Из последнего приведенного нами диалога видно, что этот знаменитый бал у графа Сапеги, время устройства которого вызывает такие большие колебания, согласно разным датирующим признакам, - состоялся, в любом случае, в тот же день, когда в усадьбе Эльчанинова производился обыск.

Вернемся теперь к булгаковским реминисценциям в этом романе: сюжетной линии с балом у Воланда и приглашением на него в качестве "хозяйки бала" Маргариты Николаевны.

В отличие от романа 1844 года, между обыском у героя романа Булгакова и его побегом, с одной стороны, и балом у Воланда, с другой, проходит длительный срок - срок пребывания Мастера в клинике профессора Стравинского (согласно черновым вариантам - в лагере).

Разница еще и в том, что Эльчанинов в романе 1844 года - сразу же после обыска у него, в тот же день едет к графу, устраивающему бал. А едет он с целью, аналогичной той, с какой Маргарита, а затем сам Мастер, появляются в "нехорошей квартире": просить у графа Сапеги защиты от преследующего их с Анной Павловной Задор-Мановского.

И об этой отличительной смежности событий, и о черте сходства между двумя романами - фигурирующей и в том и в другом роли специально приглашенной "хозяйки бала" - напоминает первая же фраза следующей после описания сцены обыска, шестой главы:

"В тот самый день, как Эльчанинов ехал к графу, у того назначен был бал, на котором хозяйкою должна была быть Клеопатра Николаевна".

Героя и героиню романа Булгакова связывают отношения влюбленных; таковыми, в качестве ищущих покровительства, они и предстают перед Воландом.

Но... почти в той же роли, сразу же предстают и "хозяйка" бала Клеопатра Николаевна с Эльчаниновым - перед графом Сапегой: ведь ранее между ними стала завязываться интрига, которую в первой же главе прервало появление в городе Анны Павловны.

Эльчанинов по своем приезде объявляет, что он -

" - ...приехал, собственно, не на бал, а с просьбой.

- С просьбой? - повторил граф. - Все, что только смогу, поверьте, будет исполнено, - прибавил он.

Эльчанинов хотел было начать рассказ, но раздавшийся сзади голос остановил его.

- Я исполнила, граф, ваше желание и нарочно приехала раньше затем, чтобы занять свою должность.

...Эльчанинов обернулся. Это была Клеопатра Николаевна в дорогом кружевном платье, присланном к ней по последней почте из Петербурга, и, наконец, в цветах и брильянтах. В этом наряде она была очень представительна и произвела на героя моего самое выгодное впечатление..."

На фоне булгаковского романа становится исчерпывающе понятным, почему повествователю 1844 года потребовалось специально останавливаться на платье героини, его происхождении, реакции на него героя и, наконец, заверять читателя в том, что оно придавало героине "представительность": это вносило... ноту полемичности по отношению к реминисцируемому источнику, рисовало автора как бы отрицающим наличие у него какого-либо с ним сходства - и тем самым только подчеркивало его ориентацию на этот роман.

Ведь хозяйка бала в романе Булгакова, Маргарита, как мы знаем, была... вообще без какого бы то ни было платья.

И наконец:

"... - Валерьян Александрыч! Вас ли я вижу? - полувоскликнула Клеопатра Николаевна.

- А вы знакомы? - спросил граф.

- Мы были друзья, - отвечала Клеопатра Николаевна, - по крайней мере я могу это сказать про себя, но monsieur Эльчанинов за что-то разлюбил меня.

- Напротив, но... - начал было Эльчанинов.

- Забудемте прошлое, мы с вами еще объяснимся, - перебила Клеопатра Николаевна, подавая ему руку.

- О, да между вами что-то интересное, - заметил с улыбкою граф".

Разумеется, здесь и речи нет о той самозабвенной, непреходящей любви, которая связывает героев романа "Мастер и Маргарита". Но напомним, что в соответствующей сцене Мастер тоже просит свою возлюбленную - отказаться от него, чтобы не связывать свою судьбу с тяжело больным человеком.

