не помнишь что ли ни фига? Мурочкин потихоньку с облегчением выдохнул. - Да нет, помню, - и перевел тему. - Ну не знаю, приеду - нет. Если надумаю, минут через сорок подъеду. - Молоток, - и Коричнев, как всегда, резко бросил трубку. Мурочкин поспешно, но тщательно убил зачатки бардака, и, несмотря на собственные слова, быстро собрался и вышел на улицу. Причем, натянул, помимо прочего, снова дорогие и модные трусы. Люди, на встречу с которыми сейчас спешил Мурочкин, составляли его основной круг общения. Это были люди разных профессий и часто разных интересов, и объединяло их, пожалуй, только одно обстоятельство. Они часто, в том или ином составе, собирались в том или ином помещении. Они называли себя Обществом, в тех редких случаях, когда им требовалось как-то свои сборища назвать. Место, где Общество собралось сегодня, было одним из десятка с небольшим мест в городе, где оно обычно обитало - небольшое кафе, и "Зеленая Тоска" не было его настоящим названием. В силу традиции, а возможно, по другим причинам, Общество каждому облюбованному заведению давало собственное имя. Данное кафе открылось недавно и не пребывало на пике популярности. Поэтому здесь были рады любым клиентам и позволяли делать почти что угодно, например, ставить принесенные с собой музыкальные диски. Общество приняло "Зеленую Тоску" в облюбованный список и окрестило. Свое новое имя кафе заслужило по праву. Интерьер претендовал то ли на лесную тематику, то ли на морскую, и состоял исключительно из оттенков зеленого и бирюзового. В отсутствие Общества здесь действительно было тоскливо. "Зеленая Тоска" должна была прогореть, в этом не сомневались, наверное, даже ее владельцы, и только благодаря Обществу, да редким случайным посетителям, кафе еще жило. Мурочкин вошел внутрь и бросил взгляд в зал. Сегодня единственными клиентами были люди его круга общения. В их углу было сдвинуто несколько столиков, сидели весело и уже немного шумно. Мурочкин мгновенно отвел глаза, пока его не заметили, и посмотрел на барную стойку, где ютилась девушка в светло-зеленой блузке и темно-зеленом жилете бармена. Лицо ее было скучно, особенно из-за отсвечивающей зеленым кожи. Либо она отлично подходила к кафе, либо кафе сильно на нее действовало. Мурочкин медленно подошел к стойке, не оглядываясь на оживленный угол, и спросил кружку пива. На полпути к столикам он захватил свободный стул, металлический, с зеленым сиденьем фальшивой кожи. На лице Мурочкина играла приветственная улыбка, сегодня среди собравшихся не было неприятных ему людей. Впрочем, в Обществе действительно неприятных Мурочкину людей было мало. Четыре сдвинутых квадратных столика были завалены снедью, стояло три бутылки вина и двухлитровый стеклянный кувшин с пивом, фирменный местный, но, к счастью, безцветного стекла. Все это великолепие окружили восемь человек: Коричнев, Леля, Федя Азарян, Арсений Проточин с неизвестной Мурочкину красивой девушкой, Саша Клин, явно набивающийся в конкуренты Проточину, Люда Шпиц, и Харим слепил Олега своей белоснежной на фоне темных губ улыбкой. Следующей по кругу опять была Леля. Улыбка сошла с лица Мурочкина. Коричнев, видимо, сам только что пришел. Он с аппетитом уплетал эскалопчик в картофельном пюре, но, увидев подошедшего друга, отложил прибор. - О, Олег, ты таки пришел, - прокричал Люда Шпиц, про которого никто не знал, настоящие ли это у него имя и фамилия. Проточин благосклонно взглянул, а остальные улыбались и приветствовали Мурочкина. Не улыбнулся лишь Коричнев. Он встал. - Олег. Слышь, пошли курнем. Мурочкин удивленно приподнял бровь. Сашка редко звал его по имени. Они вышли в предбанник кафе, где захлебывался жарой слабый кондиционер. Закурили. - Прости, Мурыч, обманул. Леська здесь была, если Шпиц не врет. Но она сорвалась куда-то, еще до меня. - Да ладно. При чем тут она, - Мурочкин равнодушно затянулся. - Мурка. Коричнева не проведешь. Я ж видел, как ты на нее слюни пускаешь. - Это плохо, - с мрачной иронией сказал Мурочкин. Выглядел он недовольным, но Коричнева это никогда не останавливало. Они были давними друзьями. Но, теперь Коричнев переменил тему. - Наш-то Породистый Критик опять с новенькой. Лена. Ничего, а? - Милая. - Ха, милая! Клин уже отбивает. А Азарян завидует его месту рядом с ней. Девочка - класс. - Ты, я вижу, тоже не прочь поменяться с Шуриком местами. Или с Арсением? - Мурочкин ехидно улыбнулся. - Я бы поменялся местами с тобой. Леля, как ты вошел, медовая-медовая, - тут, посмотрев на Олега, Коричнев опять прервался, - я накурился. Пошли. Мурочкин с сожалением глянул на свою сигарету, но тоже бросил и пошел за другом. За столом лилось потихоньку разгорающееся веселье. Харим рассказывал Проточину что-то веселое из клубной жизни. Кениец приехал учиться, но вылетел со второго курса политеха, застряв в ночных клубах. С тех пор он оттуда так и не вылезал, подрабатывая на подтанцовках и стриптизе, а также продавал в молодежных заведениях свою музыку. Арсений Проточин был известный критик и редактор в нескольких шикарных журналах. Между молодым африканцем и сорокалетним русским не было ничего общего. Казалось, они не могли быть друг другу интересны. Но стареющий критик с видимым интересом слушал Харима и даже вставлял собственные реплики, которые обнаруживали в нем полного профана по ночной жизни. Но внимание было приятно и кенийцу. Пользуясь отвлеченным вниманием Проточина, Сашка Клин шептал что-то образное Лене, которая как должное воспринимала это ухаживание. Не у дел оставшийся Азарян переключился на Лелю и травил байки из жизни сатириков. Но Леля оставила Азаряна без внимания, увидев вернувшихся курильщиков, и тот в поисках утешения посмотрел на Шпица. Шпиц провозгласил, взяв, как обычно, на себя роль тамады. - Все, пить! - На эту единственную тему он был краток и содержателен. Коричнев посмотрел на Мурочкина, снисходительно улыбнулся и сел рядом с Лелей. Мурочкину же осталось место между ним и Шпицем. Леля украдкой бросила на Коричнева осуждающий взгляд. Мурочкин, в ответ на повиснувший тост Шпица, сказал: - Пить так пить! Девушка! Пожалуйста, еще заказ. Пива, кувшин и две кружки. Еще один кувшин пустой и литр водки. - Он обернулся к друзьям. - Вот теперь вы у меня похохочете. Скучная зеленая девушка быстро принесла заказанное, от скуки. *** Он открыл глаза и ничего не увидел - темно. Знакомая пружина давила ему меж лопаток, а не как обычно в руку. Действительно, рядом лежит женщина. Мурочкин полежал немного, затем повернулся. Долго, с усилием он вглядывался в едва различимый силуэт. Мурочкин вхолостую сплюнул, откинулся на спину и ожесточенно провел по лицу руками. Рядом спала Леля. Пару месяцев назад они познакомились. Мурочкин произвел впечатление и воспользовался этим. Он и сам хотел сойтись с этой красивой, по всем меркам, девушкой. Он был холоден с ней, хотя любой, кто хорошо знал Мурочкина, тот же Коричнев, например, легко бы понял цену этой холодности. Его игра удалась, он получил Лелю. Но оказалось, что с тех пор он холоден к ней по-настоящему. Мурочкин тяжело встал и пьяной походкой направился на кухню. В прихожей он прервал движение, когда, включив слабую желтую коридорную лампочку, увидел свою сумку. Она лежала на законном месте. Мурочкин долго стоял с тупым выражением на лице и смотрел на сумку. Ему приходилось держаться за дверной косяк, чтобы сохранять равновесие. Наконец, Мурочкин подошел к сумке и попытался наклониться. Пришлось присесть на корточки. Он не удержался и сел на зад. Холод и песок в прихожей неприятно врезались в голые ягодицы. С упрямством, не поднимаясь, Мурочкин дотянулся до сумки и вытряхнул на себя отдельный карман. Не хватало трех презервативов. Олег слабо улыбнулся, на большие эмоции ему не хватало сил. Он перекатился на карачки и поднялся. Наступив на сумку, он чуть не упал, но удержался о стену и поплелся на кухню. В свете кухонного зажиренного плафона он увидел два презерватива. Один был порван и, слава богу, не использован. Другой лежал на подоконнике - на стекле, протянувшись от середины вниз, блестел след. Тут же, кругом лежала часть Лелиного гардероба. Мурочкин начал пить из чайника холодную воду. Он покрылся мурашками, но, похоже, ему было плевать. Закурил, отряхнул зад и сгорбился на табурете. На середине сигареты он быстро встал, положил ее мимо пепельницы и пошел, еще более шатаясь в туалет. Там он долго стоял на коленях перед унитазом и, раскачиваясь всем телом, ждал. Так ничего и не дождавшись, Мурочкин встал и помочился. Звук спускаемой воды заставил его поморщиться. На кухню он пошел немного тверже. С омерзением посмотрев на сигарету, которая уже прожгла клеенку, Олег раздавил ее в пепельнице. Резким взмахом открыл холодильник, достал бутылку пива, открыл и выпил разом треть. Со стуком поставил бутылку на стол, а другую руку прижал к зашедшемуся от холода рту. Постояв так, Мурочкин выпил еще немного пива, закупорил бутылку, валявшейся на столе, винной пробкой и вернул ее в холодильник. Вернувшись в комнату, Мурочкин снова посмотрел на девушку. В его глазах была жалость и досада, но по взгляду нельзя было определить, к чему они были приложимы. Мурочкин подошел к креслу и рухнул в него. Он просидел некоторое время без движения и начал дрожать от холода. С трудом и кряхтением вытащенное из-под себя кресельное покрывало мало изменило ситуацию. Тогда Мурочкин решительно встал, закрыл дверь на балкон и вернулся к дивану. Леля спала тихо, не посягая на его половину, только ее тонкая рука протянулась поперек. Мурочкин поднял свою упавшую подушку и положил на место. Приподнял девичью руку и аккуратно занял свободную половину дивана. Поправил одеяло и выпрямился. Теплая тонкая рука оказалась на его груди. Мурочкин проснулся от давящего ощущения на шее - оказалось рука. Он повернулся к Леле. Она проснулась от его движения. Увидев мрачное выражение на его лице, Леля убрала руку. Улыбка ее сменилась тревогой и даже испугом. Она хотела вновь его обнять, но смешалась и оставила руку между ним и собой. И смотрела на Мурочкина широко распахнутыми, испуганными глазами. Мурочкин отвернулся от нее на левый бок, пружина впилась в руку. Леля, нерешительно, все же обняла его и замерла. Он не оттолкнул ее руки и вообще не пошевелился. Немного подождав, она осторожно прижалась к нему всем телом. Он медленно повернулся опять к ней, мягко тем самым ее оттолкнув. Теперь он не мрачно смотрел на нее. Теперь его взгляд был похож на тот, ночной, когда Леля спала. Жалость к чему-то и усталость. Они наверно играли сейчас против него, рождая нерешительность. Леля вновь, опять испуганно смотрела на него. Сложно было не оценить эти ее страх, нерешительность и побеждающее их желание быть его. И в этот миг она вновь потянула к нему руки и прижалась. Когда Мурочкин вновь проснулся, пружина не давила ему в тело. Он почти весь лежал на другой половине дивана, ногой и телом придавив Лелю. Она, кажется, спала, хотя наверняка ей было тяжело. Одеяло и простынь-пододеяльник опять собирались на пол. Мурочкин втягивая их обратно, отодвинулся и царапнулся о пружину. Простыня под ними неприятно скомкалась. Леля вздрогнула от его движения, но больше не шевелилась и старалась дышать ровно. Мурочкин мрачно смотрел Леле в затылок. Был день, и под одеялом становилось жарко. Мурочкин откинул его и сел. Посмотрел на дверь балкона и злобно скривился. Трусов не было видно, и Мурочкин полез в шкаф за халатом. Обернувшись на диван, он встретился глазами с Лелей. Взгляды были по-разному печальны. Он запахнул на голом теле халат и пошел на кухню. Тот, оставшись не завязанным, от ходьбы распахнулся обратно. На кухне валялись трусы. Пользуясь одиночеством, Мурочкин со злостью запнул их под стол, под батарею. Вокруг было противно, он вернулся в комнату, захватив из холодильника початое пиво. Леля сидела на диване, кажется, она не решалась с него сойти. Мурочкин запахнул халат и пожевал губами, но так ничего и не сказав, откупорил бутылку и сделал большой глоток. Немного потоптавшись, он сел в кресло и опустил голову, уперев ее в руку. Некоторое время в комнате царила тишина. Затем Леля робко шевельнулась. Она спустила ноги с дивана. Хотела поправить волосы, но осеклась. Девушка, как бы нечаянно вытолкнув с дивана презерватив, встала, прикрывшись простыней, не стесняясь, а как-то предупредительно что ли. Собрала те из своих вещей, что лежали разбросанными в комнате, и на цыпочках вышла на кухню. Ванной она не рискнула воспользоваться, хотя Мурочкин, конечно же, не стал бы ей в этом препятствовать. Он так и сидел неподвижно в кресле, и встал, лишь когда услышал скрежет открывшейся входной двери. Мурочкин прошел в коридор. С площадки на него смотрела Леля. Она все же привела себя в порядок, видимо воспользовалась зеркалом в коридоре, под которым обычно лежала сумка. Он, медленно закрывая дверь, произнес: - Извини. Лязгнул замок, и Мурочкин постоял, опустив голову. Затем он развернулся и, задержав на секунду взгляд на своем отражении в зеркале, пошел в комнату. Первым делом Мурочкин открыл настежь дверь на балкон, так как успел уже вспотеть от жары. Постоял, освежаясь уличным ветерком и не слишком заботясь о незавязанном халате. Но вдруг вздрогнул и быстро отодвинулся в глубь своего жилища. По дорожке, на которую выходил его балкон, сейчас должна была пройти Леля. Мурочкин заставил себя расслабиться и скорчил досадливую гримасу. Мотнув головой, он повернулся лицом в комнату. Его взгляд скользнул по столу и немного прояснился. Там, на все том же месте терпеливо его дожидалась синяя тетрадь. Мурочкин вздохнул и пошел на кухню. Некоторое время он тщательно, по всей квартире, убирался, словно грехи замаливал. Когда же он сел на стул перед тетрадью, многие вещи в квартире лежали на произвольных местах, но весь мусор был убран, а грязь изничтожена. Олег открыл тетрадь, но первая страница была пуста. Тогда он полистал и нашел середину тетради, откуда обычно вырывал бумагу. Серединный лист был исписан мелким, рваным, скачущим и дрожащим почерком. Мурочкин вырвал его из тетради, а затем еще один, чистый, и начал переписывать. Теперь он писал другим почерком, крупным и округлым, но все же немного скачущим. На первом листе было мало зачеркнутого, похоже он был исписан на одном дыхании. Но было много пропущенных или неверных букв. К тому же многие слова были просто нечитабельны. Но Мурочкин переписывал их, практически не задумываясь. Больше времени у него занимала орфография некоторых слов и пунктуация. Закончив бумажную работу, Мурочкин окинул взглядом оба листа и улыбнулся, немного удивленно. Во втором варианте он не сделал ни единого смыслового исправления. Оставив первый лист на столе, Мурочкин прошел со вторым на кухню, затолкнул табурет под стол, взял с подоконника пепельницу. Передвинул поудобнее стул, закурил сигарету, сел и начал читать. "...На улице темно. Я стою со своим другом, и места вокруг самые знакомые, и большие как в детстве. Вниз, между гаражей уходит дорога. Асфальт на ней гладкий, недавно уложенный. Может специально для нас? Я намазан чем-то скользким. Я ложусь на асфальт ничком, а друг усаживается по-турецки на мои икры. Лёгкий толчок и мы стремительно скользим вниз. Надо точно распределять свой вес. Если какая-то точка моего тела сильнее давит на дорогу, то её начинает обжигать. Но я очень ловко владею своим телом, и мы скользим, скользим... Гаражи проносятся мимо. Лёгкий поворот, уклон дороги на секунду становится круче. С огромной скоростью мы влетаем в деревню. Ещё один поворот, его я тоже легко и изящно прохожу, чуть-чуть изогнувшись. Дальше, едва видна в сумраке, примерно двести метров идёт прямая. Окна домиков очерчивают её как огни на взлётной полосе, и она слегка извивается под ними. Друг сидит на моих ногах, и он счастлив на этой скорости. Куда ему до меня, он почти безучастен. Деревня мгновенно кончается. Пара лёгких трамплинов и мы летим по асфальтовому пустырику. Слева на нём должна находиться мусорка, но пятиэтажки, стоящие за ней, заслоняют её. Вторая из них - мой родной дом. Я коротко улыбаюсь ему и проношусь мимо. Теперь самый сложный поворот. Он не очень крут, но я очень разогнался. Одна моя рука вытянута вперёд, как у Супермена в фильме. Боже, как приятно и радостно пройти этот сложный поворот так идеально, по такой совершенной траектории. Теперь совсем короткая асфальтовая прямая и разогнаться сильнее уже наверное просто невозможно. Ещё повернуть, совсем чуть-чуть, и я скольжу с другом на ногах по горизонтальной площадке за третьей пятиэтажкой. Скорость быстро падает. Я закладываю два великолепных виража, чтобы совсем погасить её. Друг встал, и я тоже хочу подняться на ноги. Оказывается, у меня закружилась голова. Приходится усесться на дорожное покрытие. Мы заливаемся счастливым смехом. Чуть ниже нас стоит магазин "Нептун", у него имеется какая-то пристройка. На занавешенных застеклённых окнах пляшут тени, доносится восхитительная весёлая музыка. Этой пристройки у "Нептуна" никогда не было, но я помню, что вроде бы мы с другом там уже были. Там всегда царит веселье. Я говорю это другу, но он всё равно отодвигает занавеску. Её тотчас же кто-то обидчиво задёргивает с той стороны. Это частная вечеринка..." Перечитав отрывок, Мурочкин откинулся на стуле поудобнее, положив лист на стол, и с легкой улыбкой докуривая сигарету. Досмолив ее до ободка, он вернулся с листом в комнату и положил его рядом с оригиналом. Открыл нижнюю дверцу шкафа и достал оттуда толстую папку. Ее Мурочкин равнодушно отложил в сторону и, широко улыбнувшись, достал следующую. Эта папка была совсем