Пасецкая Ксения : другие произведения.

Записки Красной Шапочки - 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.31*45  Ваша оценка:
  • Аннотация:

Записки Агнессы, которую богиня не признала королевой, а народ прозвал Красной Шапочкой.

Красная Шапочка, главы 4-6. Выношу отдельным файлом, так как вынуждена поставить жанр "эротика". Будут сцены жестокости и насилия, ничего не поделаешь, война.

Закончена 6 часть."Все пути ведут в Тур". обновление от 7 марта

Спасибо всем, возобновившим оценки после пиршества амнистера!

Продолжение истории Записки Красной Шапочки-3

  
  Обновление 07.03
  
  
   Часть 4. Остров Аблах.
   (12 число месяца зорь 12014 года - 3 число месяца зорь 12016 года)
   В наших отношениях этим летом появляется, нет, не трещинка, некая напряженность, что ли. Мне очень хорошо рядом, но я начинаю стесняться. Мне неловко при нем раздеться и войти в воду, я отвожу глаза, когда вижу его полуобнаженным. Отвожу, потому что напротив, хочется все рассмотреть. Эта напряженность, она звенит и дрожит между нами, как натянутые нити, их не хочешь касаться, но все время задеваешь. И я решаюсь, мне надо знать, это очень важно, действительно ли я истинная для волка. Я прошу Вулли поцеловать меня, но по-настоящему. Он смеется, - ты еще маленькая.
   - Нет, Вул, нет, я уже девушка.
   Вул нежно касается, просто касается моего рта, это не поцелуй, но сердце выписывает какой-то немыслимый зигзаг, взлетает и падает, как на качелях. Я шепчу ему в самые губы, теплые, чуть шершавые, - Вулли, еще. С этого неумелого полудетского поцелуя начинается отсчет нашей новой, иной любви.
   Остров, на котором стоял энцийский замок, назывался Аблах, Яблочный. Самый невероятный лес из одних диких яблонь растет на восточной его стороне. Стволы деревьев толщиной в два обхвата, изогнутые, с потрескавшейся корой. Яблони почти не плодоносят, те завязи, которые вызревают на ветках, кисло-терпкие, но при этом с совершенно необыкновенным ароматом.
   Атро Дик рассказывал, что когда нашел это зачарованное место, полное древней магии, башня уже много лет стояла заброшенной и потихоньку разрушалась. На месте яблонь было пепелище, одни пеньки обгорелые торчали.
   - Мне понравилось здесь. Я не стал снимать старые чары, лишь слегка поправил и усилил защиту, восстановил мост. Построил замок вокруг башни. А яблоневый лес вновь вырос сам собой.
   С берега остров, замок и мост незримы. Днем кажется - за дрожащей дымкой, поднимающейся от воды, проглядывает не остров с замком, а противоположный берег. Но для смотрящего с острова никакой дымки нет, и берега ясно видны. Ночью все накрывает густой плотный туман.
   Мы пришли в лес собрать плоды-дички. Лизель сушит их и использует в мазях, настойках и на кухне. Последние числа щедреня (августа), долгожданная встреча с волком. Накануне я долго, раздевшись донага, смотрелась в зеркало. Я последняя из всех подруг, к кому пришло изменение. У девочек давно появились женственные округлости груди и бедер, я же еще остаюсь почти плоской. Лизель смеется, - вторая Твигги. На древнем языке не наших земель, - говорит она, - это значит тростинка, веточка. Гари такой же был, матушка моя в него всё пирожки впихивала, и всё без толку. А уж когда к нему зверем медведь пришёл, вот смеху было.
  
   Зачем мне было проверять истинная ли я волку, так, поцелуем? Даже теперь не смогу объяснить. Зачем вообще мне надо было это проверять? Наша взаимная избранность была очевидна.
   Вулли судорожно вздыхает, и все по-другому, его рот целиком накрыл мой, язык ласкает верхнюю губу, я растворяюсь в блаженном сладком томлении. Вул целует меня, но не касается руками, они опущены, я тянусь к его ладоням, переплетаю пальцы с пальцами, наши ауры тоже сплелись, и оторвать их теперь друг от друга, как разрезать ножом живую плоть.
   Атро Дик только вздыхает. Вул клянется, что не преступил и не преступит грань дозволенного. Вытащил из кармана камзола два тонких серебряных браслетика. - Я их в начале лета купил. - Нас ни о чем не спрашивали, все и так было ясно, лишь мы вошли в кухню с полными яблок корзинами. Можно привести в порядок одежду, нацепить личину спокойствия, но глаза, сияющие глаза скрыть невозможно.
   - Любимая, как только мне исполнится двадцать один, мы объявим о помолвке официально. Только, боюсь, отец узнает - подаст прошение о лишении титула. За нищего и безродного пойдешь?
  
   Возвращаемся в Лантен пятого белорыбня, за полдесятинки до начала занятий. Урсула еще не приехала, а вот брат ее дома. Присылает атро Дику записочку, хотел бы заглянуть к нам вечером, разумеется, не сегодня, а как только учитель сможет принять.
   - Атро, звали? - вижу, что принц Альберт еще не ушел. - Здравствуйте, Ваше Высочество.
   - Девочка, принц оказал нам честь и просит твоей руки.
  Принц сразу по моем приходе поднялся из кресла и теперь стоит почти рядом, даже ближе, чем допустимо.
   - Атро, но ведь я помолвлена!
   - Принц желает говорить с тобой лично.
  С этим атро отходит вглубь кабинета, к книжным стеллажам. Мы с принцем остаемся около холодного камина. Он высок, широкоплеч, слегка не по годам грузноват. Безупречно красивое породистое лицо с румянцем, как у многих рыжеватых белокожих блондинов. Коротко стриженные волосы, аккуратные усики. Принц алхимик по основной магической специализации, поэтому ни длинных локонов, ни бороды.
   []
   - Вы не огласили помолвку. Почему?
   - Моему жениху нет двадцати одного. О сговоре будет объявлено в ветрене или начале светня. - Делаю шаг назад, уж очень Альберт нависает надо мной.
   - Без согласия его родных. Тогда это не считается. Я прошу вас стать моей невестой и по достижении совершеннолетия выйти за меня замуж. - Альберт открывает шкатулку, сразу даже не понимаю, откуда он достал её. На алом бархате лежит тяжелый золотой обруч, сверкают темные сапфиры.
  Отступаю еще на шаг и показываю принцу руку с тоненьким серебряным обручем. - Я невеста, Ваше Высочество, важно, что я сама считаю, а не что думают люди.
   - Кстати, о "что думают люди". Было получено анонимное письмо. Его прочел мой секретарь, по долгу службы. Зная мой к вам интерес и, прямо говоря, мой слегка вспыльчивый нрав, он поручил навести все возможные справки. Отправителя письма найти не удалось, все что там написано, вроде бы и правда, да, у автора несомненный талант искажать и подтасовывать факты. Вам следовало бы быть чуть аккуратнее в поведении, пока вы не совершили ничего непоправимого.
  Ой, святые угодники. Вот как, значит, анонимок было две, или известно пока только о двух.
   - Ваше высочество! Зачем я Вам. Скомпрометирована, анонимки обо мне пишут. Я не богата, не знатна, я обычная. Я еще почти ребенок.
   - В вас, Агне, есть внутренний огонь. С каждым годом он все ярче и ярче. Я буду повторять предложение руки, не смотря ни на что, и вы правы, вы - девочка. Времени еще предостаточно, может случиться всякое. Ваш Вульфберт избрал очень опасную профессию. Подумайте также о выгоде, которую получат ваши родичи от такого союза. Почти все поселения илфов расположены в меловых горах, на территории Гарма. Подумайте о блестящем будущем, которое Вас ожидает. Скорее всего, именно я, а не старший брат, буду назван наследником престола.
   - О, тогда наша помолвка точно невозможна, - вырывается у меня облегченный выдох.
   - Еще как возможна, неужели вы думаете, я просил бы вашей руки, не получив согласия отца? Неужели вы не хотите стать королевой?
   Стать Королевой? Да ни за что на свете! []
   Лишь только принц ушел, отправляю Вулли письмо. Две строки: "Принц Альберт просил моей руки. Я отказала. Люблю тебя."
   - Атро, если принц сватается, почему же тогда родители Вулли против? - не могла я никак понять его отца и мать, неужели настолько никчемны все мои усилия стать леди, или у них другие резоны.
   - Ты не оборотень, а они блюдут чистоту крови.
  
   Первый день учебного года - первые огорчения. Пришлось снять браслет Вулли. Нас всех, помолвленных, вызвали в кабинет леди Настоятельницы. Там мы вложили помолвочные обручи каждая в свой конверт и подписали. Леди Настоятельница отдаст украшения, когда будем выходить за пределы школы. Жаль, даже на время, расставаться с тонкой витой серебряной полоской. Когда притрагивалась к коричнево-желтому камушку, "волчьему глазу" - казалось, Вул рядом.
   Улла опечалилась, узнав, что я отказала Альберту.
   - Я же ему говорила, говорила, что ты и Вул - истинная пара, а он не верит. И теперь мы не будем ходить втроем гулять.
   У Уллы свой интерес - на прогулках она может видеть, хоть и мельком, издали, Гриффина. Весной, когда туранец пришел к атро Дику домой сдавать экзамен, они объяснились, а сейчас тайком переписываются.
   Вон-Вон уныла и не хочет говорить, в чем дело. Как она смогла узнать, что Альберт просил моей руки?
  
   Накануне первых выходных иду в кабинет леди Настоятельницы, за браслетом. Любопытно наблюдать, как ревниво девочки рассматривают чужие обручья, у кого более дорогое и старинное. Мне чудится, или камушек в моем ярче засиял, лишь я коснулась холодной шелковистой поверхности кабошона?
   Богиня, как же глупа Луиза, не может сдержать злого языка, - простое серебро, и камень - таких, как щебня под ногами. - И ждет, явно ждет ответа. А может, и не глупа, а в своей болезненной ненависти хитра и дальновидна?
   - Агне, девочка моя, не забывай, Вул зависим от решений других. Осторожнее, Агне, думай, прежде чем сказать, и уж более того, сделать, - атро Дик многократно, раньше такого за ним не водилось, повторял за оставшиеся до начала учебного круга дни эту фразу. Я помню, я безмятежно улыбаюсь леди настоятельнице, девочкам, портрету короля Йогана на стене. Жених Луизы граф Твиггорс - лорд-констебль Турана, главнокомандующий. Волчий легион - туранский экспедиционный корпус, охранял границы Тир-Эйра, а теперь оберегает границы Энца по давнишнему пакту о военном союзе. Поэтому все нападки Луизы отныне разбиваются о щит спокойствия и улыбки.
   - Ну как ты можешь это терпеть? - негодует Улла спустя два месяца, когда по школе ползет слух: принц Альберт, возмутившись моим недостойным поведением, прекратил ухаживания. Я отказалась от прогулок с ним и Урсулой в большом Лантене. Предлог и выдумывать не нужно - учусь, атро считает возможным заниматься со мной магией по программе колледжа Высокого Духа, как с мальчиками перед поступлением в Университет. На самом деле он сказал, - чтобы ты была по знаниям как минимум на таком же уровне. Его "как минимум" означает "намного выше".
   Праздничный зимний бал развеивает слухи. На два танца, павану и куранту, оба раза в первой паре, принц приглашает меня. И после каждого, проводив на место, задерживается рядом на слишком долгое, осуждаемое бальным этикетом, время. Пока он стоит рядом, пригласить на танец меня никто не осмеливается, поэтому могу посмотреть на бал со стороны.
   Прелюбопытное зрелище. Линда в паре с Робертом Трастамара, он старше ее на два года, и кажется, не только страны пришли к соглашению, но и Линда с Робертом. Бастард, по настоянию отца Линды, должен окончить курс магического Университета, тем временем Линда сможет полностью войти в курс всех дел своего герцогства.
   Улла танцует с энцийцами - сначала с принцем, затем с маркизом Жанно. Напрасные старания. Никогда она не выйдет замуж за иностранца. Шестая часть гармских земель в собственности семьи девочки, она "ценная награда преданнейшему вассалу" - так цинично именует Улла саму себя. - Призовой венец победителю турнира!
   Вон-Вон на этот танец, аллеманду, не ангажирована. Решаюсь, - мне кажется, Ваше Высочество, что на балу есть дамы, также достойные вашего внимания. - Принц послушно идет приглашать Ивонну. Вон-Вон, держись и не падай в обморок. Я знаю, ты сегодня перетянула корсет, пресловутое "руки мужчины должны легко целиком обхватить талию", но где они нашли мужчин с такими крошечными ручонками?
  
   Дни богини, перелом года, но без волка они не в радость. Он в патрулях, до начала месяца стыни. Стою в саду, рядом с Лизель и Лэндомом, вышли смотреть фейерверк - от калитки хорошо видно, как взлетают и рассыпаются миллионами цветных искр шутихи на площади. Думаю о невеселом. Теперь школьные слухи - "принц Альберт отвратил от меня сиятельный лик из-за огрехов в воспитании и поведении",- утихнут, зато весь Рикайн станет говорить - он мной заинтересовался. Не верит принц в истинную пару, и упорен, как булленбейсер. Улла братца знает, и матушка её так считает, - чисто травильный пёс. Если вцепится в добычу и сомкнет челюсти, не вырваться. - Хотя мы все, Штауфены, такие, - добавляет подруга. - И я тоже Штауфен. - Урсула не хочет становиться ценным призом, - я не денежный мешок и не племенная кобылица! И мы будем с Гриффином вместе. - Правда, что они собираются для этого предпринять, не говорит.
   Надо с атро всё обсудить. Вчерашние танцы, поведение принца. Он красивый, мне короли именно такими и рисуются, я вживую никого из царствующих на Рикайне пока не видела. Высокие, величественные, как статуи на площади. Только я себя рядом со статуей не мыслю, даже если бы Вулли не было, не представляю.
   - Ты права - он тебя не любит, может быть, испытывает симпатию, но не более того. Здесь голый расчет - твой характер, да, именно характер, твоя магия, знания, которые ты получишь, и дети. Дети наследуют способности родителей, иначе говоря, от сильных рождаются сильные. Альберт умен и честолюбив. Пока думает, что Вул - детское увлечение, не тронет твоего волка. Так что придется из Лантена уезжать. В Туран, наверное, там нас сложнее будет достать. В туранской столице магическую Академию хотят открыть, уже многих сманивают. - Атро Дик в кресле, готовлю ему лечебный напиток. Густое красное сладкое вино, добавить щепотку пряностей, гран магии, толику любви. Подогреть. Вино прислал Винченцо Скарпоне, на праздниках навестить опять не приехал, хворает. Пряности из старых запасов, от Гари Твигги. А магии и любви у меня самой немерено.
  
   В первых числах светня, в Туран Экземинер - "Вульфберт Блайд и леди Агнесса Уррах сообщают о помолвке". Через две декады там же, извещение -"о лишении титула виконта". Отныне он не наследник и не Блайд. Мы знали, что так будет, но одно дело знать, другое - пережить. Отец прислал письмо - вложил в конверт газетный лист.
   - Ну что ж, давай фамилию выбирать. Как тебе Грей? Инор и инора Грей.
  
   Принц Альберт настойчив. Я отвергаю предложения о совместных прогулках (разумеется, в присутствии моей сестры и вашего телохранителя), прошу не посылать цветы. Но неизменные два танца на балах, дружеские визиты, - нельзя отказать соседу, да еще и принцу, дают ему возможности видеть меня. Находится и общий интерес. ФармацИя. О ней мы можем говорить часами, особенно если к дискуссии присоединяется Теофраст Хоейнхайм, лорд-настоятель целительского колледжа. Я почти успокаиваюсь, решаю что идефикс - заполучить меня в невесты - покинул принца. Однако напрасно.
   - И даже после этого, - в руках Альберта знакомый листок туранской газеты, - вы не разорвете помолвку? Вы теряете всё, связывая жизнь с простолюдином. Прошу вас, подумайте, верните браслет, а моё желание видеть Вас своей невестой неизменно.
   - Ваше Высочество, происхождение и честь не отнять никакими печатными строками, безвозвратна лишь смерть. Простите, принц Альберт, я не расторгну помолвку.
  
   В месяце росене (мае) Вулли получает рекомендации для поступления в Высшую Командную Академию и отправляется сдавать экзамены.
   И почти в то же время со мной начинает твориться необъяснимое. На улицах оборачиваются вслед, в большом Лантене молодые маги, а иногда и совсем немолодые, пытаются представиться и познакомиться. В нашем с Лизэль излюбленном эльфийском магазинчике наглый лориец хватает за руку, наплевав на все предписания этикета. Красив, разодет по последней моде, надушен и напудрен. И с мощным защитным амулетом, но мне его охранку взломать ничего не стоит. Пока он сжимает запястья, еще и вторую руку прихватил, дабы не дергалась и внимала, и лепечет чушь, "лобызая пальчики", надрываю пару-тройку энергетических нитей. "Окаменев от дивной красоты..." - и отправляйся к камням, на пол. Охрана наглеца со мной не согласна, а с охраной не приходят к взаимопониманию Лэндом и хозяйка лавочки.
   Префект торгового квартала, смущаясь и поминутно прося прощения, настоятельно не рекомендует появляться в большом Лантене без приличествующей статусу охраны и, тут пауза, вздох, - Ваше Высочество, я, конечно, извиняюсь, не поймите превратно, но особа вашей внешности, принимая, так сказать, во внимание воздействие, кое вы оказываете на лиц сильного пола, требует тщательнейшего обережения, - глазки маслятся...
   - Деточка, ты становишься дивной красавицей, вот беда на наши головы, - атро Дик огорчен. - Лэндом, твоя вина! почему ты остался у входа в лавку?
   - Это был магазин дессу!
  Вмешивается Альберт. Префект смещен с должности, лориец объявлен в Гарме нежелательной персоной.
  - Леди Агнесса, Вас в городе будут сопровождать мои телохранители. Только не возражайте. Считайте, это ради меня, если в моём государстве с вами что-либо случиться, я себе не прощу.
  Он тоже последнее время какой-то странный. Принимая из моих рук чашку чая, обязательно старается коснуться пальцев. Подолгу молча сидит в гостиной, слушая атро Дика и лорда Хоейнхайма, не произносит ни слова, а когда его о чем-либо спрашивают, просит повторить. И все время смотрит, я чувствую его взгляд .
   Долгожданное письмо от Вулли: по всем дисциплинам высший балл, и не принят. Прошение о подтверждении наследственного дворянства и внесении в родовые книги Турана бродит где-то в геральдическом ведомстве. Пока нет дворянской грамоты, об Академии можно забыть. Он возвращается в легион и будет исполнять обязанности третьего центуриона когорты, официально на эту должности назначен быть не может.
   Досадно. Но большого вреда нашим планам отсрочка не нанесла. Мы с Вулли решили всё про свою жизнь. Расписали, распланировали от и до. Улла подсказала - следует положить деньги в гномий энцийский или гармский банк, под проценты. К моменту, когда Вулли поступит в Академию, набежит достаточная сумма, чтобы прожить три года на стипендию. Свою независимость волк оплачивает кровью. Он и его десятка - первые во всех рейдах, разведках, и, даже не знаю, как назвать, волки говорят "очистить землю от скверны", звучит хорошо, но уж больно похоже на девиз ревнителей веры. Зачистка? Девять логовищ, девять волчьих семей, изничтожено, но сколько одиноких зверей с четвертью, осьмушкой оборотнической крови ушли в приграничные леса Гритии, скрылись в горных ущелья Лоршванца? А перед новолетием легионеры пробовали провести разведку боем, сунулись во владения мархойдов. Еле лапы унесли от творений инаниматы, магии, заставляющей оживать неодушевленных, созданных из камня или металла, не знающих боли и страха боевых исполинов. А за гигантами шло хорошо вооруженное мархойдское войско. Крепкие, сильные, обученные воины. Счастье, что инаниматов среди мархойдов-магов мало, и их создания, боевые монстры, в момент гибели творца застывают недвижимой статуей.
   Я же буду учиться магии наравне с юношами. Мне можно, мой статус илфийской принцессы позволяет. У илфов матриархат. В восемнадцать, во второе женское совершеннолетие, пройду инициацию в огне. А раньше, в шестнадцать, мы обвенчаемся, в Туране, чтобы никто не смог оспорить брак. А вот что будет дальше, ни он, ни я не знали. Где, как и чем будем жить. Помощь родителей? - забыли раз и навсегда, дай богиня, чтобы и они вообще о нас забыли. Вул проговорился, перед объявлением помолвки он виделся с отцом:
   - Он орал и пытался ударить. Мы схватились, я мог придавить его, как цыпленка, разорвать шею. Я чудовище, я ненавидел отца настолько, что мог убить. "Несмываемое пятно на чести рода, мои внуки будут ущербными." Считается, что оборотни, рожденные в смешанном браке, во всем уступают чистокровным...
   - Но можно не заводить детей...
   - Ты сама-то поняла, что сказала? Отречься от возможности иметь детей, потому что они получатся по дару, по способностям ниже родителей?
   Мы поссорились. Мне мысль о детях ни разу в голову и не приходила. Ну как девочке о таком в четырнадцать думать? Только как о долге, если отдадут по сговору за нелюбимого, за незнакомца.
   А Вул, оказывается, размышлял на эту тему, волки чадолюбивы.
  
   Повышение, хотя и не совсем законное, Вула по службе стало возможным из-за потерь, понесенных легионом в боях. Центурия, в которой волк был одим из деканусов, прикрывала отход основных сил.
  
   Из книги Гердера Твиггорс "История большой Магической Войны" После гибели центуриона командование принял Вулфберт Грей (Блайд), у него хватило решимости, авторитета и главное, умения анализировать и не теряться в сложной боевой обстановке...
  
   Я видела его во время отступления. С вечера в тот день было тревожно, щемило сердце. Долго крутилась в постели перед тем, как заснуть, задремала, очнулась рядом с костром, и главное, пришли запахи и звуки, потрескивание горящего валежника, стон раненого в палатке, тонкий писк комара, запах крови, немытых тел, дыма. Раздвоенная береза на пригорке выкинула молодую листву, но ее щемяще-свежий запах не перебивал вонь лагеря. Вул сидел, привалившись к стволу головой. Я стояла совсем рядом, но прикоснуться, дотронуться не могла. Волк открыл глаза, - Агни, мой огонёк! - Потянулась к нему и проснулась. Долго не могла понять, где нахожусь, и почему Вулли нет рядом.
   - Леди Агнесса, ваши волосы пахнут дымом, - горничная, пытающаяся обуздать мою непокорную гриву, удивлена не меньше моего, но она может поклясться, я не покидала школьную келью ночью.
  
   Возвращению Вулли в легион рады все, кроме нас двоих. Отпуска у волка теперь будут очень редки, мы встретимся после разлуки - два, целых два месяца, - на острове.
   Но перед этим я принимаю приглашение Альберта: в Лантене смотрим церемонию погружения в огонь. Меня умолила, упросила Улла. Пять лучших студентов Академии получили право бесплатно шагнуть в священное пламя. Да, ее любимый Гриффин в этой пятерке.
   - Но как же, тем, кто по контракту отработки, не положено.
   Улла торжествующе улыбается. - Контракт выкуплен! Со следующего года Гриффин - младший преподаватель в колледже Артефакторики, с дополнительной двухлетней стажировкой по пространственной магии.
   Мужчины, Альберт и маркиз Жанно, о чем-то тихо переговариваются, отступив от нас, принцесс. Да, Жанно и Ивонна тоже здесь, сегодня в огонь войдет ее брат. Бросаю взгляд из под ресниц - Альберт в темно-синем, расшитом серебром камзоле, как всегда величественен и статен, но округлость живота явно натягивает шелковую ткань жилета.
   - Мне кажется, или твой брат потолстел?
   - Еще бы, столько выпить чаю в вашей гостиной, - ехидничает Улла, - этот новый фасон полнит. Альберт молодец, держится. Ты бы видела батюшку и Александера. Полнота, наверное, у нас семейная черта.
   Я тихо смеюсь, и цитирую знаменитого туранца, пьесы которого в этот сезон не сходят со сцен всех театров, - Он мужчина полный достоинств, но достоинство ли полнота?
   - А даже не представляю, как можно обнимать подушку, наполненную жиром. - Улла с гордостью и нескрываемым восторгом смотрит на своего любимого.
   - Улла, тише, Вон-Вон услышит, - бедняжку просватали, о ужас, за Роберта Туранского, старого, тучного, совсем некрасивого. Свадьба через два года, как только принцессе минет шестнадцать.
   Мужчины обрывают беседу, подходят к нам, встают позади. Начинается церемония. Лица выходящих из огня, нет, невозможно описать - восторг, благоговение, сопричастность чуду.
   Альберт стоит опять слишком близко, его шумное, чуть хрипловатое дыхание шевелит волоски на затылке, рука находит мою, пальцы, почти не касаясь, скользят по запястью, ладони. Едва слышное, - Агнесса, я люблю вас, - или это шум божественного пламени?
  Чуть повернув голову, ловлю взгляд Вон-Вон, он блестит слезами и негодованием.
   Но все - торжество Уллы, любовь Альберта, горе Вон-Вон, - незначимо, второстепенно, меркнет перед ожиданием встречи, скорее, скорее, еще несколько дней, и я увижу Вулли.
  
   Дни ожидания скомканы, отброшены как ненужная обертка, скрывающая драгоценный подарок. Он, мой волк, рядом.
   Вхожу в воду на отмели, стайки мальков порскают от ног на глубину, здесь два шага и обрыв, омут. Я проверяла - тридцать локтей. Жарко, очень, мы разделись, Вулли стащил жилет и рубаху, я в одной нижней юбке и рубашке. Тихо, - приставляю палец к губам, - смотри внимательно. - Там, в глубине, живет Хозяин - старый сом. Присаживаюсь у самого обрыва, опускаю пальцы в воду, начинаю ими шевелить и крякаю. С глубины всплывает бревно, когда до поверхности остается совсем немного, Вулли не выдерживает, резко хватает меня и отпрыгивает на берег. Водяная гладь взрывается брызгами, Чудовище в ярости бьет хвостом и опять уходит вниз.
   - Ты сумасшедшая, зачем так рисковать. Он же добрых восемь локтей в длину.
   Но я не слушаю Вула, разглядываю его грудь, между кудрявых волосков торчат маленькие аккуратные темные соски. Трогаю один пальцем, он смешно сжимается. Дальше заняться исследованиями Вул мне не позволяет, начинает целовать. В живот мне упирается что-то твердо-упругое, большое, оно слегка пульсирует в ритме сердца. Поцелуй наш становится все глубже, руки Вулли скользят вдоль спины, три ритмичных толчка, один за другим и стон любимого. Между нами горячо и влажно. Вулли ошалело глядит мне в глаза и заливается краской. Краснеют даже шея, и часть груди. И молчит, только дышит так тяжело, будто пробежал отсюда до Лантена.
   С этого момента Вулли начинает физически отстраняться, мы по-прежнему вместе гуляем, разговариваем, но купаемся порознь, я вхожу в воду за лозняком, и пока не вытрусь и не оденусь - Вул в мою сторону не поворачивается. А мне хочется, чтобы обернулся. Целуя, не обнимает, лишь кладет руки на плечи, не позволяя прижаться. А я жду нежности. Поцелуев, прикосновений, легких как пух, как сон, хочется прильнуть к нему и замереть, слушая дыхание и стук сердца. Уподобиться зверьку, что ластится к хозяину, жмурясь и мурлыча от удовольствия под тяжелой неспешной рукой. Эта жажда животной ласки не оставляет, становясь от неутоленности - неутолимости - день ото дня все острее.
  
   Я не пишу об учебе, о подругах, об атро лишь потому, что Вулли и наши отношения, о, богиня, нельзя о таком говорить отношения - любовь, страсть, безумие - занимали меня куда как сильнее. Если бы атро Дик не загружал учебой, Лизель - домашними делами и травничеством, Лэндом - тренировками, я превратилась бы в безмозглую куклу, ничего в мире, кроме своего возлюбленного, не видящую.
   - Право, не знаю, подарок или наказание богини - истинные пары, - атро Дик в очередной раз пытался вразумить меня, вернуть с небес на грешную землю, и объяснить принцип построения портала не по маякам, а по координатам. Да, в четырнадцать я уже строила порталы. И если с воображением для ориентирного перехода у меня все было в порядке, то математикой приходилось упорно заниматься. Для математики моего воображения не хватало.
   - Ничего, - говорил Атро Дик, - там где нет природного таланта, до среднего и выше среднего уровня дотягивают на трудолюбии. А теперь марш спать, у нас ночью практические! - Сегодня я открываю большой портал в Лохарскую Пущу, мы останемся в лесу на сутки, соберем красную руту, ей пора зацветать, затем я опять построю портал, домой. Защита острова признаёт меня, так сделал атро. Подрасту - смогу полностью подчинить её.
  
   - Ну что ж, дорогая, твой резерв и магические структуры полностью восстановились, - подводит итог лета Атро. - магическую гимнастику на "отдыхе" я делаю уже другую. Он показывает новый комплекс, или "экзерсис" - нет предела совершенству. А еще учусь защите: от ментального воздействия, от физического, от ядов и зелий, от боевой магии. - Ты можешь быть сколь угодно сильным магом, но если не защищена - тебя ждёт гибель. Покой и мир Арейского квартала обманчив, во внешнем мире маг должен быть всегда готов к защите. Вот ты отключила амулет в лавке белья - и что получилось?
   - Атро, но я же, ко мне должны были прикасаться служанки, я не ожидала...
   - Вот именно, не ожидала!
  
   В Лантене начинался новый учебный круг: радость встречи с подругами и привычная школьная жизнь. Вон-Вон за лето не ответила ни на одно письмо.
   Принцессу было не узнать - свет юной красоты померк, краски жизни покинули, даже волосы, роскошные золотистые локоны, потускнели. Ивонна виделась с женихом. При рассказе о туранском дворе ее начинает бить дрожь и в конце концов она разражается слезами. И отец, и дядя Жанно отказываются даже говорить о расторжении помолвки. А жених - он ужасен. И у него две постоянные любовницы, фаворитка, знатная дама и женщина из простых, из дворцовой прислуги.
   - Он целовал меня на прогулке, в беседке сада, засовывал язык мне в рот. И через два года я обвенчаюсь с этим, этим... - Ивонн запинается, не может подобрать слова. - Этим уродом!
   - Погоди рыдать! - Белинда сама никогда не плачет, и терпеть не может, когда это делают другие, - а вдруг за два года что-нибудь да случиться эдакое, и брак станет невозможным?
   Я молчу: сама того не желая, стала причиной несчастья подруги. Жанно пытался договориться о ее браке с Альбертом, но получил отказ. Пренебрежение, оказанное любимой дочери, подтолкнуло короля Викториана в пику гармцам сделать Ивонну королевой не менее могущественного государства. Отговорить его от этого решения почти невозможно, король отличался редким, порой в разрез со здравым смыслом, упрямством. Вот если Альберт убедится, что его брак со мной неосуществим, а Ивонн удастся утешить принца...
  
   - Урсула, а в Гарме короли могут жениться на разведенных женщинах?
   - Нет, ни на разведенных, ни на вдовах. А к чему это ты спросила?
   - Так, интересно.
  Принца Альберта нет в Лантене. Он почти все время пропадает на гритийской границе, там появились и дикие оборотни, и некие существа, определить видовую принадлежность которых затруднительно. Маги не видят их аур, они нежить, но это не поднятые некромантами из могилы останки, а твари из плоти и крови.
   А Вулли пишет, что патрули его центурии тоже встретили нечто непонятное.
   Дорогая, передай Учителю - создания весьма мерзкого вида, и очень странного, неживотного поведения. Они организованы как муравьи. Шли колонной, рядами по две-три особи. Когда патрульные попытались остановить, напали первыми, действуют согласованно, словно обученный отряд. Патруль вызвал подкрепление, и один из моих магов, собрав убитых в кучу, сжег все тела. Как будто трудно было взять образцы. Но я издал приказ по центурии - порядок действия при подобных инцидентах...
   Как оказалось, я лишь слегка опередил начальство - через сутки пришел похожий приказ легата. Просьба добыть образцы исходит от маркиза Жанно, сегодня мои патрульные привезли убитую тварь. Ты же знаешь, я достаточно чувствителен к магии, так вот от отсеченной головы зверя ей несло, воняло. Именно так, потому что магический фон ощущался необычайно сильный и какой-то неприятный, что ли.... Но когда появился Жанно - представь, сам, лично - эманации почти угасли
   Внешне похожи на очень больших, гладкошерстных (если такие бывают) росомах.
   Они вырезали маленький приграничный хутор, не оставив в живых даже кошек. Уходили к границе так же, как и пришли - неспешной рысью, колонной - бесстрастные морды, тусклые глаза. Это я видел сам, поскольку в тот день проверял работу патрулей лично и лично возглавил преследование убийц. Мы назвали их гурда, по определенной причине...
  
   Вымотанный, уставший, издерганный. Сейчас в его подчинении восемьдесят бойцов и еще человек двадцать "вспомогательного состава". Центурия недоукомплектована. Нет двух из пяти положенных по штату магов, а еще не поставили вовремя продовольствие, один из интендантов явно ворует, лошадей "заковали"... Только в мечтах глупых мальчишек центурион отдает приказы, стоя на холме, поглядывая в магический дальнозор и посылая вестники то на левый фланг, то на правый - "держаться любой ценой", а потом лихо скачет впереди, возглавляя атаку. Центурион - тяжелая повседневная работа, дисциплина, здоровье, хозяйство, тренировки... Их отвели от границы на недельный отдых пять дней назад, а прийти ко мне Вул смог только сейчас, и мои вакации заканчиваются через шесть часов. Под руку идем по знакомой дорожке к прудам, - я не хочу чаю и пирожных, лучше посидим на берегу, - там, за столиками, нельзя не отрываясь разглядывать любимое лицо, нельзя держать за руку, а мне надо и наглядеться, и надержаться впрок.
   - Хорошо, на берег, так на берег, только пакетик для лебедей купим. - Вул тоже не горит желанием сидеть на виду. Луиза и ее жених, граф Твиггорс, займи они столик на улице, мы бы их издали заметили и близко к чайному домику не подошли, но они внутри и видим мы их, уже когда подозвали прислугу и попросили принести "кондитерский лом". Вулли приветствует лорда-констебля.
   - Деканус Вульфганг Грей, исполняю обязанности командира третьей центурии первой когорты первого волчьего легиона. Нахожусь в кратковременном отпуске.
   - Почему вы не в Академии, центурион Грей? Вы не смогли сдать экзамены? Я помню, подписывал ваш рапорт.
   - Экселенц! Я заработал по всем предметам наивысший балл и не был принят, не успел получить дворянскую грамоту. Надеюсь приступить к учебе в следующем году.
   - Я отдам приказ зачесть вам результаты испытаний этого года. Вы свободны, центурион.
   Луиза не может, или не хочет скрыть изумления: какая новость, Вул не дворянин!
  
   Мы бросаем крошево лебедям. Задерживаю руку Вула, подожди, тянусь губами, съедаю кусочек, лижу перепачканные сладким пальцы. - Агни, - шепчет Вул, - не надо так, это слишком... - Но я только фыркаю ему в ладонь, и прошу еще - вон тот хвостик от пирожного, золотой рыбки. Вулли не устоять, послушно достает из пакета обломок бисквита. А теперь я прикусываю кончики пальцев, столь неосмотрительно отданных волком в мое распоряжение, а потом посасываю, облизывая язычком. Выпуклость на штанах Вулли еще заметнее. Постижение собственной женской власти кружит голову.
   - Еще!
   Но Вулли решительно вытряхивает остатки из пакетика. - Довольно!
   Маленькие фонтаны на набережной, мраморные чаши, половинки морских раковин. Бьющие вверх струи подсвечены заходящим солнцем, последние лучи золотят желтые листья, упавшие на зябнущую темную гладь пруда. В аллеях прогуливаются пары, наискосок через площадь спешат штуденты, возвращаются после дня, проведенного в большом Лантене. Завтра начало новой десятинки, через свечку мне надо быть в школе. Вулли идет к одной из чаш, мочит платок, но вместо того, чтобы обтереть пальцы, прикладывает влажную ткань сначала ко лбу, потом к вискам.
   - Дорогая, знаешь, в Энце венчают с пятнадцати.
  
   Право слово, день нечаянных досадных встреч! Вулли ведет меня в школу, нарочно замедляем шаг, отставая от замеченных впереди Луизы и Твиггорса, и у выхода из Портал-Холла - телохранители - знакомые лица, я их всех поименно знаю - и принц Альберт. Мы не виделись с весны, он один раз всего, с разрешения атро Дика, написал и прислал подарок, фарфоровую куклу ко дню рождения. "Леди, я ничего не дарил Вам в детстве, надеюсь этой скромной игрушкой оправдаться в ваших глазах за небрежение". На шее куклы висело на цепочке кольцо, эльфийское серебро, альбертинит (1) невиданной чистоты и величины. Кольцо вернула сразу же, с курьером и благодарственной запиской.
   Улла почти опаздывает, приходит за миг до закрытия дверей. Шепчемся перед сном, она прибежала в мою комнату. Альберт чуть не застал ее и Гриффина в лантенском доме, одно счастье, вернулся в совершенно невменяемом состоянии, прошел в кабинет и потребовал вина, и Гриффин смог ускользнуть.
   - Улла, а как Гриффин проник в ваш дом, там же слуги?
   - Они не маги, и я отпустила прислугу, оставила лишь экономку и старого Карла. Защиту сняла, а к возмущениям фона около наших домов привыкли...
   - Улла!
   - Да, мы целовались! А что - ты со своим волком давно это делаешь, Линда с Робертом тоже. - Улла возмущена несправедливостью жизни, мы целуемся на законном основании, а она, как воровка, тайком крадет сладость.
   Рассказываю Улле - Альберта встретила не ко времени, когда об руку с Вулом шли по площади. И затеряться среди штудентов не было возможности. Столкнулись с принцем и телохранителями буквально лицом к лицу.
   - Теперь понятно, отчего он такой сделался! - Улле жаль брата.
  