Можно заметить и еще одно отличие: Клеопатра Николаевна в этой сцене вовсе не просит покровительства у графа. Но это - лишь потому, что она его, как мы знаем... уже получила. В роли просительницы, ища защиты от ультиматума, который ей поставил Задор-Мановский, она выступала ранее, еще в четвертой главе.

Но что примечательно, происходило это - в ситуации "обыска", учиненного тем в ее доме: ситуации, параллельной сцене обыска в доме у Эльчанинова. Сходство ситуаций сближало двух просителей, ставило их на одну доску - вопреки разрыву во времени.

*      *      *

Окончательно же отвернулся герой романа 1844 года от Клеопатры Николаевны после того, как стал свидетелем шантажа ее Задор-Мановским и того, как она поддавалась этому шантажу.

Это объясняет следующую фразу, произнесенную им про себя, в ответ на "заискивания" (как определяет ее поведение автор) перед ним героини. Особый интерес представляет для нас эта фраза, потому что в ней вновь звучит слово, прямо указывающее на отношение происходящего в сцене из романа 1844 года - к роману Булгакова:

" - Или эта женщина ДЬЯВОЛ, или она невинна", - подумал тот про себя и обратился к графу:

- Могу ли я с вами переговорить, ваше сиятельство? Мне очень нужно..."

Беседа эта происходит не по окончании бала, как у Булгакова, но - перед самым его началом. Тем не менее, и она оканчивается тем, что герой романа получает полное покровительство у своего собеседника, как и герой романа Булгакова:

"... - Я даже и теперь, ваше сиятельство... боюсь ехать домой, потому что сегодня-завтра ожидаю, что господин Мановский посетит меня.

Граф опять прошелся по кабинету.

- Ни сегодня, ни завтра не будет этого, потому что все эти здешние господа власти будут у меня, и я их остановлю..."

Мы помним, с помощью каких простейших манипуляций подручным Воланда удалось исправить то, что Алоизий Могарыч сотворил с Мастером и его жилищем.

Особый интерес представляет то, как, с помощью каких средств изображает аналогичное деяние функционально сходного персонажа автор романа 1844 года.

Ни о какой "магии" тут, конечно, речи идти не может, но эти средства, эти изобразительные мотивы... также заимствованы из других фрагментов того же булгаковского повествования.

Первый из этих мотивов вводится в повествование сначала практически невидимым образом; это чуть заметное для читателя (поскольку он читает печатный текст, а не слышит голос и не видит глазами поведение персонажа) изменение интонации графа Сапеги при обращении к одному из "господ властей" (Господства и Власти, кстати, - это название уровней ангельской иерархии), которых он собирается "остановить", - исправнику, делавшему обыск у Эльчанинова:

"...Граф всех и каждого оприветствовал и, открыв потом польским с Клеопатрою Николаевной бал, пригласил молодых людей продолжать танцы, а сам стал ходить то с тем, то с другим из гостей, которые были постарше и попочтеннее. Проходя мимо урядника и других уездных чиновников, которые приехали в мундирах, Сапега произнес:

- О, господа, это немножко лишнее, к чему эта церемония в деревне, - а потом тут же, обратившись к исправнику, сказал мимоходом вполголоса: - Потрудитесь прийти через полчаса в мой кабинет, мне надобно с вами поговорить.

Исправник побледнел; предчувствие говорило ему, что на него пожаловался Эльчанинов..."

И потом, уже в самой сцене в кабинете, это едва заметное изменение - гиперболизируется. Граф - вырастает из любезного хозяина деревенского бала до своих истинных устрашающих размеров одного из первых сановников государства:

"...Исправник только вздохнул и, проведя потом мучительные четверть часа, отправился, наконец, в кабинет, где увидел, что граф стоит, выпрямившись и опершись одною рукою на спинку кресел, и в этой позе он опять как будто был другой человек, как будто сделался выше ростом; приподнятый подбородок, кажется, еще выше поднялся, ласковое выражение лица переменилось на такое строгое, что как будто лицо это никогда не улыбалось.