тонкой, и на вид сложно было сказать, есть ли в ней хоть что-то. На сером картонном форзаце, под надписью "Дело Љ", была короткая двухсловная надпись в двойных кавычках, любовно выведенная выдохшимся зеленым фломастером. Вложив, почему-то оба, листа, и аккуратно, бантиком, завязав тесемку, Мурочкин покачал папку на руке. Видимо она все-таки имела едва ощутимый вес. *** Он вошел в кухню и удовлетворенно огляделся - чисто. Сел на стул, закурил и глубоко, со вкусом затянулся. Весь его вид, за исключением одежды, был как у человека пришедшего на просто работу, то есть вид был будничным. Такое случалось нечасто и означало, что ему нужно было опять зарабатывать деньги. Остаток вчерашнего дня Мурочкин ничем существенным не занимался. Смотрел отрывки из фильмов или переключался с одного телевизионного канала на другой. Ел, курил и сидел в кресле, смотря в пустоту. Настроение человека, если он так проводит время, верно паршивое. И действительно, оставшееся в холодильнике пиво он выпил только поздним вечером, перед сном. Кроме того, перед тем как лечь, он вытащил из ящика стола старую картонную пачку из-под сигарилл, в которой хранил наличность. Денег оставалось дней на пять тихой Мурочкинской жизни, или на один хороший дебош. Мурочкин положил наполовину скуренную сигарету в пепельницу. Старую лакированную пепельницу причудливой формы, сделанную из древесного гриба, доставшуюся ему давно от друга, с которым он как-то перестал держать связь. Эту пепельницу он снял с кухонного серванта, а повседневная стеклянная осталась стоять на подоконнике. Мурочкин сходил за телефоном и позвонил Тимохину. Виктор Иванович Тимохин владел небольшим, но процветающим рекламным агентством, которое в городе довольно высок котировалось. Когда у Мурочкина кончались деньги, он готовил рекламные макеты для "Сакуры", такое название носила фирма Виктора Ивановича. "Сакура" обычно не пользовалась услугами внештатных работников, но для Мурочкина делалось исключение. Потому что он обладал хорошим вкусом, и плакаты у него получались именно такие, что позволяли агентству поддерживать статус "элитного". И потому что Олег имел солидный опыт, приобретенный на последней постоянной работе, и плакаты его хорошо продавали товар. А это уже нравилось заказчикам. И кроме всего прочего, Мурочкин выполнял работу очень быстро, потому что, если уж он взял заказ, это означало, что ему срочно нужны деньги. Каждая работа для "Сакуры" приносила Мурочкину достаточно, чтобы на какое-то время не заботиться о средствах. Ему нравилось, что приходится работать лишь время от времени, хотя если бы он устроился в агентство на полную ставку с процентом, то давно бы уже мог купить и автомобиль и жилье попросторнее. - Привет. Это Мурочкин, - сказал Мурочкин и затянулся. - Здоров, Олег, - довольно отозвалась трубка. - Как поживаешь. Не надумал еще искать постоянную работу? Мурочкин слегка поморщился. Тимохин постоянно об этом заговаривал, а он постоянно неловко отказывался. - Да я тебе рассказывал. Иссякаю быстро на постоянке. Скоро сделаюсь никчемным халтурщиком. - Старая песня. Да ладно. А ты, знаешь ли, легок на помине. Я уж было хотел тебе сам звонить. От "Зеркала" заказ получил, и какой! Хороший такой заказ! А у меня, как на грех, старики все заняты. А на молодежь бросать жалко, испортят. И ведь, знаешь, приехал лично их зам по рекламе, битый час мне втолковывал. И чтоб в их стиле, и чтобы оригинально. Примеры приводил, того, что мы для других делали. И все либо твоя, либо Ремеенко работа. Ну да Ремеенко укатил в отпуск, в какие-то джунгли, - тут Тимохин прервался на секунду и продолжил просящим тоном: - Ты ведь за заказом позвонил, так? Слушай, мне надо их уважить, не откажи. Тимохин действительно звонил иногда сам и просил взяться за заказ. Особенно если заказ был важный, а все штатные дизайнеры-асы оказывались действительно заняты. Мурочкин почти никогда не отказывал, потому что, когда нужно было подзаработать, у Виктора Ивановича всегда находилось достойное дело. - Так чего там хочет "Зеркало"? "Волшебное Зеркало" являлось крупной фирмой, торгующей принадлежностями и услугами для фотографии, и имело множество магазинов по всему городу. Деньги у фирмы были и руководство тратить их не стеснялось. На таком заказе можно было хорошо заработать. - Десяток плакатов в общую тему. И слоган, или пару. Мурочкин присвистнул. И Тимохин сразу же продолжил упрашивать. - Я знаю, ты не любишь серии. Ну уважь! Они ведь возьмут у меня самые центровые места, и на целое лето. Ну удружи! Они действительно были дружны, хотя и той дружбой, которая возникает при совместной работе и в основном только ею и поддерживается. Виктор Иванович, к тому же, был вхож в Общество, хотя и бывал редко. - Они пообещали мне... - Тимохин назвал сумму, и Мурочкин снова присвистнул, но с другой интонацией, - причем сразу. А если будет очень хороший результат, то в конце лета еще немного накинут. Из моей команды любой бросил бы все и придушил бы нас обоих за такой заказ. - Двадцать процентов? - этой суммы Мурочкину хватило бы месяца на три с лихвой. - Пятнадцать тебе, пятнадцать Штейману. Это ж он "Зеркало" привел, а сидит, шельма, на проценте. Впрочем, парень - молодец. Мне привел, а не в "Арахну". - Хорошо, - согласился Мурочкин. - Ты разговор записал? - Спрашиваешь. - Отлично. Перешли мне. Я включу сейчас комп. Мурочкин раздавил сигарету в пепельнице и пошел с телефоном в комнату. Врубил компьютер и подождал пока тот загрузиться, продолжая говорить с Тимохиным. Затем врубил терминал и вернулся на кухню, чтобы рев старого блока питания не мешал разговору. Теперь они с Тимохиным отбросили дела и говорили за жизнь. Закончив разговор с Виктором Ивановичем, Мурочкин вернулся в комнату и просмотрел пришедшие от него данные. Позвонил Люде Шпицу. - Привет, Людка. Мурочкин беспокоит. - Беспокоит? Ты что, по делу? Привет-привет, - Тон у Шпица был ласковый, это означало, что он не сидит в своей студии над очередной задумкой. - Да. Я опять на Тимохина батрачу. Собери-ка мне своего хлама побольше. И получше чего-нибудь, сколько не жалко. Если подберу чего, ты знаешь, за мной не заржавеет. - Соберу-соберу. Мне как раз делать нечего. Прикинь, - Шпиц привычно перешел на любимую тему - о собственных делах, - девку вчера в городе подцепил. Фигура, фактура, характер! Договорился на сессию, на сегодня. И ведь за копейки уломал - непрофессионалка. Все-все, понимаешь, приготовил, а она не пришла. И телефона у нее нет. Студентка, блин! Вот и сижу, как несчастный влюбленный. Уже начал со скуки просто в окно щелкать, хорошо хоть солнце. Он мог еще долго так разглагольствовать. Мурочкин перебил. - Ну так сегодня сможешь? - Да без проблем. А что наклюнулось? - "Зеркало". - Ух ты, неплохо. А они что ли своего материала не подбросили? - Да так, железки всякие в основном, фотоаппараты. Но как-то не по мне. Да и качество могло бы быть получше. Ну, так сегодня встретимся? - Приезжай в "Загребульку" к шести. Наши сегодня там будут. Я как раз свое и подвезу. - Слушай. А у тебя как, цифровые? У меня сканера нет. - Да, я недавно все перевел. Даже сегодняшние оцифрую. Время таки есть. К тому же я пленочный сканер купил. Дорогущий собака, но штука полезная. И... - Отлично. Рад за тебя. Ну давай, до встречи. - Давай-давай. - И Шпиц отключился. Люда Шпиц фотограф был отличный. "Хламом" он называл то, что не расходилось среди клиентов, или то, что он снимал не под заказ, а от нечего делать. Тут можно было найти почти все что душе угодно, и Мурочкин часто находил что-нибудь полезное для себя. "Получше" это были в основном качественные студийные сессии, и Мурочкин подбирал типажи. Правда тут возникали иногда сложности с моделями. Мурочкин запалил еще сигаретку и выкурил ее с задумчивым видом. Думал он, как видно, не о, или не только о заказе, потому что позвонил в итоге Коляну Баструкову, с которым не имел дел по работе. Толстый, шумный, и не очень чистоплотный Баструков, по кличке Байстрюк, не был особенно приятен Мурочкину. Был он нигде особенно не работающий журналист, бабник и трепло. Но был он так же и вхож в Общество, и, более того, в его большой шикарной квартире Общество частенько собиралось. Байстрюк всеми правдами и неправдами доставал телефоны всех интересных девушек, которых он хотя бы раз видел. - Здорово, Колян. Это Мурочкин. - Ха, привет! - Байстрюк ничуть не удивился звонку, первому, который Мурочкин ему сделал. - Как жизнь, и вообще. Сегодня сбор в "Загребульке", пойдешь? - Ха, само собой. Это вообще моя идея. Будет куча баб, - Баструков плотоядно захихикал. - Здорово. Слышь, у тебя случаем нет телефонов Катьки Сорокиной и Леськи... не помню фамилии, новенькая. Колян снова заржал. Мурочкин хорошо знал Байстрюка, и знал что об этой просьбе он трепать не станет, по той простой причине, что такой обыденный для него вопрос не стоит его, Байстрюка, огласки. - Есть! У Коляна этого добра... есть. Погоди, схожу за книжкой, - послышался шум шаркающих тапочек, стук чего-то не очень тяжелого, твердого и упавшего, хмыканье Байстрюка. - Пиши. Сорокина... - этот номер Мурочкин лишь сделал вид что записывает, он у него был. - Олеся. Это которая рыжая? Барьен ее фамилия. Хм, а по виду не скажешь. У нее только домашний, пиши... - Олег записал. - Поздравляю со вкусом! "Девочки все разные, но вкус у них один..." - Байстюк с удовольствием пропел строку модного хамского шлягера и снова заржал. - Спасибо. Так чего, в шесть? - Угу. - Ну, тогда до встречи, - и Мурочкин выключил трубку. Теперь он набрал Олесин номер и стал вслушиваться в гудки. Гудки были короткие. Мурочкин бросил трубку на стол и выкурил еще сигарету. Затем позвонил снова. - Алло? - голос был приятный и женский. - Олеся? Голос отдалился. - Леська, тебя! - проскочил хихик. - Мужик какой-то. - Алло, - этот голос был чуть ниже тембром, но еще приятнее, бархатистый. - Олеся, здравствуй. Это Мурочкин... - возникла пауза. Мурочкин поджал губы. - Олег. - А, Олег, здравствуй. Рада тебя слышать. Мурочкин безшумно выдохнул. - Ну, как дела? - он перешел на игривый тон, которым он обычно говорил с девушками. Леся рассмеялась. - Замечательно, а может и нет. А ты как? - она говорила просто, весело и спокойно. - Пока нормально, но вечером в "Загребульке" будет сходка. Дым коромыслом и прочие культурные радости. Присоединяйся, - Мурочкин говорил тем же манером, но на последнем слове заметно напрягся, и лицо его приняло досадливое выражение. Пока Леся медлила с ответом, Мурочкин все более и более мрачнел. - Я бы с удовольствием. Но мне подружку не с кем оставить. Ничего, если мы придем вдвоем? Мурочкин расплылся в улыбке, но постарался не выдать себя голосом. - А она замечательная? - Очень. Ты сейчас с ней говорил. - За-ме-чательно. Приезжайте в шесть. - Подожди. А где это? Мурочкин назвал адрес. - А вот название не помню. "Загребулька" и "Загребулька". Но там увидите. Рядом со входом еще вывеска "Harley Devidson", вся в огнях такая. С Людой Шпицем Мурочкин встретился еще на подходе, без четверти шесть. В кафе они застали уже сидящими: Сашку Клина с Леной вобнимку и Баструкова, смотрящего на парочку с видом животновода, устроившего непростую, но плановую вязку. Посетителей было мало, телевизор, негромко играющий эстрадную музыку, пытался разогнать полумрак, ему помогали, как могли, свечи на столиках. Люда передал Мурочкину три компакт-диска. Два забитых старьем, как выразился сам Шпиц. Другой, с новьем, просил беречь как зеницу ока, косясь для примера в сторону Сашки, который работал дизайнером в какой-то корпорации. Но Клин был всецело увлечен своей новенькой Леной, или делал вид. Вновь прибывшие заказали пива. - Э-э? А где ж твой хваленый первый глоток? - подначил Шпиц Мурочкина, когда тот лишь чуть-чуть пригубил из кружки. - Э... да фиг знает, - ответил Мурочкин. Повертел кружку в руках и еще немного отпил. Шпиц немного удивленно посмотрел на него. Выглядел Мурочкин несколько отвлеченным, рассеянно смеялся анекдотам Баструкова и за четверть часа справился лишь с полкружкой пива. С течением времени он чуть заметно мрачнел. Посмотрев на часы в шесть минут седьмого, Мурочкин нервно поднялся и пошел курить на улицу, хотя это допускалось и в помещении. Когда сигарета начала уже греть пальцы, к кафе подошла Леся со своей подружкой. - Привет, Олег. Это Саша, знакомьтесь. В Мурочкине не было и следа беспокойства. Он поздоровался и куртуазно раскланялся перед девушками. Выкинув окурок, он провел их к столикам. Баструков заканчивал рассказывать очередную хохму, и поэтому просто кивнул в качестве приветствия. Так же поступил и Клин, потому что он эту хохму слушал. Лена посмотрела на девушек с превосходством. Она была в вечернем платье, ее Клин привез на машине. Клин не мог позволить себе иномарку, потому что с пьяных глаз постоянно разбивал отечественные автомобили, покупал новые и гордился этим. Причем умудрялся избегать лишения водительских прав. Шпиц окинул Сашу профессиональным взглядом. В зеленоватой клетчатой юбке до колен и легкой кофточке на майку, она смотрелась элегантно, и на взгляд нынешней сезонной моды, может быть, чуточку экстравагантно, но несколько строго. Шпиц удовлетворенно кивнул и предложил ей стул рядом с собой. Саша села подчеркнуто независимо и прямо. Смуглое с легкой примесью востока лицо, полные, красивой формы губы, карие глаза и черное каре сейчас создавали впечатление чего-то, если не ледяного, то хотя бы снежного. Однако Мурочкина гораздо более занимала Леся. С обтягивающими, но не стесняющими движений, джинсами с декоративными заплатками, с красным свитером с воротом, с вьющимися волосами до плеч и смешливой улыбкой. Мурочкин посадил ее рядом с Сашей и сел сам с другой стороны. Баструков закончил свою хохму и с удовольствием рассмеялся ей первым, но, впрочем, не единственным. Тут он еще раз приветственно кивнул Лесе и обратился к Саше. - Оч-чень приятно познакомится, милая девушка, - продемонстрировал на удивление белый стоматологический парад, и продолжил: - Будем друзьями? Не дадите ваш телефончик? - Я не даю свой телефон малознакомым мужчинам, - отрезала Саша, правда с некоторой толикой смущения, и через мгновение смягчила отказ легкой улыбкой. - Ваше право, - гордо ответствовал Баструков, - но предупреждаю - от меня подобные вещи укрыть невозможно. - Посмотрим, - сказала Саша и, не удержавшись, быстро взглянула на Мурочкина. Баструков нарочито хитро тоже на него прищурился, затем пристально осмотрел Сашу и уставился на Лесю. - Эту сумочку я видел у тебя три дня назад, - он обвиняющим пальцем указал на сумочку, висящую на спинке Сашиного стула. - Сегодня она у Саши, а у тебя ничего нет... И спрятать негде, - Баструков ехидно покосился на обтягивающие джинсы. - Из всего сказанного, а так же и других причин, я заключаю, что Саша с Лесей соседки! А Лесин телефон мне прекрасно известен. Баструков насмешливо взглянул на Мурочкина, чего тот предпочел не заметить. - Тоже мне логика, - фыркнула Саша. - Тогда зачем говорить об этом таким сокрушенным тоном, Саша, - рассмеялась Леся. Все тоже засмеялись, и Саша в итоге присоединилась к общему веселью. Она стала потихоньку отогреваться. В подобном ключе вечер и продолжился. Мурочкин пил немного и большей частью говорил только с Лесей. Шпиц что-то оживленно втолковывал Саше. Внезапно у него зазвонил телефон, а через десять минут в кафе зашли Федя Азарян и Вовчик Волан. Азарян что-то тихо говорил Волану, но размахивал руками, и одновременно отвечал на приветствие Баструкова. Волан работал в "Сакуре". Он тяжело плюхнул своим тучным телом в стул, подставленный Азаряном, между Мурочкиным и Баструковым. Обычно в Обществе его звали Волчиком, но что он почти никогда не обижался. - Приветствую. Меня зовут Волан. У меня пятьдесят второй размер ноги, - сказал Волчик, тяжело окидывая взглядом собравшихся. Азарян умудрился втиснуть стул между Сашей и Лесей, сел и виновато развел руками. - А ведь встретил его уже почти здесь. Байстрюк, это ведь ты его позвал. Баструков, оторвавшись от кружки, пробасил: - Да чего, Волчик свой человек. Он еще огурец! Так я говорю, Волчик? - А я говорю о том, - отвечал Волан, - у меня нога пятьдесят второго размера. И меня сегодня ничто не берет, - говорил он связно, но голова его клонилась к столу. Подошла официантка. Дала меню Азаряну и подсунула еще одно под голову Волчику. Волан ткнул пальцем и буркнул: - Сразу два. Азарян повертел головой, оглядывая сидящих рядом девушек. Обернулся к Саше. - Разрешите представиться. Федор. - Саша, - Саша качнула своим каре. Немного помедлила и торопливо улыбнулась. Азарян обернулся и встретился с Олесиной улыбкой. - Федя, мы знакомы. Несколько дней назад... - Леся еще раз улыбнулась. - Федька, ты просто пьян уже был, - раздался ехидный бас Баструкова. Азарян немного смутился. - Да я помню, - обернулся к Саше и продолжил: - Вы им не верьте - злопыхатели. Саша вежливо ему кивнула. - Вот именно, злопыхатели, - вдруг громко сказал Волан, - и жиды. Все удивленно посмотрели на него. Даже Клин отвлекся от Лены. - Тимохин - жид, и Штейман - жид, - оформил мысль Волан. - Тимохин, это который твой начальник? Это где же он жид? - весело подзадорил его Баструков. - Жид. - Ну а я? - Тоже жид. И Клин - жид... - Волан покосился на Мурочкина. Тот поглядывал на него с подозрительностью. Но спросил в тон Баструкову: - А я? - Ты? Ты... не жид. Но азиат, - и Волан махнул рукой. Непонятно, хуже ли было, что Мурочкин - "азиат". - По какому же принципу вы это определяете? Не похоже, что по национальности, - неожиданно для всех вступила в разговор Саша. Она без