Оставив Джейми в гостиной, я поднялась по лестнице и направилась по коридору в комнату Джокасты, по дороге рассеянно кивая знакомым. Я была смущена, сердита и в то же время мне было смешно. Я не уделяла мыслям о пенисе так много времени, с тех пор как мне минуло шестнадцать лет, и вот теперь я думала даже о трех этих органах.
Оставшись одна в холле, я раскрыла веер и внимательно уставилась в крошечное круглое зеркальцо, изображающее озеро в пасторальной сцене, которая была нарисована на нем. Предназначенное скорее в помощь при флирте, чем для прихорашивания, зеркальцо показало несколько квадратных дюймов моего лица, включающих один глаз и насмешливо изогнутую бровь.
Глаз был весьма симпатичный, допустила я. Да, вокруг него были морщинки, но он имел красивый разрез и изящное веко с длинными загибающимися ресницами, темно-соболиный цвет которых дополнял черный зрачок и поразительно контрастировал с золотисто-янтарным сиянием радужной оболочки.
Я переместила веер ниже, чтобы рассмотреть мой рот. С полными губами, сейчас еще более полными, не говоря уже об их темно-розовом влажном блеске, рот смотрелся так, словно кто-то очень крепко его целовал. И он также выглядел, словно ему это нравилось.
- Хм! - сказала я и захлопнула веер.
Находясь сейчас в более спокойном состоянии, я могла признать, что Джейми мог быть прав в том, что Филипп Уайли всерьез увлекся мной. Хотя, может быть, и нет. Но независимо от намерений молодого человека, я имела неопровержимые доказательства того, что он считал меня физически привлекательной - бабушка я или нет. Разумеется, я не стану упоминать об этом Джейми. Филипп Уайли был несносным молодым человеком, но после спокойного размышления, я обнаружила, что мои кровожадные намерения насчет его кастрации исчезли.
Однако возраст действительно менял приоритеты. Несмотря на личный интерес в мужских органах, находящихся в возбужденном состоянии, сейчас меня больше интересовал вялый член. У меня просто пальцы чесались взяться за половые органы Дункана Иннеса - фигурально, разумеется.
Травм, могущих вызвать полную импотенцию, не считая прямую кастрацию, было немного. Учитывая примитивную хирургию этого времени, я предположила, что какова бы не была травма, врач мог просто удалить оба яичка. Но если это было так, разве Дункан не сказал бы об этом?
Конечно, он мог не сказать. Дункан был очень застенчивым и скромным. Даже более открытый человек не решился бы доверить такой секрет никому, не исключая и близкого друга.. Как он смог скрыть травму условиях тюрьмы, не допускающих уединения? Я задумчиво побарабанила пальцами по инкрустированной поверхности столика возле двери комнаты Джокасты.
Конечно, мужчины могут обходиться несколько лет без купания - я встречала таких, которые, по всей видимости, так и поступали. С другой стороны, заключенные в Ардсмуире были вынуждены работать на открытом воздухе, добывая торф и камень. Разумеется, они имели доступ к открытым водоемам, где должны были мыться хотя бы для того, чтобы уменьшить зуд от паразитов. Впрочем, они могли и не раздеваться догола.
Скорее всего, травма Дункана не настолько серьезна. Намного более вероятно, что его импотенция имеет психологическую природу. Увидев свои побитые яички, человек мог потерять присутствие духа, а дальнейший опыт мог убедить его, что он конченый в этом плане человек.
Я замешкалась перед тем, как постучать в дверь, но ненадолго. У меня был некоторый опыт в сообщении людям дурных вестей, и один урок, который я извлекла из него, заключался в том, что нет никакого смысла в подготовке. Красноречие не поможет, а прямота не исключает сочувствия.
Я резко стукнула в двери и вошла, услышав приглашение Джокасты.