   Приходят Линда и Вон-Вон, и мы достаем из моего зачарованного сундучка "Историю государства Туранского". Зачарованного от взлома и перемещения - после истории с письмами я очень осторожна и вообще никаких бумаг в комнате не оставляю. Прячу даже невинные хозяйственные заметки и расходный блокнот.
   Хитрый томик ин-кварто подарила Вон-Вон старшая сестра, ей он достался от любимой бонны. Листы летописи перемежаются восхитительно волнующим и местами неясным повествованием "Об искусстве чувственной любви, или как пробудить в мужчине страсть неистовую". Давешняя игра с Вулли в пальчики - знания, почерпнутые на этих тайных страницах. О богиня, а какие там гравюры. На некоторые даже стыдно смотреть.
   "...благородная госпожа, хозяйка замка, должна помнить, что во время, когда не сможет удовлетворить мужские потребности своего супруга, следует прибегнуть к помощи специально обученной прислужницы, дабы взор мужа в сторону от дома не был... такоже следует предложить знатным гостям для утехи на ночь дев из числа челяди, чистых, молодых и незастенчивых"
   - Мужские потребности! - веселится Вон-Вон. - По крайней мере, ясно, что штуденты строем идут искать в большом Лантене в выходные дни.
   Закономерная мысль: а как мой Вулли эти самые потребности, гм... и с кем? - давно не даёт покоя. И ведь не спросишь. Вот Альберт, с тем всё ясно, Улла скрывать от меня грехи братца не собирается. - Сейчас напьётся, а потом позовет Грету - она на тебя чем-то похожа. А та и рада бежать по первому зову. А утром опять на границу. Там всё плохо.
   Действительно, плохо. Люди в страхе покидают дома, уходят вглубь страны целыми деревнями. У Альберта не хватает власти, чтобы выправить ситуацию. Король Йохан и кронпринц Александер не считают положение критическим. Альберт на государственном совете просил дать ему полномочия хотя бы канцлера, но вопрос до сих пор не решен королем. Он тянет, непонятно почему.
   Для всех - мы занимаемся математикой, томик "Истории" я готова прикрыть мороком. К восторгу девочек я иногда показываю обретенные навыки по иллюзиям и отводу глаз. Вот сегодня Луиза обязательно увидит в зеркале вместо себя, любимой, извивающуюся черную змеюку с раздвоенным жалом. Крошечный мотылек уже сел в центр зеркала, что на туалетном столике, и ждёт, когда Луиза заметит и смахнет насекомое.
   Истошный визг, - ура, сработало!
   - Там, в зеркале, змея была, и она шипела!
   - И вольнО ж собственного отражения пугаться!
  
   Последний Зимний Бал в стенах Школы. Я снова открываю его в первой паре с Альбертом. Неожиданно приглашает на аллеманду - её танцуют, не разнимая рук, достаточно медленная и плавная, она позволяет вести беседу. Музыка заглушает даже наши слова, но мне кажется, весь зал слышит, что говорит принц, и понимает, что я ему ответила.
  
   Через два дня - встреча с Вулли. Он вырвался к нам на самую долгую ночь в году. Вдвоем выходим на улицу смотреть, как идет снег. Кусты, деревья, стена медленно раскачиваются вокруг, я впервые в жизни выпила вина, сладкого лорийского "молока богини". Снег отгораживает нас кружащейся завесой от всего света, мы целуемся, и Вул решается обнять меня, капюшон спадает с головы, рука волка нежно охватывает затылок, поцелуй становиться всё глубже, вот уже наши языки переплелись.
   Весь подлунный мир завьюжен, заморочен, занесен этим счастливым снегом, и у поцелуя его, снега, вкус и запах, а еще горечь и сладость вина. Он длится и длится, лишь когда волк отрывается от моих губ, я отваживаюсь открыть глаза и задыхаясь, гляжу прямо в светящуюся желтую волчью радужку, чудовищно расширенные значки. Полурык - полустон, и меня опять целуют, веки, подбородок, шею, ямочку в ее основании, волк трется носом о мой нос, лижет ухо, жарко дышит в висок.
   Снег перестаёт валить так же разом, как и начал, и мечущиеся сполохи, цветные вспышки фейерверка окрашивают дарованную зимой белизну, а синие тени от домов и деревьев делаются еще темнее.
  В центре квартала салют и костры, и мы бежим к атро Дику, я умоляю отпустить поглядеть на гулянье. Мы в толпу не пойдем, только постоим на входе на площадь. "Амулет, охранный!" - напоминает учитель. С трудом отворяем калитку - ее завалило, вся улица в снегу, но по центру протоптали стёжку. Волк поднимает на руки - в башмачки снег попадёт - и переносит через сугроб, быстро целует и не торопится отпускать, несет к ярко освещенной площади, там крики, смех, музыка.
   У соседнего дома одинокая тень. И еще тени, и еще. А может, померещилось, теней вокруг нас много, слишком много, но если мы вместе, они нам не страшны. А волшебная ночь поможет, тени развеет, всюду горят костры, прогоняющие тьму. Пока надевали маски, исхитрились несколько раз поцеловаться, и, взявшись за руки, ступили на площадь. Играли быструю вальту, танец с поворотами и поддержками, подбрасывает кавалер даму в воздух и ловит. Ох и визг стоял вокруг, ну как было удержаться? Наши маски с длинными носами закрывали пол-лица и надевались вместе с шапками. У волка был смешной двурогий колпак с бубенчиками, у меня красный берет с петушиным перышком. Оттанцевав вальту, выбрались к центральному кругу, там на катке резвились оборотни, гоняли круглую большую пластину по льду. Нельзя было касаться диска хвостом и брать его в зубы.
   "Черные коты" против "Лесных братьев". Схватка никак не начиналась, потому что у "Братьев" не хватало игрока. Две рыси, кабан, небольшой черный медведь, пятого не было - коты заявили протест и пса сняли - ну какой же пёс лесной житель! Толпа как раз и вынесла нас к нему - расстроенный курносый парень зло буравил взглядом самодовольных котов и что-то шептал, потом странно дернул носом и посмотрел на Вула, - друг, а ты кто в обороте?
   Услышав, - волк! - чуть не подпрыгнул от радости. - Тебе сколько? двадцать один? В диск играл? Выручай, брат! Даму твою покараулим, сейчас встанет между нашими, никто даже близко не подойдет!
   Я видела, что Вул растерялся, но ему так хочется на лёд, поэтому подтолкнула, - Давай, Вулли!
  Пока Пёс бегал к судьям, договаривался, мы с волком прошли к тому месту, где стояли оборотни, Вул снял плащ, перчатки и уже готов был перекинуться, как пёс крикнул, - погоди, надо избрать Прекрасную даму команды!
   У котов за даму Клотильда была, стояла между ними вся разряженная, признанная красавица нашего квартала. Ей уже шестнадцать минуло, но замуж не торопилась. Вернее, ее папаша замуж отдавать не хотел, их лавочка магических ингредиентов и накопителей процветала, студенты как один к ней сворачивали - на Кло торгующую поглядеть. Если бы найти такого мужа, чтоб и в долю в торговле вступил, и жене позволил от покупателей комплименты принимать, сладки мечты, да несбыточны.
   - Прекрасная Дама команды Лесные Братья - Леди Красная Шапочка!
   Волк перекинулся, ах, какой же он у меня красавец. Как же вовремя я ему шерсть вычесала. Через три четверти свечки, когда закончился последний цайм - ура, мы выиграли! - могла бы и не чесать - все бока пообслюнявили и шерсть клочьями повыдирали. Коты, что с них возьмешь! Еще и прихрамывает, но это мы сейчас враз, подумаешь, растяжение. Волку ногу, кабану клык выбитый вживила (капу одевать нужно, поросёнок), рыси магическим швом ухо скрепляю надорванное, а кисточка - сама вырастет... Но нас ждут, мы готовы, награда это здорово, а что дают? Пёс, всю игру рядом орал так, что уши закладывало, интересно, какой он, когда перекидывается, - деньги и венец. - Идем к дальнему краю ледяной площадки, прекрасная дама и паладины... Богиня, за что? Альберт в окружении телохранителей, ректор, прево квартала держит поднос - мешочки и золотой венчик. Замедляю шаг, - Вулли, уходим, там принц, придётся открывать лица.
   - Поздно! ну и что, что маску снимешь?
   Значит, тени не примерещились. Зачем лишний раз принцу душу терзать, рану бередить, как нарочно перед ним с Вулли появлюсь.
   Ноги несут сами собой, тело действует помимо воли - глубокий придворный реверанс.
   - Леди, лорд, маски прочь, - шипит прево, - с закрытыми лицами перед принцем стоять недопустимо...
   - Оставьте, хонноре Цельс, сегодняшняя разрешено всё! Нет правил и этикета! Слава богине, дарующей свет!
   - Слава! Слава! Слава - ревёт толпа
   - Слава Прекрасной Даме! - Альберт берет меня за руку и ведет к арке, увитой ветвями остролиста с красными ягодами. - Право поцелуя! - Как я могла забыть, сегодня волшебная ночь, ночь, когда под сенью арки можно целовать без разбору, служанка - господина, оборотень - дракониху, король - нищенку...
   Принц приникает к моему рту, какие же нежные у него губы, таких у мужчин не бывает, и усы - шёлк, благоухающий розой. И мускус, тревожащий терпкий запах похоти. Альберт разворачивает так, что широкая спина его и плащ закрывают от орущей толпы, притягивает, вжимает в уютную полноту тела, под мягкостью которого чувствую стальные мышцы. Бесстыдные руки принца ласкают под плащом, одна скользит вдоль спины, другая бесцеремонно оглаживает ягодицы. Упираюсь ладошками, оскорблено мычу, говорить не могу, он все никак не оторвется от моего рта.
   Серые глаза, осеннее небо, холодная рассудочность, нет, желание и жажда. Богиня! Он пьян! Отпускает, отступаю, трясущейся рукой оправляю маску, отхожу к волку. Мне показался поцелуй бесконечным, и всю эту бесконечность волка крепко держали, спеленав магией.
   Вул идет по тропке впереди, волочит за руку. Сбиваюсь с шага, поскальзываюсь, вступаю в мокрый снег, слышу, как он просто рычит, - поймали, как щенка, я перекинуться не мог.
   - Ну хватит, - выдергиваю руку, получилось, однако от рывка оступаюсь и плюхаюсь на попу прямо в сугроб. Вул поднимает, но морщится от запаха, - Ты, ты воняешь им! И он трогал тебя.
  Опять вырываюсь и бегу к нашей калитке. Дома встречает атро Дик, - что с вами, что-то вы загулялись! А я вот тут решил чаю сделать, Лэндома и Лизэль отпустил до завтрашнего обеда. Вы чаю хотите? Богиня, дети, вы все в снегу. Быстро переодевайтесь.
   Наверху расходимся по спальням, раздеваюсь, иду в водяную комнату, уже и самой кажется, что вся пропиталась запахом розы и мускуса. Не успела вытереться и накинуть капот, из-за двери треск ткани и рычание.
   - Что ты делаешь, свин блохастый! - Вулли, перекинувщись волком, рвет в клоки платье, то, что на мне было, одно из лучших и любимых.
   - Агне! - ревет в ярости, - где ты на мне блох видела? Причем здесь блохи? Речь о тебе! Он хватал твой зад! Он гладил тебя по спине! Я же слышу, где платье пахнет, он прижимал тебя к своему брюху! Ты моя, слышишь, моя!
   Волчий гнев выплескивается терзающим рот бешеным поцелуем. Нижнюю губу Вулли прикусывает до крови, язык его яростно рвется внутрь. Корсет уже распущен, высвобождая грудь. Груди у меня едва оформившиеся, небольшие, два маленьких холмика, но волк застывает, алчно разглядывает, дотрагивается кончиками пальцев, и, сложив ладонь лодочкой, почти не касаясь, накрывает одну рукой, так берут бутон розы, или тюльпан. Мне всё это удивительно, я замираю, не зная, что делать, как откликаться на слишком вольную ласку. В комнате прохладно и сосок твердеет, сжимается, а Вулли лижет его, потом берет в рот и сосет. Щекочет языком сморщенный кружок вокруг горошинки. По спине бегут теплые волны, тают внизу, расходятся опоясывающим томлением. Выгнуть спину, вскинуть руки, зарыться пальцами в шелковистые волчьи кудри, целовать высокий лоб...
   Сорвавшийся с крыши пласт снега прошуршал мимо окна, ухнув, разбился о землю. Вулли отпрянул, - мы не должны, - в мгновение стал волком и бросился со всех ног вниз по лестнице. Я осталась одна посреди комнаты, полураздетая и совершенно ошарашенная произошедшим. Потрогала рукой соски, еще хранившие тепло и влагу губ Вулли, и заплакала, от обиды и разочарования.
   Роняя слезы, убрала платье, умылась и побрела на кухню. Атро все еще был там, стоял у окна и глядел, как скачет и ныряет в сугробах волк. Снег опять пошел, да такой густой, что не видно было не то, что соседнего дома - заборчика между усадьбами. Глянул в глаза, покачал головой, налил травяного чая, одел плечи забытой на кухне шалью Лизэль.
   - Рассказывай!
   Когда я дошла до поцелуя под аркой, атро поморщился, - не отключить защиту ты не могла. Говоришь, волка обездвижил? Это нарушение закона Арейского квартала.
   - Да, но страшно подумать, не сделай он этого, сдержался бы Вул, не бросился бы на Альберта? Вулли отмер, лишь когда я взяла его за руку
   - Все-таки принц влюблён. Странная смесь холодного разума и эмоций. Невозможная.
   - Атро, что мне делать? Мне жаль Альберта. Но я ничем не поощряла его, никогда. Атро, в Энце венчают с пятнадцати. - Я отвожу глаза, мне стыдно, но говорю, запинаясь на каждом слове, - я не хочу мучить волка, ему тяжело ждать. Он должен быть спокоен на службе. Я знаю, как ему там приходится.
   Да, у меня были еще видения: и привалы, и марши, и дозоры, и ночной бой. От Вулли утаиваю - зазорно, как подглядывала. В одной из грёз в палатку вошла женщина - я проплакала остаток ночи. Атро, расспросив о ночных фантомах, считает - во сне открываю портал, и зависаю в нем, не совершив переход до конца. Это очень, очень опасно, поэтому теперь перед сном надеваю частично блокирующий магию браслет.
   Хотела ли я тогда полной близости с Вулли? Наверное, нет, была слишком молода, чтобы желать мужчину. Звучали лишь первые отклики тела, первые робкие ноты дремлющей чувственности.
   Смотрю в глаза атро, - А если мы поженимся летом? Вулли согласен.
   - Согласен он, - ворчит учитель, - до лета еще дожить нужно. Пойдем, мне заготовки прислали новые и кристаллы, усилим защиту его амулета, а то и новый сделаем. - Удивительные руки атро, с длинными, с четырьмя суставами, чуть расплющенными на концах пальцами, какие артефакты они создавали, защиту его амулетов не мог расплести или обойти ни один маг Рикайна.
   Вулли сначала сидит с нами в лаборатории, но атро не выдерживает волчьих бесконечных зевков и приказывает отправляться спать. Работу мы заканчиваем к утру. Заполняю амулет магией - он выпивает почти четверть моего резерва, да, на подзарядку придется тратиться.
   - Ну все, отдыхать, - атро Дик тоже устал и хочет прилечь, - Агне, глянь на кухне, мы все убрали, а то завтра Лизэль ворчать будет. Вот прям и не пойму, кто у нас в доме хозяин, я или домоправительница.
   А мне не спится, никак. Накидываю капот, иду в гостиную, за томиком стихов, подарком Вулли. На улице светло как днем от праздничных огней - их не погасят до рассвета, шторы раздернуты, я подхожу к окну - угол дома, соседний особняк, качели, заснеженные яблони. Тень одной из яблонь шевелится, Альберт, закутанный в плащ, прислонившись к стволу, пьёт из горлышка пузатой бутыли. Закончив, отбрасывает и достает из кармана плаща новую. Отступаю от стекла, не дай богиня, увидит.
   Но амулет Вулли я отнесу немедленно, сейчас же. Замираю на пороге спальни, полумрак, холодно, Вулли оставил приоткрытым окно. Подхожу ближе - спит, укрывшись наполовину. Руки закинуты за голову, они и грудь густо поросли темными волосками, чуть вьющиеся волосы разметались по подушке, ресницы подрагивают. Рывок - и я лежу и силюсь вдохнуть, колено придавливает к ковру, руки разведены в сторону и ими не пошевелить...
   - Прости, милая, - Вул страшно смущен, - ко мне нельзя во сне подкрадываться...
   Одной рукой Вул тянет на себя с ложа одеяло, прикрыться, он полностью обнажен, другой пытается помочь мне встать. Кое-как оказываемся на ногах, и оба дрожим, мне зябко, а что с Вулли, не пойму, его кожа просто обжигает. Халат остался на полу, но я не спешу его поднять. Я решилась, пусть это случиться сегодня, сейчас, сию минуту, - Вулли, я хочу чтобы ты...
   Руки Вулли медленно скользят по бедрам, собирая, комкая, таща вверх рубаху. Прочь ненужное, выпутываюсь из складок ткани, замираю перед любимым, я наконец-то вижу Вулли тоже целиком обнаженным, и мне страшно, потому что думала, там, на гравюрах, художник слегка исказил пропорции.
   Не бойся, - шепчет Вулли, - ничего не бойся, - и я храбро закрываю глаза.
   Тело течет под пальцами размягченным воском, нет зимней стужи из открытого окна, есть горячая жесткая плоть, груда литых тугих мышц, нависшая надо мной. Я целую и глажу широкие плечи. Ты главный, ты знаешь, что делать, а я буду послушна, и тогда всё будет хорошо. Рука между бедер, пальцы проникают внутрь, раскрывают складки. Частое дыхание, легкий стон, искаженное лицо - богиня, неужели тебе тоже больно, как и мне? Еще стон, даже не стон, а сдавленное мычание, сдержанный крик. И трепет его плоти...
   Вул продолжает целовать меня, всюду где только достаёт, но я понимаю, что его напряжение спало, ушло, он выскальзывает, оставляет мое лоно.
   Неужели это все? И это то, что называют наивысшим блаженством, маленькой смертью? Но я вижу лицо Вулли, вижу, как прислонился он лбом к моему плечу, как счастливо улыбается, и щемящая нежность перевешивает разочарование. Ему хорошо, а значит, хорошо и мне.
   Я провалилась в сон и проспала бы, наверное, весь день, но Вулли услышал, как ходит внизу на кухне атро Дик, и разбудил. В полудреме доехала на Вуллином плече до водяной комнаты.
   Целительское - подлечить ранки внутри, бытовое - убрать следы с простыней, Вулли с восторгом глядел и мешал, ну попробуйте работать, если вас держат на руках и целуют. Прогнала на кухню, что там атро Дик делает, ведь уже светло.
   На кухне - атро Дик чёрным псом возлежит в кресле, Вулли, в фартучке Лизэль, хлопочет у плиты. Не забыть потом пройтись бытовыми чистящими, а то Лизэль дурно будет...
   Завтракаем в молчанье, мы с Вулли очень голодны, атро Дик думает о чем-то, изредка бросая на нас изучающие взгляды. Наверняка все понял, я и сама вижу, что невидимая обычным взглядом связь моя и волка изменилась - теперь это сплошное яркое марево, стена радужного колышущегося тумана.
   После завтрака Вул идёт каяться, я не хочу его оставлять на растерзание учителю, но понимаю, нужно, мужские честь и достоинство, нечистый их побери! Но всё проходит удивительно мирно, меня зовут в кабинет, и шепчут на ушко, - будь осторожней, для волчат еще не время. - Ужас окатывает холодной волной, я ничего не сделала, до сих пор... Мы о возможной милости богини с Вулом забыли, начисто... Сразу скажу, не отсыпала богиня от щедрот своих и не осчастливила юную глупышку беременностью.
   Я колдую в лаборатории, горький отвар, на скорую руку, потом сделаю другое снадобье. До разлуки - две свечи, и бог весть когда следующая встреча. Заглядываю в кабинет атро Дика.
   - Я хочу спокойно поработать, а визитеров сегодня с утра быть не должно, - говорит учитель, на столе - стопка листов и пишущие палочки. Подбегаю, целую в сухие, пергаментные щеки, вот как он так, всё понимает.
   - Атро будет работать в кабинете, просил не мешать, - я еще не договорила, а Вулли уже несёт наверх, целоваться и раздеваться начинаем по пути, на лестнице.
   - Шторы!
   Вул подходит к окну, хмыкает, - Твой толстяк за домом с мечом прыгает, тренируется...
   - Не называй его толстяком!
   Недоуменный взгляд и нахмуренные брови. А между бровями чётко обозначилась, прорисовалась морщинка. И не разглаживается. А Вулли, задыхаясь, ну невозможно же сразу целовать, лизать, раздевать и кружить на руках по комнате, - 'Поцелуев твоих,... чтоб было вдосталь для безумца Катулла,... нужно столько,... чтобы их сосчитать... не мог завистник...'(2), - и каждая пауза - быстрое касание губ.
   Завистник рассекает воздух на заднем дворе. Блики солнца на мече, сполохи аур за темным шёлком штор нашего дома.
  
   Оба были - неопытны, Вулли двадцать один, но вся взрослая жизнь в боях, в опасности, на границе... Начали мы, считай, с чистого листа, и чего ж удивляться, не доходила я в близости до самого краюшка, до взрыва, лишь томление и приятность, не более.
   Далеко за полдень мы спустились вниз, Лизэль и Лэндом еще не пришли, атро - работал, у нас оставались считанные кэнтумы (3) наедине, но дверной колокольчик заставил отпрянуть друг от друга. Там Альберт, мне и напрягаться не нужно, и дверь открывать, узнаю по ауре.
   - Вулли, я тебя умоляю, защиту и ничего не делай, а еще лучше, ступай к атро! - но просьба лишь злит волка. Защиту он, я вижу, включил, вчерашний урок усвоил, но уходить не собирается.
   - Ещё вели за твоей юбкой прятаться!
   Проклятая волчья гордость. Открывать идет сам. Колокольчик звонит опять, и опять, настырно, настойчиво, только когда дверь - настежь, трель обрывается.
   И стоят в дверях, аки два барана на узком мостике через поток, упершись рогами в неразрешимую задачку по этикету. Моё оцепенение прерывает ощутимый толчок в зад. Пнул атро Дик, боднул черной собачьей башкой.
   - Здравствуйте, Ваше Высочество, - реверанс, - могу я пригласить Вас войти?
   Принц понимает ситуацию, - Здравствуйте, принцесса, представьте мне своего гостя, пожалуйста.
   - Хоноре центурион Вульфберт Грей, мой жених.
   Вулли вместо придворного поклона отдаёт честь, но не так, как приветствовал Твиггорса, там сомкнутый кулак ударял в грудь, в сердце, здесь разомкнутая ладонь приставлена ко лбу. Надо будет спросить, в чём отличие. Шаг в сторону, пропускает принца в просторный холл. Приглашаю Альберта пройти в нижнюю гостиную, извиняюсь, мы одни, без домочадцев (назвать Лизэль и Лэндома прислугой язык не поворачивается).
   В гостиной атро разожжен камин, принц отходит к пламени, и не похоже, что ночью вином наливался, от волос и кафтана морозная свежесть, яркий румянец на щеках, отчего светлые брови и ресницы кажутся еще светлее, а серые глаза ярче, только мешки под глазами появились. И висок иногда потирает, и едва заметно дергается угол левого глаза.
   Умеет принц молчать. Это его молчание выразительнее любой речи. Смотрит с горечью, укоризной, но и вчера, и осенью видел он нашу с Вулом связь, по изменениям понять, что произошло, немудрено. А мне стыдиться нечего, я разделила постель с единственным, с указанным богиней. Поднимаю глаза - алая волна ярости залила шею Альберта, вздула вены на лбу, заставила стиснуть зубы. Я уже готова поставить щит, но принц справляется с гневом.
   - Простите, леди, то, что я увидел, несколько... неожиданно. И я хотел принести извинения за вчерашнюю несдержанность. Прощайте. - И в сторону волка. - Животное! Ей нет и пятнадцати!
   Альберт поворачивается и уходит. В пьесах пишут - немая сцена. Поверьте, в жизни они тоже бывают. Перекинувшегося и готового разорвать глотку Альберту волка держит учитель. Спеленав магией.
   В открытые двери гостиной заглядывает Лизэль.
   - С праздником! Агне, вот уж не ожидала, какой разгром на кухне. А что с принцем, он бежал, будто звери по пятам гнались?
   Я забыла про плиту!
  
   Двадцать четвертого гревня мы вернулись в школу. Снег подтаял, шел то ли дождь, то ли мелкая ледяная крупа. Капли застывали на деревьях, камнях мостовой, карнизах домов, покрывая их прозрачной глазурью.
   Встретились все за ужином. Я окинула Уллу быстрым взглядом - так и есть, туна два набрала за праздники. Эта мысль, похоже, пришла в голову не только мне, потому что Вон-Вон решительно отодвинула от Уллы вазочку с медом, а Линда завладела масленкой и тарелкой с блинчиками.
   Перед сном Улла пришла ко мне. Расстроенная, задумчивая.
   - Не огорчайся, попрыгаешь побольше на утренней пластике, - попыталась я утешить.
   - А, пустое, какая-нибудь неделя и всё сойдет. Что ты сделала с братом?
   Я не хотела лгать подруге. И не знала как сказать, не решалась.
   - Он просил передать письмо. - Всунув мне в руки запечатанный конверт, Улла устроилась в кресле. Я развернула совершенно чистый лист бумаги, через биение (4) на нём стали проступать буквы.
   Я могу сказать 'прощай' хоть тысячу раз, но сути это не изменит - я люблю Вас, Агнесса!
   В год, когда я увидел Вас, я впервые озаботился выбором невесты. Поверьте, многие желали бы принять от принца обручальный браслет, но мне нужна была единственная.
   Я выбрал Вас разумом, не понимая, как жестоко действую, думал, что может быть лучше: вот девочка, из которой воспитаю королеву.
   Хотел постепенно, потихоньку, исподволь влюбить вас в себя. Ну какой же девочке не польстит внимание принца, на худой конец, есть и приворот. Стыдно признаться, я думал и о таком. Я не верил, что вы истинная пара Вульфберта. Я вообще не верил в истинные пары. Они существуют, убедился воочию.
   Отказ лишь подстегнул мое желание видеть Вас своей невестой, вы смогли противостоять моему напору, поверьте, к такому способны немногие взрослые дамы.
   А потом я влюбился как мальчишка, так не должно было случиться. Мне двадцать семь, а тянет к ребенку, которому нет и пятнадцати. И я не могу скрыть плотского влечения, желания овладеть вами. Это позорно, порочно, стыдно. Но я люблю вас.
   Страна накануне войны, внутри, я уверен, зреет новый заговор, а я забыл свой род и долг, я не могу не видеть вас, я люблю вас, Агнесса.
   Я не трону вашего волка. Он жалок и недостоин Вас. Рано или поздно Вы сами поймёте.
   Я готов проклинать богиню, создавшую истинные пары, и говорю вам - сделаю всё, чтобы разорвать эту связь, эту нелепую божественную прихоть. В конце концов, дано нам не только предопределение, но и свобода воли.
   Вы знаете, как следует поступать с такими письмами. Альберт Штауфен, принц Гарма.
   []
  
   - Улла, Альберт всегда держит слово?
   - А сама-то как думаешь? Он в короли метит, а королевское слово... да уподобится государь одновременно и льву, и лисе (5)...
   Сажусь рядом, вдвоем помещаемся в кресле, оно старинное, еще времен, когда дамы носили широченные юбки на обручах, кладу голову на плечо подруги, смотреть ей в лицо не хочется, то, что сейчас скажу, стыдно вслух, - Я отдалась Вулли, а Альберт понял, по нашим аурам.
   - То есть как отдалась, Агне, совсем? - смесь неверия, любопытства, ужаса и восторга.
   Письмо я сожгу, как просил принц. Но прежде затвержу наизусть и перескажу атро. Он прав - нам надо перебираться в Туран. И продолжить учиться магии, только так я смогу защитить семью, атро, увы, не вечен.
   - Агне, рассказывай! - трясет за плечо Улла.
  
   Лизэль я призналась во всём, если бы не атро Дик, она Вула больше и на порог бы не пустила. А так, повозмущавшись, - не могли полгода подождать, - смирилась. Ну не бегать же нам по Лантену в поисках комнаты на несколько часов.
   - Поторопилась ты девочка, вот отвезла бы я тебя перед свадьбой в храм темной богини, там девушкам всё-всё рассказывают и еще обряд проводят специальный.
   Знала я про этот обряд, Лизэль давно меня в город гетов, где ее дочка жила, отвезти хотела. Но не сладилось, к лучшему, худшему, не ведаю, только любопытно было, чему жрицы девушек после учат.
   Вулли смеялся, - теперь всегда могу показать, где Лантен, там ты, у меня в голове как стрелочка указательная поселилась... - Я же свои сны-мороки утаила, но в ветрене забыла как-то браслет надеть, и увидела страшное. Волки цепочкой, след в след бегут между высоких сосен. Окружают дом за забором-частоколом, уединенно стоящий в лесу. Даже во сне различаю оплетающую усадьбу защиту. Вул достает портальный камень, открывает переход. Выходят маги, среди них Жанно, арбалетчики... С ревом и воем навстречу волкам несутся клыкастые звери, волки сильнее, но лишь сшиблись с тварями, к схватке несется волна пламени. Бьёт стоящий во дворе усадьбы чужой маг, накрывает огнем и своих, и чужих. Его достаёт Жанно, серая фигурка ломается пополам. Визжит горящий заживо в панцире волк, пахнет паленой шерстью и разогретым металлом. Арбалетчики бьют залпом по новому строю тварей...
   Видение под восьмой день случилось. Письмо атро Дику я исхитрилась отправить еще до занятий пластикой, и села, застыв, у себя в келье. Вызвали леди Настоятельницу, я лишь одно ей твердила, мой жених, домой... Лэндом пришел за мной к обеду. Вул ранен, нетяжело, обожжен. А защита не сработала - волком был, не человеком. В его сотне большие потери, много раненых.
   Собирала сумку под непрерывные причитания Лизэль, - куда на ночь глядя, и не поев, - а у меня в голове только - время теряю, торопиться нужно. Атро понимает: удержать меня - нельзя, можно лишь помочь.
   Через кэнтум стоим у главного волчьего лагеря, и еще четверть свечки добиваемся, чтобы к легату пропустили или Вула вызвали. Только Вул прийти не может - он в госпитале, легат занят, и вообще, куда девице в волчий лагерь?
   Легат очень удивлен, но услышав - владею целительской магией,- и маг-трибун что-то тихо проговорил, вспомнил меня, распоряжается отвести к госпитальным палаткам, а там: свидание с Вулли разрешено, дальше - на усмотрение лекарей.
   Так я попала на войну. Она на Рикайне шла уже более пяти лет, но о ней предпочитали не говорить в открытую. Зачем, когда в твоем городке, твоем графстве всё мирно и спокойно. Так, стычки на границах, неймется гритийцам, вот сейчас Гарм введет войска в мятежное государство, нарушившее подписанные много лет назад договоры, напомнит, кто на Рикайне хозяин, и всё опять будет хорошо.
  
   Из книги Гердера Твиггорс. 'История Большой Магической войны'. Причины, приведшие к войне, анализировались уже неоднократно.
   После случившейся в середине прошлого века Первой Магической войны по мирному договору Гритийская Империя лишилась половины территории, которая была поделена между союзническими странами. При этом Энцу и Гарму досталась львиная доля земель, Тир-Эйру Тулийская область, арсвидским наёмникам выделялась для поселения гористая местность Мархойд, Лория получила предгорья и третью часть Лоршванцского горного массива. Туран не имел с Гритией общих границ, поэтому удовольствовался контрибуцией.
   От магии Гритию отлучили. Ей запрещалось иметь магические школы, посылать своих граждан для обучения в другие государства Рикайна и приглашать для работы магов 'со стороны'. Более того, в самой Гритии выявленные маги с даром от минимального и более были или убиты, или подверглись обряду 'лишения силы'. Считалось, что дети 'запечатанных' дар не наследуют. Так и было в течение двух поколений, но в третьем, через сорок лет после войны опять стали рождаться магически одаренные.
   Нельзя так поступать с целой страной - унизить и поставить на колени, обречь на нищету и голод, но сохранить ее целостность. Величайшая глупость и недальновидность - оставить власть в руках прежней королевской династии Конграда. Ненависть к победителям гритийцы пили с материнским молоком и слушали в колыбельных песнях - 'Придет гармец, злобный маг, мою детю за бок хвать...', парадоксально, лишившись магии, люди чурались и боялись ее. Именно в эти времена и родилась в Гритии ересь 'чистых': волшба противна божественным заветам. Орден Поборников Чистоты Веры искал по всей стране одаренных и покаявшимся, нет, дар таким не запечатывали, позволяли искупить грех. Стать адептом нового учения в рядах Ордена. Выбора не было - либо смерть, либо воин богини. Детей с магическим потенциалом изымали из семей сразу. И теперь достоверно известно, крали таких малышей, возрастом от младенческого до лет четырех-пяти, в сопредельных странах, приграничных районах. В результате получили армию фанатиков, с боевой магией и верой - магия зло, а с мыслями о мести и реванше взрастили целые поколения гритийцев.
   Союзники в прошедшей войне, наёмники-арсвиды, а ныне вольные бароны Мархойда мало того, что оказались дрянными соседями, но и спустя полвека переметнулись на сторону Гритии, заключив с ней тайный союз.
   - Зачем Вы здесь, хоннора? - мага целителя мы разбудили, по всему, прилег он первый раз за сутки, был сер от усталости и непрерывно зевал. - Мне с вашими капризами возиться некогда. Приехали посмотреть, как жених? У Вас свечка, потом дам ему снотворное. Подумали бы прежде головой, чем сюда являться, хочет ли мужчина, чтобы его в слабости видели.
   - Я целительской магии училась, могу помочь.
   - Одно дело учиться, другое лечить, да еще в полевых условиях. Что вы умеете, пальчик перевязать? А тут кишки наружу, бывает. Все, ступайте к центуриону Грею, через свечку - вон! Эрнст, проводи!
   Помощник целителя был старше меня года на три, семнадцать-восемнадцать. Вот он смотрел с восторгом. - А вы правда невеста центуриона и истинная его пара?
   Подняла рукав, открыла обручье. - Даже могу указать, в какой он палатке, - повернула ко второй в ряду. - Почему госпиталь походный?
   - Так у нас никогда так много раненых не было. Поэтому и палатки развернули.
   Волк выполз из-под полога, не вышел, именно выполз. Три шага пошатываясь, лёг, еще четыре, опять лёг. Обмазан желтой мазью, по запаху - 'кошачьи коготки'. Святые угодники, если это нетяжело, то что тогда другое?
   - Зачем ты встал, не перекидывайся, идем назад, - попыталась боком поддержать Вулли, богиня, какой тяжелый. Так, шаг за шагом, Эрнст, ругаясь по-гномьи, помогал, добрались до лежака. Нос горячий, в запекшихся корках, глаза залиты зеленоватым гноем, и трясёт его, дрожит в лихорадке.
   - Хоннора, тут непростой ожог, целительские амулеты, какие у всех легионеров были, не помогли. И целитель с утра, как их доставили, пытался магией лечить - бесполезно. Решил пока так, мазями, а что дальше делать не знает, трое совсем плохи.
   - А в стазис целительский погрузить, пока не найдёт метод лечения?
   - Вымотался он, резерва почти не осталось, а помощь только полсвечки назад, вот перед тем, как вы пришли, запросил.
   Я пригляделась к ранам, нет, не показалось - тончайшая сетка энергетических нитей лежит на поверхности и прорастает вглубь тканей, там, где поражен лишь верхний слой кожи, проникла уже до скелетных мышц... Попробовала подцепить и потянуть эту паутину, вот так, аккуратно отделяем кончики, чтобы ни один не оторвался... Вулли застонал, потерпи, дорогой, я обезболила, больше нельзя. За один раз удалось очистить участок размером с ладонь. А куда мне эту дрянь девать, что я вытащила.
   - Эрнст, видите, что я достала?
   Эрнст отрицающе покрутил головой, - нет.
   Облекла паутинку двойным коконом защиты, да, именно от некроса, ну почему я еще не научилась уничтожать такие плетения! В банку ее, запечатала магически.
   Там, где сеть вытащила, рана стала потеть сукровицей. Обработала раствором для регенерации, он за десять кэнтумов проникнет глубоко в ткани. Написала записку атро, и вместе с банкой отправила Лэндома домой.
   Пока одна назад шла от стационарного портала к палаткам, жадные и откровенные мужские взгляды раздевали на ходу. Неуютно-то как, что с того - прикоснуться не смеют, - можно и глазами и ухмылкой...
  