малейшего смущения смотрела на Волана. - Я... знаю, - Волан посмотрел на звук. - Э... мы не знакомы. Волан. У меня... - Он определяет по состоянию души. Причем собственной, - перебил его Клин. - Давай лучше выпьем, Вовчик. Волан с удивлением уставился на стакан, стоявший перед ним. В стакане, слабо перемешиваясь, плавали разноцветные яркие субстанции. Один такой коктейль Волан уже выпил. - Это я заказал? - пробормотал Волчик и выпил треть стакана залпом. Рядом с ним сиротливо лежали две соломинки. Мурочкин по-прежнему подозрительно на него посматривал. - Кстати, господа, вы знаете? - сказал Клин. - У меня есть новость. Интересная, думаю, всем нам. За исключением, может быть, нашего безработного сибарита, - он кивнул в сторону Баструкова. Тот хотя и был вроде как журналистом, но обычно нигде не работал, и на какие средства он жил никто не знал. - Секретная информация, - продолжал Клин, важно приобняв Лену. - Некая крупная фирма, владеющая сетью специализированных магазинов у нас в городе... Собирается сделать серьезный заказ на рекламу. А занимается фирма... - Ну давайте таки не будем сейчас о работе, господа дизайнеры, - быстро перебил Шпиц, иронично подчеркнув "господ". - Дайте вставить слово бедному крестьянину из касты фотографов. Которые, между прочим, на своем горбу вас таскают, - он весело подмигнул Мурочкину. - Предлагаю всем выпить. Девушка, коньяку! Последнее Шпиц выкрикнул на все кафе. Впрочем, во всем остальном зале находились только еще два молодых человека, тихо увлеченных графинчиком водки и друг другом. - Коньяк, - со вкусом сказал Волан, и тихо добавил: - Мне тоже коньяку. Девушка принесла бутылку "Белого Аиста" и стопки на всех. Выпили. Мурочкин подносил стопку с сомнением на лица. Но, поставив, оглядел застолье приятно удивленным. - Забыли лимончика взять, - проговорил Клин. - Девушка, лимончик, пожалуйста! - он посмотрел на бутылку, в которой еще оставался коньяк, но немного. - И еще две бутылки "Аиста"! Шпиц тем временем обратился к компании. - А может тех студентов, - он кивнул на парочку в зале, - позовем. Узнаем, чем молодежь живет. Молодость вспомним. - Шпиц. Не уподобляйся нашему Породистому Критику, - ответил Клин, имея ввиду Проточина, - не думаю, что мы им так уж интересны, - и самодовольно улыбнулся Лене. - Не уподобляйся, не уподобляйся... Ну тогда танцевать, - ответил Шпиц и увел Лену танцевать. В заведении был небольшой танцпол, и как раз звучала медленная композиция. - Пошли тоже, - предложил Мурочкин Лесе. - Идея, - согласилась она. Мурочкин с Лесей этим вечером общались больше друг с другом, чем с окружающими. Так же делали и Азарян с Сашей. Азарян постоянно что-то ей говорил, острил, рассказывал анекдоты собственного сочинения. Саша спокойно и благосклонно ему отвечала и смеялась, когда его шутки были смешны. Теперь же три пары кружились на танцполе. Играло что-то плавное, красивое и известное, но с позабытым названием. Лена вела светский танцевальный разговор, Шпиц его корректно поддерживал. Мурочкин с Лесей кружились, глядя в глаза друг другу. Присоединившиеся Азарян с Сашей танцевали с чуть определенной дистанцией, которую мужчина старался сократить, а женщина, мягко, но твердо, осаждала его. - Что у тебя с этим... Волчиком? - спросила Леся. - Ты на него смотришь как-то. - Да так, мелочь, - Мурочкин помедлил, как будто закрывая эту тему, но затем сказал: - Он - проигравший конкурент. Возможно знает. - Думаешь он зол на тебя? Музыка подошла к кульминационной части. Мурочкин выполнил па, к нужному моменту вывел партнершу из равновесия и положил на руку. Получилось чуть менее ловко, чем обычно. Леся смотрела снизу вверх одновременно ласково, насмешливо и вопросительно. Мурочкин застыл, без видимого усилия удерживая девушку на руке, но через мгновение поднял ее и ответил. - Не так уж важно. Просто... было бы досадно испортить вечер. Композиция кончилась. За столом Клин говорил что-то хорошее о женщинах, и о том, как с ними надо обращаться. Баструков плотоядно хохотал. К столу вернулись танцевавшие. - Саша. Все же, пообещайте мне! Я обязан вас запечатлеть! - Шипц шутливо прищурился. - Для будущего человечества. - Люда, вы хороший человек, я верю. Но, я же сказала, подумаю после и решу. А теперь, мне уже пора. Домой, - отвечала Саша и посмотрела на Лесю. Шпиц нарочито отчаянно закатил глаза. - Останься на секунду, Доротея, хоть. Тебя стремглав доставлю на такси. - Это очень приятно, - ответила Саша, рассмеявшись, но мне действительно пора. Но если ты сейчас меня отвезешь... на такси... - Вах, вах, дорогая, он тебя не повезет. Я повезу, - заявил Азарян, подделывая грузинский акцент. - Футы ну нуты, - в противовес ему сказал Шпиц. - Я все равно тоже домой. Так давайте вместе. - Ну, сволочи. Загубили вечеринку, - Баструков не выглядел опечаленным. - Ну давайте расходиться. Только коньяк допьем. Шпиц и Азарян, под влиянием Саши ушли с ней без коньяка. Остальные, выпив, оделись. Баструков с Леной сели в "нашу тачку" с пьяным шофером Клином. На тревожное замечание Леси Баструков ответил, что "Сашка еще никого не убил". Мурочкин с Лесей пошли к проспекту, где проще было поймать машину. Волан плелся за ними следом, Мурочкин на него оглядывался. Леся чуточку брезгливо поглядела на остановившуюся грязную и ржавую колымагу. - Волчик, садись, поедем, - сказал Мурочкин. Волан сел. А Мурочкин назвал водителю его адрес, сунул купюру и хлопнул по крыше автомобиля. - Вези. Развалюха взвыв, резво убежала. Мурочкин посмотрел на Лесю. Секунду другую он нерешительно медлил. - Куда тебя отвезти? Адрес, подъезд, этаж? Леся своей насмешливой улыбкой, немного смущенно. - Адрес твой. Подъезд и этаж ты лучше знаешь. *** Он долго лежал без движения на левом боку. Диванная пружина не давила на тело, Мурочкин лежал ближе к середине. Он чувствовал на себе посторонний вес, но медлил и не открывал глаз. Наконец он посмотрел, что же лежало на нем. Это была женская, с длинными тонкими пальцами и белой кожей рука. Мурочкин, по-прежнему не шевелясь, перевел взгляд на ту часть комнаты, что была прямо перед его лицом. Его внимание привлек стул. На его спинке висели джинсы и красный свитер. Тут Мурочкин улыбнулся и повернулся к Лесе. Она не проснулась от его движения, и ее лицо было почти полностью скрыто рыжими вьющимися волосами. Мурочкин лежал и смотрел на Лесю. Он морщился, потирал щеку свободной левой рукой и улыбался. И так и лежал, и лежал, пока не уснул. Мурочкин проснулся из-за жары. Все его тело вспотело под одеялом. Леся лежала на спине. Глаза ее были полуприкрыты, лицо исказила гримаска ноющей боли. Она откинула одеяло, и его взгляд опустился на ее тело, красивое тело. Леся повернулась к Мурочкину и слабо улыбнулась, немного болезненно. - Привет. Доброе утро. Хотя я сомневаюсь. Моя голова сейчас взорвется, - она говорила тихо, невнятно произнося слова. - Бедняжка. Мы зря смешали с коньяком, - Мурочкин говорил хрипло. По голосу было понятно, что слова отдавались болью в его горле. Он всю ночь храпел. - Шпиц - скотина. Если он уехал с Сашей, она его, как проснется, придушит. - Саша уехала с Азаряном. Шпиц не у дел. - Бедный Федя, - Леся поморщилась и попросила жалобным детским тоном, - обними меня, - и придвинулась к Мурочкину. Он прижал ее к себе, и они полежали так. Однако так было еще жарче. Солнце заливало квартиру, а дверь на балкон, конечно же, была закрыта. Мурочкин мягко отстранил Лесю. - Погоди. Я попробую нам помочь. Он, кряхтя, повернулся и встал. Леся вяло хихикнула. Он был голый. Мурочкин оглянулся. Девушка тоже была голой. Она откинулась на спину и накрыла голову рукой. Его качнуло, он, ссутулившись, побрел на кухню. На столе стояла початая бутылка коньяку. Мурочкин посмотрел на нее, но сморщился и открыл холодильник. Холодильник как всегда был почти пуст, но на верхней полке поблескивала конденсатом большая бутылка колы. Мурочкин достал ее, и тут заметил сигареты на холодильнике. Он поставил колу на стол и открыл пачку. Но посмотрел в коридор и отложил сигареты. Достал из шкафчика два стакана. Холодная жидкость пенилась слабо. Со стаканами Мурочкин вернулся в комнату. Леся, как только увидела, сразу потянулась к стакану. - Ой, а я и забыла. Ты ж вчера ее купил. Так предусмотрительно. - Могучий ум приоткрывает завесу грядущего, - Мурочкин протянул Лесе стакан. - Нострадамус. - Не пей быстро. Холодная. Мурочкин отхлебнул из своего стакана. И отошел в дальний угол комнаты. Открыл балконную дверь. В комнату потекла последняя весенняя прохлада, прячущаяся в листве деревьев и гонимая солнцем. Присел на корточки. У него хрустнуло в коленном суставе, и он скривился. Достал из-под тумбы со старым телевизором картонную ботиночную коробку. В ней у Мурочкина располагалась аптечка. Он достал анальгин и вернулся к дивану. - Ты простудишься, непоседа, - Леся уже опустошила стакан. Мурочкин поставил свой стакан на комод и выдавил из бумаги две таблетки. Одну протянул Лесе. И снисходительно подал ей свой стакан. - Мне оставь, верблюжонок. Леся с сомнением посмотрела на таблетку, но выпила и передала стакан Мурочкину. - Мне почему-то никогда не приходила в голову мысль лечить похмелье таблетками. - Голова пройдет, - ответил Мурочкин и выпил свой анальгин. - Лисенок, я пойду покурю. Леся взяла его руку и, потянув, с трудом поднялась. - Я тоже пойду. - А ты разве куришь? - Только, когда это особенно опасно. Мурочкин выдвинул из-под дивана тапочки и зашлепал босиком на кухню. На кухне Леся сделала движение, как будто собираясь сесть Мурочкину на колени. Но, посмотрев на него, ссутулившегося на табурете, сочувственно улыбнулась и села рядом на стул. - Убери ее пожалуйста, - она покосилась на коньяк, - меня мутит от одного вида. Мурочкин, не вставая, сунул бутылку под стол. Куря, они болтали о ерунде. Тема разговора не была важна и перетекала с одного незначащего предмета на другой. Приятен был сам разговор. Украдкой они рассматривали друг друга. Обнаженная Леся сидела и курила, положив ногу на ногу и откинувшись на спинку стула. В этой позе она выглядела элегантно, завлекательно, естественно. Она была красива, ничего ей не надо было скрывать одеждой. Уже на первой трети сигареты Леся перестала курить, но не тушила ее, продолжая держать в руках. Даже бледное сейчас, немного осунувшееся измученное лицо почти ее не портило. Мурочкин заставил себя выпрямиться под женским взглядом. Он тоже выглядел неплохо и естественно. Сказывалась привычка ходить по дому без одежды. Небольшие складки на животе позволительны присевшему мужчине. Да, он был немного грузен, но тело его не было дряблым, и только бледноватым, что обычно еще в конце весны. Поглядывая на Лесю, Мурочкин стал немного нервным и тоже положил ногу на ногу. Леся хихикнула, и невольно и вызывающе двинулась. Докурив, Мурочкин несколько обмяк, сказывалось влияние никотина. К тому же, по виду Леси можно было сказать, что голова у нее еще не прошла. Поэтому они прошли в комнату, захватив бутыль с колой. Они обнялись на диване, накрылись простыней и продолжали болтать. Теперь температура в комнате это позволяла. Их тесное соприкосновение вызывало дразнящий Олесин смех и делало движения их все более и более целеустремленными. Леся переползла через Мурочкина, заодно пощекотав. - Ты куда? - Лоботряс. Людям между прочим надо работать. - Леся прошла на середину комнаты, хихикнула и, потянувшись, сняла с люстры трусики. - Людям надо доставлять мне радость и удовольствия. Это их единственная полезная деятельность. Ты опоздала? - На полдня. - Проблем не будет? - У меня?! Ха! Шеф от меня без ума. - Увольняйся. - Вы анархист-индивидуалист? - Я честный крепостник-собственник. - Я бы сказала, порядочный. Леся натянула джинсы, повернувшись к дивану спиной. Мурочкин любовался. Леся, дурачась, кокетливо прикрыла грудь рукой, повернулась и опасливо сдернула со стула майку. Отвернулась и одела ее. Свитер Леся завязала на поясе. Мурочкин встал проводить ее. В коридоре он догнал Лесю и обнял со спины. Его рука скользнула под свитер. - Мавр сделал свое дело. Мавр хочет еще. Леся потянулась и откинула голову. Их щеки соприкоснулась. С неожиданным волнением она сказала. - Потерпи, мавр. Вечером я вернусь, - она выскользнула в открытую уже дверь и легкой походкой пошла к лифту. - И пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает, - пробормотал Мурочкин и закрыл дверь. Он посчитал презервативы в сумке, оставалось лишь НЗ. Мурочкин прошел в комнату к зеркалу и посмотрел на отражение. Принял позу стриптизера, культуриста, боксера. Улыбнулся, иронично, но все-таки самодовольно. Посмотрев в окно, он увидел идущую по дорожке Лесю. Встал в дверной проем балкона и смотрел. Она обернулась, беззвучно прыснула, найдя его, стоявшего голым, и помахала рукой. Когда красный свитер скрылся в зелени, Мурочкин, что-то выплясывая и подпевая, пошел на кухню. Покурить. Вернулся же Мурочкин с озабоченным и решительным лицом. Включил компьютер, как обычно, поморщился от его надрывного воя и смел рукой пыль с коврика мыши. Мурочкин принес диски Шпица и, раздумывая, повертел их в руках. Вставил первый диск "со старьем" и начал лениво просматривать фото. Диск был полностью забит. Большую часть Мурочкин уже видел. Впрочем, он смотрел все без разбора, лениво и бесцельно. Но на некоторых снимках задерживался и несколько раз уходил покурить и подумать. Под конец содержимого второго диска Мурочкин стал проявлять возникший интерес. Теперь он искал целенаправленно. Легко пропускал явно ненужное, часто возвращался к уже просмотренному, что-то выбирал и копировал на винчестер. Потом он пересмотрел избранное и выкинул примерно половину. В итоге у него осталось два с половиной десятка фотографий. На первый взгляд это были совсем разные снимки, но что-то было у них общим. Наверно это и отметил в них Мурочкин. Теперь он принялся за третий диск, с "новьем". Здесь было больше свободного места, и были представлены большей частью портретные сессии. Мурочкин выбрал четыре серии и тоже переписал на винчестер. Потом он потихоньку, вдумчиво рассматривал выбранные портреты, пейзажи, натюрморты. Рассматривал довольно долго. Позвонил Баструков. Спросил что-то пустое и стал переводить тему на Лесю и нарываться на комплименты. Мурочкин отвечал раздраженно - чего Баструков конечно не замечал - и наконец смог повесить трубку, ничего толком не рассказав. Потом Мурочкин взял синюю тетрадь и ручку и ушел курить. Вернувшись через пару часов, Мурочкин выдернул из тетради лист, исписанный рекламными сентенциями. И вновь принялся рассматривать снимки. Прозвенел дверной звонок. Мурочкин взглянул на часы. Оказалось, что он проработал уже большую часть вечера, а так и не оделся. Мурочкин открыл дверь, Леся посмотрела на его внешний вид весело и вопросительно. *** Все остальное была работа, за исключением времени на сон и части того времени, когда у него была Леся. Конечно, ее присутствие отвлекало Мурочкина, но только первое время. На второй день у Леси пришелся выходной, и она никуда не пошла утром. Встав раньше, Мурочкин работал на кухне. Когда она проснулась, он пересел за компьютер, но работа остановилась. Понаблюдав за ним, Леся сказала. - Перестань на меня отвлекаться. - С чего это? - Мурочкин с готовностью отвернулся от монитора и посмотрел на нее. - Я же вижу, что тебе надо работать. Не получается? - Леся торопливо натянула на себя одеяло. - Да это не из-за тебя, - пробормотал Мурочкин и нехотя вернулся к компьютеру. Он уже полчаса пытался совместить два, заготовленных с вечера изображения, но на полпути рука его замирала. Он долго глядел в монитор, затем начинал делать то же снова, и опять застревал, оглядывался на девушку, заговаривал с ней. - Не обманывай, - мягко сказала Леся. - Я вполне способна продержаться без твоего внимания... ну скажем, аж до вечера. - Так закалялась сталь, - улыбнулся Мурочкин. - Ну вот ты опять. - А это, кстати, может подойти, - он взглянул на исписанный лист рядом с собой. - Хотя, нет. Уже есть похожее, - и опять обернулся к Лесе. - Сделаем так. Я просто посижу тут тихо и почитаю. А ты будешь не замечать моего присутствия, - Мурочкин хотел возразить, но Леся продолжила умоляюще: - Ну пожалуйста, Я так не хочу сейчас уходить. И мешать не хочу. Мурочкин помедлил, потом серьезно кивнул, соглашаясь, и пошел покурить. Он вернулся к заказу, но еще взглядывал на Лесю поминутно, заговаривал с ней. Она улыбалась, но отвечала коротко и сразу старательно утыкалась в какой-то журнал, неизвестно где ею добытый. И через некоторое время Мурочкин действительно перестал отвлекаться на Лесю, которая теперь сидела в кресле, стараясь вообще не шевелиться. Иногда только он бросал на кресло короткий взгляд украдкой, и вновь работал. К вечеру Леся, сменившая журнал на книгу, стала потихоньку двигаться. Убрала постель, приготовила легкий ужин, такой, который Мурочкин мог съесть, не отвлекаясь особенно от работы. Она наполняла чаем, стоявшую рядом с Мурочкиным, и постоянно опустошавшуюся им, кружку. Мурочкин теперь свободно уже мог не отвлекаться на все это. Закончив запланированную на сегодня деятельность, Мурочкин с удивлением заметил, что не голоден, а еще заметил новые продукты в холодильнике. Леся, забравшись с ногами в кресло, все так же читала. - Пятилетка сдана. Перевыполнение к черту! - провозгласил Мурочкин. Олеся отбросила книгу и улыбнулась. - Пойду прогуляюсь. Заодно зайду куплю чего-нибудь, - Мурочкин до скрипа в стуле потянулся. - Я с тобой. Больше без твоего внимания просто не выдержу, - Леся вскочила с кресла. - Заслужила. Спасибо, Лисенок. Третий день у