Отец Леклерк находился здесь. Сидя за маленьким столом, он деловито поглощал еду, в изобилии стоящую перед ним. На столе также стояли две бутылки вина, одна из которых была почти пуста. Священник поднял голову при моем появлении, расплывшись в улыбке столь широкой, что, казалось, она заворачивала за его уши.
- Хей-хо, мадам! - жизнерадостно произнес он, помахав мне ногой индейки в знак приветствия. - Хей-хо!
"Bonjour" было слишком официально по сравнению с этим приветствием, поэтому я удовольствовалась реверансом и коротким "Ваше здоровье".
Совершенно очевидно, что выпроводить священника невозможно, и увести Джокасту некуда, так как в гардеробной деловито копошилась Федра, вооруженная парой щеток для одежды. Однако с учетом ограниченных познаний отца Леклерка в английском языке, вероятно, строгой приватности не потребуется.
Я тронула Джокасту за локоть и негромко попросила ее сесть со мной у окна, чтобы обсудить нечто важное. Она удивилась, но кивнула и, поглядев в сторону отца Леклерка, который ничего не замечал, поглощенный едой, подошла и села возле меня.
- Да, племянница? - сказала она, расправив юбки на коленях. - В чем дело?
- Ну, - произнесла я, глубоко вздохнув. - Это касается Дункана. Видите ли ...
Ее лицо стало совершенно удивленным, когда я стала говорить, но я ощутила в позе, с которой она меня слушала ... что-то вроде облегчения.
Ее губы сжались, слепые синие глаза уставились в своей обычной странной манере куда-то выше моего правого плеча. Но в ее выражении не было сильного потрясения. Наоборот, она выглядела, как человек, который вдруг нашел объяснение беспокоящего его обстоятельства и почувствовал от этого облегчение и удовлетворение.
Мне пришло в голову, что они и Дункан жили под одной крышей уже больше года и были помолвлены в течение многих месяцев. Отношение Дункана к ней на публике всегда было почтительным, но он никогда не выказывал к ней нежных или собственнических чувств. Такое отношение к своим женам не было необычным для данной эпохи, но, вероятно, он не выказывал их и наедине, тогда как она, по-видимому, их ожидала.
Когда-то она была очень красива, и сейчас все еще была хороша. Она была привычна к тому, что вызывала восхищение мужчин, несмотря не ее слепоту. Я видела, как она кокетничала с Эндрю МакНейлом, Нинианом Белл Гамильтоном, Ричардом Касвеллом и даже Фаркардом Кэмпбеллом. Возможно, ее удивляло и даже обижало очевидное отсутствие физического интереса со стороны Дункана.
Теперь она знала и, глубоко вздохнув, медленно покачала головой.
- Боже мой, бедный человека, - сказала она. - Так пострадать, свыкнуться с этим, и теперь заново все пережить. Святая дева, почему прошлое не оставит нас в мире?
Она опустила голову, моргая, и я была удивлена и тронута, увидев, что глаза ее были влажными.
Присутствие чего-то большого заставило меня поднять голову, и я увидела, что отец Леклерк возвышался над нами, словно темное грозовое облако в его черной сутане.
- Неприятности? - спросил он по-французски. - Месье Дункан получил травму?
Джокаста не говорила по-французски, кроме "Comment allez-vous?"(1), но вопросительный тон был ей ясен, кроме того она уловила имя Дункана.
- Не говорите ему, - сказала она настоятельно, положив руку на мое колено.
- Нет, нет, - уверила я ее и махнула священнику рукой, показывая, что он может не волноваться.
- C'est rien. Все в порядке, - сказала я ему.
Он, нахмурившись, с сомнением посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Джокасту.
- Проблемы брачного ложа, не так ли? - прямо спросил он на французском. Мое лицо, должно быть, выдало меня, потому что он указал на перед своей сутаны. - Я слышал слово "мошонка", мадам, и вряд ли вы говорили о животных.
Я поняла - немного слишком поздно - что хотя отец Леклерк не говорил по-английски, он хорошо знал латынь. А это слово и на английском и на латыни звучит одинаково "scrotum".