Исправник окончательно растерялся и стал навытяжку, как говорится руки по швам..."

Если последовательно, как это делали мы, прослеживать во второй части романа 1844 года всю линию реминисценций из романа "Мастер и Маргарита", то нельзя, конечно, не вспомнить, что такое же преображение будет происходить и в этом романе; причем с группой персонажей, среди которых - и тот, которому соответствует персонаж, описанный в приведенных пассажах, то есть Воланд

Только теперь - почти фотографическое! - сходство Сапеги обнаруживается с одним из его спутников (впрочем, "летящим" - РЯДОМ с ним):

"...И когда Маргарита, обдуваемая прохладным ветром, открывала глаза, она видела, как меняется облик всех летящих к своей цели...

Вряд ли узнали бы теперь Коровьева-Фагота... в том, кто... летел... рядом с Воландом, по правую руку подруги мастера. На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, тихо звеня золотою цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. ОН УПЕРСЯ ПОДБОРОДКОМ В ГРУДЬ, он не глядел на луну, он не интересовался землею, он думал о чем-то своем, летя рядом с Воландом..."

Это - знаменитое описание преображения спутников Воланда, покидающих Москву, теряющих облик каких-то балаганных шутов и обретающих свои настоящие очертания.

Изобразительная черта, которой Булгаков наделяет здесь своего персонажа, повторяется у повествователя 1844 года в зеркально перевернутом виде: "...ПРИПОДНЯТЫЙ ПОДБОРОДОК, КАЖЕТСЯ, ЕЩЕ ВЫШЕ ПОДНЯЛСЯ..." - говорится о графе, при этом - в удвоенном виде (не просто "приподнятый", но "поднявшийся" - "еще выше"): как бы для того, чтобы подтвердить произошедшее узнавание.

Темно-фиолетовый рыцарь у Булгакова - "с мрачнейшим И НИКОГДА НЕ УЛЫБАЮЩИМСЯ ЛИЦОМ". И у графа Сапеги - "ласковое выражение лица переменилось на такое строгое, что КАК БУДТО ЛИЦО ЭТО НИКОГДА НЕ УЛЫБАЛОСЬ".

А его рука, протянутая к спинке кресел - повторяет ЖЕСТ РУКИ ВСАДНИКА, который "звенит золотою цепью повода"!

*      *      *

Другое мимоходом брошенное замечание в этом пассаже: "...и в этой позе он ОПЯТЬ как будто был другой человек..." - заставляет искать в предшествующем тексте это место: где персонаж... "опять" был другим человеком?!

И ничего иного нельзя ответить на этот вопрос - как указать на описанное в процитированном перед этим пассаже различие между "ласковым" отношением графа к гостям и тут же - незаметно отданным распоряжением чиновнику. Иными словами: фразами, сказанными действительно как бы "разными" людьми; людьми - находящимися в разных социальных функциях.

Описанная реакция на эти слова: "Исправник побледнел..." - показывает, что это распоряжение было отдано таким же "строгим", административно величественным тоном, какими были лицо и поза у графа, уже наедине с ним, в кабинете.

Такая игра "в прятки" с читателем, когда она обнаруживается, - конечно, создает впечатление повышенной значимости этой описательной конструкции, которую ей придает повествователь. Мы знаем теперь, что это - значимость предвосхищающей реминисценции.

И наконец, мы встречаем в двух этих пассажах - очередную хронологическую аномалию! "Проведя... мучительные ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА, отправился, наконец, в кабинет", - говорится об исправнике, получившем приказание от графа.

Но само-то приказание звучало - совершенно иначе: "Потрудитесь прийти ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА в мой кабинет..."