Леси был рабочий. Она с утра уехала и ночевала у себя дома. В этот третий день Мурочкину приходилось даже больше отвлекаться, например, для того, чтобы самому себе наливать чай. На четвертый день основная часть заказа была готова. Мурочкин, частично в эскизах, частично в голове, держал двенадцать рекламных плакатов. Четыре серии по три плаката и слоган для каждой серии. Грядущим летом серии будут по очереди сменять друг друга, оставаясь взаимосвязанными общей идеей проекта. Мурочкин ленился. Теперь предстояла рутинная скучная деятельность: сборка чистовых макетов и аккуратная, доводящая до боли в руках и голове доводка собранных изображений. Мурочкин очень часто уходил курить. Кроме того, Мурочкин был чем-то недоволен. Он начинал ходить взад-вперед перед разложенными на полу эскизами, и бормотал злобно или грустно что-то, где слышались слова: "быдло", "серость", "ограниченность". А за проделанную им работу смело можно было гордиться. Мурочкин всегда работал качественно и оригинально, но таких больших проектов ему еще не заказывали. А проект оказался еще и удивительно цельным, при своем масштабе. Поэтому было непонятно, кого или что он так неприязненно поминал. Во второй половине дня пришла Леся, и Мурочкин показал ей проект во всей имеющейся красе. - Муркин! - странно, но никто из тех, кто позволял себе коверкать его фамилию, никогда не называл его "Муркин". - Это отлично! Мне так нравится! Я никогда не видела ничего подобного. Если бы вся реклама была такая, - тут Леся заметила настроение Мурочкина и вопросительно посмотрела на него. - Понимаешь, Лисенок. То, что сейчас у меня есть, не годится, - начал объяснять Мурочкин, - тебе это скажут в любом рекламном агентстве. - Но почему? - Да потому, что лучше всего работает как раз та простая и глупая реклама, которую все так ненавидят. - Но, неужели все это напрасно? - Леся, кажется, приготовилась отчетливо огорчиться. Мурочкин заставил себя успокаивающе улыбнуться. - Лисенок. Ничего страшного в этом нет. Все будет в порядке, - он обнял ее и гладил по голове, как будто это она сделала этот негодный пока проект. С лица Мурочкина сошла вся досада, причем абсолютно непритворно и естественно. - Я немного все испорчу, оглуплю, упрощу, и проект с руками оторвут. Леся доверчиво-вопросительно взглянула ему в глаза, немного отстранясь. - Правда-правда? - Правда, - улыбнулся Мурочкин. - У меня так не в первый раз выходит. Жаль только, рассказ загубил, - добавил он тихо. - Муркин! Что еще за рассказ? - она снова улыбалась, теперь заинтригованно. - Ну, так, - начал оправдываться Мурочкин. Впрочем, скорее для себя и для виду. - Эта идея проекта, она обрезана конечно. Но я раньше хотел написать что-нибудь. Может даже рассказ. А тут, так хорошо подошло, что я... - он махнул рукой. - Я была уверена, что что-то такое в тебе есть, - торжественно заявила Леся. И спросила сочувственно. - А тебе не жалко? - Хм. А, у меня еще есть, - оптимистично-шутливо ответил он. - А ты что-нибудь уже написал? Дай почитать. - Да у меня так, все по мелочи, - смущенно проговорил Мурочкин. - Му-уркин, ну дай почитать. Мурочкин не смог скрыть довольной улыбки. Он нарочито небрежно махнул в сторону шкафа. - Так, в папках. Внизу. К вечеру Леся прочитала содержимое обеих папок. Мурочкин делал вид, что занимается своей рекламой. Она отложила папки в сторону и долго посмотрела на него. Он, наконец, почувствовал ее взгляд и вопросительно обернулся. - Муркин, не знаю что и сказать. - Ну так ничего и не говори, - отшутился он, но продолжал смотреть. - Знаешь. Мне теперь жаль твой загубленный рассказ. Ты - писатель. И талантливый. - Я - азиат, если верить Волчику. А тебе понравилось? Леся быстро и с энтузиазмом закивала. - А больше какая... - Мурочкин не продолжил. - Что? - Да, неважно. Хорошо иметь почитателей. Дать автограф? - Лучше предметы одежды, нестиранные, - фыркнула Леся. - В ванной. На целый фан-клуб хватит, - сквозь смех выдавил Мурочкин. - А ты печатался где-нибудь? - Ты же видела. Там все очень маленькое, я даже не знаю как это называется у литераторов. А на сборник... да тоже маловато, и разное очень. Есть там задумка, но это я еще не окончил, впрочем, даже до середины не дошел. - Мурочкин помялся. - Но пару раз меня печатали, в журналах. Проточин, например, считает, что я - пустоцвет. - Проточин - идиот, и старый козел. Знаешь, тебе нужно написать рассказ. Для начала, - решительно заявила Леся. - Ты же говорил, что у тебя есть идеи. Нужно сменить обстановку, поехать куда-нибудь. Так все писатели делают. Мурочкин рассмеялся, потом скорчил кислую мину. - Не знаю... - затем хитро взглянул на Лесю. - А ты сможешь взять отпуск? - А ты возьмешь меня с собой? - Возьму. - Тогда я просто поставлю шефа перед фактом. *** - Эх-эх, - иронично и безнадежно произнес он, опершись локтями в свою подушку и рассматривая пустую Олесину. Мурочкин поднял голову и с надеждой прислушался, но в квартире стояла тишина, о которую разбивались далекие уличные звуки. Зато перед глазами замаячил компьютер. Они - глаза - сузились. - И резать и резать. Кретины, - процедил Мурочкин. Он подошел к столу и взял кружку с остывшим чаем. Отпил. Теперь в кружке осталась только половина. Мурочкин грустно вздохнул и допил чай залпом. Пошлепал из комнаты с кружкой в руках, удивленно оглядываясь на какой-то особенно чистый пол. Вернулся Мурочкин бодрым, бесшабашным и, с плохо вытертой, взлохмаченной головой. Врубил компьютер и рыкнул ему в унисон. Затем он рассыпал по полу макеты. - Вот я из вас комиксов понаделаю, - со злой веселостью, легкомысленно погрозил он бумаге. Он постоял, будто ожидая ответа, но не дождался и сел за стол. Через час комната наполнилась почти летней жарой. Мурочкин оторвался от работы и открыл дверь на балкон. Прохлады на улице уже не оставалось, но воздух был все-таки немного свежее, чем в квартире. Мурочкин тщательно подергал тюль, чтобы как можно меньше назойливого солнца попадало внутрь. Раздался телефонный звонок. - Мурочкин! Как дела? Что поделываешь? - Привет, Люда. Делаю из Моны Лизы девчонку с соседнего двора. - Мурочкин пошел с трубкой на кухню. - Ну? - явно не понимая, протянул Шпиц. - Есть деньги? - Я еще не закончил заказ. - Понятно. Значит тоже на бобах. Одной рукой Мурочкин вытащил сигарету и закурил. Сел на стул, стоящий на месте табурета. - А мое-то барахло пригодилось? Осталось долго еще? - Шпиц говорил взволнованно. Ему, похоже, действительно приходилось туго. - Пригодилось-пригодилось, - Мурочкину пришлось встать за пепельницей, которая стояла на подоконнике, вымытой. - Кстати, думаю, за завтра закончу. Значит будут тебе деньги послезавтра. Если это не выходной. - Он поднял глаза, попробовал считать, загибая пальцы. Помешала сигарета. Он бросил это дело и хотел сесть, но увидел, что пепельница так и стоит на подоконнике. Мурочкин переставил ее на стол, а Шпиц тем временем тараторил в трубку: - Ну-ну, ты совсем со своей работой. Четверг будет послезавтра. А чего ты у меня набрал? Новья много испоганил? - В основном брал из старого. Там у тебя полно полезного хлама, - Мурочкин с видимым удовольствием крутил на столе пепельницу. Вымытое стекло красиво переливалось огранкой в солнечных зайчиках. Пара длинных, цилиндрических кусочков пепла лежали один на другом весьма живописно. - А из нового взял только один снимок. Из серии. - Целую серию, ради одного снимка, - заохал Шпиц. - Что за серия хоть. - Там девочка такая, молоденькая. Подожди. Вспомню номер... Услышав номер серии, Шпиц почти застонал. - Ты хоть представляешь, сколько времени я ее раздевал!? - Да ладно. Не такая уж она там и раздетая. - Если б это ей можно было объяснить! И мне пришлось при ней перестирать все те шмотки, которые я собирался на нее напялить. - Не кипешуй. Мы с этого заказа получим по-королевски. К тому же я обработал картинку. Теперь с твоей многострадальной серией она не имеет ничего общего. Мурочкин решил закрыть грозящую дальнейшими воплями тему. Он откинулся вальяжнее на спинку стула, добавил еще кусочек пепла к растущей горке и сказал: - Если ты на мели, приезжай вечером ко мне харчеваться. Еда в доме еще есть, Леська что-нибудь приготовит. - Кто-кто приготовит? - настроение Шпица мгновенно поменялось. - Леська? Я-то, дурак, думал, ты аскет и подвижник. А ты оказывается просто кобель. Ну-ну. - Так ты приедешь? Кинолог по этике. - Да я уже договорился с Азаряном, вернее с Сашей. Ха. Ты ж, конечно же, не знаешь. Они теперь вместе. Я им буду сегодня показывать Сашины снимки. Надеюсь, Федька меня не убьет, - Шпиц захихикал. - Ну, а если не убьет, то будет кормить. Ну, и думаю, Саша заставит его купить эту серию. Вот таки так. - С чего это Федька будет тебя убивать? Ты что, опустился до порнографии? - голос Мурочкина выдавал интерес. - Я и порно - две вещи несовместны, - гордо ответствовал Шпиц и затараторил дальше: - Но когда он увидит, что она вытворяла в купальнике. А, особенно, со шторой... Ты же знаешь Азаряна, - по голосу Шпица было понятно, что сегодня вечером он ожидает много веселья. - Ну и ну! Честно говоря, если бы Саша не была уже с Азаряном, я бы бросил снимать и... Хотя это против моих правил. - Свисти, свисти, мне трель твоя по нраву, - улыбнулся Мурочкин. - Я ж серьезно, - Шпиц собрался обидеться. - Верю, верю. И что же Азарян? - Так ведь Саша сама... И знаешь? - Шпиц понизил голос до таинственного. - Мне кажется, наш сатирик попал под каблук, - и опять громко. - Так что мне ничего не грозит. - Гм. Безумству храбрых и все такое, - пожелал удачи Мурочкин. - Кончаем болтать, мне работать надо. - Значит, до четверга? - Ага. Мурочкин выключил связь, потянулся и посмотрел в щель между шторами. Сверху щель была синяя, снизу - ослепительно зеленая. Красивые цвета. Однако жарко, и Мурочкин порядком вспотел. Раздавленный окурок безапелляционно портил пепельницу. Мурочкин вытряхнул ее, но прилипшие хлопья пепла держали статус-кво. Оставив пепельницу на столе, Мурочкин пошел в комнату. Чтобы хоть немного избавиться от пота, Мурочкин натянул трусы и майку. У стола он тоскливо взглянул на опять пустую кружку, но махнул рукой и сел работать. Закончил только поздно вечером. Посмотрев на часы, Мурочкин вздрогнул. Почти ночь. Он оглянулся по сторонам и прислушался. Тихо. Посмотрел на кружку. Пуста. Мурочкин решительно перезагрузил компьютер и запустил программу-проигрыватель. Полилась мелодия, слишком громко. Прошлый раз Мурочкин слушал музыку днем. Он сделал потише. На улице стало совсем темно, а в квартире несколько зябко. Мурочкин одел халат и затворил балконную дверь. Потом сходил на кухню налить чаю, выбрал книгу, из стоявших на шкафу, и уселся читать на диване. Он часто отвлекался от чтения и поглядывал кругом удивленно. Только заполночь перестал и читал, не отвлекаясь. Дверной звонок задребезжал неожиданно. В глазок Мурочкин увидел Лесю и открыл. Она стояла на тускло освещенной площадке усталая и строгая, в наполовину деловом, наполовину вечернем платье. Подобранная прическа, серьги, яркая косметика. Мурочкин удивленно смотрел. - Извини, Олег, что поздно. Можно войти? - Конечно, - в тон ей ответил Мурочкин и посторонился. Потом мотнул головой. - Что за глупый вопрос? Леся процокала длинными каблуками в прихожую и остановилась в стороне от него. Он лязгнул дверью. - Ты чего стоишь? - с улыбкой спросил Мурочкин. - На фирме вечеринка была, - не двигаясь, отчеканила она. - Я порядочно перебрала, - Мурочкин уже и сам почувствовал запах. - Я бы не поехала к тебе так поздно. Но... - тут Леся внезапно всхлипнула, но выправилась, - у меня стащили сумочку на улице. Мурочкин сделал шаг к ней, но она быстро продолжила, и он остановился. - Ничего важного там не было. Только вот ключи. А Саши сегодня нет дома. Мне больше некуда было... - И не надо было, - Мурочкин помедлил. - Скажи честно. С тобой ничего действительно страшного не случилось? Ты испугалась? И где... - спросил он тревожно. Леся мотнула головой. - Ну слава богу. А надо было просто позвонить, и я бы за тобой приехал. А теперь меня целовать, и марш в ванную - умываться. И спать, - снисходительно скомандовал он, и закончил совсем уже шутливо, - алкоголичка. - Олег, ты... - вопросительно начала Леся и не выдержала, заревела в халат Мурочкина. Мурочкин провел ее в комнату и усадил на диван. Она наконец оторвала мокрое лицо от его груди и пожаловалась. - И шеф, скотина, приставал, - Мурочкин нахмурился. - Он ущипнул меня... при всех. А я его толкнула, - тут Леся хихикнула. А потом расхохоталась во весь голос. - Он об кого-то споткнулся. И они оба! На стол! А шеф! Мордой своей в какой-то соус... - задыхаясь смехом и еле выговаривая. - А давай, я его завтра подкараулю, и морду набью, - предложил Мурочкин с веселой злостью. - Я это не шучу, мне хочется. - Не надо. Он такой жалкий был. А пока его секретарша оттирала, я ушла. А завтра я ему сама устрою. - Мордобой? - Глупый. У женщин свои способы, - Леся перестала смеяться и прижалась к Мурочкину. - А я тебе бутылочку коньяка со стола стащила, он в сумочке был, - она резко выпрямилась. - Дура! Я же не к тебе ехала, - и добавила грустно: - Ты прав. Я - алкоголичка. Не могу себя ограничивать. - Ладно тебе. Помнишь тот вечер, когда мы познакомились? Ты совсем не пила, я даже удивился. - Просто меня тошнило от вида бутылок. Перед этим я сутки пьянствовала в "Розе Ветров". Леся вздохнула: - Я совсем не такая. Увези меня отсюда. Хорошо? - Хорошо. Сплавлю заказ, и рванем на север, на все лето. А то в городе скоро асфальт начнет плавиться... О! Элитный перегар, - это его поцеловала Леся. - Но сейчас, умываться и спать. *** Мурочкин оглядывал красивое тело в трусиках, лифчике и поясе, названия которого он не знал. Светло бежевое, чуть светлее Олесиной кожи, с черным белье заманчиво обтекало тонкую фигурку. Леся зябко шевельнулась, повела плечами. Мурочкин вороватыми движениями переложил одеяло на девушку. Поднялся и пошел в ванную. Окончив все традиционные утренние процедуры, он вернулся и врубил компьютер. И сразу выключил, и злобно посмотрел на замолкший системный блок. Потом посмотрел на Лесю, не разбудил ли ее рев. Не разбудил. Мурочкин еще раз покурил на кухне, вернулся, надел халат, и взял в руки книгу, лежавшую на столе. Ее Леся читала в последнее время, когда он работал. Удивленно и довольно хмыкнув, Мурочкин сел в кресло и стал читать. Несколько раз Леся переворачивалась, но не просыпалась полностью. А когда над соседним домом взошло солнце, и в комнате заметно потеплело, она вновь скинула с себя одеяло. Леся проснулась, но не издала ни звука. Мурочкин, однако, все понял по ее движениям и принес большую кружку холодного несладкого чая и таблетку анальгина. Она жадно хлебнула из кружки, цепко держа ее в руках, но из-за поспешности захлебнулась и, брызгая, закашлялась. Мурочкин иронично-сочувственно улыбался. Если бы он не оторвал ее на середине кружки, то Леся, вероятно, выпила бы ее всю. Мелкими глотками. Но Мурочкин заставил ее проглотить таблетку. Он подошел к столу, но вздохнул и вернулся в кресло. Леся полежала немного, откинувшись и попав головой между подушек. Затем она повернулась к Мурочкину. - Олег. Тебе, наверное, надо работать. - Чтобы говорить, ей сперва пришлось откашляться. - У меня блок питания ревет как резаный, когда включаешь. Твоя бедная головка не выдержит. - Не беспокойся обо мне. Бывали пробуждения и похуже. Мурочкин пожал плечами, встал, включил компьютер и оглянулся на диван. Леся с твердо сжатыми челюстями кивнула. Она с минуту смотрела в спину севшего за компьютер Мурочкина. Ее лицо приняло решительно выражение, и она поползла к краю дивана. Тут ей в руку впилась пружина, но Леся промолчала и встала. Показно буднично, и быстрым движением, как будто боясь, что Мурочкин ее остановит, она взяла его компьютерную кружку, и ушла на кухню. Но Мурочкин продолжал перетаскивать что-то мышью и только чуть-чуть удивленно посмотрел ей вслед. - Спасибо, Лисенок. - Мурочкин нарочито и нечаянно громко отхлебнул из кружки. Леся прошла к дивану, аккуратно села, но не легла, а скорее рухнула без сил. И затихла. Когда у Мурочкина снова кончился чай, и он, как всегда этого не заметил, она снова поднялась. Она так и поднималась, чтобы только налить ему чаю, пока, наконец, не нашла в себе силы принять душ и больше не ложиться. - Все. Я закончил. - Мурочкин брезгливо отбросил вспотевшую мышь и потянулся. С такой силой, что заскрипевший стул чуть не опрокинулся вместе с ним. Леся сидела в кресле и читала. Свежая и хорошенькая, в одной из его рубашек, посреди раскаленной комнаты. Мурочкин с надеждой взглянул на балкон, но дверь уже была открыта. Впрочем, солнце уже ушло за угол, пик жары прошел. А с балкона уже вливалась жаркая еще, но в сравнении с воздухом квартиры, прохлада. - Ты действительно все-все закончил? - спросила радостно Леся, скинув ноги с кресла. Рубашка скрывала только самое их начало. - Что там под рубашечкой? - тихо пробормотал Мурочкин. - Только я, - Леся была еще бледновата. Мурочкин всмотрелся в ее лицо. - Пойдем гулять, - он подошел к креслу и, потянув за руку, поднял девушку на ноги. - Отлично, я только соберусь... - Леся вдруг перестала улыбаться. - Вчера я... - Проехали, - перебил Мурочкин. - Это ерунда. - Почему? - Два месяца назад. От такси до двери мне пришлось идти на четвереньках. Единственное неудобство - грязные коленки. - Я пришла на ногах, - Полуутвердительно-полувопросительно сказала Леся. - Моих рекордов тебе не побить, женщина! - Дурак ты, Муркин, - улыбнулась Леся и пошла собираться. Через пятнадцать минут Мурочкин с сомнением