   Через полсвечки стали прибывать целители. И - две трети этой паутины не видят. Один из туранских меня чуть ли не дурой назвал, хорошо его коллега присмотрелся, разглядел и черноту и как вытаскиваю ёё, раздвигая плотную ткань дермы. Слава богине, Хойенхайм, слышу его за стенами палатки, голос лорда Тео можно больным прописывать как успокоительный настой, мягкий, бархатный, дарящий надежду и уверенность.
   - Леди Агнесса, ну кто так работает, стоя на коленках. Сейчас же сюда операционный стол.
   Вула поднимают и перекладывают. Рядом становится ученик лорда Хойенхайма, я даже не знаю, как его зовут, видела около соседнего дома.
    Атро пришел в лагерь ночью, сменил Ульриха, ученика лорда Тео, и проработал со мной до утра. Правда я не выдержала, прилегла на пару свечек. Перед рассветом учитель переместился назад в Лантен. Я стояла у палатки. Было уже совсем светло. В конце ветреня в Энце ранняя весна, ночью был заморозок, и опять выпал снег. Мне принесли чай и кашу. Надо было поесть, но от усталости кусок не шел в горло. Тарелку с кашей я поставила на лавку у входа, чай пила мелкими глотками, согревая о кружку руки. Один из обожженных умер, его не смог вытащить даже лорд Хойенхайм, трое оставались на грани. В нашей палатке, слава богине, все были живы, но и лежали в ней 'легкие'. Сейчас Эрнст, Ульрих и Лэндом обихаживали раненых, меняли белье, переодевали, я, дабы не смущать молодых мужчин, вышла на воздух.
    Задумалась и не видела подошедших.
    - Леди Агнесса!
   Ну что за встреча - Альберт. Мы не виделись с зимних праздников, он, по словам Уллы, появлялся в Лантенском доме раза три, остальное время проводил на границе с Гритией и в столице. Принц осунулся, похудел и не то чтобы постарел, возмужал. Мягкая вальяжность ушла, сменившись твердостью и спокойствием человека, много работающего и за многое отвечающего. Принц, он уже не принц, король Иохан официально провозгласил Альберта наследником и соправителем, в обход прав Александера. Улла ездила в Гаэрру в конце месяца стыни на церемонию коронации.
    - Ваше Величество, - реверанс с кружкой кипятка в руках выглядел, думаю, забавно. Едва не уронила тяжелую грубую глину.
    - Агнесса! - Альберт, отодвинув телохранителей, теперь их стало еще больше, ну да, король, подошел совсем близко, - зачем вы так, я для вас всегда Альберт.
    (раньше он звал меня леди Агнесса, и никак иначе.)
    - Но как вы здесь, зачем, - кружку он вынул из моих холодных рук. - Да у Вас резерв почти пуст! Вы простудитесь, - тут я почувствовала, как магическое тепло греет заледеневшие руки, мягко отстраняет от ног идущую от земли стужу.
    - Ваше Величество! Леди Агнесса Уррах - та самая невеста центуриона Грея, что нашла убивающую раненых магию, - почему-то я заметила только Альберта, а с ним целая свита. А про невесту кто сказал? Конечно легат, вот он, выдвинулся из строя сопровождающих. Ловлю понимающий взгляд Жанно. За Жанно колоссом возвышается граф Твиггорс, чуть дальше ректор Лантенской Академии, больше никого знакомых не увидела. Услышав мое имя, произнесенное достаточно громко, Альберт хмурится.
    - Позвольте спросить, как здоровье вашего жениха? - и продолжает вполголоса. - При всем уважении к стремлению помочь раненым, Вам здесь не место. Вы наносите урон своей репутации, одна, без компаньонки, да даже и с компаньонкой нахождение в военном лагере недопустимо. Вы открыто стоите у всех на виду, будто красуетесь своим присутствием...
    Смотрю на Альберта как на чудака, который в горящем доме раздумывает - какой кафтан уместнее надеть, чтобы соседи не осудили...
    - Благодарю, Ваше Величество, он скоро будет здоров. Что касаемо репутации, этикета и здравого смысла... Я вышла из палатки, там десять молодых мужчин занимаются утренним туалетом. Вот право и не знаю, что приличнее, стоять, чтобы меня все видели, или там глаза отводить... Хотя, если надо, я и горшки подавать раненым готова.
    Разговор прерван - из палатки вынесли запятнанные кровью и вонючими мазями тюки белья, баки с грязной водой. Альберт непроизвольно морщится, хваленая королевская выдержка изменяет ему.
    - Ваше Величество позволит мне удалиться? Меня ждёт работа.
    Покормила своего любимого волка, он сожрал сырое, мелко рубленное мясо, и задремал, положив голову мне на колени. Мне бы тоже, свечку-другую поспать.
   - Леди, приказ Легата! - незнакомый военный с полосками центуриона на плаще. - Вы должны покинуть лагерь. Я провожу вас и вашего спутника к порталу. Леди, просить бесполезно. Исходит от лорда-констебля.
    С войны меня выгнали, выставили под конвоем.
    Через десятинку мы принимали гостей. Наступил новый год, приближался праздник равноденствия. Заранее сорванные и поставленные в вазы ветки ивы выкинули крошечные пахучие листочки и огромные сережки, осыпающие желтой пыльцой столы и каминные полки. Рикайн встречал последнюю весну мирной жизни. Званый вечер в нашем лантенском доме назовут советом десяти. О чем думала четырнадцатилетняя дева, глядя, как в дом входят король, канцлер, герцоги, маги? О том, что Вулли придет только завтра и на пару часов.
    Дерри целую главу отвел в книге этому совету. Переписывать не буду. И резоны сторонников нанесения магического удара по Гритии, и доводы противников хорошо известны.
    Весной 12016 года Гарм и Энц убедились: гритийцы готовы к войне, и очень хорошо готовы. Новому оружию - черному огню и отрядам нежити пока могли противостоять лишь немногочисленные элитные войска. Ползучий террор - так характеризовал Жанно тактику набегов гритийцев на приграничные области. Если энцийскую границу охраняли волки, то протяженная гармская была плохо прикрыта, и мирное население уже бежало вглубь страны. Это создавало дополнительные проблемы - беженцев надо было где-то селить, им надо было есть, и приближался первый сев - а восьмая часть территории обезлюдела, если бы еще эта восьмая не давала треть урожая зерна.
    В этот вечер я не спускалась со своего второго этажа, но ближе к полуночи Лизэль попросила помочь, и я пришла на кухню. Там-то я и услышала обрывки разговора. Думаю, дом наш был выбран из-за хорошей внешней защиты (активированной в тот вечер) и из-за отсутствия слуг. Молчаливые геты и я в счет не шли.
    Атро Дик говорил очень громко, его голос слышался на первом этаже даже из-за закрытых дверей подвальной гостиной. - Вы не представляете последствий такой концентрации магической энергии. Она возможна, но приведет к нарушениям напряженности и конфигурации других полей планеты. И мы получим не только выброс магии, накрывающий часть Рикайна, но и геокатастрофу. В этих условиях поток магии будет слабо контролируемым, а что дальше - лишь воля богини, захочет ли она помочь своим неразумным созданиям. Поэтому нет, нет, и нет, никакой теории, никаких расчетов, даже приблизительных, никакой методики сгущения.
    - Безбожно - убить разом всю страну, и виновных, и безвинных. - Это, кажется, Твиггорс.
    - Конечно, Туран далеко, а что Гарму делать прикажете? - Альберт. - Почему Вы молчите, маркиз?
    Что ответил Жанно, я не слышала, он, как обычно, говорил спокойно и тихо.
   Ну а я продолжала расставлять тарелки на подносах и переправляла их в столовую, там хозяйничала Лизэль, атро просил подать холодные закуски - маги спорили три свечки подряд без перерыва. Не к чему мне вслушиваться в эти голоса, учитель, если посчитает необходимым, расскажет, о какой магической аннигиляции шла речь.
   Но все же - кто из них просил Твиггорса отдать приказ - выставить меня из легиона, или он сам решил - мне там не место? Жестоко было разлучить с Вулли, не дав поговорить, я на прощание успела лишь поцеловать мягкую шерстку на волчьем лбу.
    В письме Вулли, через сутки, - он уже встал, здоров, центурию оставляют в лагере, ждут пополнения, в патрули и рейды отправлять не будут минимум месяц. Думает, через декаду сможет прийти, но ненадолго. А потом записочка - в десятый день светня, значит завтра. Новое голубое платье цвета весеннего неба и сережки, подаренные атро к зимним дням богини, и прикупленная в любимой эльфийской лавочке вся сплошь кружевная сорочка ... Нетерпение ожидания, восторженное предвкушение встречи омрачались неизбежностью объяснения - отвечать придется, откуда узнала про ночной бой и ранение.
   
    Неладное я заподозрила, лишь когда любимый решил остаться в рубахе, а может и раньше, когда погасил свет. И перехватил руки, вспорхнувшие обнять его, обе сразу поцеловать решил...
    - Агни, давай так, - Вулли повернул спиной к себе, и стал, нежно прикусывая, целовать шею и плечи. Губами быстро прошелся вдоль чуть выступающих позвонков. Поцелуй, лизнул, подул... Щекотно, не только там, где целует, но и внизу живота, где-то внутри. Я пытаюсь ладонью прикрыть это 'внутри', но под моей рукой оказывается огромная рука волка, он уже давит, сжимает мой откуда-то неожиданно взявшийся животик, а другая ладонь накрыла вдруг набухшую грудь, пальцы перекатывают твердый сосок, нежно теребят его кончик. Перехватываю руку, соседка тоже хочет, Вул послушно переносит руку на другую грудь, но что же делать, первая не может без ласки, и я касаюсь соска сама.
    Опять шея, и ухо, и, - Милая, опустись на колени.
    Шелк эльфийского ковра чуть холодит, - прогни спинку, - руки Вула плотно обхватывают бедра и низ живота, раздвигают ноги. Так остро внутри я его еще не чувствовала. Он дразнит, едва вошел и снова на грани выхода, но внутри уже нарастает нетерпение, сворачивается тугая пружина, охватывающая, опоясывающая, отдающаяся где-то в спине, я сжимаю мышцы - не выпущу, и не пытайся уйти, первая сладкая судорога проходит по всему телу. Вул вдруг погружается на всю глубину, резкие, сильные толчки, и мы первый раз по-настоящему вместе. Дрожат колени, я больше не могу стоять на четвереньках, валюсь на бок на ковер, сердце колотится в висках. Потом понимаю, что уже лежу не на ковре, а на кровати.
    После близости с Вулли я всегда засыпала мгновенно, будто кто-то щелчком пальцев гасил магический светильник. Но сегодня всё было не так, впервые испытанный пик наслаждения, странная, непривычная поза, необычные ласки Вула, и он не стал целовать меня потом, перенеся на постель, устало отстранился, лег, перекатившись на спину, и все еще в рубахе.
   Нашла руку Вула, погладила.
    - Всё зажило, не болит и не тянет... Агни, я не хочу тебя пугать и расстраивать, выглядит страшно... У нашего целителя задача простая - залечил и в строй. Майка жалко, ему на лицо попало. Хорошо глаза целы остались. С него девицы двойную цену вчера запросили, ох, прости, дорогая, тебе об этом знать не след.
    - Я читала, в книге, что у мужчин есть потребности, наверное пойму, если ты... Вот только слышать об этом не хочу!
    - Нет, дорогая, нет, я - никогда! С первого поцелуя на острове.
    - А женщина, которая к тебе в палатку заходила, в конце лета? Вул!
    Вулли щелкнул пальцами, зажег светильник, я ойкнула - пользуясь темнотой, лежала обнаженной. Потянулась за одеялом, но была остановлена волчьими руками, стиснувшими плечи.
    - Откуда ты знаешь? Вообще, как ты узнала о ранениях?
    - Понимаешь, я вижу, атро говорит, во сне портал открываю к тебе, но зависаю где-то на выходе и все вижу. Я поэтому теперь намночь браслет одеваю,магию частично блокирую... Бой видела, и огонь, и серого мага.
    - Ну слава богине! - Вул притянул меня к себе на грудь, - а то я уж думал, видениями страдаю: ты, как в туманной дымке, в одной рубашке и зовёшь. А та женщина, не бери в голову, она сразу же ушла, это ребята хотели мне подарок сделать... Сделали, на свою голову... - Вул злорадно ухмыльнулся, видимо вспомнил, как благодарил "дарителей".
    Всё же умолила показать шрамы, если я не испугалась незаживших ран, чего теперь-то стесняться? Да-а, не лекарь, а коновал. Осталась бы в легионе, такого не допустила. Есть средства: и мази, и примочки магические, да и разгладить рубцы лучше пока свежие.
    Я изготовила пять банок бальзама. Как применять, написала. А Майку велела передать, что лицо ему исправить можно, пусть надежды не теряет.
    Но спину Вулли я залечила окончательно, когда мы на острове вдвоем остались. Такой вот запоздалый медовый месяц у нас случился.
   В тот год мы переехали на остров Аблах раньше обычного, в самом начале росеня. Традиционный выпускной бал в Школе отменили, нас отпустили по домам. Оставались лишь девочки, которых пока не смогли забрать. Обстановка вокруг Лантена была тревожная, лагеря беженцев располагались всего в тридцати лигах от города, многие приходили в него в поисках заработка. Группки хмурых мужчин то и дело собирались около прозрачной ограды Арейского квартала. За ней были мир и спокойствие, выметенные улицы, богатые дома, редкие, хорошо одетые прохожие. В самом же Лантене стражи порядка сбивались с ног: с весны количество грабежей, убийств, просто бессмысленных нападений на иных - эльфов, гномов, полукровок - росло от месяца к месяцу. Торговцы закрывали лавочки и уезжали. Мирные горожане боялись выходить из дома. Поговаривали о введении военного положения. Со слов Уллы Альберт подготовил указ о чрезвычайных мерах по охране порядка в Лантене, но король Йохан не подписал.
   Улла и Вон-Вон перебрались в Вайсбург, родовой замок Урсулы. Вон-Вон разрешили погостить у подруги. Кажется, Викториан стал осознавать, на какую безрадостную жизнь обрек дочь, поэтому и позволил ей отдохнуть вне дворцовых интриг.
    А мы после лета будем жить в Туране. Теперь уже точно, все, и Вулл тоже. Он получил вызов в Высшую Командную Академию и отпуск на полторы декады, для приведения дел в порядок.
    Полдня я провожу на острове, полдня в Лантене, готовлюсь к переезду: лаборатория, часть библиотеки, сейфы с заготовками для артефактов и амулетов, редкие магические ингридиенты. В Туране дом еще не купили, отправлять это богатство некуда, ящики аккуратными стопками стоят в портальной комнате..
  
   
    - Дорогая, курсант Высшей Командной Академии Турана, хоноре Вульфберт Грей! Прибыл в твое распоряжение на шесть суток.
    По утреннему времени и прохладе на плечах серый плащ с тремя полосками - центурион! - на заплетенных в косу черных волосах - алый берет с петушьими перьями. Солнце обливает Вулли рассветным золотом, косые лучи бьют в глаза, отчего он щурится и забавно морщит нос. И как бы ни хотел сохранять серьёзность, рот все равно расплывается в улыбке.
    - Лизэль, миленькая, мы погуляем по острову?
    Лизель не до нашей любви, она нервничает, ждет письмо от дочери, а его всё нет и нет.
    - А кто собирался сегодня утром в Лантен, ты там всё упаковала в библиотеке? И лорд без завтрака, обеда, ужина останется, ты же должна корзины отнести... И зачем только нас сюда отправили, если ты каждый день в город шастаешь? - ворчит, скрывая за суесловием беспокойство.
    По мне так Лэндом и атро прекрасно сами управляются на кухне, а отослали - мужчинам спокойнее, если нас нет в Лантене. Атро Дик не отключает портал, даже на ночь оставляет в нем камни-артефакты, а в озерном замке поставил стазисную ловушку. Он уверяет - слышит разлитое в воздухе над городом зло, тупую ожесточенность толпы.
    Вул тащит за мной в портальную тяжеленные корзины. В лантенском доме комнаты напоминают склад. Лэндом принимает у нас груз, я умоляюще смотрю на атро.
    - Надолго ты пришел?
    - На шесть дней! А три на свадьбу оставил. - рапортует Вулли.
    - Вот шесть дней здесь и не показывайтесь, а за корзинами Лэндом станет ходить. Что она себе думает, мы с голоду умираем? Агне, ты помнишь, как стазис блокировать?
    Уходим в озерный дом по очереди. Сначала я, застываю мухой в клейкой смоле, на биение, потом ловушка опознает и отпускает. На Вула она не настроена, нужен точный слепок ауры, атро позже обещал сделать. Отключаю управляющий артефакт, вовремя, в арке появляется Вулли.
    Идем к яблоневому лесу. Сейчас поищем последние весенние грибы, в траве сидят ячеистые конусы сморчков. Потом на озеро, посмотрим, прогрелась ли вода. А потом просто посидим на теплом песке, помолчим. Но до леса мы не дошли, занялись любовью прямо посереди луга. На вуллином камзоле.
   
    Лизель в слезах: получила письмо от дочери - та отказалась переезжать на остров, хочет быть с мужем. - Мне надо ехать, может, уговорю отпустить хотя бы внуков. - Городок, где жила с семьей младшенькая, любимая дочка гетов, стоял на самой границе с Гритией.
    - Так в чем же дело, скажись атро Дику и отправляйся. Я не одна останусь - Вулли будет со мной шесть дней.
   
    Зачарованный остров купался по ночам в молочно-белом тумане, днем его обнимало солнце. Зацветали травы, соловьи еще не отпели в яблоневом лесу. Все дни для меня слились в один сплошной день, все ночи - в одну ночь. Я была переполнена солнцем, шелестом листвы, поцелуями, семенем. По-волчьи жадный и ненасытный, Вул не знал усталости. В конце концов я взмолилась, - всё, не могу больше, - заснула до вечера на мягкой прибрежной траве, согретая волчьей шерстью и волчьим жаром. ...Солнце стояло низко над горизонтом, от ив на песок легли длинные тени, легкий ветерок холодил кожу, волчий мех уже не укрывал. Ладони Вулли скользили по телу, там, где он прикасался, я начинала гореть, и потушить пожар могли лишь волчьи губы и язык. Освобождение - мои долгие судороги, от которых слабеют колени и немеют руки, и его короткие, яростные биения, стон и дрожь - пришли разом.
    - Я умерла и бегу к солнцу?
    - Я умер вместе с тобой.
   
    В ту же ночь мне приснился волчонок. Светло-серый, пушистый, бредет на разъезжающихся толстых лапах, одно ухо встало, второе еще висит на хряще. Дойдя до озера, перекинулся в маленького, не старше трех лет, мальчика. С Вуллиными желтыми глазами, горящими, как золотые огоньки. Малыш стоял по щиколотку в воде, на краю обрыва, а со дна к нему всплывал черным бревном озерный хищник, сом-живоглот. Я проснулась от собственного крика. Ужас долго не отпускал.
    Утверждают, что богиня посылает нам предостережения. Но поутру мы их или не помним, или не можем правильно истолковать.
   
    Солнце выходило из тумана багрово-красным шаром, день обещал быть жарким. Вул отправлялся в Легион, сдавать дела, из Легиона - в Туран, завтра начинаются занятия в Академии. Ввиду сложного положения на Рикайне обучение пойдет ускоренно, вместо трех лет - два года, и никаких каникул и отпусков, лишь каждые десять дней - увольнительная. Я повисла на волчьей шее, никогда не плакала при расставаниях, а тут развезло, не остановиться.
   - Ну всё, всё, перестань, примета плохая, вслед плакать... Перестань, или я никуда не пойду.
    Не знаю, как сдержала слезы, - Я волчонка во сне видела!
    - Что же ты ревешь, глупенькая? Это счастье! - Вул поцеловал в последний раз и шагнул в радужную пелену портала.
   
    Что ж, пора приниматься за дела: наведаться в Лантен, узнать, прислала ли Лизэль весточку, вновь заняться библиотекой, а потом прибраться в озерном доме. В портальной на циферблате часов светилась надпись: 3 число месяца Зорь 12016 года, указатель стоял на шести с половиной свечах.
   ____________________________________________
  
  (1) рикайнский аналог александрита
  (2) Катулл, пер.С.Шервинского
  (3) кэнтум - единица времени, 1/50 часть свечки (свечи).
  (4) биение - единица времени, 1/100 часть кэнтума.
  (5) вольный пересказ Макиавелли
  
  
    Часть 5. Волчьи Ворота
    (3 число месяца Зорь 12016 года - 1 число месяца Белорыбня 12018 года)
    Когда я вызываю в памяти события, произошедшие в мархойдском замке, первое, что вижу - хвост. Вижу его как наяву и чувствую, как скользит он по телу, подобный большой серой змее, ползёт по животу, перебирается на плечо, обвивается вокруг шеи... Длинный голый хвост, гибкий как канат, сдавливает горло.
    - Тебя, я вижу, плеть ничему не научила. Ну что же, пойдем смотреть представление... - я, со связанными за спиной руками, тащилась позади твари, судорожно пытаясь втянуть воздух в легкие, упаду - и мне конец, не задушит, так шею точно сломает. О силе и крепости хвоста я не просто так говорю. Господин пару раз ломал мне ребра, обвивая хвостом в порыве страсти. Хвост мог щекотать как порхающая бабочка, а мог становиться кузнечными клещами.
    Бегство не удалась, Фабиола выдала нас с Патти.
    Всего-то надо было - изменить зелье, которым поил господин. И подождать пока восстановится дар, я построила бы портал и мы исчезли, скрылись на зачарованном острове.
    Господин поил снадобьем собственноручно, никому не доверял. После первой попытки бежать выпорол в спальне, хотя матушка его настаивала на публичном наказании. На людях наказали служанок, трёх забили до смерти, две выжили. Фабиола как раз и была счастливицей, сумевшей оправиться от ран. Так что я ее не винила. Все хотят жить.
    Как был прост план: если нельзя ничего сделать с кувшином, в котором приносили зелье, и с самим зельем, надо изготовить противоядие. Пусть магия была недоступна, знания, руки и решимость действовать оставались при мне. Но ломку я не смогла предугадать, дар возвращался с болью, выворачивало, выкручивало кисти рук, жгло за грудиной, ныла каждая жилочка, дергало каждый нерв. Я корчилась на ковре в покоях младшей госпожи. Да, моих покоях. Вбежала стража, за ними смотритель женской половины, вплыла старшая госпожа, а точнее сказать, моя свекровь. Последними вошли дворцовые маги.
    ...Хоноре Габриель, почему вы служите мархойдам?
    - Клятва подчинения и верности. Я, как и ты, не хотел умирать, но мне не посчастливилось - я не юная красавица.
    - Хоноре, но почему зелье, а не запечатывание?
    - А почему барон поселил тебя в покоях госпожи, а не наложницы, почему приходит к тебе каждый день? Всё потому же,- старый маг фыркнул, - не хочет, чтоб потеряла красоту... Надеется влюбить и привязать к себе.
    Я бы прокляла красоту, этот дар богини, но как проклинать спасшее тебя, и не единожды? Я тоже хотела жить. И я знала, что Вулли жив, а раз он на этом свете, значит найдёт. И поэтому я стану бороться. Два раза не удалось, получится в третий...
    Мне страшно вспоминать, и стыдно рассказывать... Богиня, какой наивной, верящей в людей дурочкой я была. Попала в плен так глупо, но судите сами.
    ...Часы показывали восемь свечей, когда я переместилась в Лантен.
    - Доброе утро, девочка! - но судя во выражению лиц Лэндома и атро Дика, добрым оно не было.
    С рассвета вокруг ограды Арейского Квартала собирались люди. Выкрикивали проклятья в адрес магов, - отгородились от мира и благоденствуют, а простой народ гибнет... В прозрачную препону защиты летели камни, она добросовестно отплевывалась. В толпе появились первые раненые - некоторые так и до крови. От срикошетившего камня увернуться, когда слева и справа тебя подпирают соседи, невозможно. Это я видела своими глазами, рискнула выйти за калитку. Пошла переулком к Торговой улице, вышла на неё за пару домов от пропускной арки. Хмурые стражи - арка аркой, а защитные амулеты, гляжу, активны, - стояли недвижно и наблюдали, как беснуется толпа. То там, то здесь препона вспыхивала искрами, отражая попытки пробить её, вот в судорожном припадке упал мужчина в зеленой куртке, такие раздавали беженцам, его тут же затащили куда-то в дальние ряды колышущейся черной массы, как-то людьми толпу называть трудно.
    Все лавки и магазинчика были закрыты, центральная площадь, хорошо просматривающаяся от арки, безлюдна.
    - Шли бы вы отсюда, леди, - один из стражников обернулся, неодобрительно смерил взглядом. - Не провоцируйте, Они и так вон, глянь, как калечатся. Жаль дураков.
    - А горожан тут немного, - отметил второй, - все сплошь пришлые... Ну какой коренной лантенец полезет на магическую ограду.
    Я послушно пошла домой. Действительно, дураки.
    У нашей калитки меня ждал незнакомый юноша. Высокий, плотный, белокурый, магически одаренный. Фамильное сходство со Штауфенами было очевидно. Именно ждал, потому что сразу же поклонился, - Принцесса! Не уделите ли хоть кэнтум вашего драгоценного времени? Я позволил себе обратиться к вам, так как мы знакомы... но меня теперь трудно узнать. Я - принц Свенхильд.
    - Здравствуйте, Ваше Высочество! Рада возобновить знакомство.
    Принц поклонился еще раз, распрощался и пошел к площади. Когда я, закрывая калитку, обернулась, его на дороге уже не было, хотя прошло не более кэнтума.
    Атро Дик ждал у дверей коттеджа. Мы спустились в подвальный этаж.
    - Где ты была?
    - Смотрела, у арки. Страшно. Что мы им сделали?
    На вопрос Атро не ответил, заговорил о другом. - Не нравятся мне появление Свенни. Что-то рано он учиться приехал. Ты поняла, что он под 'отводом глаз', хотя это и строго запрещено? Ступай-ка ты на остров, Агни. Мне так будет спокойнее. Не буду волноваться, что ты выйдешь смотреть, или бросишься кому-нибудь помогать. Защита периметра надежна, но от предательства изнутри защититься нельзя.
    Если честно, я морок не разглядела, но хотя бы ясно стало, куда делся принц.
    Атро переместился в озерный замок со мной, учитель решил скрыть в сейфовой комнате самые ценные манускрипты из библиотеки и рабочие тетради. Когда массивная дверь хранилища была закрыта и запечатана, атро Дик проверил ловушку вокруг портала, и, пообещав вернуться не позже, чем через две свечки, ушёл в Лантен.
    Я занялась домашними делами. Бытовую магию я любила, часто вместо артефактов пользовалась собственными, самолично придуманными заклинаниями. В спальне 'собрать-в-корзину-всё-что-не-на-месте-лежит' вытащило из-под кровати Вуллин пунцовый берет. Кинула на него 'чистилку', повертела в руках. Примерила перед зеркалом, зачем-то показала отражению язык. И засмотрелась. А ведь действительно чудо как хороша! В Лантене творилось не пойми что, война не стояла у порога, а вовсю хозяйничала в горящем доме - Рикайне, а я смотрелась в зеркало и думала - что за чудо - жить, когда молода, красива, любишь и любима! А если..., повернулась к зеркалу боком, выгнула спину, интересно, как буду выглядеть? Не зря же волчонок снился? Вулли сказал - счастье? Прижала берет к груди, и баюкая его, закружилась по комнате. Услышала звон сработавшего портала - атро вернулся! А может, это Лизель с внуками? Утром в Лантен пришло письмо - она уговорила дочь, та пакует вещи. В любом случае следовало посмотреть. И я пошла в портальную.
    В ловушке стазиса замер незнакомый мужчина, высокий, атлетически сложенный, светловолосый. Только такой богатырь и смог бы поднять и удерживать на руках безвольно обвисшее, окровавленное тело Лэндома. Хотя почему незнакомый. Это один из охранников Альберта, я его узнала. И я отключила артефакт.
    Мужчина шагнул в комнату, и, опустившись на колени, положил Лэндома на ковер, я тоже склонилась над раненым, первым делом следовало остановить кровь. Дальше была темнота.
    Стазис, оцепенение - всё, что может человек, погруженный в него - поверхностно дышать и изредка смаргивать. Ни глотать, ни говорить... не знаю, кто меня оглушил, и как. Лица были скрыты мороком. Я видела фальшь личин, сквозь которую проступали истинные черты, напавшие, наверное, тоже догадались - вижу, и меня отправили в темноту еще раз. Очнулась я связанная, в противомагических браслетах.
   Рядом два тела, охранник и Лэндом. Оба мертвы. Отрубленная голова охранника изумленно смотрит немигающими, широко открытыми глазами, рот искажен криком. Убийцы даже не озаботились отнести меня в сторону, или хотели показать - я тоже труп? Но пока еще живой.
    Кровь, железистый запах крови не спутаешь ни с чем, она пропитала ковер и вокруг, и подо мной. От этого запаха и от удара по голове мутит, я мычу, и стараюсь повернуться на бок. От движения перед глазами пляшут красные круги.
    - Она очнулась, мессер!
    Меня приподнимают - левитацией - и переносят в кабинет атро. Там хозяйничают чужие.
    - Очистите ее, запах как на бойне, - сидящий в кресле учителя бледный господин в черном кривится, кровь и нечистоты, убийственная смесь.
    Почистили и чуть облегчили головную боль, видимо, чтобы лучше соображала.
   Всего их было трое, потом появился еще один.
    - Магический вестник, мессер. Ди-Куин мертв. Он остановил толпу, но при этом вышел на свет. Теперь она, - меня ткнули носком сапога под ребра, - бесполезна!
    - Проклятье! - старший, по выговору лориец, - подержи её. - Боль вонзилась в голову острым шипом, глаза, казалось, лопнут... Безжалостная ментальная атака, считывание памяти.
    -- Тетради здесь, в хранилище! - старший маг удовлетворенно откинулся в кресле. - Вы закончили с библиотекой лантенского дома?. И свяжитесь с Васко Ринальди, он мне должен. Пусть готовит ритуал призыва души.
   
    По классификации магических воздействий спиритуализм - призыв и удержание в нашей реальности душ умерших, равно как и общение с неупокоенными душами, традиционно относят к некромантии. Допуская в некоторых случаях необходимость спиритических ритуалов, хочу спросить - разве не зверство при этом мучить души, для которых возвращение в родной мир уже травма? Терзать вопросами, а главное, показывать им, беспомощным, страдания близких людей?
    Мечущийся в круге призыва учитель слышал, как я вою от боли, и видел всё, что творили со мной. Палачи оказались мастерами. Хватило кэнтума, чтобы душа атро Дика сдалась. Пока твари потрошили хранилище, я исхитрилась подползти почти совсем близко к атро. Воспользовалась тем, что некромант на несколько биений отвернулся, любопытствуя, что же еще есть в потайной кладовой замка.
    - Агне, прости меня. Постарайся выжить. Жанно, найди Жанно. Он знает, как остановить...
    Наш разговор не остался незамеченным, я получила от Васко Ринальди пинок, душа атро, вскрикнув напоследок так, будто этим пинком ее лишили жизни, была небрежным движением отправлена в небытие. Впрочем, некромант о наших словах никому не сказал, это была его оплошность, позволить нам перемолвиться напоследок.
    Меня спасли красота и юность, а вернее, та цена, которую за них могли заплатить. Когда стал вопрос, что делать с пленницей, просто убить, или убить, сначала позабавившись, некромант предложил - продать! Красивые девушки на рынке рабынь в баронствах Мархойд ценились очень высоко. Дар мне запечатывать не стали, оставили в браслетах. Женщины, насильно лишенные магии, быстро начинали увядать и терять привлекательность. Да и одаренные дети у них почти никогда не рождались.
    К продаже готовили тщательно: залечили травмы, восстановили девственность. По обрывкам разговоров я знала, что находимся мы где-то в пригородах Фьяллы, Гритийской столицы. Первый раз бежала от целителя, он не ожидал от хрупкой пациентки удара в солнечное сплетение. Я не убила лекаря, следующим ударом лишила сознания и возможности двигаться. Позаимствовала плащ с капюшоном и деньги. Если бы я успела добраться до города, может, и ушла бы от погони, но в полях выследили и загнали, как зайца в сеть.
    Избили очень аккуратно, чтобы не оставить следов. Посадили на поводок: от обруча на моей талии к крюку в стене тянулась зачарованная цепочка. На этой же цепочке и привезли в баронства, в Хердингбал, на ярмарку. Перед торгами нас осматривали, каждую в своем закутке. Поперек длинной галереи были поставлены перегородки, в клетушках четыре на два локтя сидели девочки и совсем молоденькие девушки, от десяти до четырнадцати лет. Я была самая старшая, еще немного, и была бы признана негодным товаром. Цепочку с меня сняли - ну куда я отсюда смогу сбежать, а показывать покупателям, что девица с норовом, нельзя. Я и не пыталась, сделала вид - смирилась. Главное, чтобы потом не надели. Браслеты глушили внутреннюю магию, резерв мой был пуст, но разлитые в пространстве магические потоки я видела - мы переместились к северу, совсем рядом долина Туле с ее подземными источниками. У меня родился план бегства.
    Было холодно, сквозило, тянуло затхлой сыростью. Полупрозрачные рубашки длиной чуть выше колена ничего не скрывали, раздеться нас не просили - всё и так было прекрасно видно. Покупатели лишь круговым движением кисти приказывали повернуться вокруг себя, наиболее недоверчивые смотрели зубы и тщательно вчитывались в сертификаты - возраст, рост, вес, объемы, девственность, здоровье... Посредник, которому меня передал Васко, стоял напротив клети и довольно лыбился, когда никто не видел, вытирал потеющие от напряжения и предвкушения наживы ладони о бока хитона.
    Очередной покупатель, массивный, широкоплечий молодой мужчина не удовольствовался просто осмотром. Он пришел позже всех, в сопровождении свиты и самого распорядителя торгов, шагнув в клетушку, ощупал меня всю, огладил бедра, живот, помял грудь, сжал ягодицы. Попытавшегося возражать посредника быстро успокоили шепотком - сам барон Фарбер!
    - Цена? Владелец? - барон говорил отрывисто. Видно было - привык, что понимают с полуслова.
    Одет он был странно, хотя самое необычное - как я смогла в тогдашнем состоянии своем всё отметить и запомнить: парчовый колпак, отороченный - и это летом-то! - драгоценным мехом сейбла, просторные шаровары, заправленные в шнурованные высокие сапоги-ичиги, на боку, выглядывая свернутыми кольцами из-под немыслимо разукрашенного одеяния - то ли длинной жилетки с рукавами, то ли короткого камзола с остатками рукавов - висел серый кожаный хлыст.
    А более всего чужим и пугающим было лицо - серовато-смуглое, но, несмотря на это, красивое. Четкие, резковатые черты - высокие скулы, чуть впалые щеки, твердый квадратный подбородок, крупный рот, тонкой лепки, слегка удлиненный, с легкой горбинкой и загнутым вниз кончиком, нос. Портили впечатление глаза - серо-коричневые, как речной ил, мутные и тусклые.
    Лицо приблизилось настолько, что я видела каждую морщинку, различила едва заметную трещинку на нижней губе, рот мужчины приоткрылся, и показались клыки, более выступающие, чем у людей.
    - Хороша! - Выдохнул прямо в лицо господин барон. - Сегодня же будешь со мной.
    Я опустила глаза, мархойд был отвратителен. Лучше бы я взор не отводила, потому как увидела - от пояса барона ко мне движется, покачиваясь, серая змея. Завизжав, шарахнулась в сторону, но напрасно, хвост, а это был именно хвост, а не аспид, обвился вокруг талии, и я была вновь притянута к мархойду. - Дикая резвая кошечка! Еще интереснее и слаще...
    Выкупили меня за немыслимые деньги - на них можно было приобрести в столице городскую усадьбу - с домом, службами, садом и прочим и прочим... Это и стало первопричиной неприязни старшей госпожи, матери барона - на какую-то ашлах (1) полновесное приданое сестры потратили. Фарберу надоели пререкания с вдOвой баронетой, и он поставил точку - переселил меня в покои, предназначавшиеся супруге, велел называть 'младшей госпожой', и напомнил матери, что она под его полной опекой и зависит от его милостей, а будет дальше портить жизнь ему и его женщине, пожалеет. . Случилось это в конце первой десятинки совместной жизни в замке. Весьма интенсивной, надо сказать, с раннего вечера и зачастую до рассвета. Со мной развлекались, как с новой игрушкой, я молила богиню, ну должна же, в конце концов, надоесть безвольная бессловесная кукла. Но кротость и послушание привели к тому, что мархойд с еще большим неистовством вожделел ко мне.
    Я изображала покорность, и кто бы знал, чего мне стоило смирение. Прятала глаза, якобы в девичьей застенчивости не могла смотреть на обнаженного мужчину, а на деле боялась выдать себя лихорадочным блеском ненависти и выражением гадливости. Не знаю, что было омерзительнее и что более напоминало болотную змею - серый хвост или огромный пятнистый уд, торчащий из безволосого паха серо-розовым жезлом. Анатомия барона не совсем была сходна с людской, хотя мархойды, они же арсвиды, несомненно, принадлежали к человеческой расе. Потомством от женщин они обзаводились без проблем, и оно, это потомство, не было в дальнейшем бесплодно.
    План побега я проработала тщательнее, чем в первый раз. Хотя там плана и не было, лишь счастливое стечение обстоятельств, которым я постаралась воспользоваться. Теперь я хотела избавиться от противомагических браслетов и уйти порталом. Обычный маг снять сам с себя браслеты не может - так уж сделан этот артефакт. И применить внешнее воздействие тоже не в состоянии - резерв-то блокирован и пуст. Но я - ведьма, могла начертать отпирающую руну и напитать ее магией, взяв таковую из внешнего источника. Оставалось найти источник. Вначале попытки сделать 'отмычку' были безуспешными, плотность магического поля оказалась недостаточной, доступные накопители энергии,- в охлаждающем кувшине, светильниках, нагревателях воды, - маломощными. Вдобавок служанки заинтересовались, почему госпожа сидит недвижно, затем машет рукой, а потом трется ею же о чашу эльфийского серебра. И не лучше ли госпоже выпить горячащий кровь отвар, скоро вечер... А может быть, госпожа заболела? Я уговорила девушек никому ничего не рассказывать, подарила каждой по золотой монетке. У меня были свои деньги, господин как-то вместо обычных перстня или сережек оставил на постели туго набитый кошелек. Барону донесли, что во время его отсутствия замок посетили торговцы, а младшая госпожа ничего не купила ни себе, ни своим служанкам.
    Теперь я могла регулярно и щедро одаривать прислужниц, награждая за вовремя принесенную сплетню, за предупреждение о готовящейся в мой адрес пакости, за лишний кувшин бодрящего отвара, повар лишь удивлялся, куда в меня влезает столько. Но этот отвар был мне жизненно необходим, толика магии, для этого потоков хватало - и никакой беременности. Рожать от мархойдской твари я не собиралась.
    Как-то за ужином матушка Фарбера похвасталась - завтра привозят свежую воду из подземных источников долины Туле. Омолаживающая ванна с добавлением 'живой воды' была до войны популярным косметическим средством. Вот она, удача. Глубинные воды всего Тир-Эйра, и Туле в том числе, пересыщены магической энергией. Оставалось лишь выкрасть несколько амфор.
    Пропажу драгоценной воды заметили слишком быстро, свекровь просто ворвалась в мои покои. И, как назло, привела с собой старшего мага, Габриэля, чтобы он засвидетельствовал факт кражи, вода де та самая, живая. Я к тому времени успела снять лишь один браслет, сидела рядом с амфорами на бортике купальни.
    Габриэль же и обнаружил, что я, вдобавок к магическому внутреннему резерву, - ведьма. Вот такое редчайшее сочетание, никому и в голову прийти не могло.
    За кражу и недолжное усердие в деле пригляда за госпожой служанок выпороли. Палач был не в духе и перестарался. После наказания выжили лишь две девушки.
    Меня избивал в спальне лично барон. В недоброе мгновение возбудился от вида и запаха капающей с располосованной спины крови, отбросив плеть, вздернул за волосы, заставив встать на четвереньки, и изнасиловал, грубо, жестоко, так что к красным ручейкам, стекающим по спине, присоединилась кровь от внутренних разрывов. Если существует справедливость, и богиня воздаёт душам по делам их, я надеюсь, черная душа мархойда сгорела в судном огне, и не получила перерождения.
    Арсений, целитель женской половины дворца, склеил разбитую игрушку: залечил раны и убрал шрамы за десятинку. Господин барон во все дни болезни навещал, собственно, его серое лицо я и увидела первым, когда очнулась. Не смогла скрыть ужаса и вскрикнула. Арсений мне потом выговорил за недостойное поведение, - расстроила господина еще больше. Он тебя, глупую, простил, переживает за твое здоровье, а ты!
    Мархойд подтвердил слова целителя. Он готов забыть мой проступок и обещает быть мягким и терпеливым, но и от меня ждет ответной нежности, а не страха в глазах.
    Глушащие дар браслеты были временно сняты и отданы главному магу замка с приказом - усовершенствовать, а покамест меня решили подержать на специальном зелье. Напоил им лично барон, никому не доверил. Тело сделалось вялым, ленивым, магия не ощущалась и была невидима. С мечтательной улыбкой, предвкушая возвращение бунтарки на любовное ложе, барон наблюдал за действием отравы. Даже если бы я и захотела, отшатнуться сейчас у меня бы не получилось, а взгляд, взгляд я прикрыла ресницами. Но при одной мысли о близости с бароном на висках выступал холодный пот, тошнило и тряслись руки. Посмотрев на моё состояние после общения с господином, Арсений предложил лекарство, помогающее избавиться от фобии - снадобье с вытяжкой из стрихнусовых орешков. - Оно же, - целитель хитро улыбнулся, - позволит вам захотеть мужчину.
   - А если не возжелаю?
   - Фобия точно пройдет, что до второго, побочного действия, на случай, ежели оно не наступит, изготовлю специальные мази и притирания. Поначалу их примените, а потом, дай богиня, и во вкус войдете.
    Во вкус я входить не сбиралась. Но и злить барона мне было не с руки, поэтому с благодарностью приняла все снадобья. Тем более что с помощью одной из мазей и отвара рвотного орешка я планировала сделать противоядие, глушащее антимагическое зелье. Не доставало нескольких компонентов, их я надеялась добыть в ближайшее время. Нужна была помощница, и я обратила взор на служанок. Из них одна - Патти, не была рождена в неволе и хотела выбраться из плена.
    Но вначале следовало усыпить подозрения мархойда. Заранее введенная мазь и, почувствовав, что лоно мое влажно, барон приходит в неописуемый восторг. Результат экстаза - перелом двух ребер и легочное кровотечение, глубочайшее раскаяние любовника, и ведь искреннее, и великолепное рубиновое ожерелье с подвесками. Проходит одна десятинка, другая, я послушна и мила. Раны залечены и забыты, вместо капель крови барона теперь возбуждают мерцающие на обнаженном теле кроваво-красные лалы.
    Я тороплюсь бежать, пока вновь не одели браслеты. Накануне приёма новой порции отравы противоядие готово.
   В неверном свете ночника смотрю на разметавшегося во сне барона. Дай богиня, завтра я буду свободна. И вот там, на свободе, я подумаю о мести. До конца срока действия зелья - три свечки, через две ты заставишь меня проглотить густую тягучую жидкость, а еще через час она не подействует, потому что противоядие я выпью раньше. Я забываюсь неверным, лихорадочным сном, и в полудреме - полуяви опять вижу волчонка. Он плывет к обрывистому берегу, но его сносит течением прямо к воронке водоворота. Но другой мальчик, стоящий на берегу, кидает плывущему веревку и вытягивает из воды. Я долго лежу, пытаясь успокоиться, с колотящимся сердцем и влажными от слёз глазами. Это хороший знак, волчонок спасся, значит, у меня сегодня всё получится.
   