Этот тип хронологических аномалий в романе нам уже известен, и встретился он нам в первой главе той же второй части. И амплитуда изменений - там была точно такой же: в два раза, только со сменой от большего к меньшему, и там речь шла не о минутах, а о месяцах - двум и одном.

И, сообразив все эти особенности этих двух пассажей и саму их соотнесенность между собой, мы сможем понять, в чем тут дело.

Ведь такая ситуация с вызовом в кабинет и беседой в нем наедине (между Задор-Мановским и губернским предводителем на званом обеде у последнего) - нам уже встречалась.

Да и сам принцип такого повтора сюжетных ситуаций - нам тоже хорошо известен: это две сцены с прячущимися, как бы исчезающими в "пространстве Воланда" героинями; и находятся эти сцены в двух главах подряд, четвертой и пятой, - как раз и разделяющих две главы с "кабинетными" сценами, эту, шестую, и третью.

Разница заключается в том, что в первом случае - происходящее в кабинете нам долгое время остается неизвестным, и сама эта беседа, словно бы происходящая в "пространстве Воланда", - нам не показывается; причем беседа эта - именно по поводу устройства того самого обыска у Эльчанинова, последствия которого он в начале шестой главы будет обсуждать с графом.

О содержании же беседы - становится известным лишь в конце третьей главы, причем - из разговора губернского предводителя дворянства с тем самым исправником, который теперь навытяжку стоит в кабинете графа Сапеги. Зеркальность, противоположность организации повествования о двух аналогичных ситуациях - здесь очевидна.

Но помимо этой сюжетно-ситуативной противоположности, как бы соотношения вогнутости и выпуклости, между двумя сценами существует и художественно-структурная общность, полный параллелизм. В чем же он состоит?

В тот раз мы интерпретировали этот эпизод как различие происходящего на явной, показываемой автором, и "мнимой", недоступной наблюдателю сторонах геометрической плоскости. Причем происходящее в этом "мнимом" пространстве - проступает на видимой, явной стороне в искаженном, деформированном виде, чему и служит построение финального разговора предводителя с исправником.

Такова уже не раз обсуждаемая нами, в связи со структурными особенностями повествования, модель "мнимостей в геометрии" П.А.Флоренского, воплощенная и в этой сцене из романа 1844 года.

В шестой главе та же самая модель - предстает... с другой своей стороны, со стороны "мнимостей". И это естественно, потому что глава эта - соответствует "бальной" главе романа "Мастер и Маргарита", в которой Булгаков - как раз и проводит читателя в "пространство Воланда" и позволяет увидеть его во всей его полноте!

Теперь уже разговор графа Сапеги с исправником - ведется на "мнимой" (каковой она является для первой "кабинетной" сцены) стороне плоскости, а отданное им распоряжение о том, что тот должен прийти в кабинет, - располагается на явной; практически не видимой нам: вот почему так трудно разглядеть в этой реплике черты "строгости" и величественности, которые в полной мере представлены читателю в сцене в кабинете.

И лишь словечко "опять" - позволяет вернуться ней и проинтерпретировать ее в нужном русле.

Хронологическая аномалия с "тридцатью минутами" и "четвертью часа" - служит настоящим ключом к пониманию всей этой конструкции. Ведь анализируя такой же временной разброс в первой главе второй части, мы как раз и оценили его таким образом, что на "явной" стороне плоскости, "зрительно", отражается то, что ощущается на мнимой ее стороне смутно, "тактильно".

*      *      *

Далее следует разнос, который граф Сапега учиняет проштрафившемуся исправнику. В нем звучит еще один хорошо узнаваемый и даже знаменитый мотив будущего булгаковского романа:

"... - А вам известна причины, по которым госпожа Мановская не живет с мужем? - спросил он.

Исправник молчал.

- Вы знаете это? - повторил граф и слегка притопнул своей небольшой ногой.