осмотрел свои джинсы и футболку. Рядом с ним стояла элегантная деловая женщина, и они составляли странную пару. Леся была не накрашена, потому что вся ее косметика канула в неизвестность вместе с украденной сумочкой. Но она была так хороша, что Мурочкин, кажется, решил, что не соответствует. Он открыл шкаф и критично в него посмотрел. - Да ладно, Муркин. Ты и так хорош, - странно, как Леся смогла привести свой наряд в порядок. Утюга у Мурочкина отродясь не было. Он хмыкнул, но все-таки напялил поверх клетчатую мятую рубаху. Представительнее от этого не стал. Идя по улице, держа ее за руку, Мурочкин выглядел все более гордо от завистливых взглядов встречных мужчин. Мурочкин как-то предпочитал, хотя вряд ли отдавал себе в этом отчет, женщин, мало пользующихся косметикой, и одевающихся под стать ему самому, со вкусом, но просто и практично. Но на теперешнюю Лесю, Лесю на высоких каблуках, он смотрел восхищенно, с легким намеком на удивление. Тонкий каблук, от которого Леся стала едва ли не выше него. Чулки. Строгая, но короткая юбка, чуть открывающая при редком шаге кружево. Тонкая кофточка, облегающая тело. И лицо, броское, яркое и без косметики. Ее женственность до кончиков красных ногтей льстила ему. Впрочем, Леся намеренно сбросила с себя этот вид, у первого же пивного ларька. Они купили по большой кружке пива и пили, не обращая внимания на распивающих рядом. Леся с кружкой пива была своей в доску девчонкой, и тут уж одежда, ее наряд бизнес-леди был бессилен. - Ух. Ну теперь ожила. - Олесь воскресе! - предложил тост Мурочкин, и они стукнули кружками. Вернув пустые кружки, они купили на мелочь полторалитровую бутылку из-под газировки у бабульки, которая рядом с ларьком торговала еще семечками и вяленой треской. В ларьке бутылку наполнили, и странная, учитывая что трезвая, парочка пошла по начавшей темнеть улице, громко и весело болтая, и передавая из рук в руки бутылку. Разговор их шутливый, однако, попал в определенное русло, из-за которого они, добив бутылку, скорым шагом направились к дому, задержавшись лишь у еще одного ларька. Благодаря хорошему домофону, лифт в подъезде Мурочкина был чистым, как и весь подъезд. Мурочкин в принципе не пользовался лифтами, если те были грязны, и предпочитал подниматься по лестнице, пусть и грязной. В своем же чистом лифте он начал целовать Лесю, и руки их полезли под одежду друг друга. - Может остановим лифт? - хрипло спросила Леся. Мурочкин молча потянулся к кнопкам. Но тут двери открылись. - Знать не судьба. Пошли скорее домой, - сказал он. *** Мурочкин и Леся миновали коридор с придушенным кондиционером на входе в "Зеленую Тоску". На этот раз в кафе собралось довольно много сторонних посетителей. Скорее всего, из-за прохлады, которую обеспечивал более мощный собрат коридорного бедняги. Но, не смотря на людность, уже присутствующий Шпиц сгрудил четыре столика в большой квадрат и сидел за ними в одиночестве с наглым выражением на лице. - Привет влюбленным, - ответил он на приветствие подошедшей пары. - Мурка, ты деньги привез? Наличные? А то, я тут уже вовсю торгую шкурой неубитого медведя. - И убитого, и уже освежеванного, - сказал Мурочкин, протягивая Люде пухлый конверт, куда тот сразу сунул свой нос. - Ого-го, - даже без всякой иронии протянул Шпиц. - Мне тоже нравится, - Мурочкин усадил Лесю и сел сам. - Я сделал два варианта, для широкой публики, и для, так сказать, ценителей. Тимохин "Зеркалу" хотел показать только ширпотребный, но я впихнул и первый вариант - жалко было, ведь старался. И он им понравился, хотя и остренький. В общем они и его купили, наверно для личного пользования. А я получил почти в два раза больше, чем ожидал. - Тогда пиво к черту! Сегодня коньяк! - Шпиц отодвинул кружку, но вернул обратно. - Нет, хлеб на пол не бросают. - Присоединяйтесь! - сказал он после внушительного глотка. На столе еще стоял почти полный кувшин. - Тебе за прошлый раз глаза бы выцарапать, - добродушно сказала Леся. - Коньяк еще ладно, а вот пиво было бы вам не повадно. - Ну вообще-то Люда прав. Выдохнется, жалко, - с сомнением сказал Мурочкин. - Ладно уж, отчаянные вы самцы. Единственной благоразумной девушке придется тащить вас на себе. - А благоразумные девушки этим занимаются? - иронично осведомился Мурочкин. А Шпиц мечтательно прошамкал: - А когда тебя тащит на себе красивая женщина... дело таки того стоит. - Тебе-то уж точно ничего не светит, - парировал Мурочкин, - но ты все-таки можешь угостить моего будущего штурмана. - Девушка! Милая, бутылку достойного коньяку и лимонов в сахаре. Девушка без энтузиазма посмотрела на Шпица, ей, наверное, не улыбалось, чтобы такая форма заказов превращалась в традицию. - Люда, ну где ваше чувство прекрасного, - прокомментировала заказ Леся. Она сегодня была "на высоких каблуках", и Мурочкин оделся ей под стать, в хороший, несколько пижонский пиджак. Леся продолжила мечтательно: - Коньяк - десертный напиток. К нему нужен настоящий горький шоколад. - А по-моему, к этому напитку требуются благородные холодные закуски. Говоря "благородные", я имею в виду мясные. - Мурочкин авторитетно приосанился. - Тоже мне, эксперт, - осадила Леся, озорно стреляя в него прищуренными глазами. - Ладно. Признаю себя плебеем в данном вопросе, - Мурочкин рассмеялся и пошел к стойке взять себе кружку, а заодно и заказ. Он прибавил к нему коробочку шоколадных конфет и чашку кофе. Вернувшись с подносом, Мурочкин застал Олесин вопрос. - Люда, а ты зачем столько столиков оккупировал? Кажется, у тебя планы на солидный дебош? - Ну надо же спрыснуть. Я Азаряна со своей половиной позвал. Да и еще, может быть, кто проявится. - Это Сашка то - половина? - весело возмутилась Леся. - Это Федька твой - половина. - Она посмотрела на кружки в руках парней и плеснула коньяку в чашку с кофе, оставив коньячные бокалы скучать. Чашка позволяла. Бокалы дождались, а кружки и пивной кувшин сгинули. - Привет. - Здорово, Коричнев, - ответил за всех Шпиц. - Что празднуем? - Коричнев сел рядом с Мурочкиным. - Финансовую состоятельность. Кстати, это тост! - Шпиц лучился удовольствием. Сашка Коричнев выбрал лимоны с сахаром. - Их еще посыпать надо было, молотым кофе, - сообщил он. - Между прочим, на входе толкутся Азарян с какой-то симпатичной девицей, - тут Сашка хитро подмигнул Мурочкину. - Девица Азаряна журит за что-то, сурово так, по-отечески. - Позволь тебе представить мою девушку. Олеся. - Мурочкин говорил подчеркнуто чинно. - А мы, Мурка, между прочим, знакомы, - Коричнев напыжился. - Леся, вы должны меня помнить. - Конечно, помню. И мы, помню, были "на ты". - А-а, - подтвердил Коричнев. К столу подошли Азарян и Саша, и девушка с еще одной бутылкой коньяку и дополнительными бокалами. Девушка вернулась за стойку, а вновь прибывшая парочка вежливо со всеми поздоровалась. Азарян намеревался сесть рядом со Шпицем, напротив Мурочкина, но Саша решила, что это место для нее. Азарян пододвинул ей стул и сел рядом. - Удивительно, - протянул Азарян, подчеркнуто самоуверенно, - народу здесь сегодня. - Зато свежо, вернее, потому что свежо. Люда не спи - подливай. Между прочим, Азарян, ты будешь представлять нам свою спутницу? Смотри, мы можем и сами. - Ха, да ты единственный тут с ней не знаком, - Азарян спародировал разбитной говор Коричнева. Взглянул на Сашу и добавил уже своим обычным голосом: - Саша. - Вы - Саша Коричнев, очень приятно. - Девушка напустила на себя строгую вежливость. - Тезка, - тут под ее взглядом Коричнев немного смешался. - Очень приятно. Похоже, я многое пропустил, - и улыбнулся с подковыркой Мурочкину. - Ты тут все говоришь и говоришь, а я уже налил. По твоей, между прочим, личной просьбе, - вмешался Шпиц. - Так, давай уж тост. - Умеешь ты заткнуть человека. Тост ему. Ну давайте тогда за женщин. Нам... - тут он взглянул на Сашу, - в общем, приятно. - Кстати, мы с Лесей скоро вас покинем, - сказал Мурочкин, открывая четвертую бутылку. - Не делай такое возмущенное лицо, Коричнев. Я не про данный момент. Мы рванем на север, через несколько дней. Возможно на все лето. - Хорошо как, - отозвалась Саша. - В городе уже дышать невозможно. А вот Федечка мой - птица гордая, пока... - А я чего, - Азарян растопырил руки, изображая гордую птицу, - я хоть завтра. Куда хочешь. - Тебя никто за язык не тянул, - улыбнулась Саша, - я посмотрю, что ты завтра скажешь. - Ты во мне сомневаешься, женщина? - Азарян выпятил грудь. - Скорее наоборот, не сомневаюсь. - Решено. Утром дам тебе пару глобусов, на выбор. - Леся, Олег, а может вместе поедем? - Саша пристально всматриваясь в Мурочкина. - Лесь, пойдем покурим, - проговорил тот и быстро пошел на улицу. На улице Мурочкин достал сигарету, посмотрел на вышедшую следом Лесю и положил пачку в карман пиджака. - Я не против Саши и Федьки, а Люду или Сашку, то есть Коричнева, взял бы с удовольствием. Но может быть, ты хочешь поехать только вдвоем? - Саша - моя лучшая подруга. Я, пожалуй, даже буду скучать по ней. И остальные мне нравятся. Так что, если ты не против, то я только за. - Значит, принято при двух воздержавшихся, - улыбнулся Мурочкин, держа сигарету в зубах. - Только я думал осесть на природе. Палатка, лес. - Я, честно говоря, так не пробовала, но хорошо, - Леся наклонила голову. - Пойдем на компромисс. Я знаю хорошую базу отдыха. Там поселимся, и будет делать вылазки. - Отлично. - Ну, пойдем. - Мурочкин взглянул на тлеющую сигарету. - Нет, давай еще постоим. - Мы тут подумали, куда можно поехать, - Мурочкин и Леся вернулись к столу, - и я решил... Есть отличная база отдыха, пару лет назад я неплохо провел там время. Лес. Речка. Озера. Есть даже некоторое подобие гор. Красотища. - Глушь наверное, - Азарян оттопырил губу. - Гостиница потянет звездочки на три, по крайней мере горячая вода есть всегда. Кроме того, там есть коттеджи. Все удобства в наличии. Но до цивилизации действительно далеко, впрочем, это скорее плюс. Дороги там нормальные. Можно добраться и на поезде и на машине. - Федя, мы же поедем на машине. Я так не люблю поезда, - Саша помахала ресницами в сторону Азаряна. - Ну раз ты так хочешь. Мурыч, у тебя права есть? Будем вести по очереди. Мурочкин кивнул и обернулся к Коричневу? - Не хочешь с нами? - Не, - вальяжно протянул Коричнев. - Лето будет жарким. Звезды будут раздеваться. Политики будут скандалить. А я буду знаменитым. - И охота тебе быть акулой пера? Ты ведь писать умеешь. - А мне нравится. - Ладно уж, с тобой все понятно, журналюга. Люда, ты хоть не бросишь нас? Поехали! Надо отдыхать богатыми. - Богатыми надо работать - лучшее состояние души. Давайте лучше выпьем. Выпили. - Люда, может ты все-таки поедешь? - Саша сладко улыбнулась Шпицу. Тот невольно заулыбался в ответ. - Там ведь красивая природа, ты сможешь снимать пейзажи. - Да, действительно, - подтвердил Мурочкин, - а я в этом понимаю, ты знаешь. - Да у меня и здесь планы, - замялся Шпиц, но улыбка уже расползалась по его лицу. - Люда, - вкрадчиво нажимала Саша, весело поглядывая на Лесю, - может статься, ты уговоришь Леську тебе позировать... Может и я пойду у тебя на поводу. Опять. Азарян насупился. Шпиц это заметил и не замедлил подцепить его. - Когда сессию будешь покупать? - Буду, буду. Вместе с негативами, учти. Все весело заржали, даже Коричнев, который был не в курсе. Наконец, присоединился и Азарян. - Ладно уж, шантажист чертов, завтра вечером заеду, - проговорил он смеясь и обратился к Саше. - Только ты ему больше не поддавайся. - А я подумаю, - бесшабашно отрезала она, и Азарян горестно вздохнул. - Ну, мы тебя уговорили? - спросила Леся. - Вы и камни плакать заставите, - согласился Шпиц. - Но я ловлю вас на слове. - А мы пока что ничего не обещали, - Саша совсем развеселилась и Леся ее поддержала. конец первой части. Часть вторая. Мурочкин проснулся на кресле рядом с водительским. Несколько минут он лежал в нем неподвижно, едва приоткрыв глаза. Но потом сел прямо и выгнул затекшую спину. - Что не спится? На погреби, - пошутил из-за баранки Азарян намекая, что пора бы поменяться местами. Азаряну пришлось найти микроавтобус. Его легковушка была бы тесновата для, предполагаемого трехдневным, путешествия пятерых людей, пусть даже трое из них, девушки и Шпиц, не отличались крупными габаритами. Первые сутки ехали практически без остановок. Мурочкин и Азарян сменяли друг друга за рулем, а в местах свободных от служителей правопорядка им помогал и Шпиц, который неплохо водил, но все ленился сдать на права. Саша тоже порывалась за руль, но Азарян прошелся по поводу ее стиля вождения, а Мурочкин, после этого наложил вето на данный вопрос, заручившись общественным молчаливым согласием. После ночи, проведенной в непрерывном движении, Леся с готовностью демонстрировала всем желающим страдальческий взгляд, а Саша сообщила, что они останавливаются в ближайшей гостинице. Впрочем, Мурочкин оттянул эту перспективу до вечера, когда они должны были въехать в небольшой провинциальный городок. На следующий день девушки потребовали подобной же остановки, мотивируя ее необходимость вздохами и закатыванием глаз. Они делали это настолько эмоционально и слаженно, что парни не решились возражать. Хотя, может быть, они и сами попались на простой уют придорожных ночлежек. Четвертый и последний день поездки ознаменовался проколом колеса. Шпиц справился с управлением, но пришлось тащиться километров десять обратно на ущербной запаске. Впереди их ждала только расхлябанная с весны лесная грунтовка и Лесная Заимка - цель их путешествия. Из-за прокола добрались затемно. Мурочкин провел друзей в ресторанчик на первом этаже и подошел к хозяину. Когда они вошли, тот уже стоял за конторкой, являющейся продолжением барной стойки. Хозяин внимательно рассматривал гостей, суховатый длинный мужик лет пятидесяти. - Доброй ночи, Дмитрий Карпыч, - поприветствовал его Мурочкин. - Очень приятно, что ваш дворик все еще живой и все такой же. - Добро пожаловать, - хозяин говорил медленно, делая четкие паузы между фразами. - То-то я вижу лицо знакомое. - Олег, - подсказал Мурочкин. - Да. Раз ты здесь уже был, знаешь значит, что меня можно называть Карпычем, - голос Карпыча похрипывал. Он добавил строго: - И ты знаешь мои правила. Мурочкин кивнул. - А почему это я должен был прогореть? - Да так, - Мурочкин замялся, - почему-то всякие хорошие места часто исчезают. Парки застраиваются, заведения перекупаются, и все в таком роде. - Да ну, - Карпыч удивленно фыркнул. - Ну, за мою Заимку можешь быть покоен. Продавать я ее не думаю, - тут он фыркнул уже насмешливо, - стал бы я так разворачиваться, чтоб потом отдавать. - Постояльцев как, много? - Не сезон еще. Хотя погодка уже почти летняя, - Карпыч помолчал, еще раз обежав взглядом гостей. - Ну что ж, познакомь друзьями. Они ведь все впервой тут? Мурочкин еще раз кивнул и слегка улыбнулся. Они подошли к остальным. - Добро пожаловать в Лесную Заимку. - Это похоже была единственная официальная фраза Карпыча. После нее голос хозяина стал строго-снисходительным, каким уговаривают шкодливых, но любимых детей вести себя хорошо, и поменьше требовать к себе внимания. - Вижу, ребята вы хорошие, и беспокойства много не доставите. Но помните, - Карпыч обвел всех нахмуренным глазом, - здесь отдыхают и другие люди. И всем должно быть хорошо - таково мое желание, - он сделал вескую паузу. - Поэтому на моем дворе действуют определенные правила. - Какие еще правила! - возмутился Шпиц, но как-то неубедительно возмутился под нависающей бородой Карпыча. - А такие, молодой человек, - хозяин сурово сверкнул на него глазами, - если хотите пошуметь, шумите. Но за все, что сломаете, платить сразу, и деньгами. Никаких там карточек, бирюлек и часов. Это и тебя касается, Олег. Мурочкин повинно склонил голову, но с затаенной ностальгической улыбкой. - Кроме того, в определенное время здесь кушают люди. Сейчас это одиннадцать утра и шесть вечера. В это время все в ресторане должно быть чинно и благородно. А если невтерпеж, есть клуб на втором этаже. Но учтите. Стол там очень дорогой... - Карпыч задумался. - Вроде все... Ах да. На правой половине, - он махнул рукой, - не шуметь. Ну, вот парень, Олег, он тут все знает, он и покажет все. - Ты меня прям как на работу взял, Карпыч, - с усмешкой сказал Мурочкин. - А я с тебя лично за номер не возьму, - ответил хозяин с размахом и внезапно улыбнулся. - Ты что же, подумал, я забыл тебя? До маразма мне еще далеко. Но ты мне за них отвечаешь! - его тон опять стал строгим. - Хорошо, Карпыч, - Мурочкин широко улыбался. - Ну, отдыхайте ребята. Я сейчас Сеню разыщу, за стойкой постоит. Карпыч скрылся за дверью, ведущей куда-то вглубь дома. Все, кроме Мурочкина, сидели с чуть ли не разинутыми ртами. - Ну и мужчина, - восхищенно протянула Саша. - Да, мужик принципиальный, - Мурочкин закурил. - И он тебе в отцы годится, - обидчиво осудил Сашу Азарян. - Дурачок, я же не в этом смысле, - Саша засмеялась, а потом насупилась. - Я кажется не давала повода. - Извини, - Федя замялся и сменил тему. - А не слишком ли он с нами по-драконовски? - Да, мне тоже не понравилось, - вставил слово Шпиц. - Да расслабьтесь, - примирительно сказал Мурочкин, - все, что от нас требуется, это не доставать других постояльцев, а сейчас их немного. Если мы действительно "хорошие ребята", то нам это будет нетрудно. - Олег, а где мы будем спать? - практично осведомилась Леся. - А, сейчас пойдем и выберем. Во всех свободных номерах ключи в замках, занимай любой, - Мурочкин затянулся. - О стоимости не думайте, здесь вообще недорого. - Ага, а что же этот, Карпыч, говорил про "очень дорогой стол"? - возразил Азарян и удостоился