    Всё это уже со мной было - двери нараспашку, охранники, старшая госпожа, маги... Я корчусь от боли на ковре, противомагические браслеты сковывают руки. Скулящую от ужаса Патти бьют рукоятью меча, и сразу очень тихо. И в этой тишине - четкие шаги повелителя и господина, славного рыцаря, божественного воина, барона Фарбера. Вот теперь действительно всё.
    Да, господин, да, она что-то сделала с лекарством, которое ей дают, а эта - пальчик Фабиолы указал на Патти - ей помогала. - Патти вытаскивают из покоев, Фабиола продолжает доносить, - я сразу поняла, дело неладное, госпожу корчит, а эта никого не зовет на помощь, а потом увидела, как госпожа шар осветительный зажгла, одним мановением пальцев, и поняла, они что-то с зельем сделали и ждут, пока та силу магическую наберет...
   - И чего тебе, моя хорошая, не хватало? - голос барона ласковый, слова растягивает, - все вон!
   - Но сын мой, - старшая госпожа, - разве не следует наказать мерзавку? У всех на глазах, в назидание...
   - Со своими женщинами, матушка, я разберусь сам!
    Пощечина настолько сильна, что головой ударяюсь о столбик кровати и теряю сознание. Реальность возвращается вместе с тошнотой и болью, и стуком в наружные двери покоев.
   - Мой господин, всё готово!
    - Отлично! - барон встает из кресла, появляются прислужницы.
    - Одеть, причесать, но волосы не убирать, оставить распущенными!
    На помосте стоял столб, странно тонкий, заостренный, не похожий на столбы для бичевания... Барон подал знак, два раба не втащили, а просто внесли Патти, Раздели догола - рванув от горловины вниз тонкий хитон. По ногам текли струйки крови, значит, всё это время с ней в казарме забавлялись. Увидев кол, Патти забилась в руках палачей, и я наконец-то поняла, что сейчас будет...
    Барон держал меня за волосы, намотав их на кулак. Рванул изо всех сил, чтобы глаза не закрывала и не отводила. - Смотри, дрянь! - Дурнота пришла стремительно, даже боль от натянувшихся в руке барона волос не смогла вывести из обморока.
    - Дыши, сейчас, вот водички, так, сейчас подлечим.... Ай-ай-ай, как же так, красавица, - вокруг меня суетился Арcений, - почто господина не уважаем...
    - Ну что, очнулась? Сделай так, чтобы досмотреть казнь могла... И знала, что ее завтра ждёт!
    Приоткрыла глаза, прямо передо мной столб, на котором сидит Патти, кляп изо рта вынут, но кричать она уже не может, только хрипит, безумные от боли глаза смотрят на меня, кажется, слышу слова - ты, ты виновата...
    - Господин мой, - Арсений согнулся в поклоне перед бароном, - дозвольте слово молвить, не надо бы ей смотреть, госпожа ребеночка ждёт...
    Дитя спасло мне жизнь. С этого дня меня ни на биение, ни на миг не оставляют одну. Вставать я начинаю через пятнадцать дней, выходить из своих комнат через месяц. Я по-прежнему живу в покоях младшей госпожи, служанки все новые, за исключением мерзавки Фабиолы. Гуляю и делаю эльфийскую гимнастику. В этом меня поддерживает Арсений, он только рад, что я не впала в уныние. Приходит ко мне по три раза на дню, всё выспрашивает, кто я и откуда. Как я и боялась, барон заинтересовался, что же за диковинную птичку поймал он на ярмарке. Чтобы объяснить, почему я так много знаю, и свои странные магические способности, называюсь дочерью алхимика и зельевара, графиней с далекого Ардайла. Инесса Пилар Ортис де Сарата Пинто. Здесь, на Рикайне, Агне. В школе Юнфрон действительно была такая ученица, год назад, возвращаясь домой, погибла в море. Проверить трудно, еще летом в замке ходили слухи - купца живым товаром, посредника, продавшего меня, зарезали и ограбили на обратной дороге в Фьяллу.
    Арсений определил - ношу мальчика. В тот же день меня наконец-то посещает барон. Велит завтра на рассвете 'быть готовой'. Вижу, как меняется в лице Фабиола, и понимаю, что ничего плохого со мной не произойдет, а вот она явно боится.
    На рассвете в храме Ати Купапы, или Кибебы, так называют великую богиню мархойды, меня объявляют законной женой барона Фарбера. Муж закрывает мне лицо полой пеплоса - на алтаре жертвоприношение. Мальчик становится жрецом храма. Запах крови и сожженной плоти и - добрый знак, - дым поднимается вертикально вверх, струйки его не колеблются и не отклоняются, богиня приняла жертву и благословила.
  
    Листья уже опали, середина месяца черносклона. Я иду по чисто выметенным дорожкам внешнего сада, сзади тараторят служанки. Оборачиваюсь, - молчать! Или прикажу отрезать языки.
    Богиня, как раздражают. Все, что нужно, из вашей болтовни я уже услышала. Мне надо подумать. Я гуляю здесь, во внешнем саду, хотя есть закрытый летний, он, в подражание яркому южному солнцу, освещен магическими шарами, там растут невиданные деревья и цветы, по зеленой траве ходят павлины и цесарки. Мрамор ступеней ведет в теплые купальни. Там проводят свои дни мать барона и его сестры. Вот уж кого видеть не хочу, хотя послушать их разговоры полезно: мало ли что можно ненароком узнать и потом рассказать друг другу? Мои 'родственницы' в сопровождении служанок выходят в маленький городок рядом с замком, посещают храм и немногочисленные лавочки торговцев, жалуются, что из-за войны товаров стало гораздо меньше.
    Я, несмотря на замужество, жизнь с другим, беременность, продолжаю чувствовать Вулли. Точно знаю, что он жив. Он там, на востоке, где восходит солнце. Карту я помню хорошо, это граница Энца и Гритии. А по расстоянию, тут я ощущаю хуже, но кажется, с начала черносклона он переместился ближе...
    Неведение, неизвестность, - вот что угнетает более всего. Что сейчас твориться на Рикайне, чем закончился Лантенский бунт, живы ли принц Фару, Альберт, Лизэль, Тео Хойенхайм, Свенхильд, девочки из школы Юнфрон? Почему меня не ищут? Определить местоположение человека по ауре трудно, но под силу опытным магам. Или блокировка магии так исказила ауру, что это стало невозможным? Но Вулли-то знает, где я!
    Солнце на закате окрашивает верхушки пожелтевших лиственниц, делая их оранжево-алыми. Пора завершать прогулку. В летнем саду искусственное солнце продолжит гореть еще свечки три. И я направляюсь к полупрозрачному куполу, закрывающему от стужи и холодных дождей вечнозеленые кущи.
    Баронета, мать Фарбера, и две ее незамужние дочки возлежат на подушках около бассейна. Служанки играют с котятами горного льва, пумы, забавляют благородных дам. Котят подарил младшей из сестер жених, барон Гарту. Он и на свадьбе моей был. Сухопарый, длинноносый, но более всего запомнились руки - густо поросшие черными короткими волосками пальцы. Старшая изводит сестрицу-невесту насмешками, скрывай не скрывай, все баронства знают, хвост у жениха волосатый, и ему каждое утро доверенные служанки волоски щипчиками выдергивают. А после свадьбы сия обязанность на жену ляжет... Младшая злится и швыряет в старшую подушки.
    Служанки между тем дразнят львят, те начинают не в шутку сердиться. Им месяца три от роду, это уже молодые хищники, а не милые, беспомощные, едва открывшие глаза котята, которых поднесли баронетке в корзине с лентами. Так и есть, вот один из них тяпнул служанку за ногу. Пока в игре, но кровь пачкает подол хитона. Тут же и второй вцепляется, счастье, не в ногу, а в одежду, они отрывают кусок ткани, измазанный в крови, и треплют его на мраморных плитах около бассейна.
    Ну да мне до их забав дела нет. Я собираюсь искупаться. Вот и посланные в покои служанки вернулись - подушки, простыни, масло для кожи, сменное платье. Пока меня раздевают, замечаю, как старшая сестра что-то шепчет младшей, а та подзывает одну из челядинок.
    Миска с мясом, куски его пятнают чистый белый пол, львята дерутся за добычу, огрызаются. Одна из девушек раззадоривает львенка, потом швыряет кусок мяса в мою сторону, потом еще и еще, последний шлепается прямо у ног. Малыши, они уже крупные, каждый тунов по пятнадцать весом(2), с рычанием несутся за добычей. Но добежать до меня, испугать, или того хуже, столкнуть в бассейн, зверята не успевают, свист рассекающего воздух меча, передний падает на пол, второй визжит и убегает куда-то вглубь сада, прячется в кустах. Это бдит моя охрана, жрицы храма Кибебы, мужеподобные воительницы. А я стою недвижно и гляжу, как умирает у ног львенок, как стекленеют его глаза, последний раз дергаются лапы. Всё вокруг - плоское, серое, из мира выдавили объем и воздух. И звуков нет, они сливаются в монотонный писк - и-и-и-и.... Еще один из-за меня... После нескольких попыток получается вздохнуть, облизываю пересохшие губы, чувствую руки жрицы, она поддерживает сзади, чтобы не оступилась.
    Слух взрывается голосами: негодующими криками баронеты и сестер мужа, рявкающим басом его самого. Значит он в замке, третьего дня утром уехал, и вот достойная встреча сына и брата - скандал и вопли на женской половине. На меня жалуются. Особо усердствует младщая сестра. Что она скажет жениху, львята - его подарок!
    - Уже ничего не скажешь. - Фарбер лаконичен, - он убит при осаде. Мне жаль, сестренка, дорогая. Нечиcть побери бешеного волка!
   Рыдающую невесту - не стать ей счастливой женой - уводят. Оказывается, мархойдки умеют горевать и плакать. Разве не они смотрели с улыбкой как корчится на колу Патти, спорили, умрет сегодня, или дотянет до завтра? Смеялись над визжащими, когда их секут, служанками. Злобные, жестокие твари, такие же, как и брат. Как и все мархойды. Можете мне говорить что угодно, приводить любые доводы - нельзя всё племя равнять по выродкам, - я буду стоять на своём. Потрясающе красивые, даже при серой коже и наличии хвостов, магические одаренные, живущие по чуждым законам. Честь, дружба, верное слово, все божеские заветы - не убий, не укради - только к своим, одного с собой роду-племени. Чужаки - бесправная бессловесная скотина, годная лишь работать на господина и ублажать его. Чужаки - ашлах- не такие. А мархойды - ар-свид - настоящие люди.
    А 'бешеный волк', конечно, мой Вулли. Я с начала осени слышу, служанки в разговорах поминают его чудовищем. Значит, именно Волки напали на домен Гартель, вырезали подчистую городок Гартельстейн, четыре селения сравняли с землей, осадили замок. Вулли совсем рядом, всего в ста пятидесяти лигах. Вулли идёт за мной! Сердце бьётся надеждой. Надеждой и страхом, как посмотрит он на меня, на мой растущий живот... Но будь что будет, главное, свобода. Кончать с собой из-за поруганной чести, как героини рыцарских романов, я не собираюсь. Свобода вернет мне магию, а то, что растет во мне... Богиня, как я ненавижу 'это'! И как только он уцелел, как я ухитрилась не сбросить плод, вот целитель тоже понять не может. - Видать, дитя в тебя пошло, живучее...
    Но Вулли идёт за мной! Улыбаюсь своим мыслям, поворачиваюсь к пологим ступеням, служанки поддерживают, сводят в бассейн, не дай богиня, поскользнусь. Плыву, тонкий купальный хитон облепляет тело. Отталкиваюсь от бортика - назад - у ступеней ждет барон. Оглаживает животик, - ты что-то не торопишься брюшко отрастить. Чтобы к дням богини кругленько всё было. Гости приедут, надо показаться.
    Выносит из воды. Отсылает служанок, соскучился, не был со мной три дня. А мне теперь всё равно, хуже, чем сделал, обрюхатив, не придумаешь. Поэтому послушно ложусь, раздвигаю ноги, и, неожиданно для самой себя, получаю удовольствие. И это тоже в чашу ненависти, еще капелька. Я не хочу от тебя ребенка, я не хочу близости, а ты заставляешь презирать собственное тело, набухающее ублюдком и дрожащее в судорогах оргазма.
    - Сколько раз повторять, зови меня Эурис, ну, не слышу!
    - Эурис!
    Я притворяюсь с тех пор, как Арсений разрешил барону посещать моё ложе - если аккуратно и чтобы матери было хорошо, так для ребеночка даже и полезно. Боюсь боли паче смерти, ненавижу своё чрево и берегу его, малыш защищает от гнева и ярости мархойда, поэтому обманываю, постанываю и закатываю глаза, даже пытаюсь, как ни противно, сжимать мышцами скользкий горячий фаллос, шепчу баронское имя... Сегодня все по иному. Что причиной, бог весть: шок и оцепенение при виде смерти, бунтующее, вышедшее из подчинения разуму тело или мысли о Вулли, именно его представляла, расслабленно лёжа на подушках у бассейна.
    Барон размяк, разомлел, целует и лижет выпуклый животик, длинные серые пальцы скользят по бедрам, кончик хвоста гладит грудь. Опускаю веки, притворяюсь спящей, вызываю в памяти лицо любимого - разметавшиеся черные кудри, лукавая улыбка, длинные ресницы, золотые глаза.
    Оставляет в покое. Велит позвать целителя, Арсения. Им он недоволен. Почему такая хрупкая? Почему живот не растет? Всё ли делается, чтобы сохранить зубы и волосы? Она должна не потерять красоту.
    Целитель степенно отвечает, что худенькая - потому как сама почти ребенок, но организм сильный, должна справиться. Леди из тех женщин, кого беременность только красит, да что говорить, господин и сам видит, как она похорошела. Осторожность и умеренность, во всем, никакого насилия над природой, он проследит. А от юной хрупкости она избавится, но не сразу, где-нибудь лет через десять, пятнадцать, ну или родов после четвертых...
    Красивая, плодовитая, кроткая самка, покорно рожающая ублюдков - ненавижу!
    Получив плохие вести из домена Гарт, барон покидает замок тем же вечером. Я ликую - он отправился назад, волки взяли-таки замок приступом, хоть бы и ты сгинул, как сестрин женишок. С волками сильные маги, похоже, громят они мархойдских боевых монстров. Но радуюсь я зря, через десятинку Фарбер возвращается, приходит порталом, поздно ночью. Узнаю об этом сразу как встала. И прошу отыскать Зифериду, привыкла, что ухаживает за моими волосами именно она, но девушки отводят глаза, потом одна всё же решается - Зиферида мертва. Вчера барон её выбрал для постельной утехи. Он сразу сюда пришел, но вы уже почивали, велел не будить.
    За завтраком - всё благородное семейство явилось, даже скорбящая младшая сестренка - барон обещает сюрприз. Сейчас сюда принесут. Мы будем довольны. Большие корзины распаковывают, в них - трофей. Волчьи головы, три.
    - Остальные ушли, унесли и раненых, и погибших, вот только эти и удалось захватить.
    Мир снова плоский, недвижный, без звуков. Не разбиваю голову об угол стола чудом, успевает подхватить телохранительница. Ей не положено присутствовать за семейными трапезами, однако барон, зная непредсказуемый характер и самодурство сестер и матери, велит не спускать с молодой баронеты глаз. Даже в его присутствии.
    Но Вул жив, и первое, что шепчу помертвелыми губами, - волк жив. - Склонившийся надо мной целитель, качает головой, - нет, госпожа баронета, не бойтесь, всего лишь чучела... Согласно киваю. Да, только чучела. Мой волк далеко, он сейчас на юго-западе, там, где Лантен.
    Уложили в постель на месяц, барона отлучили от тела, - Мой господин, как можно пугать нежную женщину
    Гостей в замке на зимних днях богини не будет. Сестры барона негодуют, - она нарочно всё подстроила, чтобы досадить. - Старшая решается прийти в мои покои и устроить скандал. Высланы пожить скромно, на лоно природы, в отдаленный замок домена Шарт, второго из трех, принадлежащих мужу.
    С началом месяца стыни (января) барон всё меньше времени проводит дома. Дела у мархойдов и их союзников гритийцев плохи. Летняя эпидемия неизвестной до сих пор в Гритии голубой лихорадки унесла добрую треть населения, Орден чистых потерял в боях и от смертельной заразы больше половины воинов. Уничтожены почти все лесные тайные лаборатории, в которых разводят послушную нежить. На западе гармским войскам удалось оттеснить гритийцев на исходные рубежи. Но Энц, весь, до реки Архайс, во власти мархойдов, и линия фонта в в центральном Гарме проходит всего в ста лигах от Лантена. И есть Тир-Эйр, в котором гритийцы и мархойды лихорадочно набирают и обучают новое войско. Всю зиму идут вялые позиционные бои. Стороны копят силы. Набег волков на баронство Гарт, сдается мне, был удачной разведкой боем. Полевыми испытаниями нового магического оружия.
    Фарбер все дни, что остается в замке, проводит в башне, рабочей мастерской. Странная его магия, ананимата, заставляет оживать и действовать сотворенных из камня и железа исполинов. Кузнецы, гончары и каменотесы работают во всех городах баронств по десять свечей в сутки.
    Так мы потихоньку доживаем до весны. Ребенок вовсю ворочается и ощутимо пинается, и, с ужасом чувствую, бьёт хвостом. Я ношу монстра, бредовая мысль всё больше укореняется в голове - сначала он выпьет все соки изнутри, потом выгрызет путь наружу.
    Дни богини - редкое время, когда мархойды показываются со своими женщинами. Я давно знаю, что 'мой барон' - богатейший, знатнейший и сильнейший среди равных. Хэрдингбал, главный торговый город баронств, находится в его домене Фарб. И в том же Хэрдингбале главный храм извечной матери Кибебы, в который на праздник собирается знать этого странного государства. После богослужений гостей в замке будет больше обычного, любопытством страдают и мархойды, всем хочется поглядеть на 'сокровище' барона Фарбера. Я выучила, что мне следует и не следует делать, разряженная, как статуя Кибебы, с таким же, как у неё, огромным раздутым животом, сижу на возвышении рядом с супругом, принимаю и раздаю подарки и поздравления с праздником света и грядущими переменами в жизни...
   
    Богиня, как я устала - притворяться, улыбаться, когда хочется вцепиться тварям зубами в горло, устала ненавидеть брюхо, в котором бьётся нежеланная чужая мне плоть. Я больше не могу, не выдержу! Богиня, спаси от грешных помыслов - окончить жизнь.
    Ноги, поднятые на подушки-валики, растирали и массировали две служанки. Третья натирала особой мазью живот - чтобы не появились растяжки. День празднества и большого приёма в замке подходил к концу. Я покинула пир с разрешения барона, еще до того, как началось разгульное веселье. Мои челядинки вздрагивали от рёва перепившихся гостей. Здесь, за закрытыми дверями покоев госпожи, они в безопасности. А вот другие рабыни и рабы... Утром опять кого-то понесут в крематорий у подножия замковой скалы.
    - Довольно, спасибо! Можете ночевать в гардеробной. Но если услышу, что болтаете! - хотя не услышу, я пью успокоительный отвар, мягкое снотворное: отдохнуть и быть утром свежей розовых лепестков, завтра провожаем гостей...
    Во сне пришёл Вулли. Сначала с укоризной смотрел на моё расплывшееся тело, потом начал поглаживать и целовать живот и, повернув на бок, спиной к себе, долго ласкал, пока я не начала стонать от нетерпения, мягко скользнул внутрь, и медленными толчками мучил трепещущее от наслаждения лоно. Любимый, родной мой!
    Пробуждение было кошмарным. Рубашка задрана дальше некуда, между ногами липко и гадко, серые лапы по-хозяйски охватывают живот, прижимая к чужому твердому телу. Поняв, что я полностью проснулась, барон с неохотой выпускает из жесткого обруча рук.
    Уже готовая к появлению перед гостями, жду барона. Но прежде приходит паж, приносит ларец, - господин велел надеть. - Венец эльфийского серебра, лилии и цветы. Судя по работе, в эльфийских землях и сделан. Барон является почти следом и торопит, - нехорошо заставлять ждать. Венец одет, локоны вновь подколоты, - Это тебе за 'любимый', - шепчет мархойд.
   
    Последние два месяца беременности сплошное мучение. Не лечь, ни встать, ни повернуться. На второй десятинке росеня (мая) гуляю по замку. Уже на сносях, иду медленно, останавливаюсь каждые двадцать локтей. Якобы отдышаться. На деле - ловлю разговоры и слухи. В Гритии опять эпидемия. И войска короля Альберта выжидают, не переходят в наступление. На захваченных территориях Энца - затяжные бои. Энцийским войскам не удается форсировать Архайс и создать хотя бы небольшой плацдарм на правом берегу. В Туле восстали гномы. Васко Ринальди почти завершил работу - новые виды управляемой нежити, пробные экземпляры, уже перевезены к линии фронта. Последнее узнаю, прильнув ухом к дверям мужнина кабинета. Они внезапно распахиваются, и я почти падаю в руки барона.
   - Как ты смеешь подслушивать?
   - Я гуляла и остановилась, и вот, - малыш хвостатик опять приходит на помощь - подо мной растекается лужа.
   
    Первенца я родила 20 Росеня 12017 года в замке Фарб, промучившись почти полтора дня. Если следовать жестокому суеверию - каждая свечка страданий матери продляет жизнь ребенка в будущем, жить уродец собирался вечно. Целитель первые сутки лишь смотрел, как корчусь я на постели, теряя силы с каждой новой схваткой. Не выдержав, сказал господину, что еще немного, и не спасти ни меня, ни малыша. Лишь тогда барон разрешил Арсению помочь. С поддержкой его и богини я разродилась, как и было предсказано, мальчиком.
    Заслышав первый писк младенца, барон решился зайти в комнату. Но я не видела ни его, ни того, как омывают и вытирают ребенка. Переживала освобождение, разрешение от терзавших мук, закрыв глаза, вслушивалась в себя, все мышцы ныли и дрожали от напряжения, между ногами жгло огнем, мокрое от пота тело сотрясал озноб, я ужасно мерзла и хотела пить.
    - Ты молодец! Ах, какая же ты молодец! - ликовал муж. - Какой красавец! - И мне прямо в лицо сунули светло-фиолетовое существо, с чудовищно большой головой, приплюснутым носом, глазками щелочками, и длинным крысиным розовым хвостом. Я в ужасе затрясла головой, отпихивая пищащее нечто обеими руками, стараясь отползти по залитой кровью кровати как можно дальше, зажмуривая глаза, лишь бы не видеть уродца.
    - Ты должна приложить его к груди, немедленно, - голос барона вернул бьюшуюся в висках боль, - открой глаза, дрянь! Как ты можешь отталкивать сына!
    - Нет, нет, нет, - я продолжала отодвигаться, пока не уперлась головой в спинку кровати. Пощечина обожгла лицо. Ноздри барона раздувались, рот скалился - кровь, кровью была пропитана простыня, измазаны мои ноги. Муж зверел от ее вида и запаха. Богиня, сейчас меня убьют.
    Но ударить сильно, размахнувшись, муж не может - он удерживает младенца, прижимает малыша согнутой в локте рукой к груди. К моей шее тянется хвост. В ноги барону, обхватывая колени, цепляясь, не давая ступить шагу, бросается Арсений.
    - Молю, остановитесь, малышу не выжить без матери. Господин, ваша жена не в себе, это сумасшествие рожениц, так бывает, она сейчас очнется. Ради Кибебы, пощадите.
    Излишне сильно стиснутый хвостатик начинает покрикивать, тихонько, слабенько, как котенок... Не знаю, то ли хныканье сына, то ли слова Арсения заставляют барона остановиться. Он протягивает ребенка целителю и уходит, напоследок так хлопнув дверью, что малыш заливается уже самым настоящим ревом.
   Смерть опять проходит мимо, едва задев черным крылом.
    - Ну что стоим? Быстрее, быстрее! - Арсений подгоняет служанок. Ребенка он передал помощнице, Эризе. Меня быстро обтирают и переодевают, перекладывают на чистое. Дрожащими руками беру младенца.
   Обиженно всхлипывая, малыш сам находит сосок, хвостик высовывается из пеленки и обвивает моё запястье. Чудик блаженно чмокает, но недолго, засыпает прямо у груди, Эриза хочет забрать его, чтобы переложить в колыбельку, но он продолжает держаться, хвостик не отпускает руку.
   Арсений колдует надо мной, неприятно, но не больно, сильно тянет низ живота.
    - Ах ты дурочка! У тебя полпостельки дитячьей внутри осталось. Сейчас малыш поможет. Ну-ка, пусть еще пососёт. Вот, будешь у нас как новенькая.
    Решаюсь откинуть простынку и посмотреть. Вроде всё, как у обычного младенца, на головке - золотой пушок. По пять пальчиков, нормальных, маленьких, аккуратненьких. Лишь цвет и хвостик... Радуюсь, сама не знаю чему, губы изгибаются в улыбке помимо воли. Всё еще улыбаясь, поднимаю глаза и вижу стоящего в дверях мужа. И он, мархойдский барон, тоже улыбается. Это так странно, как... как если бы у него отвалился хвост!
   . Засыпаю с мыслью, что теперь бежать еще сложнее, не оставишь же здесь чудика.
    Малыша отнесли в храм и дали имя - Люциус. Я зову его Лютиком. За золотистый пушок на голове, который скоро - так сказал Арсений - выпадет. Как и у обычных младенцев. Еще не встаю, прошло лишь два дня с момента родов. В комнате всё время дежурит кто-то из служанок. А барон отбыл в войска - энцийцы опять пошли в наступление, переправились через Архайс.
   
    Маленький серый волчонок рычал и изо всех сил тянул за подол. Я попыталась спасти платье, но щенок схватил за руку острыми, как иголки, молочными зубками. Я проснулась. И увидела в слабом свете ночника склонившуюся над колыбелькой Лютика женщину, с подушкой в руках. Тяжелый серебряный кубок стоял у постели - кидала я с детства метко, - попала в голову убийцы, кажется, в висок, и одновременно закричала.
    Подушку убрали быстро, Лютик не задохнулся. Жрица-телохранительница, что дежурила в соседней комнате, скрутила руки дряни и бросила ее на пол лицом вниз. Фабиола. Но зачем? Или кто приказал?
    Пытали гадину недолго. Белый от старости мархойд, глава замковой охраны, пришел с докладом ранним утром. Я ради такого случая покинула постель, полулежала в подушках на кресле.
    - Она хотела уничтожить вас. Удушить ребенка и подложить в постель - заспали, мол, младенчика. Госпожа, я сообщил барону.
    - Кто? Она сказала?
    Мархойд отвел глаза, - господин решит, что делать...
    Через свечку прибыл Фарбер, скользнул поцелуем по моему лбу, посмотрел на спящего сына.
    - Ты - хозяйка замка, как была до тебя мать. Слушайся во всем Кридда, он констебль гарнизона; замковый кастелян, Грегор, тебе в помощь. Что делать со служанкой, решай сама.
    - Повесить!
    Казнь отложили до вечера, и мужа на ней не было. Отправился в Шарт, навестить мать и сестер. Интересно узнать, кто из них организовал покушение. Мерзость. Фарбер молчит, а я не спрашиваю.
    На террасу, как раз на то место, откуда в прошлом году смотрела на казнь Патти, вынесли кресло, стоять я еще не могла. Фабиола, пока ее тащили а помосту, всё время пыталась что-то выкрикнуть. Я приказала остановиться, подвести поближе
    - Ну, говори, что хотела!
    Она еле двигала разбитыми губами, но слышно было всем во дворе, такая стояла тишина. - Из-за тебя забили сестру, я - выжила, она - нет. Если есть справедливость - висеть тебе в петле. - Я махнула рукой, вешайте! Через четверть свечки все было кончено. Назавтра во дворе поставили еще виселицы - для посредников, тех, кто передавал посулы и приказ.
    Служанки и телохранительницы по-прежнему ходили за мной по пятам. Свободы не прибавилось, за исключением возможности посещать все доступные женщине уголки замка, а вот обязанностей... Знакомилась с хозяйством и составляла план освобождения. Каким бы он ни был, прежде всего, следовало быть готовой к любым перипетиям. И я потихоньку восстанавливалась - массаж и мази (спасибо Арсению и Эризе), утром эльфийская гимнастика, днём вспоминала уроки Лэндома. Телохранительницы с любопытством глядели на мои 'танцы'. Их теперь было четыре, - малыша тоже все время охраняли.
    - Мать в замок не вернется, - заверил барон, но тревога не оставляла - а если остался кто-то, всецело преданный старой госпоже, если она из заточения найдет возможность приказывать?
    Лэндом не учил нападать, лишь обороняться, уклоняясь от ударов, используя против врага его же силу, вес и скорость. Жрицы-телохранительницы - попросила - имитировали атаки - с ножом, палкой, мечом. За этим занятием и застал муж. Подкрался, аки тать в нощи. Тренировалась я почти обнаженной, в набедренной повязке, налитую молоком грудь стягивал строфион. Мысленно помянула нечисть, попалась по-глупому. Опять на том же самом месте и точно, как осенью. Расслабилась, появлялся барон в замке два-три раза за десятинку. Видимо, дела в захваченной мархойдами части Энца были не так уж и плохи.
    Как родила, еще не были близки, но всякий раз по приходе в замок он расспрашивал целителя, а нельзя ли уже... сгорал в нетерпении. Сегодня смотрел тигром на кусок мяса. Далее предсказуемо - все во-он!
    Богиня, только бы снова не осчастливил приплодом. Но оказалось, муж заботится о дорогой вещи, а ценность моя возросла после рождения сына многократно. Предполагает поберечься, пока.
    - Через полгода еще одного зачнём, - уже всё распланировал. - А теперь говори, проси любую драгоценность, заслужила, - опять с силой всосался губами в горящую от поцелуев шею, слегка похлопал и ущипнул располневшую попку.
    - Позволь тренироваться с арбалетом. Я видела как раз мне по руке, - за месяц успела навести порядок в кладовых замка, некоторые не открывали по полстолетия. Маленький арбалет гномьей работы нашелся в 'арсенале' сокровищницы - парадное оружие, красивые бесполезные игрушки, и среди них - простой, как смерть - эбеновое дерево и эльфийское серебро - самострел. Артефакт для быстрого взведения тетивы, орлиный глаз, магический прицел, на ложе. Оружие мне подарили, со смешком, проверю, мол как тренируешься. Забрала к себе в покои. Там уже хранились простой хитон и простой пеплос - серые, с одной лишь тканой украшающей каймой. Их я завела чтобы 'ловчее быть в кладовках' - не лезть же в вековую пыль в эльфийском шелке. И такая же стола, в нее удобно Лютика завернуть, он посветлел личиком, просто смугловатый стал.
    Бежать я хотела в дни праздника плодородия, отмечали такой в щедрене, молились Кибебе и ее возлюбленному, приносили жертвы - плоды и животных... Но в начале месяца, предполагаемого для побега, все планы оказались забыты.
    Я опять увидела сон, давно уже поняла, что души детей моих приходят предостеречь, предупредить, спасти. А тут не знала, что и думать. Замок горел, пылающие плиты потолка падали на меня, я должна пробежать длинным коридором, там, в конце, ждут малыши. Они звали, а я едва, как часто бывает во сне, переставляла ноги, они налились свинцовой тяжестью... Мирно светил ночник, около колыбели Лютика дремала нянюшка, но мир изменился - Вулли был совсем рядом.
    Я надела простой хитон, не отличишь от служанки. Приготовила арбалет, болты, мешочек с деньгами, выписала подложные документы, печати я давно оттиснула на пустых листах и подписи подделала. Разбудила няню, покормила Лютика. Попросила плотно запеленать малыша, объяснила - хочу с ним на руках в храм Кибебы пойти, пораньше, пока не жарко.
    Приступ начался через полсвечки, внезапно, как если бы штурмующие свалились с неба. Как могло случиться, что ворота оказались открытыми? Толпы воинов вливались во двор замка, защитники отступали к цитадели, но им уже стреляли в спины неизвестно откуда взявшиеся в тылу арбалетчики. Это был не штурм, а избиение гарнизона.
   Я, прижимаясь к стене около окна, смотрела на побоище во дворе замка. Пыталась в месиве схватки выхватить взглядом волчьи шипастые панцири. Напрасно. Внутренней голос, подсказывающий, где Вулли, твердил, что с рассвета он не приблизился к замку, и среди штурмующих его нет. Затаиться и уцелеть в неразберихе и сумятице приступа, а потом пробираться к волку...
   - Госпожа, - дверь спальни распахнулась, одна из телохранительниц, - они ворвались в цитадель!
    Просвистели болты, жрицу убили сразу, в глаз, вскочившая няня получила стрелу между лопаток, я даже не стала подходить смотреть, с таким ранением без магии не выжить. Нападающие обстреливали окна. Дальше передвигалась по комнате почти ползком. Лютик, одежда, узелок, арбалет. Дверной проём миновала благополучно. Во внутреннем холе решилась встать. Накинула пеплос как плащ, прицепив к поясу, скрыла под ним арбалет, прижала Лютика к груди. Куда теперь? Спрятаться в одной из кладовых? А если пожар, давешний сон никак не шел из головы.
   - Агнес! Скорее, - меня ухватили за руку. Барон тащил наверх, на третий этаж, к переходу в донжон. Он пришел в замок! Пришел за мной. Сзади раздавались грохот и лязг. 'Косильщики'! - Фарбер вывел из оцепенения боевых монстров. Послушные воле создателя, те занимали коридоры цитадели.
    Мы бежали по узкой галерее, она связывала центральную башню с треугольными в плане внутренними укреплениями замка. Стрелы отскакивали от щита, которым укрыл муж. Едва мы перешагнули порог башни, галерея обрушилась, и стена за нами сомкнулась. Дальше вниз, в портальную комнату. - Стой здесь, - приказал Фарбер. Он вставлял в выемки черно-мраморной арки длинные цилиндры - накопители, арка начала звенеть, в проеме сгущался радужный туман. Мне хватило этих мгновений - положить Лютика на пол, отстегнуть и взвести арбалет. Выстрелила я в спину, промахнуться с такого расстояния нельзя. А спина, ее ничего не прикрывало, щит над нами барон держал общий.
    Муж не успел ни повернуться, ни ответить ударом. Только на выдохе, - Тварь!
    - Чтоб ты сгорел в судном пламени! Прощай, Эурис!
    Набрала на панели код лантенского дома. Не отвечает. Портал-Холл Арейского квартала. Блокирован. Хэрдингбал - куда угодно, только прочь из замка... Где тут записи. Вот они, прямо передо мной, на станине. Есть! Метнулась за Лютиком и оружием.
    Не успела. Арбалетный болт разнес один из накопителей вдребезги, туман препоны в арке погас. Со стороны нижней лестницы донёсся шум схватки. Богиня, теперь только наверх и там затаиться, чтобы не затоптали и не зарубили.
    Этажом выше, в комнате перед кабинетом барона проволокла тяжеленный дубовый стол в угол, опрокинула и спряталась за ним, как за щитом.
    Честила себя распоследней дурой - арбалет оставила около портала и из оружия теперь только стилет, трехгранное лезвие пол-локтя длиной в кожаном чехле. Когда стол опрокидывала, нажала на выступ внизу столешницы, он к моим ногам и выпал. Смертельное, магически усиленное оружие - на рукоятке тускло мерцал синий камень. Крики на нижних этажах не стихали, бой перемещался наверх. По ощущениям, шел прямо у дверей комнаты, где я пряталась. На слух не определишь, сколько человек. Крики, топот, лязг мечей, стоны, хрип. Быстро прогрохотали сапоги, в кабинет - обратно, кружили по комнате...
    Стол отлетел в сторону - голос над головой. - Глянь, ребята, какая мышка тут притаилась! Их было всего трое, разгоряченных боем солдат. Может, остальные уже ушли, или от страха мне мерещились? Сидела на корточках, сжавшись от ужаса в комок. Лютика придерживала одной рукой на коленях, прикрывала полой пеплоса.
    - Умоляю, пощадите, я рабыня... - солдаты говорили по энцийски, на их родном языке к ним и обратилась.
   - Здесь зачем?
   - Меня к барону ночью позвали, для утехи.
   С лестницы крикнули, - Ну что там?
    - Чисто, последнего завалили... - подошел к дверям и ответил тот, что постарше. - Сейчас спустимся! - и, повернувшись к товарищам, приказал, - Жан, Симон, тащите падаль на улицу, - труп мархойда валялся при входе. Богиня, это же старик-кастелян.
    Насильника я заколола. И мне было все равно, освободитель он или мархойдская тварь. Когда он рванул прочь покрывало-пеплос, открывая мои лицо и голову, Лютика я не удержала, спеленутый младенец скатился с колен, нет, удариться сильно не должен был, но заплакал. Волосы, проклятая растрепавшаяся коса, за нее меня из угла и выволокли. Просьбы не трогать, перемежаемые слезами, только сильнее распалили, - шлюшка баронская, перед серым небось ноги молча раздвигала! Не кобенься, пришибу... - А я поняла -сейчас он, потом другие вернутся и даже если не умру, не разорвут похотью нутро, потом всё равно убьют.
    - Дядька Пьер! Тот волк, легат, приказал - под страхом смерти баб не того...
    - Я вам что велел делать? А потом возвращайтесь, если по-тихому, так никто и не узнает! А сучка сладенькая, гладкая...
    Два энцийца помладше, похожие, братья, наверное, послушно поволокли тело к лестнице. Их лиц не запомнила, сплошные белые размытые пятна, но лицо дядьки Пьера - с большим, когда-то перебитым в драке носом, щетиной на подбородке, глубокими резкими морщинами на лбу, будет стоять передо мной до последнего часа. Он был первым, кого я убила, глядя глаза в глаза.
    - Да уймись же ты, щенок! - он сделал шаг в сторону Лютика. Руки гада заняты, держит меня, значит, ногой ударит. Тело вспомнило всё и действовало само собой, а Пьер - догадайся он обыскать, пока в комнате еще были люди... Таким стилетом, с магическим усилением, можно было проткнуть и сталь, не то что мягкую человеческую плоть и кость. Магия клинка проломила охрану дешевого защитного артефакта.
    Схватила Лютика, накидку и вон, пока не вернулись братья, но в портальной комнате услышала - топают по лестнице наверх. Стреляла я, лежа за массивной станиной портала, арбалет так там и валялся. Пять болтов я выпустила по парням, три попали в цель. Сейчас такие арбалеты уже не найти, перезаряжался он сам, тетива натягивалась простым отведением рукоятки. Так что на выстрелы потратила немногим меньше кэнтума.
    Из башни мне удалось выбраться чудом - у выбитых дверей донжона стояла охрана. Но видимо, богиня помогла, отвела глаза страже, заволокла двор дымом. Горела цитадель, метались обезумевшие от ужаса рабыни, их хватали и отводили в сторону, там прямо во дворе из деревянных щитов устроили нечто вроде загона.
    Поймали и меня, - вот же ж курица заполошная! Куда мчишься! - два мужика потащили к толпе рабынь. - Сказано, всех в едином месте собрать. Ща командир разбираться будет. Глянь-ка, а эта с приблудышем!
    С некоторыми уже... разобрались. Пятеро замковых магов болтались в петле. И Арсений, целителя-то за что? Убитых мархойдов выносили и складывали тоже прямо посереди двора. В плен их не брали, никого. Маленькую девочку, ей, наверное, и пяти не было, при мне кинули поверх кучи тел. Один труп лежал отдельно, полностью обнаженный, смотрел в небо широко открытыми глазами. Эурис Фарбер. Я споткнулась, Лютик на руках залился плачем...
    - Не бойсь, мертвее мертвого. Сержант третьего плутонга подстрелил. Чего дитё разоралось?
    - Покормить надо!
    - Что ж вы за создания, девки, чуть от дома, так сразу и мужика найдете, и в подоле принесете.
    Выдала служанка. Я к тому времени, отвернувшись ото всех, сумела покормить Лютика, кое-как обтереть и перепеленать, - грязные тряпки откинула за щиты, оторвала половину пеплоса, благо, ткани на это одеяние шло не меряно. Вулли приблизился. Теперь только дождаться, затаиться, а там... не сможет он убить меня и то, что я выродила из чрева, не даст ему наша не расторгнутая связь. И защитит, чтобы не случилось.
    Но Альбина, пробравшись к воротцам, уже нашептывала охраннику, тот пожал плечами, и, кликнув смену, отправился докладывать.
   