- Как не знать, ваше сиятельство, все знаем-с, - отвечал исправник.

- Как же вы знаете и что делаете? - начал Сапега. - Вы приезжаете в усадьбу, делаете обыск, как в доме КАКИХ-НИБУДЬ ДЕЛАТЕЛЕЙ ФАЛЬШИВЫХ МОНЕТ или в вертпе разбойников; вы ходите по кладовым, открываете все шкафы, сундуки, выкидываете оттуда платье, белье, наконец, ходите по усадьбе, как мародеры! Так служить, мой милый, нельзя!..."

В романе Булгакова, как мы знаем, распространителями фальшивых бумажек - денег, превращающихся в бумажный мусор, как раз и явилась компания Воланда.

Любопытно наблюдать, как в этой напряженной сцене повествователь 1844 года счел необходимым не только сказать, что "граф... топнул", но и... проинформировать читателя о том, какой размер ноги у него был ("слегка притопнул своей небольшой ногой").

Акцент на... ноги, с точки зрения фантастического персонажа романа Булгакова, вполне понятен. Один из ранних вариантов романа о Воланде так и назывался: "Консультант с копытом", или: "Копыто инженера". Тоже, наверное, было... "небольшое" копыто!

В черновом варианте романа "извлеченный" Мастер предстает в облике "зэ-ка", заключенного-лагерника. Аналогичный ореол витает над персонажем романа, от которого, наоборот, защищают героя, над тем же исправником:

" - Как нам делать? - спросил, выходя [от графа Сапеги], старик-председатель исправника.

- Как делать? Скажу, что первый обыск потерял, а больше не поеду; ПУСКАЙ ХОТЬ В СИБИРЬ ССЫЛАЮТ".

Любопытно, что заданный вопрос: "Как делать?" - равнозначен... названию гораздо позднее написанного романа "Что делать?" Н.Г.Чернышевского: действительно сосланного в Сибирь, на каторгу!

"Ваш роман прочитан", - говорит Воланд Мастеру, когда его с Маргаритой судьба окончательно решена и им предстоит отправиться к своему новому жилищу, которое выпросила для них героиня.

В романе 1844 года подобная реплика звучит в той же сцене на бале:

"...В залу вошел граф и прямо подошел в Эльчанинову. Тот встал.

- ВАШЕ ДЕЛО УСТРОЕНО, - сказал вполголоса Сапега, - вы можете свободно ехать и собираться в путь, а там ко мне заедете.

Эльчанинов глубоким поклоном поблагодарил графа и отошел. Сапега занял его место..."

Имеется в виду - место рядом с Клеопатрой Николаевной, с которой Эльчанинов перед тем разговаривал.

Но вместе с тем эта фраза - ужасающе двусмысленна. Герой уезжает в Петербург, к новому месту службы, обещанному ему по протекции графа, а граф - занимает освободившееся место рядом... с Анной Павловной; становится претендентом на обладание ею!

При всем разительном сходстве, буквально фо-то-гра-фи-ро-ва-ни-и кусков булгаковского повествования, в романе 1844 года - все не так, как будет в романе Булгакова.

Герой - про-да-ет графу свою возлюбленную, жить с которой больше не может и по своим внутренним побуждениям, и по внешним сложившимся для него опасно обстоятельствам. Эльчанинов уезжает в Петербург, оставляя Анну Павловну в руках графа.

*      *      *

Итак, события пятой и шестой главы происходят в один день. Они настолько быстро следуют друг за другом, что трудно поверить, что в один и тот же день совершается и обыск у Эльчанинова, и он успевает пожаловаться графу, и участникам обыска дается строгая отповедь с требованием не делать этого впредь. Конечно, это было возможно благодаря "счастливому" стечению обстоятельств: участники обыска оказались в тот же день на балу у графа.