Сашиного осуждающего взгляда. - Кстати, а что там, на втором этаже? - О-о, - ответил с бывалым видом Мурочкин, - вот вещи занесем, покажу. Ахнете! - Он посмотрел на сигарету. - Вот только докурю. Когда друзья вернулись в ресторан, за стойкой уже стоял вихрастый парнишка лет семнадцати. - Здравствуйте, - юноша вовсю смотрел на одетых по-городскому девушек. - Ты Сеня? - Уточнил Мурочкин и он кивнул. - Брага есть? - Конечно. - Дай нам кувшинчик, и какого-нибудь мяса и гренок, - Мурочкин распоряжался с чрезвычайно бывалым видом. - Да, подожди, - Сеня собрался нырнуть на кухню, - мы пойдем в клуб. Будь любезен, принеси все туда. Мальчишка быстро кивнул и опять навострился бежать. - Да не торопись ты так, - рассмеялся Мурочкин, - расскажи, кто еще здесь из приезжих. - Да почти никого, - Сеня старательно отводил взгляд от Саши, эффектной, несмотря на длительный переезд, - сейчас только Ибрагимовы остались, старики. А недавно были туристы, но они уже ушли, но может еще и вернутся, кто их знает, туристов, - начав говорить, парнишка стал быстро набирать обороты. - Так ведь рано еще для отдыхающих, вода холодная, но это не для меня конечно, холодная. Я-то после третьей грозы уже вовсю... - Ну хорошо, Сеня, ты молодец, - Олеся взяла парня за руку, и у того сразу вспыхнули уши. - Ты наверное очень закаленный. Мы сейчас пойдем в... - она оглянулась на Мурочкина, - клуб? Принеси нам, пожалуйста, то что мы заказали. Сеня мгновенно скрылся за кухонной дверью. - Ну и стоило нас так интриговать? Всего-то бильярд, - Шпиц равнодушно обошел мимо русского стола и плюхнулся на диван. - Но в целом, здесь очень даже. Клубная комната была органичным продолжением всей базы отдыха. Штукатурка, кирпич, простые породы дерева. Обстановка прежде всего удобная и долговечная. Мебель либо старая, либо кустарно сработанная, но добротно. Шпиц развалился на древнем диване, заново обтянутом плотной зеленой тканью. Еще два дивана стояли перед здоровым пожилым телевизором, на котором удобно устроился модный видеопроигрыватель. У правой от входа стены расположился массивный широкий стол из строительного соснового бруса, отполированного временем. Рядом со столом стояла длинная скамья, сделанная по-видимому тем же мастером и в то же время. Несмотря на большое количество мебели, в комнате еще оставалось много свободного пространства. Кружева и простенькие гобелены на стенах добавляли уюта помещению. Но в первую очередь в клубе бросался в глаза бильярдный стол, уже хотя бы потому, что располагался он сразу напротив входа. Но это еще был и действительно очень неплохой стол, а, следовательно, и дорогой. Сукно на нем было уже пожилое, но не настолько, чтобы его менять: наоборот, такое оно, пожалуй, было все же предпочтительнее, чем абсолютно новое. Разумеется, рядом с таким столом находились все необходимые аксессуары соответствующего качества. Глаза Азаряна жадно засветились. - Ты просто бесчувственная скотина, Шпиц, - он взял один из шаров с полки и аккуратно отпустил невысоко над сукном. - И стоит ровно. Шпиц хмыкнул и взял первый попавшийся кий. Мурочкин посмотрел на девушек: Леся разлеглась на диване, а Саша уже ждала, когда нагреется телевизор; криво усмехнулся и подошел к окну. Он отодвинул занавески и вышел в лоджию. Здесь стояли вечные и потемневшие от времени и дождей столик и два жестких деревянных кресла. Он уселся и закинул ноги на перила. Небо густо усеивали звезды. Но, впрочем, все-таки не горы, знакомые созвездия находились без труда. Мурочкин глубоко вздохнул непривычно холодный воздух. - Ты зачем сбежал? - на балкон вышла Саша. - Да решил покурить, - ответил Мурочкин и достал пачку. - Дай и мне, - Саша расположилась в соседнем кресле. Некоторое время они курили молча, опустив головы. Мурочкин неопределенно мыкнул и спросил: - Что по телевизору показывают? - А тут нет круглосуточных каналов, - Саша передернула обнаженными плечиками. Они еще помолчали. - Звезды здесь... - Да, очень красиво, - быстро подхватила Саша, - а ты знаешь какие-нибудь созвездия? - Ну... вон Орион... а это, над нами - Кассиопея, кусочек крыша закрывает...- он говорил, благожелательно, но без того энтузиазма, с каким обычно мужчины рассказывают что-либо красивым девушкам, - вон Полярная звезда, там дальше Большая Медведица, но отсюда ее не видно... - А холодно здесь, - Саша вздрогнула и взглянула на Мурочкина. - Так пошли внутрь, - ответил он. В клубе действительно было гораздо теплее, после ночного воздуха даже жарко, и Мурочкин снял куртку. Шпиц с Азаряном гоняли американку, Леся увлеченно наблюдала за ними. На столе стояли кувшин и снедь. Саша и Мурочкин взяли свои чашки и подошли к игрокам. Шпиц редко играл в бильярд, но, благодаря глазомеру выигрывал на прямых ударах. Азарян все пытался забить что-нибудь поизощреннее, но недостаток практики его тяготил. - Что это? - спросила Саша, осторожно принюхиваясь к содержимому чашки. - Брага, - сказал Мурочкин. - Медовуха, - авторитетно поправил Азарян и опять промазал. - Вку-усно, - с улыбкой протянула Леся. - Партия, - сказал Шпиц. - Мурка, давай с тобой сыграем, - взмолился Азарян, - Шпиц бьет только прямые. Ты бы видел, какой он запорол априколь. - Абриколь, - улыбнулся Мурочкин. - Априколь, - возразил Азарян. - Между прочим, я тебя переиграл вместе со всеми твоими карамболями, - вмешался Шпиц. - Ладно, играйте, профессионалы, - добавил он ехидно, передавая Мурочкину кий. Тот взвесил кий в руке и удовлетворенно кивнул. - Если тебе так хочется красивых ударов, то давай в пирамиду. *** Стараясь не разбудить девушку, Мурочкин поднялся, оделся и вышел в коридор. Он спустился на первый этаж и зашел в кладовку за своей снастью, а затем пошел на речку. Речка протекала в полукилометре от базы, минуя местные озера, и впадала в большую систему озер расположенных севернее. Она была вполне пригодна для хорошей рыбной ловли, но Мурочкину не удавалось там ничего поймать, пока Карпыч не показал ему нужные места, не одолжил приманки - мух и пару блесен - собственного изготовления и не посоветовал в качестве живой наживки ручейника. Солнце еще не поднялось над лесом, и только небо на востоке посветлело. Мурочкин шел в одиночестве по тропе, время от времени нагибаясь от нависающих веток. Ни Азарян, ни Шпиц не разделяли его увлеченности рыбалкой. Девчонки один раз пошли с ним за компанию, но их не хватило на долгое, кажущееся однообразным не рыбаку, ожидание, и они ушли на озеро. Вода была еще прохладной, но, прогревшись на уже летнем солнце, приятно было прыгнуть в темную, глубокую мглу, немного поплавать, а затем обсыхать на деревянном пирсе. Местные дети уступали пирс взрослым, и, независимо, как бы не замечая их, уходили на песчаный пляжик. Поэтому Мурочкин оставлял всех досыпать и уходил один. Его совсем не тяготило одиночество, и он с видимым удовольствием подолгу сидел на берегу с удочкой в руках, даже когда совсем не удавалось ничего поймать. Но на простые самопальные средства Лесной Заимки рыба клевала не в пример лучше, чем на магазинные покупки. Мурочкин редко возвращался без улова, с которым Карпыч расправлялся всеми возможными способами. К столу друзей всегда имелась рыба соленая, копченая, жареная, а при желании и вариации на тему ухи. Кроме того, Карпыч покупал излишки рыбы. Таким образом Мурочкин еще и сокращал невеликие их затраты на отдых. Этим утром Мурочкин пошел вверх по реке к старой заброшенной плотине, которая была когда-то устроена для мельницы, остатки которой еще угадывались на соседнем берегу. Мурочкин оснастил донку и забросил ниже плотины в место, где была яма. А затем спустился чуть ниже по течению, где река ускоряла свой бег, а на дне было много больших камней, баламутящих водную гладь. Удилищем длиной в два с половиной метра, служащим Мурочкину, по желанию, и удочкой и спиннингом, он проводил колеблющуюся блесну от дальнего берега, заросшего какой-то травой и кувшинками, наискосок к себе. Блесну никто не брал, и Мурочкин время от времени возвращался к донке. Там уже попадалось два подлещика, и один полновесных лещ. Почти уже решив возвращаться, так как вставшее солнце слепило глаза и мешало орудовать спиннингом, Мурочкин почувствовал рывок. Леску Мурочкин выбрал толстую, на вкус профессионалов, наверное, даже слишком толстую, и возиться с вываживанием ему не пришлось. Он подтянул рыбу к берегу и вытащил на отмель, заваленную камнями. Это оказалась форель и, пусть не рекордная, но все же достойная взвешивания. Мурочкин присоединил шикарный трофей к остальному улову и собрался вернуться на базу отдыха. Но потом посмотрел на соседний берег, стянул штаны и трусы, не снимая сандалий, и вошел в воду. Почти по пояс в воде он пересек речку, нащупывая ногами и переступая по подводным камням. У соседнего берега Мурочкин нарвал букет кувшинок. Когда он вернулся на базу, все уже проснулись и позавтракали, а Шпиц успел сбежать куда-то в поисках хороших кадров. Мурочкин нашел Карпыча, который, задумчиво потряхивая зажатым в руке топором, глядел на подгнившее в пирсе бревно. Олег передал ему улов, и попросил пока ничего с форелью не делать, сказав, что хочет еще с нею сфотографироваться. Вечера друзья обычно проводили в клубе, за бильярдом, разговорами и телевизором, скрашивая такое времяпрепровождение медовухой, пивом, или чистым и вкусным, цвета березового сока, деревенским самогоном. В этот день традиция не была нарушена, и вечер уже перетек в ночь. Девушки уже ушли пошатываясь спать, а Шпиц и вовсе развалился на диване перед телевизором и храпел. Азарян с Мурочкиным пытались разогнать партию американки. Получалось у них не очень, и когда Азарян уронил кий на пол, от чего тот к счастью не переломился, Мурочкин решительно положил свой кий на стол. Тот попал на шары и скользнул, Мурочкин едва не потерял равновесие. - Все, хватит, - сказал он, - хватит с нас на сегодня уже разбитого стакана. Вернее с меня, я ж его, собаку, свалил. Потный и расхлюстанный Азарян, кряхтя, наклонился за своим кием, тяжело опершись о стол. - Пора бы наверное спать, - с сомнением произнес Мурочкин, наблюдая за ним. - Пошли... ээ... покурим, - сказал Азарян, кладя, наконец, кий на стол. Он подошел к обеденному столу, сильно задев ногой скамью, неловко взял прозрачную бутыль, но налил очень ровно. Затем потянулся за коробкой с апельсиновым соком, но не удержался на ногах и плюхнулся на скамью. Мурочкин налил сок сам, и они вышли в лоджию. Закурили. Мурочкин почти лег в кресле, положив ноги на перила. Азарян сгорбился, опершись локтями в колени. Он прикладывался к своему стакану чаще Мурочкина, но делал маленькие глотки. Мурочкин же рассматривал небо над смутными силуэтами деревьев. Редкие, едва заметные, рваные облака быстро бежали по небу, заставляя звезды мерцать и как будто двигаться. Ветра, однако, совсем не чувствовалось. - Меня Саша бросила, - без всякого выражения произнес Азарян. Мурочкин нахмурился. Удивленным он не выглядел. - Я видел, что вы сегодня какие-то... - он покрутил в воздухе пальцами, - но я думал это так, - но удивленным он не выглядел, а выглядел, пожалуй, настороженным. - Да, вот так, - Азарян все смотрел в пол. - Утром ни с того ни с сего и в-выдала. - Сочувствую, - осторожно сказал Мурочкин. - Да я даже рад, - Азарян с натугой выпрямился в кресле, и стало видно, что он вымученно улыбается. - Замотала она меня, коза брянская, совсем. То ей не так, это не эдак. А сама перед любым... хвостом крутит, - тут Азарян прямо посмотрел на Мурочкина, - даже перед тобой крутит. - Дружище, я с ней ничего... - Да знаю - ты бы так не поступил. Она не шлюха, но... она мне изменяла - я знаю. Эт-то у нее такая "манера поведения". Тьфу! - Азарян зло сплюнул и откинулся в кресле. - А знаешь, меня первый раз женщина бросает. Необычное чувство, - он скривился. - Да уж, ты у нас известный сердцеед, - сказал Мурочкин обнадеживающе, похлопав Азаряна по плечу. Впрочем, он не слишком погрешил против истины: Азарян был порядочный бабник. - Не переживай, найдешь себе не хуже. - А где я найду не хуже! - с неожиданным напряжением в голосе возразил Азарян. Мурочкин даже отпрянул от неожиданности. - Она ведь такая... У меня много баб было, да ты знаешь. Но такой... а, чего там! Азарян встал и оперся о перила, подняв глаза на Луну. Его сильно качнуло, Мурочкин даже дернулся к нему и скинул ноги с перил. Но Азарян не думал падать со второго этажа. Он восстановил равновесие и недоуменно отстранился от перил. - Я ведь и сам подумывал, как с ней порвать. Но как с такой расстанешься? - он обернулся к Мурочкину. - Знаешь, я наверное завтра уеду. Чего мне тут делать? - Утро вечера мудренее, - сказал Мурочкин и тоже поднялся. *** - Проснулся, Муркин? Мурочкин извернулся и, чуть приоткрыв один глаз, увидел Лесю в халатике, пьющую из стакана что-то красненькое. Солнечный свет окутывал ее со спины, отчего Лесины волосы пылали, волнуясь от легкого сквозняка. Халатик у нее был коротенький. - Хочешь соку? Вижу, что хочешь, - она подошла к кровати, присела и протянула стакан. Мурочкин высосал все маленькими глотками. - Фух. Спасибо! Самогон конечно как слеза, но зря мы начали с пива, - он жалобно посмотрел на Лесю, и она налила ему еще сока. - Мг... - Мурочкин остановился на середине стакана. - А откуда эта живительная влага? - Сеня принес. - Совсем вы мальчишку загоняли. - Ну, его ведь никто не заставляет, - Леся улыбалась. - Это как сказать. Когда вам приспичило кататься ночью на лодке, Сеня был только рад, что вы его разбудили. Вы его просто с ума свели. - Так ведь он всего лишь отстегнул лодку и принес весла. Ты же нас катал. - Вероятно, меня вы тоже свели с ума, - Мурочкин комично-удрученно нахмурил брови. - Эй, почему это "вы", что еще за "вы", - Леся отвесила шутливый подзатыльник Мурочкину, отчего тот неожиданно сильно скривился. - Ой, извини! - она обхватила его голову руками, будто боялась, что та сейчас рассыплется осколками. - Тяжелая у тебя ладошка, - Мурочкин еще морщился. - У тебя же голова болит, а я... слониха. Может тебе таблетку? - Да нет, не болит. По крайней мере если по ней не бить. Да не корись, прошло. Мурочкин допил сок и отдал стакан Лесе. - Ох, ох. Надо пожалуй вставать. - А ты в силах? - Хватит меня подкалывать. - Ладно. Когда они спустились в ресторан, там находились только их друзья. Для завтрака, даже второго, было уже поздновато, а для обеда слишком рано. За стойкой хмурилась Клавдия Александровна. Она раздала завтраки и хмурилась, видимо, на запоздавших Мурочкина и Лесю. Выдав им по тарелке картофельного пюре с сосисками и компотом и треть горшочка сметаны, она уселась на стульчик за стойкой и, в ожидании грязных тарелок, занялась сканвордом. Аппетита особенного не было ни у кого. Видя ожесточенную мину Азаряна, Мурочкин нахмурился и что-то напряженно вспоминал. Саша включила свою холодную броню и ни на кого не смотрела. Шпиц и Леся недоуменно переглядывались. - Я уезжаю, - глухо, ожесточенно выдавил Азарян. - Да что случилось? - спросила Леся обводя взглядом компанию, исключая, явно тоже ничего не понимающего, Шпица. - Мне нужно с тобой поговорить, - сухо произнесла Саша, коснувшись руки Азаряна. И они вышли в пустой холл: Саша как струна и ссутулившийся Азарян. - Олег, что все-таки происходит? - спросила Леся. - По-моему у них что-то произошло. Кажется, она его бросила. Что-то мне вчера Федька говорил, но я как-то смутно... - Черт, грустно, грустно, - сказал Шпиц, - может она уговорит его остаться? С минуту они просидели молча, ковыряя вилками завтрак. Вернулись Саша с Азаряном. Он сел весь красный и какой-то раздавленный. Уткнулся взглядом в свою тарелку и молчал. Наконец он поднял голову и упрямо повторил: - Я сегодня уезжаю. Саша встрепенулась и гневно на него посмотрела. Он почувствовал ее взгляд, но не посмотрел в ответ, а только повторил тихо: - Я уезжаю. - Так может, все поедем? Мы здесь сколько уже? Почти ведь две недели, - примиряющее сказал Шпиц. - Ну почему же мы должны уезжать из-за одного человека? - Саша больше не смотрела на Азаряна и вообще подчеркнуто не замечала. - Но он нас сюда привез и должен будет увезти. Когда мы решим возвращаться. Мурочкин молчал и настороженно смотрел на Сашу. Он сразу отвел глаза, когда она взглянула на него. Леся смотрела на Сашу укоряющее, но с усталым смирением. - Вы мне позвоните, и я приеду за вами, или пришлю кого-нибудь, - Федя ни на кого не смотрел. - Кстати, Люда, я ведь обещала тебе позировать. Может быть сегодня? День солнечный. - буднично сказала Саша, как будто Азарян уже уехал. Шпиц ничего не ответил. Он уже давно упрашивал Сашу на фотосессию на природе. Азарян поднялся и пошел к стойке, за которой, невидимая со своим сканвордом, продолжала сидеть Клавдия Александровна. Она проворчала что-то неодобрительное, но Азарян вернулся с кружкой пива. - Если уж ты решил ехать, то не стоит пить, - мягко сказал Мурочкин. Азарян поколебался, но решительно сделал большой глоток. - Мне сегодня вряд ли патруль попадется. Мурочкин вздохнул, но ничего не ответил. - Будете? - спросил Азарян остальных. Выпив свое пиво, Азарян поднялся и пошел собираться. Мурочкин отодвинул свою кружку и двинулся следом. - Ты как вообще, Федь? - спросил он, догнав Азаряна на лестнице. - Да я в порядке, Мурыч. Глупо это выглядит, конечно, но мне действительно лучше уехать. Работа стоит. Я ведь только из-за нее и поехал. Да вы не напрягайтесь. Ничего такого не произошло. Я почти даже рад, что все кончилось. Тьфу ты... - они подошли к номеру. - Ключ-то у Саши. Азарян замялся и нехотя попросил: - Мурыч, будь другом, сходи ты, пожалуйста. - Хорошо, подожди. - Партия, - сказал