- Merde, - произнесла я вполголоса, отчего Джокаста резко взглянула на меня. Я успокоительно похлопала ее по руке, пытаясь решить, что же делать. Отец Леклерк смотрел на нас с любопытством, но в его мягких карих глазах также была доброта.
- Боюсь, что он уловил суть нашего разговора, - сказала я Джокасте извиняющимся тоном. - Думаю, что нужно ему все объяснить.
Она закусила нижнюю губу, но не сделала отрицательного движения, и я кратко посвятила священника в существо дела. Его брови поднялись, и он машинально взялся за деревянные четки, висевшие на его поясе.
- Oui, merde, Madame, - сказал он. - Quelle tragédie.
Он коротко перекрестился, не стесняясь, отер жир с подбородка и сел рядом с Джокастой.
- Спросите ее, пожалуйста, мадам, каково ее желание, - сказал он мне. Тон был вежливый, но это был приказ.
- Ее желание?
- Да. Хочет ли она выйти замуж за месье Дункана, даже зная это. Как вы понимаете, мадам, по законам Святой церкви, невозможность вступления в супружеские отношения является препятствием для брака. Однако, - он колебался некоторое время, поджав губы и глядя на Джокасту, - целью такого условия является создание плодотворного брака по завещанию Господа нашего. Но в данном случае Бог не станет требовать плодов. Так что ... - и он приподнял одно плечо в галльском пожатии.
Я перевела вопрос Джокасте. Она повернула голову к священнику, словно пыталась предугадать его намерения, потом что-то поняла и откинулась на спинку кресла. Лицо ее приняло выражение, характерное для всех МакКензи - совершенно спокойная маска, за которой шла напряженная работа мысли.
Я была немного встревожена, и не только из-за Дункана. Мне как-то не приходило в голову, что открытие импотенции Дункана может помешать свадьбе, а Джейми хотелось, чтобы у его тети был защитник. Им мог стать Дункан, и их свадьба была прекрасной возможностью для этого. Джейми будет волноваться, если его планы нарушаться в самый последний момент.
Однако Джокаста вскоре зашевелилась и длинно выдохнула.
- Благодарю Господа, что мне повезло заполучить иезуита, - сказала она сухо. - Своими доводами они могут обелить дьявола. Скажи ему, что я все еще хочу выйти замуж.
Я передала ответ отцу Леклерку, который слегка нахмурился, внимательно глядя на Джокасту. Не зная о его взгляде, она приподняла бровь, ожидая ответа.
Он откашлялся и заговорил, не сводя с нее глаз, хотя обращался ко мне.
- Скажите ей, мадам, пожалуйста. Хотя производство потомства является основным законом Церкви, следует также принимать во внимание и другие стороны этого вопроса. Для истинного брака между мужчиной и женщиной также важен союз плоти. Обряд гласит "и будут два одною плотью", и для этого есть причина. Многое происходит между двумя, когда они разделяют постель и радуют друг друга. Это не весь брак, но его важная часть.
Он говорил очень серьезно, и я, должно быть, выглядела удивленной, так как он улыбнулся, теперь глядя на меня.
- Я не всегда был священником, мадам, - сказал он. - Однажды я был женат. И я знаю, что значит навсегда отречься от телесной стороны жизни.
Деревянные бусинки слегка застучали, когда он пошевелился.
Я кивнула, глубоко вздохнув, и перевела его речь для Джокасты. Она выслушала, но не стала раздумывать - ее решение уже было принято.
- Скажите ему, что я благодарна ему за совет, - сказала с легким раздражением в голосе. - Я также была замужем. И с его помощью выйду замуж еще раз. Сегодня.
Я перевела, но он уже знал ее ответ из ее выпрямившейся фигуры и тона голоса. Он некоторое время сидел неподвижно, потирая бусинки между пальцами, потом кивнул.
- Oui, Madame, - сказал он, потом потянулся и пожал ее руку. - Хей-хо, мадам!