    К ногам генерала меня не швырнули, но на колени стать заставили. Перед этим, задрав хитон чуть ли не до шеи, проверили - хвоста нет, человек, не мархойд и не полукровка. Лютика нес совсем молоденький солдат, не знал, как держать младенца.
    Из-за генеральской спины выдвинулся порученец,- все рабыни как одна подтверждают, баронета, законная жена, а дитя, значит, наследник.
    - Распеленать!
    Парень растерялся, второй солдат помог, они просто срезали пеленки.
    Генерал, брезгливо скривившись, подошел ближе. Рука в перчатке схватила извивающийся хвостик. Лютику было всего три месяца, достало одного удара о плиты двора...
    - Раздеть, голову обрить, к столбу. Вечером - на потеху всем желающим. - Убийца стянул и отбросил с руки перчатку.
   
    День длился бесконечно. Солнце застыло, и не хотело двигаться к горизонту. Несколько раз меня окатывали водой из ведра, чтобы не проваливалась в спасительное забытьё. Пить не давали, и я жадно ловила языком текущие с обритой макушки струйки воды. Прямо перед столбом положили тело Фарбиуса, на грудь ему - Лютика.
    Открыв глаза в очередной раз, поняла, что брежу - на меня смотрел Гриффин, возлюбленный Уллы. Я уже не была привязана к столбу, лежала, укутанная в плащ. От плаща шел родной, знакомый запах Вулли.
   - Точно никаких серьёзных ран? - голос Вула, но почему его не вижу?
    К моим губам поднесли фляжку, медленно, по каплям вливали воду в пересохшее горло.
   - Вулли! - я сглотнула и смогла говорить.
    Золотые глаза совсем рядом. И я попросила, понимая, что потом может быть поздно. - Там, младенец, на трупе барона... Похорони.
   
    В следующий раз очнулась утром, в палатке командующего Особым корпусом, примпила ( примус пилус легиона - самый старший по рагну центурион, первый заместитель легата, в отсутствие легата командующий легионом) Волчьего легиона, Вульфберта Грея. О званиях и должостях, разумеется, узнала много позже, а пока просто слышала голос Вулли, он изменился, появилась хрипотца, звучал резче. Ушли так нравившиеся мне бархатистые нотки,. Но и это я поняла потом, разложила, разобрала по ниточкам ощущения - звук, запах, а зрение полностью не вернулось. Я видела предметы только прямо перед собой, по бокам всё отсекалось темной завесой.
    Около моей постели на походном раздвижном стуле дремал юноша. Лицо, как будто видела уже, но вспомнить не могу.
    - Леди, слава богине, очнулись. Лорд Гриффин дал вам слишком большую дозу снотворного, что с него взять - артефактор! Я - Эрнст, помощник целителя, прошлой весной, когда командующий ранен был... Узнаете?
    Но мне не до него. Где сын и почему он не со мной? Помню штурм, донжон, как вели по двору к генералу. И всё. Дальше - провал и сегодняшнее утро. Свет пробивается сквозь ткань палатки, низкий топчан, вуллина рубашка, занавеска отгораживает угол, где я лежу. Тянет грудь, она перевязана и пульсирует болью.
    - Лютик, принесите малыша, мне пора кормить...
    Эрнст почти выбегает из моего закутка. Возвращается с Вулли, шепчет ему, придерживая занавесь, - не помнит ничего... - и отступает, оставляя с Вулом наедине.
    - Родная моя, тебе легче? Ожоги от солнца убрали, а травм у тебя нет, и ран не было...
    - Вулли, я так не вижу, встань вот сюда, и Лютика принесите, я уже три кормления пропустила...
   - Агни, ты не..? - Вул опускается рядом на топчан, приподнимает, крепко прижимает к себе.
    Память возвращается сразу, но лишь мгновением, всё остальное - неважно, вижу руку, одетую светлой кожей перчатки, и как размахивается... и я кричу, как тогда кричала.
    ...Эрнст поит приторно-сладкой микстурой, и постепенно тупое равнодушие овладевает мной. Я все слышу, частично вижу, но происходящее нереально, оно - отрешенный взгляд со стороны - лысая женщина, темноволосый красавец оборотень и испуганный юный целитель.
    - Надо в Лантен, к лорду Теофрасту!
    - Я её от себя ни на миг не отпущу! Мы вместе со всем справимся, мы сильные.
    Мы? С этим неразрешенным, или неразрешимым? - вопросом ухожу в спасительную темноту забытья. Разве есть 'мы'. Связь осталась, но я уже не прежняя, а и ты, кем стал, почему тебя бешеным зовут? Лицо любимого неузнаваемо - юношеская мягкость черт ушла, между бровями нестираемая морщинка, у двадцати трехлетнего седые виски. Смотрит жёстким взглядом, точь в точь как отец - жестоким, злым. Что же с твоей душой-то сделали?
    ...Когда проснулась - Жанно, улыбается, но почему пахнет резедой? Атро! Жив? Нет, это Фару и аромат беспокойства от него. Мне стыдно смотреть в глаза старшим ученикам, из-за моей глупости мучили атро. Стыдно за то, что натворила, что видят такой - никчемной, растоптанной, ошельмованной.
    - Маркиз Жанно, принц! Атро просил....
    - Подожди, девочка, сначала наберись сил.
    - Нет, это важно! Расчеты атро и все дневники, все записи - в чужих руках.
   Лица были скрыты, у старшего - лорийскй акцент, имя некроманта - Васко, душу учителя пытали, меня - алчность перевесила осторожность, - не убили, но избавились, решили, не выживу в неволе, - рассказ вышел на удивление коротким, а лицо Жанно становилось все более и более хмурым.
    Из-за плеча принца Фару - лорд Теофраст, - довольно, она устала. Если ты позволишь, мы сгладим воспоминания.
    Нет! не хочу, не желаю, пусть даже менталист и даст клятву неразглашения! Ни единый человек не должен знать, ну как можно, поведать, как тебя насилуют и как... постыдно, но отдавалась мархойду почти с охотой, ждала ласки и сама ласкала в ответ. А в спину без жалости выстрелила, разом позабыв, как извивалась на его жезле накануне, как целовала и пила дыхание. А в одиночку Лютика не сберегла. Вот и выходит - одним арбалетным болтом и отца и сына. Самонадеянная, эгоистичная дрянь, только о себе, о своём избавлении думала. Маленький мой...
    - Пусть память останется, я выдержу. А зрение, лорд Тео? И магия?
    Жалость в голосе Жанно, - Агнесса, милая, мы сняли браслеты, но боялись, будет очень больно, поэтому и держали тебя в стазисе день... Они вросли в тело, если бы можно допросить мага, что их изготовил.
    Я смотрю на забинтованные руки и понимаю, что браслетов нет, но нет и магии. Я пуста.
    - Габриэля казнили! Магов-то за что, детей маленьких почему? А генерал, который нас как скотину за забор согнал, с ним как?
    Мужчины молчат. Молчит и Вулли, я знаю, он рядом. Но вот он находит мою руку и сжимает её.
    - Агни, если он умрёт, тебе будет легче? Тогда клянусь - после войны найду, на дуэль вызову и убью. И пусть он герцог и родственник королей. - В голосе Вула явно звучит вызов - Я отстранил его от командования за невыполнение приказа. Жаль, раньше случая не представилось. Отдать под суд не могу, особа королевской крови.
    Генерал оказался его сиятельством Фиц-Гарцгеймом, мужем сестры Вон-Вон, зятем короля Викториана. Срочно прибывший в войска Жанно отправил герцога в столицу, от греха подальше, - пусть с ним тесть разбирается. Назначили герцога командиром первой штурмовой бригады буквально накануне операции, и никакие просьбы Жанно, Альберта и графа Твиггорс не были приняты во внимание. Викториан прочил зятя на высокие посты, Фиц-Гарцгейму надо было завоевывать популярность. Он и зарабатывал, пользуясь гневом народа, потакая неуёмной жажде мстить. Бригада почти вся сплошь из жителей заречных областей Энца состояла, а что мархойды и гритийцы творили там, описанию не поддается.
    У Вула были, конечно, свои люди в бригаде, среди командиров и приданных войскам магов, получив донесение о расправах над женщинами и мирными жителями, он лично отправился в занятую крепость. А уже в крепости понял - я - рядом. Знал, что жива, знал, что в баронствах, но уже месяца три не мог определить, где нахожусь.
    Поговорили мы ночью, он присел ко мне на топчан, взял за руку и неожиданно попросил прощения. За то, что не смог защитить, что не смог сразу найти и освободить.
    - Вулли, ты сказал мы...
    - Так оно и будет, если, любимая, сможешь вернуться. Для меня ничего не изменилось, я подожду.
    Только за эти дни он ни разу не поцеловал, ни разу. И обнял лишь единожды, когда утешить хотел в смерти Лютика. Неужели не может себя пересилить, вопреки своим же словам чурается оскверненной, запачканной близостью с мархойдом.
    А Вулли все держал мою руку.
    - Позволь хотя бы оправдаться. Будь я свободным магом, а не военным, связанным клятвой присяги. Никто не верил, что ты жива. И искать тебя не могли - оба дома сгорели, ты разве не знала? Хотя, откуда... Да, вещей твоих не осталось, чтобы по ауре... А я виноват, выбрал между любовью и долгом...
   
    Мятеж в Лантене был спланированным этапом государственного переворота. И начался он не извне, а в самом Арейском квартале. Защиту, считавшуюся непробиваемой, не взломали, а просто открыли. Достало нескольких человек, сопровождение принца Свенхильда всё сплошь состояло из изменников. Дальше началось невообразимое. Внутренние силы защиты были брошены на усмирение толпы. Погромщики и мародеры ворвались в городок двумя потоками - через основной и боковой, ведущий к садам, входы. Одновременно с этим предатели, а как назвать их иначе, взяли под контроль Портал-холл, и через него в Арейский квартал вошел отряд, воины и боевые маги. И задача у отряда была весьма необычная - взять заложников и увести их на территорию Гритии. Именно с гритийцами стакнулись возглавившие заговор опальная королева и ее младший брат, которого король Йохан пощадил и отправил в ссылку в дальний гарнизон. По тайному пакту Гритии заговорщики обещали треть территории Гарца и свободный доступ к лейденскому огню. Отряд захвата отправился к школе Юнфрон и колледжу Высокого духа. Отпрыски аристократических семейств Рикайна в плену, дети-заложники - что может стать лучшей гарантией сговорчивости?
    В тот же день в столице, Харцфурте, во дворце, под рухнувшими сводами малого столового покоя погибли король Иохан и принц Александер. Альберт рано утром, получив донесение о выдвижении гритийцев к границе, отправился в войска, поэтому уцелел. Улла как раз навещала матушку. Вон-Вон поехала с ней. В тот миг, когда обвалился потолок, они входили в зал. Маркиза скончалась на руках девочек, но мои подруги остались живы. Улла с помощью Вон-Вон смогла удержать нависшую над головами плиту. Не знаю, чьи уроки ей пригодились - мои или Гриффина, но щит она поставила, а Вон-Вон поделилась резервом.
    Вот уж кто рожден был править, так это принцесса Урсула. В крови и пыли, едва выбравшись из-под камней, она сумела остановить панику, собрать вокруг себя охрану и магов, поднять по тревоге столичный гарнизон, организовать разбор завала и помощь раненым. И связалась с Альбертом, тот наделил ее всей полнотой власти в столице. И пока Улла наводила порядок в городе, Вон-Вон занималась дворцом. Как бы ни тяжко было на границе, война, Альберт приехал через три дня, отдать последний долг отцу и брату. Встретили его две юные девушки в черном, сестра, принцесса Урсула, и ее подруга, принцесса Ивонна. Хоронили Иохана, Александера, мать Уллы - маркизу Штаркватер, графа Хафнера (начальника внутренней стражи Гарца), всего погибло тридцать шесть человек, в их числе пять министров и главный дворцовый маг. Мягкое, ненавязчивое участие Вон-Вон не могло остаться незамеченным и неоцененным. Она действительно искренне сожалела и о гибели семьи короля, и о смерти подруги-соперницы - то есть моей. Эту печальную весть, вдобавок ко всем нерадостным новостям, привез с собой Альберт. Горе сближает...
    Ночью после похорон Ивонна сама пришла к Альберту и осталась с ним до утра. Принц Гензель родился перед весенними днями богини.
   
    Вулли тихонько поглаживал мою руку, перебирал пальцы... - Тем утром я дела сдать не успел, еще числился командиром. А события завертелись с такой скоростью. Нас атаковали, откуда и ждать не могли - с тыла. Служащий портала в ближайшем городке предал. Ну а портал там большой, стационарый был. Полсотни человек - и городок в руках гритийцев. А за ночь спокойно пятьсот провести можно, только накопители подкачивай. Одновременно из Гритии пошла нежить. - Вул вздохнул, - моего ординарца, мальчишку, помнишь? Знаешь, ко всему привыкнуть можно. Только как матери писать, что сын погиб? И так по всей границе было, ну почти по всей. Кое-где не сработало. Городок мы назад отбили через сутки. Я понимаю мужиков с Заречья: око за око, жизнь за жизнь...
    Вулли рассказывал про отступление, про бои за мосты через Архайс, про окружение, в которое попала первая когорта вместе с легатом. Про то, как легат назначил его своей властью первым копьем - примпиллом первой центурии и как принял Вулли командование легионом...
    - Я незаконный заместитель легата, я и центурион-то незаконный. Но лорд-констебль утвердил. Так что теперь вот - отдельная палатка. Я сказал, никуда тебя не отпущу? Солгал, я всё сделаю, чтобы ты никуда не ушла. Но ответ за тобой, как решишь, так и будет. И я жить без тебя не могу, Агни. Еще год, может, и выдержу, пока война идет.
    Я решилась, погладила свободной рукой волка по лицу - провела по щеке, подбордку. Вопреки моим опасениям, Вул не отстранился, поймал руку и прижал к губам.
   - Я выбрал - долг, я - виноват.
    Наивный роман, читанный в детстве на пару с Уллой, хотя почему наивный... 'Забыл ради меня рыцарство... Значит я его обесчестила, да.' Подвигаюсь ближе, и вот голова - на его груди, - ни в чём, ни в чем, я понимаю, не вини себя. - Родной запах. Дым, пот, железо, чуть-чуть псины. Он гладит по колючему ежику отрастающих волос, по плечам.
    - Спустя сутки понял - ты где-то в Гритии. Живая, но почему там? Когда вышли из окружения, от Жанно письмо получил, писал - ты и атро Дик погибли. С маркизом увидеться и объяснить, что жива, не судьба была, он с магическим истощением лежал, всего себя выплеснул, когда... Там было дело, прорвались к Лютэнции... Я написал Улле. К тому времени от мятежа прошло больше двух десятинок. Отправил послание на лейденский адрес и в замок в меловых горах, а она была в столице. Почту из замка ее секретарь разбирал в последнюю очередь, моё письмо отложил в сомнительные. Вот тебе еще одна десятинка. И время было потеряно - ты оказалась в центре мархойдских баронств.
    Улла рассказала Альберту, а потом и Жанно с того света буквально вернулся... Я точно знал, где ты, но не пробиться было. Мы уже пробовали два года назад атаковать. Жанно и Гриффин, да, Уллин возлюбленный, они поженились. Теперь уже законный муж. Альберт не возражал, у тебя подруга и дракона танцевать заставит. Так вот Жанно и Гриффин смогли, не знаю как сказать, придумали, раз - и твари эти каменные замирают, а потом сами себя по кусочки. В темносклоне первую вылазку сделали, проверочную... Потери были, конечно.
   Вспомнила волчьи головы. Как в ужасе искала среди них Вуллину, не веря собственному сердцу, твердившему - он не погиб!
    - Но в росене я перестал понимать, где ты. Только что жива... Почему, Агни?
    Не знаю, что ответить, страшно признать, между нами встал Лютик.
   
    Ах, сколько бился Альберт над разрывом привязки истинной пары. Недавно, когда приезжал на коронацию Чарльза, рассказал, как сидел ночами в лаборатории, ломая голову над неразрешимой загадкой. Не поделилась воспоминаниями, не нужно никому знать, а Альберту ни к чему, я и так наконец-то свободна от всех своих мужчин, любимых и нелюбимых.
   
    Не питал Вул иллюзий о моей жизни в плену, могло быть куда как хуже.
    - Нам надо благодарить богиню, что ты уцелела. Знаешь, дорогая, чего больше всего боялся? Что не выдержишь и решишь покончить с собой.
    - Я боролась, я бежать пыталась до того, как Лютиком затяжелела, три раза, потом с меня уж вообще глаз не спускали. Притворилась покорной. Когда сын родился, тренироваться начала, с жрицами-телохранительницами, что ко мне приставлены были, гномий арбалет выпросила. Эурис сам свою смерть принес.
    - Так получается, это ты его? Ты была в башне?
    - Да, и еще троих, они снасильничать хотели и убить. Вулли, он увел бы меня телепортом... - вспоминаю, как металась по этажам, как пряталась, как стреляла, как хрипел заколотый стилетом. Слова все нормальные потерялись, только - он, я, ударила, побежала, упал. Вулли молчит, но в конце моего сбивчивого повествования не выдерживает, бьёт кулаком по стоящему в изголовье столику. - Вот же сволочь! - И поясняет, - Наградить тут одного арбалетчика решили. Утром разберусь. Мне хотя бы свечки три поспать.
    Ложится рядом, прижимает - койка очень узкая. Засыпает мгновенно, успев лишь то ли сообщить, то ли спросить, - завтра в храм пойдем?
   - Какой храм? Тут же только Кибеба!
   - R Кибебе и пойдем. Кто ее, богиню, видел? Может, она вообще дракониха. Как не представляй, она всё едино наша общая мать. А если ты опять, от него... Приму как родного, не вздумай что-либо делать!
    Все оставшееся до рассвета время перебираю планы на дальнейшую жизнь. С храмом Вулли правильно предложил. Я что венчанная, что невенчанная, с ним останусь, мне все равно, и ему тоже, но вот окружающие как посмотрят, что женщину командующий с собой возит. А так жена. Но и просто женой не стану. Пойду в госпиталь, магии нет, но знания травницы никуда не делись. Я больше всего на свете хочу остаться с волком, но получается, что и выбора-то другого у меня нет. Письма от Вон-Вон и Уллы еще не прочитаны, на словах Гриффин передал - ждут во дворце в Харцфурте, но нельзя туда. Из-за Вон-Вон. Дай богиня, чтобы у Альберта все перегорело, однако не похоже, его письмо я уже прочла, втихую от волка, тоже Гриффин передал. Вы потеряны для меня в статусе королевы навсегда, хотя я и знаю - вины вашей в том нет. Есть фатум, рок, злосчастная судьба. Королевскому дому Гарца нужны наследники... Но позвольте предложить помощь - вы достойны спокойной устроенной жизни в безопасности и достатке...
   С Фару в подземный город? Зачем? Я там чужая. К Жано в замок или его столичный дом? Еще одно пятно на моей, итак небезупречной репутации. Молодая девица в доме холостяка. Значит, со мной обязана быть компаньонка из его престарелых родственниц - нет уж, увольте.
   
    Поженились мы в Вулли в храме, что близ замка Фарб. В этом же храме я год назад с бароном стояла. Но сейчас он был пуст - статуя Кибебы и потемневший от времени и крови камень жертвенника. Уголки рта прекрасного лица богини изгибались в лукавой улыбке. Она сидела на корточках, поддерживая руками чудовищно раздутое чрево.
    Что делать, как проводить обряд, никто не знал, ни мы, ни свидетели. Поэтому по очереди клялись перед диковинной статуей быть вместе, пока смерть не разлучит. Богиня услышала - после вспышки света на руках появились брачные татуировки. По-другому и быть не могло. Мы - истинная пара.
   
    Свадебного пира и брачной ночи у нас не было. Была то ли каша, то ли суп, который мы хлебали из походных котелков, и чудовищная ссора. Я со следующего дня собралась в госпиталь. С Эрнстом обсудила, он не возражал. Командира надо было поставить в известность. Поставила. Шерсть на его загривке дыбом.
    Я не имела права говорить с лекарем без его, Вулли ведома. И вообще, почему сама, без его участия решила, где, как и что мне в легионе делать...
    Cо словами - невозможная девчонка, - меня тряхнули за плечи, - ты не подчиняешься с самого первого дня, с самой первой минуты - все только по-твоему! Сидишь в палатке и никуда! Мало видела боли, крови, страданий? Еще захотелось?
    Захотелось - вырваться из стального захвата рук. - Я не вещь! Не смей за меня решать!
    - Из палатки без меня - ни ногой! Здесь война, а не прогулка. Ты жена, и просто обязана...
   Стало так обидно, слезы к глазам подступили, рыдания перехватили горло. Я не плакала, когда убили Лютика. Когда насиловал Эурис, избивал, ломал ребра и заставлял смотреть на казнь. Когда поняла, что лишилась магии. Когда узнала о смерти атро. Так что же сейчас, откуда эта резь в глазах? Странное создание человек. Или Вуллино хозяйское 'на место' - как собаке - было последним прутиком, переломившим спину осла?
   - Никуда! - Меня трясли как куклу, - Пойми же, дурочка, я боюсь, с тобой опять что-нибудь случится, исчезнешь, и не найду. Ни к чему тебе ходить по лагерю, здесь одни мужики, дисциплина в легионе железная, но они люди, а люди на войне срываются...
    Все равно! Завтра! Отправлюсь в госпиталь. В тишине палатки в одиночестве сойду с ума от воспоминаний Я не дурочка, и по лагерю гулять праздно не собираюсь. - Так я думала, а в лицо Вула, искаженное злостью, бросала, вперемешку со всхлипами, жестокое, обидное. - Эурис тоже запирал. Может, и шкатулочки с капсулами эльфийскими приготовлены? Одни для сладострастия, чтобы, значит, к господину похотью прониклась, те - чтобы ребеночка скорее зачала, те - как гусыне, чтоб жирку нагуляла, а еще можно привязать, я же без магии, не освобожусь!
    Куда делось наше понимание с полу-вздоха, полу-взгляда? Мы не слушали и не слышали друг друга.
    О семейной жизни Вулли судил по своим родителям, в семье волков слово мужа - закон. Я примера перед глазами не видела, а то, что нам втолковывали в школе - покорность, почитание и прочая и прочая - вызывали неприятие и отторжение - мне жизненный путь рисовался другим - магия! И вот теперь - мужняя жена... Я уже была такой, хватит, не хочу, даже с любимым. И я пытаюсь вырваться из волчьих жестких рук. Куда там. Сжимает плечи, еще немного и хрустнут. Он просто свирепеет - я назвала барона по имени!
    - Не смей даже поминать тварь, осквернившую тебя!
    - Не целуешь поэтому? Брезгуешь?
    Все было предсказуемо, старо как подлунный мир и известно задолго до нас с Вулом - ссора внезапно, независимо от нашего желания кончилась бурной, неистовой, стремительной близостью. Блузку волк рванул, пуговицы посыпались в стороны горохом, что сделал с грудной повязкой, не помню, возмущенный вскрик мой закрыли поцелуем, таким долгим, что я начала задыхаться. Или задыхалась оттого, что уже висела на Вулли, обхватив его ногами и руками, и ловила ритм яростных движений. Последней связной мыслью было - проклятая юбка, противный камзол - хочу всей кожей... Потом меня унесло, к звездам, точно, белые искорки мельтешили перед глазами, когда решилась их открыть.
    Меня осторожно положили на койку. Вул приводил одежду в порядок: как со шлюхой, только штаны расстегнул. О, а этот жадный взгляд я помню. - Ты другая, - Вулли рассматривал мое изменившееся тело. - нет, не хуже, такая же прекрасная, но другая.
   Зачем же тогда уходить собрался? Ты мне нужен. После любви поняла - хочу ребенка. Сейчас, немедленно. И опять хочу волка. Тоже сию минуту.
    - Да, я в плену не голодала. - Привстала, чтобы стянуть остатки кофточки, рукой придержала-прикрыла колыхнувшиеся налитые груди, приподняла бедра, выскальзывая из юбки, отпихивая ее ногой. Да так и замерла, показывая Вулли себя всю, в надменной юной красоте. Я знала, что хороша. Легкая полнота придала коже белизну и перламутровый отблеск. Талия казалась еще тоньше из-за раздавшихся, округлившихся бедер, и полной груди. Я жаждала и ждала.
   Нет, я не забыла Лютика, как можно. Я звала его назад, хотела вернуть его душу в нового младенца. Пока еще здесь, пока не убежал в далекие сады богини. Прикрыв глаза, прошептала молитву Кибебе - владычице душ, матери всего живого.
   
   ...Мы с Вулом изучали друг друга заново, я целовала каждую частичку его тела, от прохладных век, мощной шеи до переплетенного узлами мышц живота и гордо вздыбившегося в желании фаллоса. Я медленно опускалась на него, чувствуя, как растет и расширяется он внутри, расцветает и трепещет диковинным цветком.
   ...Это было так естественно, так правильно, остаться лежать потом на Вуллиной груди, нежась под порхающими прикосновениями его пальцев. А руки - шею быку свернут. И вот надо же, такие трепетно-ласковые.
    - Ссору нам богиня послала. Я боялся к тебе прикоснуться. Не знал как с мужчиной, сможешь или нет. После... - еле различимый шепот, или его заглушает стук Вуллиного сердца?
    - Вул, прости, я святые знают что наговорила...
   
   Утром сам проводил к лекарским палаткам. - Теперь безопасно. - Усмехнулся. - За лигу почуют, чья женщина. У нас в легионе ненормальных нет.
   Перекинулся волком - вот это чудовище! Даже не надо наклоняться, что бы в глаза заглянуть. А лохматый! Где бы мне щетку достать?
   
    Через три дня мы снимались с лагеря в долине Фарб. Путь наш лежал через перевал к Хэрдингбалу, а затем к долине Туле. Баронства еще сопротивлялись, но это были отдельные удаленные замки, с которыми легко справятся и без нас.
    В самом Энце дела тоже шли неплохо. Мой подлый выстрел в спину барона Эуриса Фарбера остановил добрую треть боевых монстров мархойдского войска. Корпус 'Лесные Братья', сформированный по образцу 'Волчьего Легиона' и состоящий из оборотней, стремительным броском занял единственную дорогу, ведущую к Баронствам.
    Битва при Гримвальде - так назовёт это окружение и уничтожение попавших в котел мархойдов и гритийцев Дерри. Энцийские войска пленных не брали. Все Заречье, земли от правого берега Архайса до Гримвальдского леса на границе лежало в руинах, всё, что было можно, отступающие мархойды сожгли и разрушили. Беженцам и освобожденным из неволи рабам просто некуда было возвращаться.
    Улла прислала новое письмо и посылку. Сочувствие, понимание, поддержка. Но Улла была еще и практична, как практична может быть только гарцийка. Сундучок, с артефактом магического уменьшения веса: тёплое белье, сапоги, охотничьи костюмы - шаровары, кожаные колеты, и легкие, и так называемые бычьи, непромокаемые, с рукавами; два плаща, оба с капюшонами, осенний и зимний, перчатки - походный гардероб, еще согревающий артефакт, всякие женские мелочи, отсутствие которых затрудняет жизнь, особенно если привыкла всегда быть леди.
    'Агнес, милая, знаю, решения остаться вместе в Вулом в легионе ты не изменишь. Поэтому отправляю крайне необходимое, на первое время. Особенно в преддверии осени и грядущих холодов. Но всё же, лучше бы ты провела зиму в замке в Меловых горах. И я просто умоляю тебя, если поймешь, что беременна, перебирайся ко мне сразу, на малом сроке, пока можно идти порталом.
    Ты совершенно права, не стоит тебе показываться в Харцфурте, в королевском дворце, и тревожить Вон-Вон. Она носит второго, целители определили - тоже мальчик. Альберт заложник долга и обязательств, но видела бы ты его при получении известий сначала о твоей гибели, потом о том, что жива, но потеряна для него навсегда. Он ведет себя по отношению к Вон-Вон безупречно, но она понимает, ты по-прежнему в его сердце.
    Я продам землю, на которой стоял ваш дом в Арейском квартале, и переведу деньги на указанный тобой счет. Правда, хочу сказать, что ты поступаешь не совсем разумно. Следует переоформить счет с энцийского на внегосударственный. Так, чтобы деньги были доступны в любом месте Роштайна или Ардайла. За обслуживание гномы возьмут больший процент, но оно того стоит. И заведи себе свой личный счет, не бойся оскорбить Вулли. Я думаю, он поймет, этим ты обезопасишь будущее, свое и возможных детей. И туда же направишь содержание, которое тебе предложил принц Фару. Зря ты от него отказываешься.
    Пиши почаще. Линде я сообщила твой адрес, так что тоже жди от нее весточку. И присмотри за моим Гриффи. Я доверяю ему, но не могу не ревновать. Уж такая я по натуре собственница, настоящая Штауфен.
    Жаль, что в лейденский огонь тебе пока нельзя. А сколько по времени займёт восстановление, хотя бы частичное, магических каналов? Как это происходит? Ты снова делаешь те экзерсисы, которыми мучила себя все школьные годы?'
    Да, я начала сначала. Было гораздо больнее и труднее, чем в детстве. И Жанно, и Фару не верили в успех моих занятий, но я была убеждена, всё получится.
    Вулли сдавал дела командующему совместными оккупационными войсками. И принимал под начало отряд гарцских боевых магов и энцийский отряд маго-механиков. Объединенный переформированный Особый корпус шел на соединение с юго-западной группировкой фрейдвудских войск - освобождать Тир-Эйр.
    Маго-механиками во времена Большой войны называли смешанные - артефакторы и пространственники - магические подразделения. Отвечали они за связь, дороги, переправы, обезвреживание магических ловушек, 'полевые', то есть нестационарные, порталы.
    Я помогала Эрнсту упаковывать аптеку. Старший целитель, лорд Ришмонд, кстати, какой-то там родственник ториджского лорда-констебля, готовил к перевозке раненых. Принесли обед. Перекусить мы решили на улице, но поесть толком не дали. Ординарец мужа, Волти, Волтигерн, с приказом явиться в палатку командующего.
    - Маркиз тот энцийский приехал. А с ним еще кто-то важнющий, я даже не понял, охраны с ним, - поведал мальчишка шепотом. Подумала, ему лет пятнадцать, наверное, как Вулли было, когда в легион пришел служить. Смешной, все мечтает в настоящем сражении поучаствовать, но Вул малышей держит в лагере, в охранении, пока не окрепнут и панцирь носить не научатся. Школят их каждый день ветераны, и в первые ряды в бою не поставят никогда.
    - А я через сад сюда бежал, там груши, - Волти вынул из-за пазухи и протянул мне большой красно-зеленый плод. Я с восторгом вгрызлась в сочную мякоть. Вкусно. И ну их к нечисти, манеры! - Волти, а для командира парочку сорвал?
    - Точно так, мистресс! - смешно, он зовет меня госпожа, а мы ровесники, мне тоже шестнадцать.
    Дорогу нам заступили внезапно. Целый отряд, и в центре - высокий плотный блондин. Надо отдать должное Волти, хоть и проглядел чужих, однако храбро заслонил собой жену командира. Взъерошенный голенастый волчонок.
   Кладу руку ему на загривок, - спокойно, малыш, это король Гарца.
    - Ваше Величество! - реверанс невозможен, я в кафтане и штанах, присланных Уллой, поэтому просто склоняю голову...
    - Ваше упрямство - не называть меня по имени, сравнимо только с вашим умением находить врагов. Полюбуйтесь!
    Стражники расступились. Трое, связанные, лежат, уткнувшись лицами в шелковистую садовую траву.
   - Увести, допросить. Не калечить, нужны как свидетели.
    У вашего Вульфберта хватило глупости и благородства послать личный картель, отсроченный до конца войны.... А вот у герцога Фиц-Гарцгейма хватило денег и подлости - нанять убийц. Нет вас и волка - нет проблемы.
    Я сдавила грушу, которую продолжала держать в руке. Брызнул сок, потек по пальцам.
    - Что с мужем?
    - Всё с ним в порядке. Ни царапины. А что до герцога, тут любой боялся бы мести волка... Дайте-ка сюда руку, ну что вы как маленькая, вся перепачкались. - Чтобы как-то вывести меня из оцепенения ужаса, Альберт достал белоснежный платок и стал оттирать руку от остатков груши и липкого сладкого сока. - Я бы сам с удовольствием расстелил герцогскую шкуру у камина, но сестрица жены тут же побежит жаловаться и расстроит Ивонн. А еще вторая сестрица, подмявшая под каблучок правителя Фрейдвуда.
    - Да, Ивонн нельзя волноваться.(Улла писала, носит тяжело). Я не могла поздравить Вас с рождением наследника, искренне рада, как и тому, что вы нашли счастье с моей подругой. - Я наконец-то решилась посмотреть в глаза Альберту. Было стыдно, он знал мой позор и то, какой никчемной я оказалась. Увидела лишь сочувствие, ни грана осуждения. Давно пора в душе признаться - не безразлично, что думает обо мне Альберт. Он удивительный, необыкновенный: нравится, уважаю, восхищаюсь - и только. Чувственное влечение? Нет, но вспоминаю поцелуй на площади - было приятно. Все компоненты смеси, для создания дива, именуемого любовью, налицо, но я не люблю.
    А Альберт улыбается, вероятно, в памяти всплывает образ малыша. - Ему уже шесть месяцев, он умный и крупный, но богиня, как же я мечтал, что это будет ваш сын.
    Ваш сын. Сердце рвет болью. Лютик. А теперь и Вулли в опасности, и опять из-за меня. С первого раза не удалось, но герцог не успокоится. Я подставила Вулли. И мой малыш, другой, я верю, уже ношу ребенка. Богиня!
    Наверное, у меня всё на лице написано, потому что Альберт спешит успокоить
    - Агнесса, я сделаю так, что герцог даже смотреть в Вашу сторону побоится.
    Я не знаю, как благодарить короля, поэтому склоняюсь и целую ему руку.
    - Альберт, спасибо!
    Он отдергивает кисть, - Агнес, никогда так больше не делайте, не унижайтесь.
    Закрываю глаза, пытаясь остановить слезы. Лютик. Сам того не желая, Альберт разбередил рану.
   