Мы уже встречали подобное сведение в один день двух линий событий в первой части. Но там это были именно две ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ линии событий, совершавшихся ОДНОВРЕМЕННО друг с другом: визит Анны Павловны к графу и похождения Эльчанинова после несостоявшегося свидания с ней. Благодаря этому две эти линии сопоставлялись друг с другом, в плане оценки поведения участвующих в них персонажей.

Во второй части мы тоже уже встречали подобное композиционное построение. Причем там тоже возникала неуверенность читателя в том... что две линии событий - могли происходить в один день.

Только там эта неуверенность возникала не из-за чрезмерной наполненности времени последовательностью событий. Там тоже присутствовали две ОДНОВРЕМЕННЫЕ (по видимости) событийные линии, но неопределенность авторских указаний заставляла сомневаться в их параллелизме.

Во второй главе рассказывалось об обеде у предводителя; о неприятной "сцене", как ее можно было бы назвать, во время него происходившей - обращении Мановского с требованием дать формальное основание для возбуждения дела против жены.

Следующая, третья глава начинается фразой (переносящей действие в усадьбу Эльчанинова):

"В Коровине ТОЖЕ происходили своего рода сцены".

При этом само это слово - "сцены" - в предыдущей главе произнесено не было; читателю только еще предлагается догадаться, что слово это - может быть отнесено к тому самому неприятному разговору (да еще и состоявшемуся за кулисами; так что никакой "сцены"-то, в прямом значении слова, - вовсе и не было!).

Мы только что столкнулись с подобной фигурой умолчания в шестой главе, когда ломали головы - к чему могло бы быть отнесено отсылающее к предшествующему пассажу словечко "опять", применительно к изменению обращения графа с нижестоящим.

Ввиду этого возникает соблазн понимать слово "тоже" в первой фразе третьей главы - в значении "тогда же", то есть - "в тот же день".

В третьей главе рассказывается о предупреждении Савелия Эльчанинову относительно полученного Мановским траурного письма. А на другой день, в той же главе, - о получении этого письма, сообщающего о смерти отца, Анной Павловной и его последствиях.

Тем самым - уже возникает неопределенность: какой из этих дней - совпадал со "сценой" во время обеда у предводителя; не говоря уже о том - что прямо о таком совпадении, о временном параллелизме двух этих линий событий - у повествователя нигде не говорится.

Тем самым, временная отнесенность содержания этой главы - как бы повисает в воздухе; на неопределенном, ничего на самом деле в этом отношении не значащем словечке "тоже"!

Но в начале следующей, четвертой главы мы читаем:

"НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ ПРЕДВОДИТЕЛЬСКОГО ОБЕДА... Сапега... ехал в Ярцово с визитом к Клеопатре Николаевне".

Поскольку рассказывается об этом ПОСЛЕ событий предыдущей, третьей главы - то вновь возникает соблазн: считать события этой главы, а именно второго ее дня, дня получения письма Анной Павловной, - ПРЕДШЕСТВУЮЩИМИ и в сюжетно-событийном ряде визиту Сапеги. То есть - именно ОДНОВРЕМЕННЫМИ рассказанным непосредственно перед этим, в предыдущей второй главе, событиям на обеде у предводителя.

Из этого следует, между прочим, что сам Мановский получил это письмо на почте - в день НАКАНУНЕ этого званого обеда.

Однако вновь - и мы сталкивались уже с этой особенностью повествования в романе 1844 года в первой части - последовательность изложения событий, по умолчанию, даже без специального указания на временную перестановку, вовсе не означает последовательности в сюжетном времени.

И лишь потом мы догадываемся, ЧТО, в действительности, объединяет события второй и третьей главы, ставит их в параллель друг другу.

Во второй главе Мановский требует свидетельство о том, что его жена живет с другим; в третьей - посылает ей письма, которые должны ее больно ранить.