Мурочкин. - И слава богу, - отозвалась Леся и с показным облегчением отложила кий. - Я устала. Мурочкин наполнил чашки, протянул одну Лесе и сел на диван рядом со Шпицем. - Кто выиграл? - отвлеклась от телевизора Саша. Она и Шпиц смотрели фильм. - Ах, как ты думаешь? - Леся встала за ее спиной, опершись ногами в спинку дивана и держа чашку обеими руками. - Пойду-ка я уже спать, - и зевнула. Мурочкин, обернувшись, глянул на нее с прищуром, затем снисходительно улыбнулся: - Спокойной ночи, Лисенок. Саша внимательно посмотрела на Мурочкина. Затем она со Шпицем вновь углубились в просмотр, Леся ушла, а Мурочкин от нечего делать сел к ним на диван и сосредоточился на своей чашке. Саша допила свою медовуху, бросила взгляд в чашку увлеченного Шпица, забрала ее и сходила наполнить обе чаем. Села Саша с другой стороны, и Мурочкин оказался посередине. Он бросил на девушку короткий взгляд и тяжело уперся в экран. - Хороший фильмец, захватывающий, - Шпиц потянулся и мотнул головой. - Тебе как, Мурыч? - Да я и половины не видел. Может партейку? Шпиц несколько секунд сосредоточенно смотрел перед собой. - Можно. Мурочкин выстроил пирамиду. Забивать получалось редко. Особенно у Шпица, ему похоже начал изменять его глазомер. - Блин. А еще говорят, что бильярд - единственная игра, сочетающаяся с алкогольными возлияниями, - сказал Шпиц и присосался к чашке. - Да уж. И я вижу, что ты выбрал, - насмешливо заметила Саша. - Да, я выбрал, но другое. Я иду спать. - Может добьем партию? - Не, я спать, - ответил Шпиц Мурочкину и поставил пустую чашку. - Спокойной ночи, - и вышел из клуба. - Чао какао, - со вздохом сказал Мурочкин ему вслед. Посмотрел на Сашу и опустил глаза. - Наверное, действительно пора. - Давай со мной сыграем, - сказала Саша, когда закрылась дверь за Шпицем, и добавила со странным выражением. - Ты же еще не хочешь спать. - Ну, партейку еще можно, - Мурочкин снова принялся расставлять шары. - На что играем? - весело спросила Саша. - Ты что, хочешь сыграть на деньги? - Мурочкин удивленно на нее оглянулся. - На щелобаны только пацаны играют. Давай на раздевание, - Саша как будто была пьяна и подначивала. - Боишься? - Вот еще, я лучше тебя играю. - Это мы еще посмотрим. По одежке за шар. - За шар, так за шар. Тебе же хуже. Они оба за этот день успели уже выпить довольно много, игра шла медленно, но Мурочкин потихоньку выигрывал. Саша вроде бы не ожидала этого. Сняв кроссовки, носки и кофту, она уже заметно и азартно сердилась. Затем, ей пришлось снять свои обрезанные ниже колен джинсы. Мурочкин выглядел настороженным, как всегда в последнее время, когда он оставался с Сашей наедине, чего старался вообще-то избегать. Однако, под влиянием, быть может, выпитого, а скорее просто под влиянием Сашиного внешнего вида, он украдкой на нее засматривался. Саша оставалась в купальнике и майке. Когда Мурочкин забил седьмой шар, Саша бросила кий на стол и неловкими порывистыми движениями плеснула себе медовухи, выпила залпом и насуплено упала на диван. - Ты чего? Не дуйся. Я ведь тебя предупреждал, - он сел рядом и примирительным жестом положил ей руку на плечо. Саша повернулась и приблизила свое лицо к лицу Мурочкина. На ее красивом чуть восточном лице не было ни следа злости. Мурочкин ошеломленно ее поцеловал. - Стой, нет, не надо, - Саша стала мягко отталкивать его. - Олег, перестань. Мурочкин немного отстранился. - Я не хочу, так, - она улыбалась. Мгновение Мурочкин сидел неподвижно, а затем медленно убрал руки. Он досадливо нахмурился. Саша стала завязывать верх купальника, медленно. Но Мурочкин порывисто поднялся на ноги. Секунду он тяжело, сверху вниз, смотрел на Сашу, отчего ее улыбка увяла. Мурочкин развернулся, так что его качнуло, и едва слышно пробормотав: - Мудак ебаный, - быстро пошел вон, обхватив лоб рукой и зло застонав. - Олег, подожди! - как-то жалобно крикнула вдогонку Саша. Но он только махнул рукой, неопределенно. Закрыв за собой дверь, он направился было на третий этаж, но остановился, зажмурившись, как от зубной боли; инертно развернулся и спустился в ресторан. За стойкой встрепенулся Сеня, но увидев вошедшего, разочарованно уселся обратно; но тут же опять встал. Мурочкин бросил взгляд на часы и, глядя на Сеню, мрачно усмехнулся. - Дай мне, Сеня, пол-литра коньяку... бутербродов и соку. Положи все в корзинку... э, пожалуйста. Сеня при непосредственном участии Мурочкина собрал корзинку. - Будь с ней осторожен, - сказал Мурочкин и, оставив Сеню недоумевать в одиночестве, одинокий же вышел в ночь. *** - Муркин? - Лесин голос выдавал любопытство. Мурочкин медленно перевернулся. Леся полулежала на кровати и внимательно его рассматривала. - Чего это ты на диване? Мурочкин сделал попытку сесть, но не довел ее до сколько-нибудь значимого результата. - Х-рр, перебор. - Алка-аш, - снисходительно улыбаясь, протянула Леся. Мурочкин оставался мрачен. - Что, так плохо? - Леся перестала улыбаться. Она поднялась, тоже не слишком бодро, и подсела к нему. - Долго еще сидели? - М-гу. Я потом еще коньяку бутылку высосал, на озере. Леся присвистнула. - Это после того как мы целый день брагу глотали? Тебя на рекорды потянуло? - Не знаю, что это мне взбрело, - сказал Мурочкин, затем заиграл желваками и все-таки сел. - Нет, вообще-то кое-что произошло, - он смотрел в пол прямо перед собой. - Что-то серьезное? - Леся взволновалась. - А это мы сейчас узнаем, - одними губами прошептал Мурочкин и посмотрел Лесе в глаза, помедлив, набираясь решительности. - Меня вчера... В общем Саша меня чуть не соблазнила... Тьфу! Звучит-то как глупо... - он осекся и оперся головой на руки. Леся похоже глупым это не считала. Все ее лицевые мышцы напряглись, отчего ее черты как будто бы стали мельче. - Олег, объясни, пожалуйста, четко, что произошло, - ее голос прозвучал спокойно, но тонко. Тон был как будто ледяной. Холодности в нем не было, просто были своеобразные твердость и хрупкость, что, кажется, чуть неверный нажим, и он расколется, разобьется. Мурочкин стал говорить, медленно подбирая слова: - Шпиц пошел спать, а мы с ней играли в бильярд. Я выигрывал... - Мурочкин немного помолчал. - Мы играли на раздевание. Это ее была идея. Как я, дурак пьяный мог отказаться? - Почему ты не мог отказаться? - Лесин голос оставался все таким же, но от этого вопроса Мурочкин едва заметно вздрогнул. - Ну, в том смысле, что девушка предлагает... кхм, сыграть на раздевание, а играет она хуже. Отказываться в этом случае... блин, просто не по-мужски, это значит просто обидеть эту девушку. То есть я не предполагал ничего такого, а если б отказался, она наверное оскорбилась бы. Понимаешь? - Мурочкин с сомнением взглянул на Лесю. Она медленно кивнула. - Продолжай. - Ну вот. Я выигрывал, она разозлилась и перестала играть. Ну я хотел ее утешить, тьфу... ну, чтобы не обижалась на меня... И тут... я не знаю как так вышло. В общем, когда я опомнился, она была уже наполовину раздета. И я сбежал. Взял у... Сени кажется... бутылку коньяку и пошел надираться на пирс, - Мурочкин посмотрел на Лесю. - Хреново, да? - Да, - серьезно сказала Леся, но уже без прежней хрупкости в голосе. - И что ты теперь собираешься делать? Мурочкин нахмурился. - Что делать - что делать. Машину времени сейчас пойду собирать, и предотвращать это непотребство. Леся слабо-слабо, но все же улыбнулась. Потом она как-то сразу всю ее оставило напряжение, и она притулилась к Мурочкину плечом, но сразу отстранилась. Он попробовал аккуратно ее обнять, но Леся его остановила. - Дура я дура, - грустно сказала она. - Ты-то почему? - Я думала, она за Люду возьмется. Сука. Они улеглись вместе на узком диване. Леся отвернулась от Мурочкина, и долго оба они молчали. Потом потихоньку разговорились о разных незначащих вещах. Наконец, Мурочкин, с сомнением поводив по номеру глазами, сказал: - А знаешь, какую главную ошибку мы с тобой сделали? - он с опаской, аккуратно прижал Олесину спину к своей груди, держа девушку за плечи. - Какую же? - очень серьезно спросила Леся. - Мы поехали не одни, как сперва хотели. И дело даже не в том, что произошло, нам просто надо было остаться совсем-совсем вдвоем. - Да, ты прав. И ты так ничего не написал. - Напишешь тут, - фыркнул Мурочкин. - Но что ж теперь... - К чему такие пораженческие настроения, - прошептал ей на ухо Мурочкин. - А у тебя есть другие? Щекотно! - Леся вдруг засмеялась, и Мурочкин радостно к ней присоединился. - Мы все еще можем уйти куда-нибудь вдвоем. - Куда ты смотришь? - Леся до предела повернула голову, стремясь разглядеть его лицо. - Небось на свое разлюбезное снаряжение... Ой, голова кружится, - и она положила голову на подлокотник. - Мы могли бы уйти в лес, пожить в палатке. - Ты же знаешь, я никогда не пробовала... а если дождь пойдет? - Не бойся. В этом нет ничего страшного. А если тебе не понравится, мы сможем в любой момент вернуться. - А Сашу, ох ведь гадина все-таки, устрою я ей... Так что бросим их с Людой? - Мы им соврем, что идем в поход, опишем длительные тяжелые переходы, ночные заморозки, насекомых. Ну что ты ежишься? На самом деле: отойдем на пару дней, без лишних нагрузок, я отыщу хорошее красивое место без комаров. Это будет пикник на несколько дней. Ну как, согласна? - Ну куда я денусь? - с улыбкой пробормотала Леся. *** Он действительно нашел хорошее место, не только живописное, но и комфортное. Неподалеку от берега одного из многочисленных здесь озер, на пологом склоне холма, под здоровенной сосной. Меж двух ее корней нашелся отличный промежуток для двухместной палатки, практически ровный, покрытый старой слежавшейся хвоей. Присутствовали, правда, комары, но только по вечерам, в допустимых количествах и не в палатке. На второй день Леся примирилась и с насекомыми, и с отсутствием курортных удобств, и даже перестала пугаться маленьких, но ужасно внезапных ящерок. Два раза в день они ели: либо уху, либо что-нибудь из припасов. Соответственно Мурочкин регулярно ходил рыбачить на узкий каменистый мыс рядом с впадающим в озеро ручьем. Еще Мурочкин предложил попробовать приготовить жаркое из хвостов ящериц. Леся вообще любила французские кулинарные изыски, но ящерка, которая сперва заставляла ее взвизгивать, будучи висящей за лапу в руке Мурочкина, сразу вызывала у нее жалость к пресмыкающимся. Дни потянулись медленно, приятно и спокойно, как всега это бывает на природе, когда не приходится бороться за выживание. А Мурочкину бороться приходилось, и потому теперь условия их жизни были ему комфортны и просты. Немного порыбачить, немного собрать дрова, а сушняка в этих безлюдных местах встречалось в изобилии. Даже пилить и колоть дерево приходилось не так уж и много, поскольку Мурочкин, из лени, делал вялые внешне костры в сибирском стиле. Оставалась масса времени, когда можно было и вовсе только сидеть бездвижно на берегу и безучастно смотреть куда глаза глядят. Но Мурочкин взялся за очередной рассказ и размеренно, но ходко писал. Все оставшееся же время они просто наслаждались рафинированным обществом друг друга: гуляя, загорая, купаясь в теперь уже вполне теплой воде озера, сидя у костра или ночью под густо звездным небом. Мурочкин, благодаря щадящим непривычную Лесю переходам, смог допереть на себе тяжеленный рюкзак, так что теперь к их услугам, помимо разнообразной снеди, была объемистая плетеная бутыль домашнего Карпыческого вина и чуть менее объемистая фляга самогона, того же производителя. По вечерам они позволяли себе выпить по чуть-чуть. Мурочкин дописал последнюю цифру и полез в карман за сигаретой. Пачка оказалась пустой. Он встал с чурбака, распиленного им цепной пилой дерева - еще один чурбак служил ему столом, - и пошел к палатке. Леся, изящно нагнувшись, пробовала кашу из котелка над костром, но Мурочкин, задумавшись, прошагал мимо, не посмотрев на нее. Леся удивленно и немного ревниво посмотрела ему вслед. Он покопался в верхнем клапане рюкзака и достал новую пачку. Вернувшись к ставшему уже привычным месту работы, Мурочкин закурил и долго сидел, разглядывая противоположный берег озера. Докурив, Мурочкин вздохнул свободной грудью и стал читать рукопись, над которой работал все последнее время. "В одном из своих путешествий я повстречался с интересным человеком, рассказавшим мне эту историю. Я тогда решил устроить себе поход по дикой камчатской природе. Для такого мероприятия необходим хороший спутник, и я его нашел. Пришлось правда уехать далеко за город, чтобы его разыскать, но это ведь как раз по пути "на природу". Звали моего спутника Борис Борисович, он был школьным учителем, и как выяснилось чуть позже, бывшим прапорщиком, и охотником-любителем. Кроме того, в свободное от других занятий время, он подрабатывал проводником для любителей природы вроде меня. Я открыл дверцу "уазика" и услышал из темноты угрожающее рычание. У меня самого были собаки, и я не боялся даже самых крупных и злых. Здесь однако попятился. - Цыц, Чади, - распорядился Борисыч. Он открыл противоположную дверцу, со строны водительского сиденья. Мы влезли со своими скарбом в машину под радостное повизгивание Чади в сторону хозяина. Оно правда закончилось новым рычанием в мою сторону, впрочем более сдержанным. Я поежился и помимо воли немного оглянулся. - Не бойся, она в общем не злая, караулит. К тому же привязана. - Второе больше успокаивает, - я рассмеялся более напряженно, чем хотел. Мы выехали из небольшого поселка, где собственно я и отыскал Борисыча. "Уазик" потихоньку набирал скорость, и километровые столбики с синими табличками все чаще мелькали на обочине. 61. - Ты ведь не местный, как на меня вышел? - Позавчера приехал. Мне знакомый посоветовал зайти к вулканологам. А от них узнал про вас. - По гостиницам небось, два дня... деньги. - Да нет, лето ведь почти. На сопке, на Мишенке, выше домов палатку поставил... нормально, дождей не было. - Неплохо. Хотя можно было на хату, к бабке какой-нибудь... - Да люблю на природе... Везде так, где можно конечно. - Турист, значит... Охотник? - Фотоохотник, "потому что не люблю, зверей убивать"... как в мультике. Ружьишко так, для безопасности, - я достал из сумки свою гордость - фотоаппарат. - Не, я в этом не понимаю... Ружьишко лучше покажи. Я расстегнул чехол. -Хм... - Борисыч коротко взглянул на винтовку, так как дорога здесь сильно петляла. 62. - Дедовское? - Не, три года как в Питере купил. - Здесь? В Пертропавловске?... У кого ж. - В Петербурге. В магазине. - И то гляжу, больно свежее.- Борисыч глянул повнимательней. Винтовочка, тоже моя гордость. Под старую линейную, симпатяга. - Как увидел, пошел деньги занимать, купил. - Да, неплоха кажись. Только здесь бы автоматическую, зверье серьезное встречается. У меня "Сайга"... там сзади лежит... надежная. - Медведи? - Они. - Плавал, знаю. Зверь конечно серьезный, но в общем если аккуратно... Если не медведица там с медвежатами... ну или... - А если людоед... - А что, бывает? - Бывает. - Ну, бог не выдаст, свинья не съест. Авось справлюсь... А вообще-то, часто у вас эти, людоеды, встречаются. - Не очень. Но вот недавно отстреливали одного... 63. - Японского фотографа съел. Тот с Аляски прилетел, а тамошние гризли, в ихних заповедниках, даром что с рук не едят. Привыкли к человеку. Ну, а японец привык к ним. Здесь тоже видать полез на рожон, ну и получил свое. А нам потом пришлось гоняться за этим медведем, оставлять такого нельзя - людоед. - В смысле "нельзя"? То есть конечно жалко человека, но столько мороки, только чтобы отомстить? - Да нет, просто так никто бы не стал. Говорю же - людоед. Он человека попробовал - не успокоится. Человек ему лучше лосося, добыча легкая и вкусная. Да и достаточно человек большой, не жучков из-под камней выковыривать. Потому, если медведь попробовал человечинки, его надо того... а то не равен час еще кого задерет. Бывали случаи они и в поселки наведывались. Я передернул плечами, разгоняя легкий озноб: - И что, бывало нападали на людей... ну... уже будучи людоедами? - Если их не прибивали до того, и если встречались с людьми, то конечно нападали. - А расскажите что-нибудь. 