    В палатке встречают Вулли и Жанно. Жанно не скрывает ярости - убийцы пришли в лагерь в свите нового командующего! Политика короля Викториана - назначать на главные должности не по способностям, а по знатности рода - гибельна для государства! Он, Жанно, канцлер, но ничего не может сделать, вот и теперь, граф Д'Элгре за неполные три месяца развалил работу внутренней службы безопасности. По счастью, внешняя разведка подчиняется лично Жанно.
    Вулли - не ожидал он такого, покушение на командира союзников, член правящей династии Энца, наемные убийцы, позорище, Да если об этом узнают, ни один дворянин Роштайна не поклонится герцогу... А если герцог думает избежать дуэли - вызовет публично, найдет способ!
    Приводят троицу несостоявшихся злодеев. Благостному негодованию Вулли приходит конец: уясняет, что первой жертвой должна была стать я. А спровоцировал покушение, по мнению Альберта, именно он, Вулли. Нашел с кем в благородство играть! C Фиц-Гарцгеймом! Я в той же палатке, за занавеской, и всё слышу, да мужчины, кажется, и не желают скрывать от меня разговор. Всё же Вулли понижает голос - Ваше величество считают, я мог спустить такое надругательство над любимой женщиной, оставить безнаказанным, забыть? Альберт - речь о другом, вы не в состоянии защитить её, ей не место в войске, и, учитывая, что за Агнессой будут охотиться еще и монтерийцы... 'приятные сюрпризы' на сегодня не кончились.
    Мятеж в Лантене и начало войны в Энце - массовое предательство - были лишь вершиной подводной скалы заговора. Трудно предположить, что найдя союзников в королевских домах Энца и Гарца, гритийцы обошли вниманием Монтерию. Так что захват островного замка и пытки души атро не случайно совпали по времени с мятежом. Я - единственный свидетель, не видела лиц, но слышала голоса, могла запомнить, о чем говорили. Если, конечно, мерзавцы не озаботились изменить и их.
    Но Жанно, умница Жанно, против. - Как только мы скроем Агнесс, станет понятно, - что-то знает! А если аккуратно распространить слухи? Она была на грани помешательства, чтобы не допустить этого, менталист стер, без нашего позволения, все воспоминания о мятеже и плене. И пусть остаётся в легионе... Самую сильную магическую защиту обеспечим! Рядом ваш, Ваше Величество, зять, Гриффин, мальчик чрезвычайно талантливый.
    Альберт ворчит, - Принцесса Урсула в этом пошла в матушку, покойницу. Та всегда из тысяч могла выбрать самого достойного. Вынужден признать, в вашем предложении, маркиз, есть резоны.
    Слушаю, затаив дыхание. Только бы Вулли согласился! А не согласится сейчас, умолю ночью.
   
* * * * *
   
    К долине Туле корпус вышел спустя месяц. С плоской вершины холма открывался вид на распадок между такими же сглаженными возвышенностями. Конец его терялся в туманной дымке, вставало солнце, разгорался чудесный теплый день конца белорыбня. Ночной бой смёл последние заслоны гритийцев. Мы торопились. Гномы подняли восстание раньше оговоренного срока, и, спасая горный народ, Вулли провел ночную атаку.
    Как оказалось впоследствии, вовремя. Комендант укрепленного района приказал 'утопить мерзавцев, как крыс в норах'. Вчера, во время воздушной разведки Фару увидел отходящие от водохранилища каналы. Да, принц был с нами. Специальную повозку-укрывище тащили два энцийских тяжеловоза. Драгоценные пластины из серебристо-белого материала, остатки защиты первых илфийских городов, покрывали купол и днище кибитки. От зоркого глаза чудовищного орла, в которого превращался Фару, не могли укрыться ни люди, ни каменные монстры.
    Сейчас Фару, сделав утренний облет, готов был рассказать командиру об увиденном. Он, нахохлившись, сидел на торчащем из земли, как одинокий зуб во рту старика, камне, отдыхал, ждал Вулли. Вулли показался на тропе, неторопливой волчьей рысью тёк вверх по склону, за ним ординарец, Волтигерн, и двое конных - один из них точно Гриффин. Перед Гриффи в седле сидел маленький, с окладистой бородой человек.
    - Турье Торсен, позвольте представиться, госпожа... Олдермен, так сказать, местной гномьей общины. Мужичок при ближайшем рассмотрении оказался кряжист, объемист, волосат и носат.
    - Я, собственно, выразить наше самое нижайшее почтение благородному принцу, ведь ежели б не его разведка, то потонули мы все сегодня, плаваем то мы как наши молоты, с такой же скоростью и на дно... Так что благодарность наша безмерна в пределах осуществимого...
    Фару закричал, клёкот был нечто среднее между карканьем и сипением, расправил крылья, важно поклонился гному, соскочил с насеста и, пачкая концы белых маховых перьев в грязи, запрыгал к повозке. Вулли и гном поспешили следом.
    - Погоди, - остановил меня Гриффи, - Улла письмо прислала, - он передавал мне запечатанное послание, а губы его сами собой складывались в глупейшую счастливую улыбку, 'рот до ушей'.
    Письмецо я прочитала сразу, время было, пока там Вулли с Фару и гномьим старейшиной все обсудят. А прочитав, поняла причину безудержной радости Гриффина - впереди прочих новостей Улла сообщала, что ждёт ребенка.
    - Богиня! Как же я рада за вас!
    - Мы не хотели, пока война, но так уж оно вышло.
    А вот у меня ничего не получилось. Дни очищения пришли вовремя. Но я надеялась, вскоре связь с луной прервется.
   
    - Почтенный господин Торсен! Вы сами сказали - безмерна? И в пределах осуществимого? - Вулли явно утомили бесконечные увертки гнома.
    - Сказал таки... Но все же, должен заметить, никто никогда...
    - Принц попросил Вас, уважаемый, о такой малости - дозволить посетить магический источник и окунуться в воды купели. Ведь не выпьет же она источник целиком!
    - Экселенц, обычно источник закрыт, и купель мы не заполняем, это расточительство, так использовать живую воду.
    - Принц велел - полное погружение на час! Она, вода ваша, хоть теплая?
    Лейденский огонь мог погубить. Напитанные магией подземные воды долины Туле никогда не вредили людям. Может быть потому, что вода более сродственна природе человека, нежели огонь. В бесконечном лабиринте гномьих пещер, в потайном, скрытом от чужих глаз зале из скальной трещины била тонкая струйка 'живой влаги'. Хитроумная система насосов подавала ее на поверхность, но именно в пещере насыщенность магией и силой была наивысшей.
    Фару подарил мне шанс инициировать и ускорить восстановление магических способностей. Но гномы-то каковы - так тщательно скрывали 'место силы'! Эти тихушники еще и глаза нам завязали, когда вели в подземелье. Вулли шепнул, - лучше бы заткнули нос, а то я по собственным следам дорогу не найду?
    Часть пещеры освещали магические шары, дальний конец ее терялся во тьме, там поблескивал металл странных конструкций - колеса, цилиндры, трубки, наверняка знаменитые водоподъемники. В выточенную из розоватого камня неглубокую чашу по желобу текла искрящаяся струя. Чаша наполнилась едва наполовину, но разглядеть это было сложно - не было четкой границы вода-воздух. Её скрывала радужная дымка, цветной туман из мельчайших брызг. Я легла, вода была теплая и ласково-живая, она приняла меня в объятия и окружила миллионом сверкающих пузырьков. Кожу слегка пощипывало. Дна я не касалась, радуга держала меня на плаву, укачивала и убаюкивала. Показалось - прошло мгновение, но Вулли, - Агни, очнись! - уверил, я в источнике больше свечки. Он вынес меня из чаши на руках, идти сама я не смогла бы. Вопросительно заглянул в глаза, - ну как? - поначалу не чувствовала ничего, но вдруг лавиной накатившая боль объяснила - получилось! Вспомнила - точно так же ломало всё тело при неудачной попытке побега, когда возвращалась магия. Как же я обрадовалась этой боли! Плакала и смеялась.
    Чудеса случаются, но редко. Вот и теперь, появившиеся магические способности, резерв, были мизерны, как у малоодаренного, таких магии вообще не обучали.
    Не сбылись и другие ожидания. Через два месяца супружеской жизни отчаиваться не следовало, но неприятный холодок тревоги поселился в душе.
    Я жила настоящим - любовью и работой, ибо что иное война, как не опасный, каждодневный труд, и надеждой. Верила, что когда-нибудь кошмар окончится, у нас будет дом, дети и магия вернется полностью. Каждый вечер, каждое утро, каждую свободную минуту я тренировалась. Простейшие детские заклинания - огненный шарик, ветерок получились через месяц. Я наконец-то смогла напитывать магией мази и отвары. Простейшие целительство, на уровне знахарки, подчинилось к концу месяца гревня.
    Что я помню о той войне - бесконечные дороги. Вязнущие в раскатанных колеях, несмотря на магию, повозки, сырость и дождь. Подснежники на берегу тихого и спокойного, мелкого Архайсдуна. Бой за переправу Горсфорд, Лягушачий брод. Весну, прилетевшую на крыльях ласточек с юга, из Торриджа. Летнюю пыль и жару. Золотые глаза волка и бесконечную, щемящую нежность к мужчине с седыми висками. Могилу двух неразумных волчат.
    Легион прошел весь Тир-Эйр, принял пополнение в районе Далгайра, столицы, пережидая стужу, на два месяца встал на зимние лагеря, возродив укрепление Фелиндол. От Далгайра до Фелиндола было три перехода волчьей неспешной рысью, если намётом проскакать часть дороги, то два. Наши разъезды сопровождали обозы и 'зачищали' опушку Лохарского леса. Нежити и псоглавцев там осталось немало. Я давно говорила о легионе - мы. Мать командирша, смешно, мне не было семнадцати. А двадцатичетырехлетие отца командира, легата Вульфберта Грея отпраздновали в ветрене.
    Десятинку спустя мы хоронили близняшек, младших братьев Вула. У мужа от сдерживаемых рыданий тряслись плечи, я ревела, не стесняясь. Мальчишки сбежали на войну. Как и в свое время Вулли, крепкие и не по годам рослые, они легко сошли за пятнадцатилетних и прошли порталом в Далгайр. Все в волчьих землях знали, легион стоит в зимних лагерях в Фелиндоле, и с Далгайром это совсем рядышком. Пристроиться к обозу парни не пожелали, решили - добегут сами. Только не учли, темнеет в широтах Тир-Эйра в зимние месяцы рано. В десяти лигах от Фелиндола, там, где языки Лохарского леса доходят почти до Архайсдуна, нарвались на стаю нежити - . Взрослые волки справлялись с псами-переростками легко, но волчата были обречены. Не иди по следам этой нежити разъезд второй когорты, так никто и не знал бы, куда пропали мальчишки.
    Вулли, конечно, сообщил отцу. Мы тянули с погребением, ждали графа. Тот появился один, без Вуллиной матушки. Не замечая старшего сына, не смотря ни в его, ни в мою сторону, прошел к телам, скомандовал стоящим около могилы легионерам - опускайте. Вулли подтверждающе кивнул головой подчиненным. Когда последний мерзлый ком земли упал на высокий холмик, Вулли также жестом показал - все могут расходиться. У могилы остались трое - мы с мужем и граф. Отец и сын вместе выводили рулады прощальной волчьей песни, и я, было, подумала, горе примирит их, но...
    - Ну что, доволен? Вот какой пример ты подал младшим. Пагуба неподчинения родительской воле! А теперь наш род прервётся. Твоя мать уже не может рожать, а эта, - граф покривился, будто назвать меня по имени было свыше сил, - никогда не родит волчонка. Сколько вы уже вместе?
    - Господин граф, дела моей семьи вас никоим образом не касаются! - голос Вулли был полон такой же ярости, как и голос отца. - Или забыли, по вашей милости я теперь ношу другую фамилию?
   
    Наместник Тир-Эйра, принц Лодовик Энцийский с супругой просят командира Волчьего легиона, хоноре Вульфберта Грея пожаловать на торжественный приём и бал в честь весенних дней богини. Приглашение пришло не то, чтобы с опозданием, но Вулли со всей яростью занимался зачисткой проклятой Лохарской Пущи и забыл. А еще ему и в голову не приходило, что он может отправиться во дворец один, не смущало и отсутствие приписки 'с супругой'. Поэтому:
    - Агни, через три дня мы идём на бал. Они там, во дворце, могут не знать, что с женой мы воюем вместе. Приглашение на праздник богини всегда подразумевает c дамой.
    Только и 'с дамой' в приглашении не было. Как не было у меня и ни одного платья, длинных волос для нормальной прически, обязательных для бала драгоценностей. Но самой большой проблемой в этом списке значилась я сама. Как отнесется к моему явлению при дворе Тир-Эйрская знать. Уцелевшие наследники славных родов, отсидевшиеся во время оккупации в родовых замках или сумевшие бежать во Фрейдвуд и Энц, стекались в столицу. Ожидали даже приезда кое-кого из коронованных особ. Портной, он только вернулся в Далгайр, мы у него чуть ли не первые клиенты, хлопоча вокруг, подкалывая новомодное платье, я и не знала что сейчас такое носят, щедро делился сплетнями и слухами. (Вулли тоже пришлось подбирать костюм - парадный мундир сгинул в обозе, да и возмужал он за два года, в прежние юношеские одёжки не влезть.) У мэтра Валентайна на продажу имелись почти готовые, 'под подгонку', вещи, что несказанно нас обрадовало. Перед тем, как заглянуть в лавочку, над которой еще не прикрепили вывеску, мы прошли почти всю Блестящую улицу. Нигде не могли помочь - за три дня, что вы, господа!
    Визит в гномий банк порадовал, Улла перевела на счет изрядную сумму за проданный участок. Несмотря на мои протесты - нам же после войны нужно где-то осесть и купить дом, побережем деньги! - Вул решил подарить жене праздник. То есть вернуть хотя бы воспоминание о прежней жизни. Глядя на струящийся эльфийский кремовый шелк, на себя, отражающуюся во множестве зеркал, слушая комплименты мэтра, представляла, как буду кружиться в объятиях Вулли. Радость предвкушения торжества и бала, о богиня, я же по возрасту была девчонкой, и эта девчонка взяла верх над много пережившей женщиной.
    Вуллин кафтан был уже готов, моё платье следовало забрать завтра. - Бал во дворце наместника! Я смею надеяться, что если кто-нибудь из дам спросит, вы дадите рекомендацию? А спросят обязательно, вы так хороши! Оплатите сейчас, наличными? Я порекомендую господину магазинчик, где можно за небольшую сумму приобрести украшения. Многие, знаете ли, сейчас закладывают фамильные драгоценности, а потом не могут выкупить... Заберет посыльный? На какое имя записать заказ?
    Услыхав, - хонора Грей, супруга легата, - бедный мэтр поменялся в лице... Я знала о мерзких россказнях, ходивших чуть ли не по всему Роштайну, как ни защищали Альберт, Жанно и подруги, гадкие слухи, один изощреннее другого, не утихали. Прошло слишком мало времени, чтобы история забылась. А кое-кто и забывать не желал. Граф Айсватерберх, отец Вула. - Благородный юноша и развратная ведьма! Околдовала, опоила сына приворотным зельем.
    Предчувствия не обманули. Распорядитель приёма, при входе громко провозгласил... С супругой... Мы вступили в залу: гул голосов, мерцание светильников, блеск драгоценностей. Другой распорядитель, тот, что командовал внутри, перехватил нас на половине пути к тронному возвышению. - Господин легат, Вам рекомендовано покинуть приём, дабы проводить даму, её нет в списках приглашенных. Потом вы сможете вернуться.
    Я увидела, как стремительно бледнеет Вул, вцепилась в его руку что есть силы, - дорогой, идём. - Но легче было своротить скалу, чем сдвинуть мужа, когда он считал - задета честь.
    - Прочь! - распорядитель отшатнулся в сторону. В наступившей тишине слышны лишь шелест моего шлейфа и четке шаги Вулли.
    - Ваше Высочество! Мы покидаем прием, дальнейшее пребывание в этом месте несовместимо с понятиями чести для меня и супруги.
    Это неслыханная дерзость, так обратиться к наместнику, члену королевской династии, но Вула не остановить.
    К нам уже спешат и стража, и лорд-посланник Торриджа.
    Я стоила мужу семьи, состояния, положения в обществе, но могу стоить и карьеры. А взамен ничего. Даже волчонка.
   
    В заново обустроенном доме легата жилые комнаты наверху, приемная, совещательная и рабочий кабинет - внизу. Первый наш дом с Вулли, похожий на настоящий. Со шторами, мягким покрывалом широкой кровати, ковром на полу. Утром на оконные карнизы прилетали синицы. Я вешала кусочек сала, птицы весело суетились. А Вулли украдкой сыпал хлебные крошки, стеснялся, суровый воин кормит пичужек. Скоро мы покинем этот островок почти мирной жизни. Легион готовился к походу. А вот куда - послезавтра Вулли и Гиффин отправляются порталом в столицу Гарца на военный совет.
    Десятинка после злополучного бала принесла очередное разочарование. Вулу, с его звериным чутьем, и рассказывать ничего не надо было. По всему видно, тоже огорчился. Перекинувшись волком, ушел спать на первый этаж.
    А я всласть наревелась. Ворочалась-ворочалась, и слезы как-то сами собой потекли из глаз, уткнулась в подушку и тихо всхлипывала. Услышал-таки, притопал снизу. Ничего не говорил, сидел на краю постели и гладил по спине и плечам.
* * * * *
    Прощай, Фелиндол! Вряд ли когда вернемся сюда. Путь наш лежал, вопреки всем ожиданиям, по заречному тракту на северо-запад, в обход Туле, к границе Тир-Эйра и орочьих владений. Выдвигались мы тайно - более тысячи оборотней, кавалдерийская ала, две сотни магов, и немаленький обоз. Вторая колонна шла открыто. Точнее, это была обманка - иллюзия. Противника, а шпионы у него среди местного населения наверняка были, следовало убедить - легион направляется на территорию бывших Мархойдских баронств. Уже никого не удивляло, что жена командира едет вместе с госпиталем, перевязывает раненых, обращались ко мне - мистресс лекарь, я не была обузой. Я срослась с легионом.
    Гердер Твиггорс. 'История Большой Магической войны' Особый корпус под командованием легата Вульфберта Грея форсированным маршем под пологом невидимости за семь дней достиг орочьих земель. Почти не встретив сопротивления местных племен, прошел Долиной Спящих Теней и, преодолев Медвежий перевал, с бою взял два гритийских пограничных оплота - крепости Льилинсгерд и Арантан. Поставленные пространственниками под командованием Гриффина Дугласа помехи-барьеры не позволили крепостным гарнизонам снестись со своими. Операция была проведена столь стремительно и магически грамотно, что высшее гритийское командование до последнего момента не подозревало о наличии противника у себя в тылу. Расчет был верен. Гритийцы не ждали начала наступления столь рано, в первых числах травороста. В это время огромное Дантерское озеро широко разливалось, превращая вплоть до середины Росеня земли на границах в непролазные топи. Так что основная укрепленная линия обороны гритийцев проходила по бывшим землям Мархойда и на участке Меловых гор со стороны Гарца. Как показали дальнейшие события, гритийцы ожидали помощи. Наступление на Фьяллу началось 12 числа месяца травороста 12018 года. .
   
    За четыре дня до этого мы с волком стояли на самой верхней точке дороги. Бой в долине кончился, теперь через перевал шёл обоз. Маго-механики готовились спускать по горному серпантину фургоны, перед этим существенно облегчив их. Все, кто ехали внутри, вышли, груз частично переложили на специальные левитируемые платформы. В стороне от основной колонны копали могилы, Медвежий форт, собственно, и давший название перевалу, сопротивлялся яростно. Проводить в последний путь павших, спеть им прощальную песню и пришел легат. Это были первые погибшие за время похода. До этого - только раненые. Трех тяжелых вытащили порталами в Лютэнцию. Остальных лечили сами. Мой резерв вырос настолько, что простейшие действия - залатать поверхностные раны, не затрагивающие крупные сосуды и внутренние органы, остановить кровотечение я уже могла сама. Сейчас следила, как поднимают носилки, и не могла не радоваться. Мой первый пациент шёл на поправку. Молодому волку я приживила... ну скажем так, скальп. Вулли смеялся, - прическу щенку ты спасла, а вот голову он точно потерял. - Смотрел теперь преданно-восхищенным взглядом, куда бы ни шла, высунувшись из фургона, провожал глазами.
    После штурма Арантана начался сплошной, непрерывный кошмар. Когда я говорила о войне тяжкий труд, не кривила душой. Именно так, по крайней мере, для целителей. Да и для магов тоже. Если обычные бойцы после сражения могли, в зависимости от обстановки, хотя бы полдня отдохнуть, то маги не знали покоя. Артефакты - защита и оружие, накопители, магическая охрана лагеря, работа шла круглые сутки.
    Лорд Ришмонд и Эрнст спали, не раздеваясь, за занавеской. Я дежурила. Велено было будить только в случае тяжелых ранений. С остальным справлялась сама. Артефакты, выданные каждому бойцу перед походом... да помогали: остановить кровотечение на время, закрыть, изолировать рану, срастить мышцы и кожные покровы, если площадь невелика. Они многим спасли жизнь, но без лекарей всё же не обойтись. Моя личная охрана лежала на входе в палатку - два ветерана, Вул приставил, оборвав все возражения, и мои, и волков, лаконичным, - Не буду знать, что в безопасности, не смогу командовать. Считайте, охраняете меня, - основания оберегать были. В Арантане чуть не погибла. Наша команда эвакуаторов, - бабу вот гляньте, нашли в доме коменданта, рожает вроде, - внесли и положили на стол истекающую кровью женщину. Вместе с ней мальчик, лет денадцати, так вцепился в руку матери, не оторвать. Не смогли мы помочь бедняге, слишком большая кровопотеря, да и младенец был уже мертв. Эрнст ушел, я закрывала тело простыней, мальчишка бросился со спины, с ножом. Отвел смерть тот волк, которому скальп приживляла. Его в бой по ранению не пустили, так он в палатах помогал, как раз заглянул. Да, я была без защиты, я же работала, целители всегда при работе защиту снимают.
    На кого другого легионеры косились бы и, наверное, осуждали за такие действия, таскать жену с собой, да еще и охрану к ней приставить, но Вулли подчиненные любили. Отсвет этой любви и мне доставался.
    Телохранители вскочили. Тявкнули. Не верьте, что волки лаять не умеют. Коротким, отрывистым, басистым 'Вух!' они приветствовали старшего по званию. Мой легат, в сопровождении ординарца и офицеров для поручений. Положение обязывает.
    - Я ненадолго, Агни... На рассвете начинаем. Умоляю, не лезь вперед, из боя без тебя есть кому раненых вытаскивать.
    Свита деликатно осталась вне палатки. За занавеской храпел лорд Ришмонд. Я целовала волка, глаза, лоб, губы, упрямый подбородок. - Ты тоже, поосторожнее.
    - Да что мне сделается. Я же командую. А не мчусь в атаку. - Вулли говорил отрывисто, пытаясь захватить в плен мои губы. Пахло от него дымом пожарища. - Ты просто тверди, как молитву - с нами ничего не случиться, и жить мы будем долго-долго. - Он наконец-то завладел моим ртом, а я поняла - ненавижу Ришмонда и Эрнста, ну что бы им уйти спать в другое место.
    Мы стояли лагерем под Курсденом. Скрытно подойти и взять город не удалось. Теперь он полыхал. Запалить его велел бургомистр: зондер-команды, не думая о мирных жителях, поджигали всё, что горит. Сопоставив численность подходящего войска и количество рыцарей ордена чистых, несущих службу в городе, поняв, что поставленная магическая завеса не даст воспользоваться ни порталом, ни почтой, градоначальник решил окончить счеты с жизнью, прихватив с собой на тот свет более двух тысяч человек. Оборону долго фанатики-орденцы держать не смогли бы, а вот на устройство общего погребального костра времени у них хватило. Волки, как могли тушили пожар и спасали людей, но что они могли сделать без магии. У магов была другая задача.
   
    Гердер Твиггорс 'История Большой Магической войны'. Оставив небольшие гарнизоны во взятых крепостях, в основном для изоляции местного мирного населения, которое было сведено в 'особые зоны', корпус под командованием Вульфберта Грея стремительным броском переместился к городу Курсден. Ранее проведенная разведка показала, близ него в развалинах старого королевского замка находится недействующий грузовой портал, который по непонятным причинам не был демонтирован после первой магической войны. С настройкой арки присутствующие в войсках опытные маги-пространственники справились к вечеру третьего по счету дня с момента вступления на территорию Гритии. Операция 'Ландун-Гарц' предусматривала перемещение группы войск, сконцентрированной около Харцфурта, в район города Курсден. Пропускная способность портала была велика, пятьдесят человек за кэнтум, за свечку могло пройти около 2500 человек. На практике, учитывая некоторые заминки с подходом и отводом колонн от арок, проходило за свечку от 1500 до 2000 воинов. Таким образом, к утру четвертого дня вторжения на Курсденской равнине стояло отборное войско численностью шесть тысяч человек, из них более половины - конники. Обозы еще проходили в арку, когда были замечены разъезды гритийской разведки. Десант перестал быть тайной. Автор, будучи в описываемое время лордом-констеблем Торриджа, лично участвовал в разработке этой операции и должен сказать, нельзя преумалить заслуги в ее осуществлении легата Грея. Все обвинения в его адрес в немыслоимой жестокости по отношению к мирному населению Гритии не имеют под собой никаких оснований.
    ...Наступление началось одновременно на трех направлениях. Спустя сутки войскам под командованием короля Альберта на фронте у Меловых гор удалось прорвать оборону границы и, вводя в коридор всё новые и новые силы, устремиться на соединение с центральной группой войск - армией под командованием легата Грея.
   
    Легат Грей спал. Мы впервые за десятинку остались наедине, и он, поцеловав, начал расстегивать мою блузку, но, откинувшись назад, пробормотав, как хорошо, коснувшись головой подушки, мгновенно заснул. Я испугалась, но потом сообразила - не обморок, нет, чудовищная усталость. Будить не стала, решила, полежу рядом и посмотрю, так давно не видела любимое лицо. Задумалась, сколько же дней ты без отдыха? Вот нажалуюсь лорду Ришмонду.Наверняка средство бодрящее пил. Предупреждали же - не более трех капель в день. Осунулся-то как.
    Вулли смешно зачмокал во сне и повернулсяч, нежно обняв подушку. - Агни! - Готовился к моему приходу, точно, постель где-то раздобыл, знает, обожаю пышные пуховые подушки.
   В штабном отделении палатки клевал носом волчок-ординарец. Вздрагивал, просыпась, ерзал на складном походном стульчике.
    - А скажи-ка мне, уважаемый Волти, сколько раз в день командир пьёт это? - я встряхнула полупустой пузырек с бодрящим снадобьем, - и когда он в последний раз ел?
    - Ага, я сейчас, - Волти таращил глаза и часто моргал. - Сейчас! - и обернувшись волком, выскочил вон. Опустилась на освободившийся стул. Из дремотных размышлений вывели громкие голоса у палатки.
    - Эй, парень, буди командира, король в гости пожаловал! - Проскользнувшие внутрь телохранители откинули полог, за ними виднелась внушительная фигура Альберта. - Агнесса, это вы?
    - Ваше Величество ожидали увидеть в палатке мужа другую женщину? - Я была зла, ой как зла, ни поспать не дали, ни...
    - Ваше Величество, - доложил один из охранников Альберта, - там мальчишка, говорит, ординарец командующего! И волки подтверждают. Пустить? - подумать только, не успели придти, уже свои порядки наводят.
    Волти с котелком - умопомрачительный аромат тушеного мяса заполнил палатку.
    - Волтигерн, разбудите командира, - заметила, как Альберт после слов моих странно улыбнулся, одним углом рта, вышла скорее гримаса, чем усмешка. Правильно понял. Нет, а он сам в спальню Вон-Вон наносит кратковременные дружеские визиты и стихи читает?
    Из-за занавеси донеслись басовитое рычание и щенячий писк Волтигерна. Альберт прислушался, - надеюсь, легат не заставит себя ждать? Вы простите, Агнесса, я сначала вас не узнал, принял за мальчика. А здесь кормят гостей?
   Пожала плечами - Только мясо и хлеб. Но можно еще раз послать к поварам. - Достала короб с салфетками и посудой.
    - Нет, нет, Агнесса, мне будет достаточно, я, когда волнуюсь, ем что угодно, и не останавливаясь. Я по двум причинам здесь.
    Вулли, полностью одетый - как будто и не спал - показался в штабном отделении. - Ваше Величество, рад приветствовать в расположении вверенной мне Армии.
    - Я тоже рад видеть вас, легат, в добром здравии. О деле потом, я, собственно сбежал от своих. Поздравляют, да так медоточиво, что першит в горле! Сын у меня родился, второй! Час назад.
    Оловянные бокалы - смешные, корявые, восьмигранные пирамидки на коротенькой ножке - наполнились искрящимся пенным луррийским. Альберт был так искренен в желании поделится радостью, ну как было сердиться на него. Счастье эгоистично.
    - И зачем приходил-то? Всё можно было решить не в личной беседе. - Вулли смотрел на меня, будто я знала ответ... - Агни! А мы без ужина остались! - действительно, за разговорами Альберт очистил котелок. - Послать Ворти опять на кухню, или...
    - Или! - рассмеялась я. И волк утащил меня за занавеску.
   
    ...В начале росеня, когда мы все уверились - победа близка и Фьялла вот-вот падет! - произошли события, вернувшие войну чуть ли не к исходной точке.
    Несмотря на многочисленные призывы выполнить союзный договор, Монтера не принимала участия в боевых действиях. Создавалось впечатление, что она ждет выгодного момента для вступления в большую политическую игру, каковая должна была последовать за разгромом Гритии. В первых числах росеня, во время празднеств весеннего дерева неожиданно скончались король Монтеры Лукреций и его старший сын и наследник, принц Юлиус. Отравление. Смертельный яд радужной рыбки, как две капли воды похожей на знаменитую монтерскую кильку. Как радужные попали в садок с рыбешкой, привезенной на королевскую кухню? Почему не сработали амулеты, показывающие - отравлено! Что об этом гадать. Второй принц короновался в день похорон отца и брата. И еще через сутки Монтера вступила в войну. На стороне Гритии.
    А Фьяллу мы все же взяли. Наше наступление не остановить было ультиматумом свежекоронованного Леопольда III.
    Из многочисленной семьи Гритийских монархов не уцелел никто. Почти никто. Я в ужасе смотрела на свой собственный портрет. Пятнадцатилетний Ниалан, прозванный Красивым, старший сын нынешнего, теперь уже покойного короля Гритии, позировал художнику на фоне хорошо знакомых очертаний гор - Драгон Брина.
    Взмах - и портрет оказался закрыт мороком. Гриффин работал виртуозно - теперь никто не нашел бы в чертах лица прекрасного как день юноши и малейшего сходства со мной. - А взрослый портрет, после совершеннолетия, - Гриффин довольно смотрел на свою работу, - никакого подобия, а еще усы и окладистая борода.
    - Гриффи, он... там? - я кивком головы указала на двор, куда выходили стрельчатые окна портретной галереи. Во дворе говились к погребению.
    - Нет, что ты, он погиб лет восемнадцать назад. Говорили, убит наложницей, куда она потом исчезла, неизвестно.
    Вули обнимал, стоя сзади. И правильно делал - мне бы присесть. Как-то ноги не держат. Выводы из увиденного он сделал сразу, простые и категоричные.
    - Гриффин! Портрет надо уничтожить! Зачем ты показал его Агнессе?
    - Считаю, вы должны знать. И поостеречься. Кстати, прапрадед Агне был одним из самых сильных магов Роштайна. Вот откуда ее дар. А теперь устроим пожар. - Через кэнтум портретная галерея моих предков пылала, еще через пару кэнтумов была потушена, выгорело не более десятка шагов, но часть картин погибла.
    - Гриффин! Если можно, уведи ее на время к Урсуле, пока мы во Фьялле стоим.
    Я, было, начала протестовать, но Вул остался неумолим, - Агне, это опаснее всего, что случалось с тобой за всю жизнь. А поездка к Улле не вызовет никаких подозрений - хочешь увидеться с подругами и передохнуть от тягот походной жизни.
    - А как же госпиталь? Там столько работы!
    - Агни! Ну послушайся ты меня хоть раз!
    Я с прошлого лета виделась с Уллой дважды - притащить меня порталом в замок у подножия Меловых гор мог только Гриффин, а я не хотела мешать его и без того редким встречам с женой. В замке стационарного портала не было, не помню сейчас, почему Уллина матушка не озаботилась в свое время. А Гриффин никак не мог собраться, рассчитать и построить арку. Все шло согласно пословице 'портной без порток'. Приглашать магов со стороны в дом одного из самых сильных пространственников Гарца - ну смешно же. А вот охрану от чужих перемещений Гриффи поставил знатную. Лиг на десять вокруг. Теперь никто и никак без его ведома в замок временным порталом не пройдет. Так и возили всё из ближайшего городка на подводах.
    Улла напоминала вулкан. Во-первых, размером она была с гору, во-вторых, неизрасходованная из-за малоподвижности энергия бурлила, пенилась и переливалась через край, как лава из жерла.
    Особую опасность в ее перемещениях по замку представляли старые лестницы - Улла из-за живота просто не видела, куда ступает. Гриффин придумал несколько амулетов - в случае, если Улла начинала падать, срабатывала защита, и она просто зависала в воздухе в горизонтальном положении. Главное тут было докричаться до слуг или добраться до вызывающей магической сферы. Впрочем, вскоре Гриффин усовершенствовал изобретение, и Улла теперь могла подниматься самостоятельно.
    Рожать ей было дней через тридцать. Особую зависть вызвала облегчающая живот повязка, - хочу такую!
    - Тебе Гриффи сделает, когда понадобится, а свою не отдам. По размеру велика, и я не собираюсь остановаться на одном. Чем я хуже Вон-Вон. - Тут она запнулась и виновато поглядела на меня. Я всё ей рассказала, про все свои страхи и сомнения, даже о том, о чем умолчала волку, - про Лютика и странную чувственную тягу к барону. И про Альберта.
    Через десятинку я опять ехала в медицинском фургоне в середине обоза. Двигались мы к границам Монтеры. Перед нами, теряя силы в арьергардных боях, остатки гритийцев под руководством одного из моих, получается, родственников, отступали в Дантерские плавни. При удачном стечении обстоятельств они могли пробиться к предгорьям Лоршванцских гор и соединиться с войском короля Леопольда. На равнине близ города Патия разыгралось самое большое сражение за всю историю Роштайна.
    Но пока я тряслась в фургоне и читала письмо от Уллы, отправленное буквально спустя пару дней после отъезда из замка, вдогонку.
    Как же тоскливо стало в Вайсбурге. Я уже, было, совсем загрустила, но развлек Альберт, явился якобы проведать сестренку, а на деле искал тебя, очень расстроился, поняв, что упустил возможность свидания наедине. Всё интересовался, почему не была на параде в честь взятия Фьяллы.
    Вот и мне тоже стало интересно, почему? Что вы все скрываете - ты, Вулли и Гриффи. Хотя понимаю, если не рассказываешь, значит нельзя.
    Если бы я сама знала, что рассказать. Только тень догадки, только один покров снят с тайны. Детские воспоминания - нежеланный ребенок, отец мельник, а всегда ли он мельник был, мать, отрекшаяся от дара. Прекрасное лицо юноши на сожженном портрете и другое, злое, надменное, жестокое. Вторая парсуна уцелела. Борода и усы скрывали рот, овал лица, линию подбородка, но гордо поднятая голова и прищур синих глаз не обещали ничего хорошего пошедшему наперекор воле кронпринца. Неужели и вправду, это мой отец? Пока только Гриффин смог догадаться, да и то потому, что видел портрет. Эх, покопаться бы в дворцовых архивах, но нельзя, может вызвать подозрения. Ничего хорошего родство с Гритийской династией мне не сулило. Не верила я в такие совпадения - гибель при штурме столицы всех родичей, включая детей. Наверняка союзники заключили тайный, не подлежащий разглашению, пакт, и пакт этот для меня значил смертный приговор.
    Из хороших новостей, мне их поведали по секрету, но разрешили с тобой поделиться - нашлась Белинда! Она в горах вместе с отцом и верными людьми. С ними не было сильных магов, отец ее ранен, поэтому не смогли быстро дать о себе знать. Но теперь всё наладится. Она просит помощи Гарца. Просить торрийцев - сама понимаешь, в той ситуации, в которую она попала, невозможно.
    Отец Линды, герцог Луррийский, отказался принести оммаж новому королю Монтеры, - не будет он вассалом отцеубийцы. Вторжение монтерийского войска на территорию Луррии ждать себя не заставило. Просьба к ближашему соседу и родственнику, королю Торриджа о помощи отклонена не была, но Роберт-старший, отец супруга Линды, Роберта-Бастарда, тянул с отправкой войска, требуя сначала от герцога принесения вассальной клятвы. Тот же, будучи серьезно раненным при бегстве из столицы Монтеры, Тусканьолы, прибыть в Тордхейм не мог. Гердер Твиггорс, лорд-констебль Торриджа, в столице отсутствовал, участвовал в штурме Фьяллы и не вразумил кузена короля. 'Дотянули' - вся равнинные, прибрежные земли герцогства - в руках монтерийцев, герцог и его наследница в бегах, собирают в горах сопротивление.
    Но муж-то Линды, Роберт Бастард, гнилью какой оказался на поверку. В критический момент бежал домой в Торридж, бросив жену и луррийских ополченцев, которыми взялся командовать.
    Вон-Вон передает тебе привет, чувствует она себя хорошо, мальчика назвали Виктором, она утверждает, в честь близкой победы. Имя чудесное, надеюсь только, что он не пойдет в деда, короля Викториана. Знаешь, я как-то начинаю верить в магию имён... Роберт Торриджский - никчемный правитель, его сынок - полное ничтожество. Если бы не Твиггорсы, сначала Джордж-Медведь, теперь Гердер, и не знаю, что было бы со страной.
    Принцесса Торриджская снова невеста. Свадьба с Леопольдом теперь невозможна. Но она влюблена в бывшего жениха, и ее пришлось посадить под замок - уже пыталась бежать 'чтобы соединиться с возлюбленным'.
    Так что получается, после войны, а конец её, надеюсь, не за горами, разыграется борьба за торриджское наследство, то есть место 'отца будущего короля'.
    А еще Альберт стащил, да-да, именно стащил твой серебряный гребень. Я собралась упаковать его и отправить вместе с письмом, никого, кроме братца-ворюги в комнате не было, и вот представь, говорит, не видел и в глаза не смотрит.
   