Оба события означают начало "военных действий" мужа против жены; так что неважно - какой именно из дней, описанных в третьей главе, совпадал по времени с днем, описанным во второй. Важно - их смысловое, стратегическое единство. Поэтому-то автор - и употребляет неопределенность хронологического указания: чтобы перенести центр тяжести на роль этих событий - в оценочной характеристике поведения персонажа.

*      *      *

В пятой главе мы сталкиваемся со стилистическим явлением, которое уже наблюдали в последней главе первой части, где встретили серию каламбуров, основанных на заглавном для гоголевской повести слове "нос".

Здесь, в пятой главе, таких серий две, и они основываются на двух других словах.

Описывается начало дня, когда состоялся обыск:

"ОДНАЖДЫ, это было поутру, Анна Павловна сидела в гостиной на креслах".

И далее - следуют несколько реплик персонажей, в которых находится созвучное слово:

" - Что ты, Валер, все лежишь? - проговорила Анна Павловна.

- Так, - отвечал Эльчанинов и позевнул. - Кажется, и НЕ ДОЖДЕШЬСЯ этого счастливого дня, - продолжал он, - когда выберешься отсюда...

- Тебе скучно? - проговорила Анна Павловна...

- Нет, мне не скучно... но это ОЖИДАНИЕ, эта неопределенность положения - это ужасно!

- Чего же вы ОЖИДАЕТЕ? - спросил Савелий.

- Места, которое могло бы обеспечить мою и Анны Павловны будущность и которое обещал мне дать граф".

Затем, когда приезжают с обыском, звучит новый глагол:

"Эльчанинов, бледный, но насколько возможно владея собой, встретил их и спросил, что им угодно.

Исправник начал сконфуженным голосом, показывая на Мановского:

- Мы приехали по поданному прошению Михайло Егорыча, что супруга их проживает в здешней усадьбе.

- Что же вам все же угодно от меня? - БОЛТНУЛ Эльчанинов, и сам не зная хорошенько, что говорит".

В коце всей этой сцены, мы знаем, Мановский спрашивает исправника, куда он едет теперь:

" - На минуточку к вам, а тут к графу на БАЛ.

- Черт бы драл их с их БАЛАМИ!.. Смотрите, НЕ БОЛТАЙТЕ о деле".

Снова, как и в случае со словом "нос": слово, задающее каламбурную линию (однажды... бал...), а потом - подхватывающий его глагол (ожидаете... не болтайте...).

Можно предположить, что художественная функция двух этих новых каламбурных групп - та же, что и у предыдущей.

Там шла речь о разрыве единого целого и условиях его воссоединения. Второй из каламбуров пятой главы - как бы дает подсказку к истолкованию первого. В глаголе, участвующем в нем, звучит... слово БОЛТ: название детали, СКРЕПЛЯЮЩЕЙ части некоей конструкции.

Ту же семантику поддерживает в реплике Мановского - слово "драл": "драть", "раздирать" на части.

Стало быть, первый из этих каламбуров, с глаголом "ждать", "ожидать" - тоже... должен что-либо соединять; служить, так сказать, "болтом", скрепляющим части конструкции - но уже самого этого романа.

*      *      *

И в самом деле, трижды (а не "однажды"!) мы встречаем этот глагол, примененный по отношению к еще одному персонажу.

Такой повтор ситуаций и знаменующих их словесных выражений в разных частях повествования и по отношению к разным персонажам - прием, в романе 1844 года повторяющийся; в каждом случае - имеющий функцию соотнесения между собой разных персонажей и разных событий.

Так, например, мы видели, что в третьей главе автор называет причину, по которой Анне Павловне попали в руки письма, которые от нее собирались скрыть:

"Проснувшись на другой день, ЭЛЬЧАНИНОВ СОВЕРШЕННО ЗАБЫЛ слова Савелья о каком-то письме и поехал в двенадцать часов к графу".