64. Он довольно долго насуплено сидел, то ли собираясь с мыслями, то ли решая стоит ли рассказывать. Я уже хотел было спросить о чем-то другом. - Ну что ж, - Борисыч глянул на меня. - история скверная, но поучительная. Только сейчас я отлучусь ненадолго. Мы проезжали еще один из прилепившихся к трассе поселков, и Борисыч свернул к серому бетонному зданию похожему на склад. - На вот, пока почитай. Как раз к обещанному рассказу относится... Не знаю уж, почему в машине ее все таскаю... наверное в дом не хочу нести... ну ладно... Он вытащил из-под сиденья потрепанную бумажную папку и сунул мне. Сам вылез из "уазика", открыл заднюю его дверь, вытащил из-под Чади коробку и скрылся в здании. Я раскрыл папку и стал читать странно написанные строчки. Они были размашистые и нервные, но похоже что-то сдерживало автора, либо он сам себя сдерживал. "Мы собрались на три дня на знакомое место. В поход. Нас было восемь, кроме меня еще три парня и три девчонки. Холодновато в пятнадцатиместной "зиме", но ведь не январь же месяц. Снег в городе уже давно сошел, да и там, на нашем месте, лежал лишь местами. С "вахтовкой" проблем не возникло, папа Данила работал в институте вулканологии, он и подогнал. Мы платили только за горючку, да водителю за труд. Доехали нормально, он нас выгрузил и должен был вернуться через три дня. Мы двинули в лес, влево от шоссе. Кто-то из нас, не помню кто именно, знал хорошее место недалеко от дороги. Оно располагалось у озерка, и там действительно было красиво, но назло нам было занято догнивающим снежником. Мы пошли выше в долину и километров через семь-восемь нашли место еще лучше. Там тоже было озерко, только совсем маленькое, и уютная полянка меж двух холмиков. Быстро поставили палатку, натянули тент. Набрали сушняка на костер, сразу на все три дня. Управились засветло, но пока варили походный ужин успело стемнеть. Как обычно на таких, скорее пикниках чем походах, когда не надо переть весь день на горбу тяжелый рюкзак, остается излишек сил. Мы их тратили пением под гитару, рассказами, анекдотами, нехитрыми играми у костра. На завтра планировали купаться в ледяной воде, а потом оставить лагерь и пойти куда-нибудь повыше на хребет. Сунули в костер корягу средней сухости, чтоб раздуть угли с утра, и залезли в палатку. Расползлись по спальникам и продолжили болтовню. Пугали девчонок страшными историями про медведей. Девчонки забавно пугались, хотя там медведи уже давно не водились, слишком близко человеческое жилье. К тому же охотники каждый год отстреливают определенное число медведей вокруг поселков, чтобы их не стало слишком много и хватало места где жить. Потихоньку все позасыпали. Меня разбудил Сергей, когда переползал через мой спальник. Ему приспичило отлучиться по малой нужде, а меня угораздило отхватить самое плохое место в палатке, у выхода. Я решил, что по возвращении он меня все равно разбудит, и решил пока не спать. Не спала еще Юля, он наверное и ее задел. Что-то он долго не возвращался, я решил что его прихватило после кашки с дымком и забеспокоился, ведь ели мы одно и то же. Вообще-то мой желудок послабее и по идее раньше должно было прихватить меня. Однако Сергея не было слишком долго. Юля попросила меня сходить посмотреть, я сперва отнекивался. Лезть в холод не хотелось, потом еще спальник заново нагревать. Она не отставала и я начал выкарабкиваться из своей "смерти туриста". Тут Сергей зашуршал прошлогодней листвой около палатки, правда не со стороны входа. Юля крикнула ему, мол, что он так долго, но он не ответил, а только ходил взад-вперед около стенки и задевал растяжки. Она крикнула, что хватит уже прикалываться, что уже для этого поздновато и она хочет спать. Он игнорировал ее, и она опять взялась за меня, уже опять хорошенько улегшегося. Тут внезапно я понял, что не хочу вылезать вовсе не из-за холода. Сергей конечно, как и все мы, любил глупые шутки, но не до такой же степени, чтобы легкоодетым шататься по холоду. Это был не Серега. Шаги слышались с темной стороны палатки, где на нее не падал свет тлеющей коряги. Палатка стояла входом к костровищу. Шаги то замирали, то вновь шевелили листья и растяжки "зимы". Кое-кто проснулся еще от криков Юли, ругаясь на бесчеловечных соседей, которые не дают спать. Остальные проснулись наверное от внезапно появившегося чувства опасности. Шаги были тяжелые, их обладатель явно был смущен огнем, но палатка сильно привлекала его, и он не уходил. Мы не делали предположений, кто там ходит, нам просто было очень страшно, и от этого мы абсолютно не соображали. О судьбе Сергея никто не задумывался..." Появился Борисыч. Он влез на свое место. - Поехали, - сказал он. Затем глянул на папку в моих руках, немного поморщился как-то печально. - Да. Старая скверная история. - Мы уже выбирались на трассу. - Собрались такие вот любители туризма, на три денька в лес. Машину нашли, приехали на 73-й километр, у них там уже место было присмотрено. Водила их выгрузил и поехал домой, а забрать должен был через три дня на том же месте. Они же двинулись в лес. Вот дома вечером водила, как сам он рассказывал, сидит, суп женин наяривает, телевизор глядит. Местные новости идут, и значит говорят, мол, на сто втором километре того самого шоссе, в лесу, нашли два трупа. Сильно объеденные, вроде геологи. Само собой медведь, больше некому. Конечно там его уже отправились стрелять, но пока не нашли. Ну и просили воздержаться от гуляний в округе. Жена смотрит, а у него чуть ли суп из открытого рта не льется. Ну он конечно звякнул в Институт Вулканологии. Спасателей тогда не было еще, а в институте работал отец одного из ребят. Он и не знал про медведя. Там уж по связям сразу тряхнули, вертолет нарыли, послали искать. Ну и группу спасателей собирать стали. Там леса много, вертолет мог и не найти группу. Людей, конечно собрать больше времени надо, 65. - А тут еще и дело к ночи. Группа спасателей была разношерстной, даже один солдатик с автоматом, чей-то знакомый дежурный какой-то части дневального подогнал. А так в основном охотники, геологи - опытные короче люди. Только собаки как назло ни одной подходящей не нашли... Черт откуда он здесь... Поселки остались позади, и Борисыч выдавливал из "уазика" нереальные для такой рухляди скорости. Я сперва нервничал видя стрелку спидометра надежно сидящую за сотней, и слыша дребезжание какого-то железа. Но мои попутчики волнения не проявляли, хотя дорога весьма извивалась. Борисыч уверенно крутил баранку, Чади валялась спокойно на еще одной коробке, и я постепенно успокоился. До следующего населенного пункта было еще очень долго, но за поворотом нас встретил милиционер. Он помахал палочкой, довольный, что сделал нам сюрприз. Борисыч даже сперва вдавил посильнее педаль газа, но взял себя в руки и затормозил. Тихо матернулся и вышел, заставив себя не хлопать дверью. В зеркальце я видел как он что-то доказывает стражу дорог. Это могло затянуться, хоть нарушение и на лицо, а награда стражу понятие растяжимое. Я решил пока почитать рукопись. "Коряга светила все хуже, угольки остывали, а она была слишком сырая, чтобы гореть. Матерчатая стенка палатки со входом все меньше выделялась своей освещенностью. Это все видели, все за этим следили, но никто ничего не говорил. От темной стенки все отодвинулись, на моих ногах скукожилась Женя, отдавливая их своим весом. Внезапно шаги стали удаляться и пропали, мы стали дышать свободней, но все еще не пришли в себя от ужаса. Раздался клекот вертолета, он пронесся сперва далеко от нас, затем еще несколько раз то ближе то дальше. К несчастью наша палатка была закрыта деревьями, мы специально ее так поставили, с защитой от возможного дождя. Теперь-то понятно, что надо было выйти из палатки и попытаться привлечь внимание вертолета, тем более, что он нас по всей видимости и искал. Но лишиться даже тряпичной защиты было страшно до невозможности, и мы сидели и надеялись, и боялись даже подать голос Вертолет нас не нашел. У него наверно вышло топливо, и он улетел. А потом вернулись и шаги. Коряга уже почти не давала света. Теперь зверь уже ходил вокруг палатки кругами и тыкался в стенки нашего убежища. Мы сгрудились ближе к центру. Теперь уже я сидел на Женькиных ногах, она тихонько пискнула от боли и, испугавшись этого звука забыла, о его причине. Я тоже не обратил на это внимание. Я был с краю и завидовал тем кто в центре". Борисыч открыл дверцу, обреченно порылся в бардачке, достал бумажник и пошел опять к гаишнику. Тот стоял около своей "копейки" и был вполне доволен собой. "Когда медведь надавил на "трубу" - вход в палатку, тряпичную трубу, завязанную узлом, мы уже были просто перепуганной добычей. Сейчас я представляю, как он давил снаружи своим носом. Тогда я увидел как натянулся узел и чуть не лишился чувств от ужаса, я ведь был ближе всех ко входу. А он понял, что вход именно здесь и продолжал давить. Было темно, и наверное только я видел как узел сползает. Остальные сидели тихо, они не знали что происходит. А я обмер от страха и смотрел, как с каждым тычком простой обычный узел, каким завязывают полиэтиленовые пакеты, сползает к краю "трубы". Мысли мои лихорадочно метались в поисках спасения, страх заслонял разум. В последний момент меня подбросило и я встал на четвереньки. Женька беззвучно денулась, наверное я опять сделал ей больно. Я кинулся удержать..." - Штрафанул, гад. - Борисыч влез за баранку и мы снова поехали. Какое-то время он насуплено молчал, переваривая нашего последнего встречного. Я открыл было рукопись, остановился-то на очень напряженном моменте, но мой попутчик заметив это спросил: - На чем я остановился? - На том, как людей для поисков собирали, и про вертолет. - А-а. Ну поискать вертолет конечно поискал, да не нашел ни черта, лес там густой. Полетал пока горючка не вышла и вернулся обратно. А люди на той же самой "вахтовке" к семистретьему поспели только часам к трем ночи. Сначала поспешили к известному месту, но там ребят не оказалось. Там снег лежал, они конечно другое место пошли искать. А куда пошли, черт его знает. Темно, следов не видно. Разделились на группы, для того и народу побольше набрали, разбрелись. Только засветло увидели палатку, вроде нормально себе выглядела. Подумали даже, что обошлось. Но не обошлось. Они сперва увидели только одну сторону палатки, а перед входом была лужа крови. 66. - Вот в палатке... первый человек, который туда полез, выскочил сразу, и его стошнило. Полное месиво. По щиколотку крови... тела... изуродованные. Мужики-то все бывалые, кое-кто и за самолетами разбившимися ходил, но это у всех просто какой-то шок вызвало. Рассказывали, что в сторонку отошли не сговариваясь, и сидели молча. Никто слова не сказал. Ну конечно решили идти искать медведя, не отпускать же. Но заглянули еще раз в палатку, там один парнишка вроде как поцелее был. Проверяли только для очистки совести, но он, как ни удивительно, оказался жив, едва-едва правда. Левый бок был смят - потом оказалось что пять ребер сломано - рука сломана, на ноге там тоже... Но кровотечение несильное, относительно конечно, никаких там артерий не задето. Тогда конечно вызвали вертолет и отправили парнишку в город... Да, а сами пошли за медведем. Дело было нехитрое, там довольно высоко и в начале лета еще много снежников. На них медвежьи следы, захочешь не перепутаешь, да и измазался он в крови порядочно. Ведь гад валялся же по трупам. Но людоед опередил их тоже порядочно, тогда уж полдень миновал, а он ушел еще ночью. 67. - Шли весь день. Сперва явно догоняли, следы свежели. Но потом медведь слишком низко в долину спустился, там снега было уже мало, а кровь давно обтерлась или высохла. Когда снова прилетел вертолет и по рации сообщил, что везет собаку, охотники уже потеряли след. Они сообщили, куда доставить собаку, и вернулись к месту, где последний раз видели след. Собака оказалась лайкой, а ее хозяин - довольно неплохим следопытом. Дело пошло быстрее, но несколько раз они все же сбивались со следа, медведь переходил небольшие речки, которых там много, и приходилось прочесывать противоположные берега. На это уходило многовато времени, и до темна медведя нагнать не удалось. А по темноте охотиться на медведя, если только не с "засидки", просто глупо. Разбили лагерь, скудно перекусили. Спать так никто и не лег, слишком были свежи воспоминания, да и следы тоже. Утром позавтракали и пошли дальше. Энтузиазма поубавилось, намаялись все-таки люди. Шли все утро. 68. - Судя по следу было видно, недалеко за ночь ушел медведь, может отсыпался. Наткнулись на него внезапно. Всех это застало врасплох, даже и самого медведя. Случилось это уже в самом низу долины, где "мелкосопочник". Между охотниками и зверем были заросли кедрача, расстояние метров пятьдесят всего. Он их по идее не мог не услышать, такая орава идет. Лайка его не почуяла, в воздухе ни ветерка было. Обычно если медведи слышат людей, то предпочитают уйти подальше, но этот был людоед, да и на "мелкосопочнике" даже самый острый слух может подвести. Звук отражается от холмов и доносится как будто сразу со всех сторон. В общем, черт его знает почему, да только выскочил медведь через кедрач прямо на охотников. Представляешь, всего метров двадцать. Выскочил, увидел, и шасть в сторону. У людей нервы на пределе... 69. - И ни одного ствола на предохранителе. Как только друг друга не задели, кучей же шли. Ну уж медведю досталось. Когда его задели, он развернулся, поднялся на дыбы и пошел на них. В него просто шквал пуль влился, солдатик весь рожок из "калаша" своего всадил. Медведь только два шага сделал, потом его остановило и мягко так опрокинуло, не отбросило, а только опрокинуло, туша та еще. Освежевать даже не стали. Шкура вся дырявая, да и кощунственно как-то показалось. Так и оставили его. А ведь медвежье мясо вкусно, особенно передние лапы, и желчь медвежья денег стоит... Была одна закавыка, тот ли самый это медведь. След ведь теряли несколько раз, могли случайно наткнуться и на чужой. И по шкуре не поймешь, если и была там человеческая кровь, то сразу не разглядели, а потом на туше и своей крови было предостаточно. 70. - Решили что тот, а если и не тот, не прочесывать же всю долину и проверять. А он к тому времени мог уже и уйти из долины. На этом все и кончилось, только следопыт, хозяин собаки, сомневался, сам он следы возле палатки не видел, но судя по рассказам других, следы были очень крупны даже для медведя. А убитый медведь был обычный. Борисыч замолчал, пристально вглядываясь вперед. Я подождал немного, а затем снова стал читать рукопись. "...узел, но тут он окончательно соскочил. Тень вдвинулась в палатку сквозь треск разрывающейся ткани. Меня дерануло, очень больно, и швырнуло в сторону. Сознание уплывало постепенно, оно уносило с собой отчаянный крик... ...Я пришел в себя наверное от боли. Правда я смог лишь открыть глаза. Лучше бы не открывал. Левый глаз сразу залило кровью, но правым я хорошо видел. Светало, и я видел медведя. Он лежал передо мной, развалившись в крови и, кажется, что-то жевал. Я видел часть своего тела, ноги. Должно быть лежал согнувшись. Наверное у меня был глубокий шок. Медведь повернулся ко мне, я наверное забился бы в истерике, но тело меня не слушалось. Глаз мой был еле-еле приоткрыт, а больше я ничем не мог пошевелить. Он медленно перевернулся в мою сторону. Взял пастью мою ногу, надавил. Прямо на моих глазах медведь сорвал кусок с моей собственной ноги и стал его лениво жевать. Мое сознание... весь я в этот миг, переместились в голову, я готов был скормить медведю свою ногу, руку, все, лишь бы он не тронул голову. Он задумчиво пожевал ногу, он был сыт. Боли теперь я уже не чувствовал, а может просто не мог обратить на нее внимания. Я подумал, что теперь буду терять больше крови и раньше умру. 71. Пусть, лишь бы не тронул голову. Медведь оставил мою ногу, перевернулся и вылез за поле моего зрения. Я испугался, если вообще можно было испугаться больше. Теперь я его не видел и ждал каждую секунду, как его клыки или когти вопьются в мою голову. Так я и лежал в ужасе, чувствуя как вытекает потихоньку кровь из ноги. Постепенно сознание покинуло меня. Я пришел в себя в больнице, когда был еще очень плох. Правда все операции надо мной уже сделали, и я просто потихоньку выздоравливал. Врачи тщательно избегали разговоров о моих друзьях, но я сам тогда их судьбой не интересовался. Я еще не верил в безопасность, я боялся, что медведь вернется. Мне сказали конечно, что его убили, но я не верил. Потом, позже, когда физически я уже почти выздоровел, я более менее оправился от страха. Тогда я задумался о своих ребятах, конечно они все были мертвы. Я отлетел в сторону от его удара и не истек каким-то чудом кровью. Остальные были полуизъедены, он валялся на их трупах, почти не осталось целых костей. Легко опознали только Сергея, ему медведь просто свернул голову ударом лапы. Мне было стыдно, что лишь через много недель, я первый раз вспомнил о них. Что я один видел этот чертов сползающий узел и выжил. И мне просто еще долго было очень страшно". Рукопись закончилась. Я отложил ее и немного посидел, переваривая ее содержание. Потом спросил у Борисыча. 72. - А что с ним дальше случилось? - С тем парнем? Ну, он оклемался через несколько месяцев, но психология полностью вошла в норму гораздо позже. Он стал немного другим и не выезжал за город еще достаточно много лет. Ну а так, повезло ему конечно, но не пожелаю людям такого везения. С моим проводником явно что-то происходило. Он выглядел очень напряженным, костяшки пальцев, вцепившихся в руль, побелели. Но я не сразу это заметил, и спросил: - Борис Борисыч, вы знаете эту историю уж точно не понаслышке. Чего хотя бы эта рукопись стоит. Каким вы боком замешаны в этой истории? Борисыч посмотрел на меня, очень мрачно усмехнулся и с грустной иронией сказал: - Левым. И еще правой ногой. Шрамы показать? Он перевел взгляд на дорогу и очень вовремя, мы были уже почти на обочине. Я тоже взглянул на дорогу, обещая себе, что не буду больше отвлекать водителя. Километровый столб привлек мое внимание. На нем была красная табличка, на ней было написано... 73." Дочитав, Мурочкин с минуту смотрел на бумагу с непонятным выражением на лице, как будто ожидая чего-то. Затем он понес листки обратно к палатке. Он шел с видом глубоко задумавшегося человека. Задумавшегося не над какой-то определённой задачей, требующей непосредственно решения, а вообще. Так задумываются о смысле жизни или о том, почему тебе отказала девушка, или почему не отказала. Мурочкин залез в глубину своего рюкзака и достал тонкую папку с зеленой, любовно выведенной фломастерной надписью. Она лежала поверх второй, толстой папки, и этот факт почему-то вызвал у Мурочкина мимолётную кривую улыбку. Он вытащил пухлую папку и сложил листки в нее. После этого Мурочкин, по-прежнему не замечая Олесиных вызывающих движений, вернулся на берег. Положил один из чурбаков на бок и сел прямо на землю, опершись на него спиной. Мурочкин закурил и долго-долго, сквозь прищуренные веки, хмуро рассматривал противоположный берег озера. конец. |
СПб
Осень 2003г. - декабрь 2004г.
|