    Что еще делать в дороге, когда делать нечего, кроме как размышлять? По приходе в легион Вулли едва ли не обнюхал всю, от пяток до макушки, - Ты точно не виделась с Альбертом? Он исчез сразу после парада, вслед за Гриффином, думали во Хартфурт, а тут посыльный из дворца является. - Ревнивый собственник! Меня не было менее десятинки, но показалось - в разлуке год. А волк и вовсе сделался как с голодного краю. В первую ночь, накануне выступления в поход, даже подремать не дал. Я сама себя не узнавала - загоралась, вспыхивала лишь при одной мысли о любимом, сразу сладко ныла грудь, горячая судорога проходила по спине, растеклась желанием.
    Сейчас я понимаю - та весна - самая прекрасная из всех моих весен. Мы ехали навстречу смерти и верили в жизнь. Половодье ушло с низменных равнин близ Дантерского озера, и всюду цвели золотые болотные ирисы. А мелкие, тоже золотые, островки звездочек печеночницы пятнали ярко зеленую траву. Маги валились от усталости, укрепляя дороги. Гриффин то и дело приходил к нашему фургончику, - У тебя, Агнесса, самые лучшие бодрящие снадобья. - Пару раз появлялся и Альберт. Учуяв его запах, волк рычал, конец хвоста дрожал от негодования. Впрочем, в человеческой ипостаси Вулли был приветливо вежлив. О передвижениях войск, схеме сражения, и прочем и прочем написаны сотни трудов и мемуаров. Мои же воспоминания просты и безыскусны, чего ждать от женщины? Дорога, фургон, Вулли с ирисами в зубах. Быстрая жадная близость. Лорд Ришмонд и Эрнст выходили вечерами, как они говорили, поразмять ноги, я ставила полог тишины, хотя все и так знали, зачем волк-легат на полсвечки запрыгивает в фургон целителей.
   
* * * * *
    Мы стояли на левом фланге. Вул два раза водил легион в контратаку. Богиня хранила легата, но потери среди волков были чудовищны.
    Накануне, днем, Тео Хойенхайм собрал старших целителей армии - что делать с черной паутинкой, давно знали, а теперь новая напасть - 'абляционе'. То, чем остановил толпу арто, что применил два года назад Жанно. И что благодаря моей дурости попало в руки Антонио Альбазини, главного королевского мага Монтеры. Он и его брат, Федерико Торичелли, оба учились когда-то у Винченцо Скарпоне, 'Кабана'. Заподозрить их в нападении на меня и шантаже и пытках атро, нет, немыслимо, никому и в голову не пришло (подозрительный Жанно, правда, включил их в общий список лорийских магов, но я не опознала голоса.) Один - министр союзного государства, второй, Федерико, был также весьма респектабелен, сильный маг, жил в Лейдене постоянно, имел дом в самом центре, на площади Огня и обширную клиентуру. Подлецы они оказались, без совести и чести. Жаль только, поздно все открылось, Федерико успел скрыться из Гарца. И судя по тому, что старший братец сохранил высокий министерский пост, причастен он был к заговору и смерти старого короля Монтеры. Оставалось лишь гадать, смогли ли братцы разобрать записи атро Дика.
    На сей момент магией этой, развоплощением, или исчезновением, владели с нашей стороны Жанно, Гриффин, Альберт, теперешний ректорус Лейденской Академии лорд Крумвель, в целом человек десять набиралось. Щиты защиты - вал заклинания можно было лишь отшвырнуть в сторону, перенаправить. Гас он сам собой через некоторое время. Действие его, даже не знаю, как описать - вот представьте, рука исчезает у вас на глазах, осыпается пушистым серым пеплом. Боль приходила не сразу, но когда настигала, была непереносима, вызывала шок, потерю или помрачение сознания. Гриффин разработал защитный амулет. Но его надолго не хватало, на одну, максимум две атаки. И изготовили этих амулетов мало - лишь раздать командирам. Человека, частично пораженного абляцией, можно было спасти. Стазис и ампутация. Сколько же калек осталось после войны!.
    С противоположной стороны Антонио был весьма, весьма силён, затем Федерико, два гритийца, один из которых - мой единокровный брат, принц Людомар. Среди рыцарей ордена чистых, воинствующих святош, по разведке четверо А еще у них был Васко Ринальди и своры нежити.
    Я чувствовала, как волнуется Вул, и как старается скрыть это от окружающих. И мне стало страшно. Я разглаживала на плечах мужа новую чистую рубашку, пальцы дрожали. А Вулли опять завел старую песню, - Агни, может, в главный госпиталь, лорд Тео примет, здесь или в нескольких лигах в тылу - всё равно, где работать. - А у меня была единственная глупая мысль, что если Вула ранят, то только я смогу спасти. Ночью закрывала глаза и звала сыновей - погибшего и нерожденного, хоть бы они показали кусочек будущего, предостерегли, но тщетно.
    Альберт появился около целительских палаток поздно ночью, когда Вул уже ушёл.
    - Возьмите, Агнесса, - он протягивал портальный камень. Это в Харцфурт. Я верю в победу, но в бою может всяко случится. Вы успеете уйти. И зачем только вы здесь, не место женщине на войне!
   
    Сколько лет прошло? Более двадцати. Мальчишки играют в войну. Мои тоже играли. Шонни всегда брал роль Альберта, а иногда Жанно. Чарли представлял то Гердера, то Гриффина, младшенькая графиня Полт становилась леди Грей, то есть мной.
    - Вот тебе, вот тебе, - понарошку стреляла она из игрушечного арбалета. - Ура! попала!
    А Бэр, я всё же стала его любовницей, во время одной из встреч вдруг ударился в воспоминания. - В жизни сильнее не пугался, как во время второй волны монтерийцев, когда увидел, нежить прорвалась и мчится прямо на лекарские палатки.
   
    Да, я била из арбалета, и попала в ховарта - вожака стаи, и смела оставшихся валом огня. И получила от Гриффи, - За магами охотятся, куда ты лезешь! Мы бы успели, - охрану лазарета пришлось усилить, потому что по нам стали бить прицельно...
    Монтерийцы дрогнули и побежали, когда день клонился к закату. 30 росеня 12018 года.
    Вул прислал весточку, с одним из лекарских помощников, что доставляли раненых к нашему целительскому пункту, - Жив, ни царапинки. Альберт и Жанно были целы, не знала только, что с Гриффи. Он отыскался позже, в главном госпитале, с магическим истощением, и вдобавок лорд Тео очищал его руки от черной паутинки. Монтерийцев не преследовали, наши армии остались на месте - зализывать раны. До утра. Двигаться вглубь чужой территории без разведки, не зная, какие сюрпризы подготовлены отступающими, было опасно. И, честно говоря, Альберт и Жанно, да и Гердер Твиггорс тоже, пребывали в уверенности - утром придут парламентеры с предложением мира.
    Впрочем, сказать об этой уверенности Гердер не мог - ему наращивали кожу на лице и руках. Он словил и паутинку, и с абляцией исхитрился столкнуться, правда, через истончившийся щит, успел ́сам себе прижечь пальцы, обощлось без ампутации. Обо всем этом я узнала в госпитале, куда примчалась выяснять состояние эвакуированных ранее волков и Гриффина. Написала и отправила записочку Улле, не дай богиня, кто расскажет раньше, что любезный муж ранен. Да еще и приукрасят, а ей рожать вот-вот. Благо устройство магической почты в госпитале было, и мне разрешили им воспользоваться.
    Лорд Хойенхайм передал, чтобы задержалась на пару кэнтумов, просил подождать его с обхода. Ежась от утренней прохлады, пошла к палатке, где лежал Твиггорс, сказали, Теофраст у него. Совсем рассвело, но солнце еще не показалось, алый диск увидим через полсвечки. Надо было поторапливаться, на восходе - похороны. Около палатки стояли в карауле незнакомые торрийцы, в плашах с золотыми леопардами. Никак кто из высшей знати, приближенной к королю, явился проведать раненого лорда-констебля. Сзади сбоку хлопнул портал - прибыли Альберт и Жанно. Охранники у палатки вскинули руки в приветствующем жесте. Постаралась отойти в сторону, но Жанно заметил, резко повернул ко мне, подскочил, расцеловал. - Молодец, девочка. Чтобы кто тебе ни говорил - молодец! Фару здесь, привет передает, ночью увидитесь! - Альберт не подошел, кивнул издаля головой, приветствуя, лицо совершенно невозмутимо, но глаза - улыбались и ласкали.
    Лорд Тео вышел из палатки, Жанно и Альберт скрылись за ее пологом. Я, любопытствуя, спросила, - а что за вельможа с эдакой охраной у лорда Твиггорса?
    - Один из королевских родичей, троюродный, что ли... Тебе Ришмонд может подробно рассказать. Он разбирается в торриджской генеалогиии, или у мужа спроси... Там что ни семья, так у короля в родстве. Чуть ли не седьмым коленом - а всё равно считаются. Он приехал сменить Твиггорса, ему месяц лечиться, а может больше. Трудно с таким поражением делать прогнозы.
    Мы прошли еще с десяток шагов, лорд Тео остановился, вздохнул. - Девочка, конечно, ты уже взрослая, чего уж тебя учить, но ты же знаешь, как я к тебе расположен. Послушай старика. И волку своему передай. Вы характер-то попридержите. Не нравиться мне ваш новый начальник. Я так понял, сам Твиггорс не доволен этим назначением, но сделать ничего не может - прямой приказ короля Роберта. - Он еще раз вздохнул, моргнул красными от усталости веками, - пойдем, отчет заберешь, и после полудня всех кого можно у вас оставить в легионе на долечивание принимать приходите с Ришмондом.
   
    На Вулли было страшно смотреть - лицо от усталости будто пеплом присыпанное, землистое, голос он сорвал. Как могла, подлечила хрипящие связки. Волки выстраивались в каре, в центре на помосте лежали тела павших. И их было больше, нежели стоящих в строю, собственно, живых не хватило даже на замкнутый квадрат. С первыми лучами восходящего солнца тела опустили в общую могилу и застучали комья земли, сначала гулко, затем все мягче и мягче. Когда вырос высокий холм, вперед вышли два мага и скрепили его огнем, так, чтобы ни зверь, ни человек не могли осквернить погребение.
    Волки пели прощальную песню, и я пела вместе с ними. Как когда-то учил Вул, сложив руки ковшиком, сжимая ноздри пальцами, отпуская последний, высокий звук прямо в небо.
   
    Рыбий глаз! Совсем светлые, навыкате на длинном худом лице глаза его сразу вызывали эту ассоциацию. Командующий экспедиционной армией Торриджа, назначенный на должность самолично королем в обход и вопреки воле лорда-констебля (который из-за ранения ни написать, ни сказать ничего не мог). Граф Арчибальд Пекер. Торриджский монарх наконец-то подписал указ об усилении внешней группировки войск и придания ей статуса армии. Очень "вовремя", через сутки после сражения, три регулярных полка пехоты, первый волчий легион, и подразделения боевых магов маршировали к потрепанным союзным войскам.
    О том, что произощло после похорон, вспоминать по сю пору обидно и горько.
    Волков хватило на один ряд. Их осталось всего триста. Меньше когорты. Да еще пятьсот раненых, половина которых никогда не вернётся в строй. За волками стояли возницы, оружейники, повара, шорники и портные, подразделение интендантской службы, маги, мы, лекари - восемь человек и один гном. Алые с золотом плащи появились в разрыве строя, охранники, человек пятнадцать, даже за Альбертом, королем, столько не следовало, и граф - высокий, сутулый, с бесцветными глазами снулой рыбы. Я перед обрядом успела шепнуть Вулу о нем, - знаю, - был лакониный ответ. - Ничего хорошего.
    - Я, граф Пекер, новый командующий торриджской внешней Армией. Взамен смертельно раненного Гердера Твиггорса. Посему объявляю Вам. Ввиду потерь личного состава. Недостаточной численности для полноценного военного подразделения. Иностранный волчий Легион расформирован. - Магически усиленный голос графа прерывался. Он выпаливал фразу и держал паузу, будто собираясь с решимостью говорить дальше.
    Честно говоря, в первое мгновение даже не поняла, о чем ведет речь Пекер. Как расформировать? Да за что? По какому праву? Я вскинулась было, но Ришмонд успокаивающе положил мне руку на плечо, - Тише, леди.
    Граф спасал собственную шкуру. Организовать марш армии так, чтобы оказаться в нужном месте в оговоренный срок - это вам не на паркете каблуками щелкать. Он провалил поставленную задачу. Торрийские войска опоздали и не заняли оговоренное диспозицией сражения место. Собственно теперь, спустя сутки после начала битвы, они были в Патии. А от Патии до нас пятнадцать лиг по прямой и двадцать - проселочными дорогами.
    Гневу Гердера Твиггорса накануне, когда он узнал, что его просто обманывали, и войско опоздает, не было границ. Будь он ранен не так сильно, графу Пекеру не поздоровилось бы, но теперь Гердера перевозили в столицу Торриджа, в руки лучших медиков королевства, а Пекер, неспроста он взъелся на Вулли! Приказ о назначении Вула командующим в случае его, Твиггорса, гибели или ранения был подписан Гердером накануне сражения, но аннулирован последующим распоряжением короля Ричарда. Граф Пекер успел из Патии связаться с дворцом, первым доложить об исходе сражения, и получить королевскую буллу. Пекер завидовал Вулли, ненавидел его за удачливость, смелость, талант, и смертельно боялся. Я не знаю, как Рыбий Глаз намеревался избавиться от мужа, для начала, расформировав легион, он лишал его защиты и поддержки боевых товарищей.
    А Вул смотрел на графа с гневом и брезгливостью, как на вычесанную из шерсти блоху. Потом просто повернулся к нему спиной.
    - Солдаты! Волки и люди, братья мои. Пока жив последний легионер, и пока цел герб легиона - он существует! Вечный позор трусам и предателям! Слава павшим в боях!
   
    Вул отказался выполнить приказ. Серебряная волчья голова на шесте, с оскаленной пастью и пятью волчьими хвостами - по бывшему числу когорт, уцелела, её сберегли знаменосцы ценой собственной жизни.
    - Хоть ты и Пекер, а вот х... чего получишь! - Мальчишка-гном, сирота, прибившийся к лазарету еще осенью, не стеснялся в выражениях. За что регулярно получал подзатыльники от Эдгара и Ришмонда, - при даме! Рот с мылом мыть заставлю! - Только в этот раз все промолчали.
    Невыполнение приказа в военное время грозило не просто неприятностями. Казнью. Спасли положение Альберт и Жанно. Ропот, поднявшийся в войске, как союзников, так и торрийском, заставил отсрочить расправу. Волки первого Легиона не пропустили к Вулли и остальным офицерам явившихся арестовывать их солдат. Альберт написал письмо царственному брату.
    Распоряжение короля гласило: отправить 'мятежников' домой, в Торридж, для отдыха и несения службы внутри страны.
    Альберт предложил Вулли перейти на службу в гарцийские войска. Вул отказался.
* * * * *
    Река Патта, берущая начало в Лоршванцских горах, впадала в небольшое, но очень глубокое Вандлершанцское озеро. Граница двух государств проходила по нему и самой речке. А речка делила город Патию на две половины - одна принадлежала Гарцу, вторая - Монтере. Так как отступающие гритийские войска прошли севернее, а монтерийцы не дошли до Патии, город нисколько не пострадал от военных действий и вошел в историю, сияя чистыми стеклами окон. Мне Патия запомнилась умытой ночным дождиком, просыпающейся под переливы колокольного звона. В палисадниках цвели померанцы и жасмин, на ратуше в гарцийской части города колокол отбивал шестую свечку утра, ему вторил другой, с монтерийской стороны. Он звучал на полтона выше и запаздывал на один миг. Хлопали деревянные ставни, отворяемые хозяйками. По улице катилась тележка молочника. Вёз её лохматый ослик, смешно прядал ушами. Стучали по промытым камням дороги его копытца, стучали подбитые железными подковками башмачки горожанок, спешащих забрать поставленный перед калиткой бидон.
    Молока хотелость - ужас до чего, вот если не выпью - умру! Но нельзя, нам в дорогу, и доберемся до места мы, дай богиня, к полудню. Лошадей оставили в конюшне переполненного постоялого двора. И сейчас направлялись к городскому порталу, я и Вортигерн, ординарец Вула, он ковылял в волчьем обличье. Ногу ему удалось спасти, но хромота могла остаться на всю жизнь. Со дня сражения прошло больше десятинки, армия союзников топтала только что засеянные поля Монтеры, уходя от границы вглубь страны, а остатки иностранного волчьего легиона стояли лагерем на озере, готовясь к переходу в Торридж.
    А я спешила к Урсуле. Она два дня назад родила, и я умолила, упросила мужа отпустить в Вайсбург. Когда еще сможем свидеться, куда занесет судьба? Вдруг там рядом и порталов не будет? 'Дальше Зуба не пошлют, чин ниже волка не дадут', - шутил Вул. - Иди, но только с сопровождающим.
    В кармане в кошельке звякали золотые монеты. Фару буквально всунул мне деньги от илфийской семьи. И я знала, как их потрачу.
    - Давай, перекидывайся, и дальше с костылём, - я оплатила магу, обслуживающему арку, переход. Ворти спорить не стал, хотя и не понял, зачем нужно, чтобы выглядел он человеком. Шла-то я в Вайсбург, но через Лейден. Не шагать же ему зверем, там, в городе, оборотней недолюбливали. Удивленному волку объяснила - подарок новорожденному купить надо, в Лейдене удобнее всего.
    Несмотря на ранний час, провидица сидела в каменном кресле около входа на площадку, где горел огонь. Она обернулась на звук шагов, привычным жестом возложила руку на мою голову. Улыбнулась.
    - Сильная, очень сильная станешь. Но не сейчас, через год.
    - Это потому, что мне нет восемнадцати?
    - Это потому, что ты ждешь ребенка. Нельзя.
   
    - Мистрес! Да что с вами, скажите же что-нибудь! Вы уже целый кэнтум даже не моргаете! - Ворти, оставив все правила приличия, тряс за руку.
    Я никак не могла собраться с мыслями, всё высчитывала. Нет, невозможно. Всего один раз, на озере...
    Подарки Уллиному сынуле я выбрала быстро - серебряные погремушки с зубными кольцами и чудесную меховую игрушку работы эльфийских мастеров, но на этом не остановилась. Ворти только постанывал, когда я командовала продавцу - отложите. Потратила почти всё, зато и купила почти всё на первое время, для себя, - конверты с искусной вышивкой, пеленочки, кофточки, зачарованные повязки-подгузники, вращающиеся и поющие погремушки. Одельца теплые и легкие, чепчики... крошечные башмачки и носочки...
    В Нижнем Вайсбурге, городе, одноименном с замком Урсулы, ждал Гриффин.
    - О богиня! Ты скупила товар во всех лавках Лейдена?
    Веселая суматоха, объятия и болтовня с Уллой, разглядывание младенца, совместный обед, который сервировали в маленькой гостиной - Улле разрешили вставать, но отходить от сына она не хотела. В семье друзей я чувствовала себя совершенно непринужденно и легко. Но хорошее всегда заканчивается слишком быстро. Пора было прощаться.
    - Улла, ну не плачь ты! Через год обязательно увидимся.
    Она оставалась в замке одна. В ночь Гриффин возвращался в войско, отпустили только на три дня. Я с трудом сдерживала слезы. Если тоже разрыдаюсь, нас будет не остановить. Поэтому кивнула Гриффину - скорее!
    Но так просто уйти не дали. На выходе из покоев Уллы ждал Альберт. Гриффин наверняка знал, что король в замке! Предатель! Не мог не знать, и наверняка специально устроил нам встречу. Пробормотал, - пойду, потороплю Вортигерна! - и испарился, открыл малый портал и шагнул в него.
    Я была благодарна Альберту, он столько раз спасал наши с Вулли жизни. И в то же время эта благодарность лежала на душе тяжким грузом - отплатить за нее так, как хотел бы король, не могла. Лишь сказать, насколько он мне дорог, да, именно так, постижение истины пришло вместе с мыслью - мы можем больше не увидиться.
    - Агнесса, я хочу вас просить - обещайте обратиться за помощью, если вдруг... А я, я найду Вас в любом месте Роштайна!
    Гребни, вот зачем ему мои гребни.
    - Альберт, спасибо! Из всех мужчин, которых я знаю... вы один из самых благородных и прекрасных... - я смешалась, сбилась. Бэр смотрел так, будто хотел навсегда запомнить каждую черточку моего лица.
   
    Утром следующего дня легион уходил в Торридж. На самом рассвете сначала скрылась за холмом разведка, потом тронулся в путь авангард, потом один за другим стали выезжать, выстраиваясь в ряд, фургоны. - Трогай, не спи, держи дистанцию! - метались между повозками деканусы. Разъезды бокового охранения занимали свои места, и походная колонна змеёй потекла за ближайший холм. Всего в строю было около пятисот волков, да на повозках ехали еще сто, раненые, которых можно было перевозить. Тяжелых мы всю неделю порталами переправляли на родину, в Аррас и Торгхейм. Подводы обоза, кроме раненых, везли панцири, оружие, трофеи. Казначей, по приказу Вулли, сумел обменять часть добычи на деньги, но обнаглевшие купцы давали слишком мало, и тогда Вул принял решение - тащить всё домой. Семьям погибших важна будет каждая монетка.
    В движении нам, лекарям, нужно было контролировать состояние двух десятков волков, остальные уже рвались не ехать в фургонах, а бежать наравне с товарищами. За этими торопыгами также следовало приглядывать.
    Свечки через две стало жарко, пыль, поднимаемая впереди идущими, садилась на потные лица, скрипела на зубах. Ничего не поделаешь, лето, первый его месяц выдался жарким, с редкими грозами, особо опасными в этой части Гарца, степи, где и спрятаться от них толком некуда. Маги наши, а их шло с легионом всего двое, как могли, ставили молниеотводы. До Торриджа было около 300 лиг, Вул планировал покрыть это расстояние за десятинку.
    Несмотря ни на что, настроение в первый день было радужное - мы шли домой! А я еще радовалась - вчера вечером успела купить у того молочника, с осликом, две крынки молока. Магически запечатанные кувшинчики стояли в одной из секций лекарского фургона, ждали и манили. Я распечатала первый и, закрыв глаза от наслаждения, начала тянуть прохладное, чуть сладковатое, удивительно вкусное питье...
    - Агни! Что ты делаешь? Ты пьешь молоко? - изумлению Вула не было предела. Молоко я не любила, да что там говорить, терпеть не могла! Виновато похлопала глазами, - мол решила, там вода! Я вчера не сказала Вулли о пророчице, и он не видел, что за покупки мы притащили в тюке, не хотелось обнадеживать зря, а вдруг видящая ошиблась. Вот обожду еще полторы десятинки, уверюсь, и тогда...
    Полторы десятинки я не выдержала. Борьба между желанием поберечь нервы мужа и проснувшейся страстью к молоку, творогу и сметане завершилась, почти не начавшись.
    Вулли, нет, не обрадовался. Просто-таки воспарил от счастья, твердил, не переставая, не может быть, не может быть... ходил вокруг и всё пытался потрогать живот. И огорчался, что ничего не заметно - я за время переходов и боев так похудела - вместо соблазнительной выпуклости на месте живота - впадина. Потом решил обидеться - почему не сказала вчера? И сразу же простил - меня нельзя волновать... И я поняла, что жизнь 'до' была относительно спокойной. А сейчас обо мне начнут усердно заботиться. О божечки!
    Меня не тошнило, и в обмороки я падать не собиралась. Я вообще никак не ощущала себя беременной. Ни сонливости, ни слабости, ничего, кроме слов провидицы. До дней очищения оставалась десятинка, и очень хотелось молока. Вул добывал его, как только мог. Очень скоро волки заметили странную озабоченность командира. И догадались. При виде меня лица сразу расплывались в улыбках, а мне было неловко, я стеснялась, ожидание ребенка - действо семейное, интимное, а тут более пятисот мужчин сразу радуются...
    За десятинку мы добрались до Торриджа. Близ Арраса, в коий нам предписано было следовать, граница шла по горам и почти не охранялась. Разъезды гарцийской стражи пропустили к перевалу. На перевале встретили уже торрийцы. Долгий утомительный спуск и через сутки на поляне около какого-то небольшого одноэтажного дворца, в трех часах хода от города Аррас волки разбили лагерь. Теперь следовало ожидать представителя короля. А пока узнавали новости.
    ...Гердер Твиггорс выжил, впрочем, Теофраст Хойенхайм и не сомневался в результатах своего лечения. Сейчас раненый находился в замке Тур на побережье Южного моря. Забыла упомянуть, врагиня моя, Луиза, вышла за него замуж еще зимой и, по слухам, супруги ожидали первенца.
    ...Я тоже ждала. Дни очищения не пришли, помедлив десятинку, обратилась к нашему целителю, Ришмонду. Сомнений не осталось, и я точно знала, абсолютно была уверена - волчонок - мальчик.
    ...В Аррасе можно было достать Торридж-экземинер, в последнем номере Вулли прочел известие - отец его взял в замок наложницу, заключив договор конкубината с Элиссон Дебир, бывшей Вуллиной невестой. Не успел муж пережить это известие, как новые неприятности ждать себя не заставили.
    Прибыл королевский эмиссар. В отсутствие Гердера Твиггорс роль главнокомандующего взял на себя сам Роберт Торрийский, он и решил нашу судьбу. Оставшаяся центурии рассредотачивалась для несения охранной службы на границе с Монтерой. Пять центурий - пять крепостей. Вулли от командования легионом и даже когортой отстранили. Оставили десятником, деканусом, исполняющим обязанности центуриона. Припомнили всё - от молодости и отсутствия должного военного образования до наглого отказа выполнить приказ. Чуть ли не впрямую винили в гибели легиона на поле сражения. И то, что я младшим лекарем числилась, тоже помянули. Счастье, что о моем истинном происхождении известно не было.
    'Дальше Зуба не пошлют, чин ниже волка не дадут', - накликал! В крепостицу Зуб нас и отправили. Без лекаря, с одним лишь магом вместо положенных в центурии трех - а зачем больше-то? Монтера падет если не через десятинку, так через месяц точно. Посему в крепости не служба будет, а отдых.
    Удар по самолюбию мужа был болезненным, как он это выдержал? - и совершенно незаслуженный гнев монарха, приведщий к понижению по службе, уж не знаю, что и с чьего голоса напели королю советники-наушники, и поступок отца, подтвердивший - сыном его вновь не назовут.
    По дороге к Зубу новое известие - белая волчица не вынесла публичного унижения, оставив записку - я так решила, - шагнула со стены замка в пропасть. На похороны поспешать не к чему, они были три дня назад, Вулли не удосужились сообщить.
   
* * * * *
   
    Другое название Зуба было - Звижжая Башня. Потому что в ущелье, где она стояла, все время свистел, 'звижжел' ветер. Более неуютного и печального места я в жизни не встречала. С одной стороны пробитый в скале туннель, 'Глотка', вёл к дороге, плавно спускающейся к монтерийской равнине. Был туннель достаточно широким, в нем свободно разъезжались три повозки, и не очень длинным - с половину лиги.
    В центре ущелья, называемого местными Волчьи ворота, на расстоянии полета стрелы от выхода из туннеля стояла старинная сторожевая башня. Две небольших стены, пристроенные к массивному, квадратному в плане донжону, примыкали к отвесным скалам и полностью перегораживали проход.
    За башней ущелье слегка расширялось, и вдоль скалы лепились казарма и дома - коменданта, лекарский, арсенальный, таможенный.
    Крепость стояла полузаброшенной. Войска здесь лет пятьдесят не держали, лишь таможенный пункт, да десяток стражей, обеспечивающих порядок. Но в условиях войны с Монтерой была она очень важна. Лиг через десять после спуска на равнину путь раздваивался, правый тракт уходил к перевалу Арченрот и через него - в Луррию. Это была главная дорога, связывающая столицу Луррии с Торриджем и Монтерой. Левый вел к Монтачино - крупному торговому городу. Приказ восстановить и охранять крепости на границе составил Гердер Твиггорс в первую неделю войны, сразу по получении сведений о событиях в Монтерийском королевстве и захвате Луррии. Но король Роберт не поторопился его подписать, как не поторопился и с вводом войск в Луррию, для помощи невестке и тестю. Только теперь мимо нас маршировали гарцийские и торриджские войска, им предстояло взять Арченрот и разобраться с монтерийцами. Законные правители Луррии - старый герцог и его дочь, моя подруга Белинда, Линда - живы и скрываются в горах.
   