Но точно так же в седьмой главе второй части - будет говориться о самой этой героине, которую накануне предупредили о предстоящем визите графа:

"На другой день, часу в двенадцатом, АННА ПАВЛОВНА, СОВСЕМ ЗАБЫВШАЯ об известии, сообщенном Иваном Александрычем, сидела в гостиной".

Спрашивается: в чем смысл повтора этих выражений и этих ситуаций? Быть может, автор хочет не просто сообщить о невнимательности (ситуативной, случайной) героя к своей возлюбленной, а подчеркнуть, что она - вообще стала ему столь же безразличной, как и для нее - граф, которого она видела когда-то давно, в детстве?
Быть может, автор идет еще далее и хочет - обратить отношения, ввести в них третью участвующую в этих повторах фигуру: намекнуть, что граф Сапега (в качестве потенциального, вожделенного благодетеля) занял в сердце Эльчанинова такое же место... какое прежде занимала в нем Анна Павловна?

Мы увидим, подтвердят ли дальнейшие художественные построения, которые нам предстоит встретить в оставшихся главах романа, эту нашу догадку.

А то, что такой повтор действительно наделен смыслом, действительно носит предназначенную ему автором художественную функцию, - подтверждается его статусом неоднократно употребляющегося литературного приема.

Если в пятой главе глагол "ожидать" относится к Эльчанинову (он, напомним, ожидает для себя должности), то в следующей, продолжающей события того же дня уже на балу у графа, - он вновь применяется, теперь - по отношению к этому персонажу:

"Граф, во всех своих действиях относительно Анны Павловны, пока ВЫЖИДАВШИЙ, очень обрадовался намерению Эльчанинова уехать".

Мы помним, что тот же самый глагол в связи с этим персонажем был употреблен еще в конце первой главы второй части, причем дважды. Один раз - он обозначает ту же самую ситуацию охотника, подстерегающего свою добычу, потому что Анна Павловна сразу ответила на его поползновения решительным протестом:

"Старческая прихоть превратилась в страсть; но в то же время он видел, что действовать решительно нельзя, а надобно ОЖИДАТЬ от времени".

Но сразу же вслед за этим глагол употреблен уже применительно совсем к другой ситуации, хотя и касающейся все того же графа (заметим, однако, что и тут, и уже названная прямыми словами, повторяется... метафора охоты, столкновения человека с животным!):

"Мановского он боялся и не боялся, как боятся и не боятся медведей. Но, однако, мы заметим, что граф ВЫЖДАЛ целый месяц войти в прямые сношения с молодыми людьми и в продолжение этого времени только хвалил и защищал Анну Павловну; но Мановский ни к чему не приступал, и граф начал".

В этом случае граф выжидает, чтобы соблюсти приличия, чтобы не оказаться вовлеченным в скандальную историю.

Один и тот же мотив - объединяет, "свинчивает" двух персонажей в единое целое; делает их... соучастниками. Они ожидают, по сути, одного и того же: Эльчанинов ожидает, чтобы граф дал ему протекцию, но его протекция - находится в зависимости от того, чтобы Анна Павловна - досталась графу. И "счастливая" случайность кладет конец их ожиданию: отъезд Эльчанинова в Петербург - открывает графу дорогу к обладанию Анной Павловной.

Следствие, затеянное Задор-Мановским, и оказывается тем "счастливым" обстоятельством, которым разрешается их ожидание.

Но одновременно с этим, мотив этот - скрепляет между собой... и два романа: роман 1844 года и роман Булгакова.

Ситуация, в которой находятся герои первого из них - та же, в которой находятся Мастер и Маргарита после бала у Воланда: они ОЖИДАЮТ окончательного решения своей участи (напомним, что в повествовании 1844 года это происходит как раз наоборот, ПЕРЕД балом у графа).

Но и Воланд в романе Булгакова, взявшись, казалось бы, решить участь Мастера, - тоже... ожидает: потому что это решение, как мы знаем, зависит не от него.