    Непрерывный свист ветра, чахлая зелень искривленных деревьев, вода с железистым привкусом, которую приходится экономить. Я стояла в прихожей комендантского дома и думала - как надолго он станет нашим с Вулли пристанищем...
    Голые стены из серого известняка - ни шпалер, ни досчатой отделки, в углах большой прихожей - песок, нанесенный через разбитое окно и неплотно затворенную дверь, никакой мебели - ни на первом этаже, ни в мансарде. Дом, милый дом... Не хотелось бы рожать малыша здесь, но и мужа одного оставлять не хочется... Плохо ему сейчас, трудно. Если выкажу хоть малейшее разочарование или опасение, будет еще горше. Когда на сердце скребут кошки, а в голове дурные мысли - займи руки делом. Извечный женский рецепт от уныния и тоски - уборка. Применять непрерывно, в течение трех дней, - ровно столько мне понадобилось, чтобы свить семейное гнездо. Вулли энергично мешал, считая, что мне нельзя делать ничего...
    Полегоньку-потихоньку бытиё на новом месте налаживалось. Чем мы жили? Любовью и ожиданием. Ждали конца войны, рождения сына, писем от Уллы и Гриффина, еженедельной газеты, ответов из Академий. Мне пришел отказ из Торриджской магической, Вуллу разрешили явиться в военную следующей весной для сдачи экзаменов на общих основаниях. Опять ожидали - посылок с книгами, оборудованием для алхимической лаборатории, магическими ингредиентами, лекарствами и прочим, и прочим. Я сама себе буду Академия. И лечить наших буду, ну и что, что приказом из армии уволили, выкинули как ненужную вещь. Травм и простуд от моего увольнения не убавилось. Место нездоровое, хоть и горы.
    Волки восстановили крепостную стену, ворота... Наш маг целыми днями заряжал и устанавливал артефакты. Я спрашивала мужа - зачем? Война же катится к концу?
    - Милая, вся пена, вся грязь, которая обязательно остаётся после конца сражений - разбойники, мародеры, - а еще не сдавшиеся в плен военные, все попытаются уйти с равнин Монтеры, где негде укрыться, и побегут через перевалы. В Торридж и Луррию. За нами Аррасская пуща. Вылавливать там их годами будем.
    Аррасским лесом называлась гористая, густо поросшая деревьями местность, с пещерами и ущельями, промытыми быстрыми потоками. Лес тянулся на почти три сотни лиг, от морского побережья до одноименного пограничного города. В ширину он был восемьдесят с небольшим лиг. На юго-западной его оконечности стоял Лаерблайд, главный город волчьей провинции, она включала земли пяти графств, одно из которых - отца Вулли. Родной замок Вула был от нас всего ничего - в трёх днях пути. Но дорога туда была мужу заказана: и видеть его там никто не хотел, и отлучиться из Зуба он не мог.
    А война кончаться и не думала, предложения о заключении мира не последовало, монтерийцы отчаянно сопротивлялись. Отступая, оставляли за собой голую степь, сожженные дома, убитую домашнюю скотину, отравленную воду. Поговаривали, что мирное население принуждали уходить вглубь страны насильно.
    В Монтачино, люди в котором издавна занимались пограничной торговлей, среди купцов и ремесленного люда паники не было. Они спокойно пережили захват части провинции Торриджем, более того, глава мэрии игнорировал приказ губернатора 'организовать сопротивление оккупантам'. Война шла далеко - в Луррии и в центральной Монтере. В городе стоял маленький торриджский гарнизон - до смешного маленький - тридцать человек. Скорее для того, чтобы наблюдать за порядком, чем для военных целей. Основная часть армии Торриджа воевала севернее, тесня монтерийцев к их прибрежной столице и южнее, за перевалом Арченрот выдавливала монтерийские войска из Луррии.
    К началу щедреня уже казалось - всё кончено, две трети Монтеры во власти союзников, но тут пришли пугающие новости - король Леопольд предъявил ультиматум. Казалось, не в его положении высказывать угрозы, однако он посмел говорить как сильный и равный. Если Энц, Торридж и Гарц не остановят наступление, не отведут войска, не заплатят контрибуцию и не отдадут требуемые земли, монтерийские маги уничтожат всё живое для начала на половине территорий этих государств. К моменту, когда пришло страшное это известие, я уже с десятинку наблюдала за странностями магического фона. Видимая человеку с сильным магическим даром некая субстанция, как парок поднимающаяся от земли, не истаивала, растворяясь в окружающем пространстве, а свивалась в жгуты и уходила назад. Почти одновременно с известием об ультиматуме я получила послания - от Уллы, маркиза Жанно и принца Фару. Улла сообщала, что с малышом переезжает в Лейден, там защита куда как лучше, чем в ее замке. И беспокоилась, просила, умоляла попробовать перейти порталом в Гарц и переждать страшное время у неё, не всегда же подобные переходы заканчиваются выкидышем. Но я не собиралась рисковать.
    Письмо от Жанно, написанное с использованием специальной бумаги, прочесть его мог только адресат - дышало оптимизмом. Они справятся, отклоняющие удар щиты давно разработаны. Обещал навестить сразу же по окончании этого последнего, как он надеется, эпизода затянувшейся войны. И мы с тобой еще раз попробуем написать в Академию, и лорд Твиггорс почти пришел в себя, он поможет. Предостерегал от возможных землетрясений - вы там осторожнее в горах, девочка. Тоже просил уехать, в Лейден или в столицу, ну или хотя бы а Аррас.
    Принц Фару писал, что илфийская королева приняла решение - покинуть Роштайн. Если грянет катастрофа, людской род возродится, но вот илфов слишком мало, они как племя - на грани выживания. Поэтому переселяются на далекие острова. Приказы своей королевы илфы не обсуждали, но Фару смог дать мне понять между строк, лично он - против. Мне предлагали, как члену рода и принцессе, идти с ними. Разумеется, это было невозможно. Последняя эпистола - отчет банкира, нас обслуживало Аррасское отделение Гномьего банка в Торридже. Её я прочла вечером вместе с Вулом. Мы были богаты настолько, что могли позволить себе купить дом в столице или небольшую усадьбу в центральном Торридже, или достаточно большое имение в Волчьей провинции.
    - Дом, конечно дом! Я без тебя не могу... Будут же в Высшей военной школе увольнительные!
    Это была последняя полученная почта. Маломощные станции связи, подобные нашей военной, перестали действовать вечером пятого щедреня. Утром Вулли послал нарочного в ближайщий к границе торриджский город, Верд, там сообщили, что со связью с вечера творилось нечто невообразимое, последним пришло распоряжение отключить порталы, так как пользоваться ими стало опасно. Действительно, когда для пробы попытались отправить в Аррас курицу, портал не только не сработал, но и выплюнул назад обугленную расчлененную птичью тушку.
    Мы скатились в стародавние времена - почта - конные гонцы, дорога из города в город - только повозки или верхом. С обычной, бытовой магией дело обстояло лучше - нарушения магического фона над Роштайном не мешали. Так, в тревожном ожидании и непонимании - большинством жителей - что же происходит, прошли несколько дней. Катастрофа началась в ночь на девятое щедреня. День так и не наступил, солнце не показалось во мгле.
    Про эти события написано так много, что повторяться не буду. Никто не знает, почему Жанно и Гриффи не смогли удержать защиту, почему где-то посередине линии, связавший две точки - Лейден и пригород Монтерийской столицы, там, где сошлись потоки отраженной и прямой магии, вспыхнул и устремился в небо мощный протуберанец, и почему от него пошла расходиться концентрическая волна, превращающая в прах всё живое и сплавляющая в единый монолит всё неживое. И что произошло раньше - землетрясение, взрыв вулкана Харатоши, или неконтролируемый выплеск магической энергии из накопителей.
    Первое землятрясение пощадило Зуб. По стенам башни пошли незначительные трещины, Обвалилась часть выносной стрельницы. Камнепад перегородил дорогу в Торридж, туннель - Глотка - устоял. По нему к вечеру примчался гонец из Монтачино - связь с Луррией потеряна, перевал Арченрот исчез: месиво из обрушившихся скальных глыб и уходящая к центру земли трещина невероятной глубины. Из нее поднимались зловонные газы, туманящие рассудок, а если надышаться, то, вероятно, и убивающие. В Монтачино требовалась помощь, требовалась помощь и в Верде. Я паковала медицинские сумки, если бы сама могла отправиться с одним из спасательных отрядов! Но чувствовала я себя из рук вон плохо. Как потом оказалось, худо было не только мне, но и всем магам и магически одаренным. И чем ближе они находились к мертвой черте, тем сильнее было поражение. Целители назвали это магической контузией.
    Потом пришел ветер. Он дул со страшной скоростью и нес с собой пепел и землю. И опять не было солнца, его свет еле пробивался через окрашенную в черно-красный цвет дымку. Вскоре - жуткие известия из Лайерблайда - на побережье в день, когда случилось землятрясение, обрушилась волна такой высоты, что и представить трудно.
    Потом... потом из мира ушла магия - черпать силу стало неоткуда. Совсем не было ее около десятинки. За это время мы узнали, что разрушения в столице невелики, что король жив, все наши волки в других крепостях - тоже, что известий о том, что с нашими экспедиционными войсками - нет. И что Гердер Твиггорс, несмотря на болезнь и незажившие раны вновь принял на себя обязанности лорда-констебля.
    Не знали мы лишь того, что от мертвой черты к нам идут убивающий вал магии, толпы беженцев и остатки резервной монтерийской армии.
    К двадцать первому щедреня, спустя двенадцать дней после катастрофы, первые беженцы достигли Монтачино. Наши гонцы сразу же отправились в Аррас и Лайерблайд (до сих пор не устаю удивляться, как быстро Гердеру удалось наладить эстафетную связь с провинциями). К двадцать пятому щедреня число беженцев на равнине между Монтачино и перевалом достигло десяти тысяч человек. Пропустить эту неуправляемую толпу в Торридж было немыслимо. Границу следовало закрыть, разбить лагери, в которых разместить несчастных. Вул начал действовать, не дожидаясь приказа. Впрочем, распоряжения от Гердера Твиггорса вскоре пришли, точь в точь такие же, как и самостоятельные действия Вула. К перевалу Гердер отправлял обоз с продовольствием, палатками и две сотни воинов внутренней стражи. В Монтачино, его окрестностях и Верде было введено военное положение. Волки под расписки реквизировали зерно, скот, птицу и полотно, чтобы соорудить хоть какие-то навесы от палящего солнца.
    Волка своего в эти дни я почти не видела. Он уставал настолько, что засыпал за ужином, если так можно назвать полночную трапезу, буквально с ложкой в руках. Все те крохи магической энергии, какие я могла собрать за день, я вливала в поддерживающий силы элексир, и поила им Вула. Магия возвращалась. Совершенно уверена, по времени первые её эманации совпали с замедлением смертельной волны. Но когда к 30 щедреня вал окончательно остановился и начал исчезать - разразилась первая магическая буря. Потом последовала серия мощных подземных толчков, не таких сильных, как первое землятресение, но более разрушительных.
    Укрыться от магической бури нельзя, боль, которую одаренные испытывают, я сравнила бы с болью от ударов плетью. Или ожогами кипятком. У всех по-разному, но больно безумно. Я молила богиню лишь об одном - чтобы всё, что происходит со мной, не повредило маленькому Вулу. (Я звала младенца именем отца.) Третий месяц беременности подходил к концу, стал заметен крошечный животик. Вулли старший радовался, клал ладонь на едва заметную выпуклость и говорил - привет, сын - я убедила его, что обязательно - мальчик. Поняв по поведению нашего мага, буквально теряющего сознание от боли, что твориться что-то неладное, Вулли примчался домой. Вовремя, часть нашего домика во время повторных толчков обвалилась. Вул успел вытащить меня наружу. Сторожевая башня Зуб дала большую трещину, хотя и устояла. трещина повредила механизм закрытия ворот, выпавшие блоки кладки заклинили створки. Не успели волки начать разбирать завал, а Вул собраться в Монтачино, как из города прибыл очередной гонец - разведчики доносили - приближается войско, числом около двух тысяч человек. Это был резервный королевский Монтерийский полк под командованием виконта Балли.
    Ни в какие переговоры Балли вступать не собирался. Его не волновали ни судьба беженцев, ни местные жители. Обезумевший от горя - в столице, как он справедливо считал, погибла вся его семья, имел он одну цель - месть. Месть предателям, принимающим хлеб из рук врага и врагу, коим он считал всех торрийцев, от мала до велика.
    Что мог Вул? Под его началом оставалось чуть больше сотни волков, да еще тридцать человек монтерийского гарнизона. Лишь дать уйти через перевал тем, кому грозила неминуемая смерть, да обороняться. Будь башня цела, мы выстояли бы до подхода своих. Но ворота держались на честном слове, а бой шел уже у входа в туннель. Разряженные артефакты панцирей давали слабую защиту, и волки гибли один за одним. Они отступали через туннель к донжону, выскакивали из его зева и со всех ног неслись под защиту полуразрушенных стен. Засевшие у выхода арбалетчики прикрывали отход.
    Нас осталось всего пятнадцать. Это был конец. Я обежала взглядом стены ущелья, черные камни башни, кривые яблоньки, которые росли у ее подножия. Плоды уж созрели, темно-красные, яркие, пахучие. День выдался солнечным и ветреным, около входа в 'Глотку' лежала перевернутая телега с мешками муки. Один разорвался и белая пыль летела в темноту прохода.
    Да, доченька, так сильно рвануло, что мельничный жернов отлетел на пол-лиги Я как наяву услышала голос отца. Конечно, не надменного гритийского принца, а того, кто стал мне отцом - мельника.
    - Вулли! - я схватила мужа за руку. - Надо разрезать все мешки, ветер поднимет мучную пыль, ничего не будет видно, можно будет отступить к стене, а я устрою в туннеле огненный ад!
    Вулли сам, сопровождаемый лишь Вортигерном, бросился к телеге. 'Дымовая завеса' удалась на славу. Но продвижению врага она не помешала, не дала лишь вести прицельную стрельбу. Когда Вул и последний из арбалетчиков нырнули под защиту башни, из туннеля выбегали первые монтерийцы.
    Стрелы с факелами у меня были готовы. Башня стояла так, что с нее и стен можно было держать под прицельным огнем выход из туннеля, с такой же эффективностью стрелять в ответ не получалось - мешала высота башни и господствующее направление ветра в ущелье - с запада на восток. Сейчас мы стреляли из открытого створа ворот, с земли, нам не надо было целиться в бегущих монтерийцев, этих добьем потом, главное, донести огонь до мучного облака. Сначала у входа была легкая вспышка, тут же погасшая, мы услышали хлопок, потом полыхнуло в самом туннеле, туда попала одна из горящих стрел, а потом из него вырвалось яркое ослепительное пламя! Пришла взрывная волна, я почувствовала странное давление, будто кто-то упруго толкал меня, стало трудно дышать. Все это длилось несколько мигов, потом раздалсяФ грохот и клубы пыли вырвались из туннеля. Он обвалился. На такое я не рассчитывала Пыль неслась к нам столбом, но встречный ветер останавливал ее, поднимая вверх, и только поэтому Вулли смог увидеть как начала сползать, оседать, левая, треснувшая сторона донжона. Поберегись, - успел крикнуть он и, перекинувшись волком, просто снес меня с пути катящихся камней. Я упала, больно стукнувшись локтем, в плече хрупнуло.
    - Мистресс, мистресс - как сквозь вату слышала я голос Ворти, - командир...
    Ворти помог подняться, левая моя рука висела плетью, кровь из рассеченного лба не давала смотреть. Вул лежал совсем рядом, придавленный наполовину черной глыбой стенного блока.
    - Где остальные? - мне казалось, я кричу, но Ворти наклонился и переспросил - что вы говорите?
    - Всех сюда, снять камень, - он жив!
    Волки возвращались от туннеля - пока я была без сознания. схлестнулись в схватке с прорвавшимися монтерийцами.. Шестеро! Еще Ворти, да я, у которой сил и себя-то на ногах удержать нет. Но Вулли дышал, и нельзя было предаваться отчаянию.
    - Накопители, какие только есть, с панцирей, со стен, с ворот!
    Мне удалось приподнять камень, волкам хватило нескольких мгновений, чтобы сдвинуть его в сторону. В груди жгло неимоверно, но разве могла сравниться эта боль с тем, что я испытывала, глядя на изувеченного Вула. Резерв мой был пуст, накопители тоже, я боялась стронуть мужа с места, чтобы не навредить еще больше. Силенок хватало кое-как давать возможность ему дышать.
    Подбежал Ворти, он нес маленький изогнутый боевой рог - литуус.
    - Труби, чтобы слышали, что мы живы, - скомандовал ему один из волков, я узнала, ветеран, охранявший меня еще во времена гритийской кампании. - Я послал двоих, гонцами в Верд, с известием.
    - А что играть-то?
    - Равнение на герб легиона!
    При первых звуках трубы Вул открыл глаза. - Тише, - шикнула я на Ворти, и склонилась к мужу.
    Он шептал, - я так и не съездил на могилу матери... а теперь и не к чему. Агни, я прошу тебя, чтобы не случилось, живи! Милая, я слишком редко говорил тебе, как люблю...
    Тишину ущелья прорезал ответный сигнал рога - нас услышали, к нам идут!
   
    Часть 6. Все пути ведут в Тур
    Связь моя с Вулли порвалась, напоследок хлестнув болью по сердцу. Так бьют, лопнув, туго натянутые канаты, дробя в прах то, что скрепляли. Из всех дней, последовавших за боем в ущелье, я помню только эту боль. Боль и белую пустоту, в которой плыла.
    Бело-серое полотно раскачивалось перед глазами, я никак не могла сосредоточиться и понять, где я.
    - Очнулись, хонорина?
    Я попробовала повернуть голову на звук голоса. Сразу затошнило.
    - Тихо-тихо, милая, не крутите головкой, сейчас я дам укрепляющее питьё...
    Женщину, ухаживающую за мной, я разглядела при следующем пробуждении.
    Милое лицо в мелких морщинках, белый чепец, фартук с пелериной, одетый поверх серого строгого платья. Знак богини - всевидящее око - на черном шелковом шнуре. Монахиня?
    - Я в монастыре?
    - Нет, деточка, ты в госпитале для беженцев, в Верде... Вот, выпей и спи, тебе надо спать, чтобы набраться сил.
    Через два дня я знала всё. Всё, что смогла рассказать мне матушка Анунциата. Бело-серое полотно оказалось потолком большого шатра, поставленного на лугу около лагеря беженцев.
    Монахиня монастыря святой Терезы, Анунциата приехала вместе с госпиталем, насельницы обители считались лучшими сиделками во всем Роштайне. А госпиталь прибыл в Верде третьего белорыбня с обозом, везущим продовольствие и вещи для беженцев, ровно через два дня после взрыва в ущелье.
    - Волки? Они ушли, им приказали. А тебя, деточка, на следующий день перевели из военного госпиталя в наш. И правда, что тебе там делать-то? Среди мужчин. Ох, я забыла, тебе письмо, оно у старшего целителя. Он сказал, как окрепнешь, прочтешь.
    - Матушка Аннунциата, а где похоронили... погибших?
    - Так в общей могиле, здесь, на кладбище. Правда, тела некоторых домой забирали, вот командира волчьего, точно увозили. Граф-отец приезжал. У тебя кто погиб в том ущелье прОклятом?
    Я кивнула головой, ответить не могла, слезы заливали лицо.
    - Никак отец маленького?
    Снова кивок.
    Целителя я увидела назавтра.
    Говорить ему со мной было некогда - один лекарь на целый лагерь - на лугу поставили шесть госпитальных палаток. И все они были переполнены. Я смогла лишь спросить, как маленький.
    - Как ни удивительно, неплохо.
    Точнее посмотреть не могу, сами понимаете, ресурсы магические ограничены. А вот с вашей магией нелады, кажется... Почти полное выгорание. Если и вернется, процесс будет длительным.
    Да я и без него это знала. Вот только не могла понять, можно ли мне заниматься восстановлением резерва и магических структур теперь, когда жду ребенка. Осведомилась - целитель ничего не смог ответить, тоже не ведал.
    Матушку Анунциату я помню очень хорошо, а вот целитель, его помошник - покажи мне сейчас их портреты, не узнаю. Странная вещь человеческая память. Я долгие годы не могла видеть красные осенние яблоки, сразу перед глазами - Вул, стискивающий, пытаясь скрыть от меня боль, подкатившийся ему под руку плод. Сдавливает яблоко он так сильно, что оно лопается и прозрачный пахучий сок течет по побелевшим пальцам.
    Письмо от волков я прочла в одиночестве. Как тяжелобольная, я лежала в палатке в отдельном, отгороженном занавеской, блоке.
    Леди Агнесса, - писали волки - слов нет, как мы скорбим о гибели нашего легата. Переводят нас срочно, идем за шкурой поганого полковника Балли. В обход через гармские перевалы. Мы устроили Вас в военном госпитале, обещали лекари за вами хорошо присматривать. Надеемся, выйдете вы из предсмертного сна(1). Мы же, буде останемся живы, вернемся за вами.
    Вещи ваши и командира мы собрали и оставили на хранение у кастеляна госпиталя военного, и денег на первое время мы вам собрали, сколько смогли. Сами знаете, жалования за последний месяц мы не получили. Вы уж выздоравливайте, ради богини и волчонка берегите.
    Вывихнутое плечо мне вправили и залечили, физически я восстанавливалась быстро.
    Спустя десятинку после того, как очнулась, 23 белорыбня, мне предложили покинуть госпиталь. Целитель, не помню, как его звали, привел пожилого волка-оборотня с письмом от графа Айсватерберха, отца Вулли.
    Достопочтенная хонора Агнесса. Главный целитель госпиталя прислал весть о том, что вы очнулись от мертвого сна и поправляетесь. Предлагаю Вам переехать на некоторое время в мой замок... Смерть Вульфберта упразднила, сделала незначимыми и неважными все наши разногласия. Я вновь назвал его сыном. Как жена виконта Айсватерберха вы имеете право на вдовью долю, и она будет вам выплачена. До тех пор, пока не улажены юридические и финансовые вопросы, я возьму на себя расходы, связанные с обеспечением Вас всем необходимым. Надеюсь, если вы примите приглашение, поведение ваше будет соответствовать вашему положению.
    Видя моё недоумение, волк пояснил, что прислали повозку с кучером, двух охранников и служанку, дабы соблюсти приличия. Сопровождающие обедали сейчас в трактире, спать собирались во дворе, в повозке, мест в гостинице не было, они с трудом устроили лошадей на ночь в конюшню.
    - Выехать бы завтра до полудня, тогда к ночи доберемся до Альфгорса, это селение большое на тракте. Времена нынче неспокойные, - говорил волк, нисколько не сомневаясь в моём согласии. - Вы собирайтесь, а с утра вещи все погрузим и отправимся. Служанку-то вам прислать помочь, или вы сами привычная?
    Я так растерялась, что сразу не отказалась ехать. Стояла, держала письмо в руках и хлопала глазами как деревенская дурочка. Видя, что никакого ответа от меня быстро не дождаться, доверенный графский слуга откланялся и ушел, пообещав вернуться к вечеру.
    От письма был прок - оно вывело из состояния полнейшей расслабленности и безразличия к окружающему, в котором пребывала после 'пробуждения' - я поняла, что нужно думать о дальнейшей жизни. А не лежать часами, глядя в потолок, но видя при этом перед собой лицо Вулли.
    Еще раз перечитала послание графа.... Вот как, достопочтенная хонора, а не леди. Если ты признал сына, то я - леди. И подачки мне твои не нужны. Вдовью долю он мне выделит. Стол и кров обеспечит... Соответствующее положению поведение, что он имеет в виду? Смирение и покорность? Гордость моя взбрыкнула и понеслась вскачь! У меня и свои средства есть, и жить я могу сама по себе. Сейчас же этим займусь.
    Целитель еще не ушел из палатки, осматривал повязки одной из женщин. Спросила, есть ли в городке отделение гномьего банка и где? Оказалось, совсем рядом, в кэнтуме ходьбы по времени, на Малой рыночной площади. Пока спрашивала, еще одна мысль пришла в голову.
    - Хоноре, а как я попала в госпиталь для беженцев?
    - Граф перевел из военного, здесь сиделки хорошие, они за такими как вы ухаживать умеют.
    - А если бы я продолжала спать?
    - Перевезли в обитель святой Терезы, граф подумал и об этом. Вы считались безнадежной, а вот возьми - и очнись.
    - А мне обязательно покидать госпиталь?
    - Хонора, у нас не хватает ни целителей, ни мест в лекарских палатках. Скоро осень и зима, больных станет больше. Вы уже на ногах, есть родственники, поймите, вы занимаете чужое место.
   
    В холле банка был полумрак, магические огни не горели, тихо, пусто. Гном, еще сравнительно молодой - борода чуть ниже шеи и заплетена всего в две косицы, - Хонорита что-то желает узнать?
    - Я хотела бы снять часть денег с вклада. И хонора, я замужем.
    - Увы, выплаты месяц как не производятся. Видите ли, уважаемая, после катастрофы прервалась связь с нашими основным отделением и банковскими хранилищами. Не работают ни порталы, ни магическая почта, ни наша, внутренняя банковская система передачи сведений. Я лишь могу зафиксировать претензии и поставить в очередь, на выплату компенсации. Надеюсь, что гм... все банковские записи уцелели.
    Он записал номер счета, выдал мне карту - простую, не магическую, твердый кусок картонки, на котором оттиснул свой палец.
    Из банка я вышла ошарашенная. Значит, денег у меня нет. Совсем, или почти совсем. А я все гадала, почему волки скинулись. Итак, а сколько в кошельке-то? В кошельке было негусто. Следовало тщательно обдумать дальнейшие действия. Тут я поняла, что очень устала, и пора возвращаться, но сил идти не было никаких. Постояла, прислонившись стене, проклятая слабость не отпускала. Через окно маленькой булочной - дверь в дверь с банком, - увидела столики под клетчатыми скатерками - здесь, как и в Лейдене, можно было, купив сдобу, или печенье, или пирожные, выпить с ними чаю. Подошла к прилавку. Ценники поразили. Булочка с абрикосовым повидлом стоила как эльфийское мороженое в лучшей кондитерской Лейдена. Видя мои сомнения, продавщица достала с полки корзинку - здесь вчерашняя выпечка, она дешевле. Выбрала две маленькие булочки, обсыпанные толченым орехом, попросила чаю принести. Покупателей, кроме меня, никого, поэтому девушка была не прочь поболтать.
    - Нет, нет, хонорита, даже и не думайте снять комнату. Никто не сдаст. А цена, - тут она назвала совсем немыслимую цифру, - уж не знаю, кому и по карману. - Девушке было любопытно, - А вы сами-то откуда, хонорита? Хонора? Замужем, значит? Вдова?
    - Я из Зуба, мы там жили.
    - Ой, а говорили, что в Зубе только одна женщина была, жена волчьего командира, покойница... Вслед за мужем преставилась.
    - Почему покойница, я живая.
    Девушка улыбнулась и укоризненно покачала головой, - ох, хонора, буде выдумывать. Вы на себя в зеркало то глядели? Та-то, сказывают, раскрасавица была. Вы уж лучше не рассказывайте небылиц, у нас с этим строго, узнают, что чужим именем называетесь, не поздоровится. А что умерла леди Грей, так это точно. Она лежала в военном госпитале, туда моя соседка убирать ходила, так говорит, была леди, а на следующий день нету, хоронить ее с мужем в замок увезли. Да и в газете прописали. Вот, посмотрите. Мы ее за деньги читать даем, но вам я так покажу. Вы чай допивайте, а после почитаете.
    В зеркало я гляделась, утром, когда причесывалась. Оно было у нас в палатке одно на всех - маленькое, тусклое. Но и в нечетком отражении я видела, как 'хороша' - лоб пересекал неровный шрам, левая щека посечена осколками, следы остались, как от оспинок. Мне было всё равно, волосы не торчат, воротничок платья не топорщится, ну и ладно. Поблагодарила девушку, вытерла руки платком, взялась за газету. Торридж Экземинер от 9 числа, по теперешним понятиям, свежий номер.
    Да, вот и заметка - 'по сведениям с юго-востока страны, центурия под командованием виконта Айсватерберха... погиб, его жена, тяжело раненная в сражении, скончалась в госпитале...'. На той же странице - 'нам пишут из Гарца' - 'положение в стране, разбойники на дорогах... официальное заявление... в числе погибших принцесса Урсула, ее муж и их новорожденный сын...'
    Улла, нет, невозможно... А если такое же газетное вранье, как и слухи о моей гибели? И я направилась к центру города, к ратуше, в отделение когда-то магической, а теперь просто государственной почты.
    Письмо в Гарц обещали доставить через две десятинки. Подивились адресату - принцессе, в случае отсутствия оной королю Альберту, лично, - взяли плату - вытрясла из кошелька всё, теперь и на булочку не хватит. Обратным адресом указала замок графа. Да, я приняла решение, выхода нет, еду туда. На работу в переполенном беженцами городке не устроиться, да и какая из меня работница, ни сил, ни здоровья, да еще и в интересном положении. Денег нет, знакомых и друзей, считай тоже. Я впервые оказалась один на один с жизнью.
   . В лагерь беженцев я буквально приползла, еле переставляя ноги. Достала походный костюм, еще тот, кожаный, охотничий, присланный Уллой, сносу ему не было. Назавтра мы ехали по тракту в сторону Лаерблайда, я полулежала в фургоне - да, не карету за мной прислали - дорога лентой убегала назад, домики и шпиль ратуши Верда скрылись за холмом, только горные пики, охранявшие Волчьи Ворота, все виднелись вдали, до тех пор, пока их не заслонили вековые деревья Аррасской пущи. Я куталась в старый плащ Вулли, это была единственная теплая вещь, отыскавшаяся в узлах нашего с мужем скарба, вытащенного волками из-под развалин комендантского дома и сторожевой башни.
   
    В конце белорыбня в южном Торридже устанавливается прекрасная погода, эту пору там называют ласковым летом - за мягкое тепло прозрачных безветренных дней. В Лаерблайде шумела осенняя ярмарка, но не видать было ни бродячих актеров и циркачей, ни продавцов сладостей, громко расхваливающих свой товар, ни веселящейся толпы. Через щель в опущенном пологе фургона я разглядывала встречных. Молодые мужчины почти не попадались, все женщины одеты в темное, головы покрыты большими черными шалями, концы которых, перекинутые через плечи и свободно болтающиеся за спиной, походили на крылья странных птиц. В волчьих землях был траур. В двадцатых числах объявили, что сменивший нас в союзных войсках легион погиб полностью. На въезде в город остановила стража. Убедившись, что свои, пропустили, но старший, совершенно седой волк с негодованием оглядел мой наряд, - Мальчишке лучше снять центурионский плащ. Или полог фургона опустите... Не дай богиня, кто из ветеранов увидит, и женщины... они теперь непредсказуемы.
    Переодеваться не стала, плащ снимать тоже - знобило. Дорога далась тяжело. По счастью, ехали в фургоне - длинной широкой повозке с поворотной осью, хорошими рессорами, тормозами, - запряженном парой крепких тяжеловозов энцийской породы. - Господин граф думали, вы совсем плохи, вот я и решил, что повезу вас лежа, - оправдывался хоноре Гарденвул, старший из сопровождающих. - Вы уж не осуждайте нас, миледи, мы хотели как лучше. К концу первого дня пути я радовалась такой предусмотрительности, располжившись на пышных, набитых пером и морской травой тюфяках. Волки держались со мной почтительно, девушка служанка была мила и приветлива. Один волк шел впереди в разведке, опережая повозку на три полета стрелы, второй ехал внутри фургона, потом они менялись. Предосторожности были не лишними - на дороге 'пошаливали'.
    Беременность моя для эскорта стала неожиданностью. Почему граф не сообщил посланным за мной слугам о таком обстоятельстве, не понимала. Эспе, юная прислужница, - странное, ранее мной не слыханное имя, - была хорошо обучена правилам поведения и не пыталась расспрашивать, но просто изнывала от любопытства. Я решила этим воспользоваться и узнать об обычаях и порядках, принятых в доме графа, и сама начала беседу. Перевести разговор в нужное русло было нетрудно...
    Через три недели после смерти супруги граф женился на леди Элисон, и она ожидает ребенка. Тут Эспе запнулась, - это получается, если родятся мальчики, то наследников у графа будет двое, и ваш, миледи, старший!
    Городок мы проехали насквозь и очень быстро, дальше дорога пошла в гору. Целых четыре свечки мы поднимались по серпантину и, наконец-то, увидели мост через неглубокое ущелье и замок. В ущелье гремела и билась горная речка, пенилась меж красных гранитных валунов. Ярко-синее осеннее небо, сочная, еще не поблекшая зелень, красно-черные замок и скалы - все было изумительно красиво и празднично. Да, именно так и рассказывал Вулли, при мысле о муже горло стиснуло сдерживаемыми рыданиями. Я старалась днем не думать о любимом, запрещала себе вспоминать. Нельзя растекаться в страданиях, нужно жить и выносить малыша.
    Упряжка простучала копытами по камням моста, и через пару сотен локтей, миновав барбакан, фургон въехал в замковый двор. Загодя предупрежденный,старый граф стоял на пороге. Он постарел за те полгода, что мы не виделись, опирался на черную резную трость. Я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь унять подступающие слезы - богиня, как же похожи они с Вулом.
    - Здравствуйте, Агнесса. Отрадно знать, что вы, вопреки предсказаниям врачей, сохранили ребенка. - Граф повернулся к стоящей рядом молодой, высокой и очень красивой белокурой даме, - дорогая Элисон, позволь представить нашу новую родственницу, мою невестку, инору Агнессу. Агнесса, леди Элисон хозяйка в этом замке и вы должны слушаться ее во всем.
    - Добро пожаловать домой, дорогая, - ласково произнесла, как пропела, дама, но глаза ее, цепкие, холодные, оценивающие, говорили совсем иное.
    Поселили меня в гостевых покоях, отговорившись тем, что другие господские комнаты не приведены еще в порядок. Под личные апартаменты был отведен весь второй этаж. Граф и графиня жили в левом его крыле, я - в самом конце правого. Поначалу мне понравилось - чем дальше от прекрасной блондинки, тем лучше, но оказалось, что предоставленные мне комнаты холодны и сыры, и солнце в них почти не заглядывает. Поутру я долго собиралась с духом, перед тем как встать, ледяной пол чувствовался даже через толстый ворс ковра. Прислуживать отрядили уже знакомую Эспе. Была она квартеронкой, не способной к обороту, что по теперешним временам, при нехватке мужчин, означало наверняка участь старой девы.
    За ужином мутило от полупрожаренных, с толстым слоем жира, отбивных. Я хотела молока, которое подавали только утром, да и то в маленьком кувшинчике - забелить чай. Пожелания мои касаемо еды графиня игнорировала, также она не вняла просьбе пригласить портниху - нужно было обзавестись хотя бы еще одним платьем, старое становилось тесно, мы с Эспе расставили его в боках, как могли... Чтобы сберечь единственную одежду для выхода к общим трапезам, я стала одевать на прогулки купленные на последние гроши простую деревенскую юбку и блузку. Сверху прикрывала неподобающие леди одеяния Вуллиным плащом, он был мне до пят, и так в сопровождении Эспе и двух охранников бродила по окрестностям замка. Дважды в день - утром и вечером - шла по выложенной серой плиткой дорожке - ее в замке называли вдовьей - через запущенный замковый сад к часовне и семейному склепу. Молилась, возвращалась в свои мрачные комнаты, читала привезенные в сундуке чудом уцелевшие книги по магии, учила и повторяла заклинания и жесты. Верила, что дар восстановится. Делала эльфийскую гимнастику, украдкой, чтобы не столкнуться с графиней, спускалась на кухню и варила бальзам и крем - разгладить шрамы, хотела, чтобы родившись, сын увидел мать красивой.
    В ту злополучную десятинку неприятности начались с самого первого дня.
    На лугу, спускавшемся от южной стены замка к скалистому обрыву, росла горечавка. Я приметила высохшие отцветшие стебли во время одной из прогулок, но интересовали меня корни, было самое время выкопать их. И решить проблемы с желудком. Конечно, при таком рационе - мясо полусырое, мясо полупрожаренное, и жирное, жирное, жирное - они появились. Солнце припекало совсем по-летнему, хотя и был конец краснолиста. Плащ я сняла, руки перепачкала в земле. Мы с Эспе набрали полный мешочек толстых, обросших мелкими волосками, корней. Мягкий грунт заглушал стук копыт, поэтому подобравшегося сзади почти вплотную всадника не заметили. Почему граф, возвращаясь из города - а на значительные расстояния он теперь перемещался лишь верхом или в карете - поехал именно через южный луг, неизвестно. Он оглядел мой наряд, нахмурился, велел надеть накидку, увидел, что это старый военный плащ, и приказал отправляться домой. Немедленно. И пожаловать к нему в кабинет для беседы.
    - Агнесса, я считал, что вы знаете, как следует одеваться виконтессе Айсватерберх. Лохмотьями вы позорите память моего сына...
    - Милорд, - молчать я не собиралась, - я много раз обращалась к графине и просила пригласить портниху, и если бы мне выплатили хоть малую часть положенного вдовьего содержания, проблем не возникло бы.
    К обеду графиня явилась с пятнами на щеках и гневно сжатыми губами. Улучив момент, прошептала, - только еще раз посмей пожаловаться... пожалеешь!
    Вечером от графа принесли мешочек с монетами. Прикинула - вполне достаточно на скромную жизнь в Лаерблайде, для столицы маловато, наверное. На следующий день в замок пожаловал адвокат. Оказывается, свекор именно к нему в город и ездил, чтобы официально всё засвидетельствовать, и ознакомить с причитающимися выплатами и их порядком. А я поняла причины ненависти графини. Деньги, брачный договор родителей Вула. Приданое его матери,белой волчицы, было велико и составляло почти две трети состояния графской семьи. Оно делилось в равных долях между мужем и детьми, или прямыми потомками детей. Мой нерожденный сын наследовал половину состояния бабки и мог претендовать на деньги деда и графский титул. И еще моя вдовья доля... Мы 'ограбили' будущих детей молодой графини.
   
    Граф отправился в дальнюю часть владений - укрепление Даркхолл, разобрать тяжбу арендаторов, проверить управляющего, работой которого был недоволен. Вернуться намеревался к концу десятинки. Плохо мне стало вскоре после его отъезда. Сначала я решила, что отравилась за обедом. Однако к вечеру уже понимала, это не несварение. Кое как дотянув до утра, попросила Эспе передать графине - нужен целитель. Сама я знала, что следует делать, но магии у меня почти не было. Через пол-дня - пять свечек - выяснилось - графиня и не думала посылать в город за лекарем. Явилась в мою спальню спокойная, даже какая-то умиротворенная, огляделась по сторонам, по-хозяйски подошла к столу с книгами и рукописями, хмыкнула, - ну что, помогла тебе твоя ученость? И заметь, я к этому непричастна. Как я молила богиню отомстить - и вот, справедливость торжествует. Ты отняла у меня жениха и надежды на женское счастье. Кто меня, отвергнутую невесту, взял бы в жены? Унизительный договор, законная любовница, конкубина - вот что мне осталось. Ты, ты забрала себе молодого красавца, а я сплю со стариком, ты знаешь, каково это? - Она говорила и говорила, мне казалось, ее лицо распухает и кривящийся от злобных слов рот заполонил собой всю комнату...
    Наконец она угомонилась и с довольной усмешкой ушла. Не стала, видимо, дожидаться, пока богиня окончательно расправится с соперницей. Я позвала Эспе. - Ради богини, помоги! Проси, умоляй кого-нибудь привезти в замок целителя, - отдала ей весь мешочек с деньгами.
    - Гарденвула попрошу, - ответила девушка. - Он, хоть и немолод, волком до города быстро добежит.
    Целитель прибыл в замок так скоро, как только смог. Мы сражались за жизнь сына остаток вечера и бесконечную ночь. Напрасно. Будь целитель более опытным, окажись он около меня на несколько свечек раньше... нет у жизни сослагательного наклонения. И вся она вся череда случайностей, не зависящих от воли людей... Волчонок родился живым, крошечный пищащий комочек, но всего пять месяцев. Именно в этот момент, сметя в сторону пытавшихся не пустить служанок, в спальню явился граф. Он только что вернулся из поездки.
    Одного быстрого взгляда в изножье кровати было достаточно, чтобы понять - всё кончено. Я тоже поняла - зелья забвения мне не давали - но не приняла! И закричала, долго, на одной ноте, переводила дыхание, и крик вместе с хрипом опять рвался из горла. Успокоительным поили насильно, удерживая за плечи и зажимая нос, навалились три дюжих служанки. Говорят, богиня не повторяется. Ерунда. Ведь это уже было, было... Я так же кричала, потеряв Лютика, такая же боль была в груди, страдание... невозможно выплеснуть никаким криком, нельзя заглушить ничем.
    Ощутила в кончиках пальцев знакомое покалывание. Почему магия возвращалась именно сейчас, когда всё потеряно? Серый потолок, серые стены, лицо, так похожее на лицо любимого, но холодное, чужое, старое... А за ним - подлая сука! - ласково улыбается. И я ударила... изо всех сил, огненным сгустком.
    Спасли волчицу быстрая, нечеловеческая реакция и моя слабость.
    Пожар потушили. Меня скрутили и привязали к кровати.
    Судя по тому, как сжимались кулаки графа и искажено было яростью лицо, сдерживался он из последних сил. Гарденвул, на правах старого слуги, почти члена семьи, решился подойти, и что-то торопливо рассказывал. В конце доклада граф со всей силы ударил черной резной тростью об угол камина, палка разлетелась пополам. Швырнул обломки в холодную топку. Обернувшись, скомандовал стоящей в дверях комнаты волчице, - вон!
    - В сложившейся ситуации, думаю, вам лучше покинуть замок. Графиня понесет наказание, но не сейчас, позднее. Я не могу допустить гибели еще одного наследника. - Между бровями старика я увидела морщинку, такую знакомую, такую родную, Вуллину. Каждый из нас совершал поступки, за которые мучительно стыдно. Это наш груз, наша ноша, рассказывать о них даже на исповеди трудно. Я подняла руку на Вуллиного брата, уподобилась белобрысой твари, повела себя также...
    - Я клянусь, что никогда не причиню вреда вашим детям. Клянусь памятью Вулли.
    Зелье, которым меня напоили, начало действовать. Пришел спасительный сон.
   
    Мы говорили с Бэром о тех днях. Само собой, случайно вышло
    - В жизни сильнее не пугался, как во время второй волны монтерийцев, когда увидел, нежить прорвалась и мчится прямо на лекарские палатки. А сейчас боюсь за тебя еще больше. Я похоронил тебя три раза, я стоял у твоей могилы. Агнешка, четвертого не перенесу.
    Я рассмеялась, - перестань, мало того, что напоминаешь, сколько мне лет, так еще и стращаешь. Королева-прелюбодейка! Плаха? Монастырь? Ах да, есть еще бокал с ядом. Лежала на нем сверху, как на подушке. Отдыхала в блаженной истоме, раз в десятинку, мало!
    - Ты одна додумалась звать Бэр! Моё имя означает светлый и благородный.
    - Медведь ты - уютный и мягкий.
    Темно в комнате было абсолютно. Даже камин погас. Я не видела лица Бэра, дыхание его щекотало волоски на шее.
    - Да, я тогда... Но пойми, трудно было сдержаться. Поднял руку на старика. Одним ударом вышиб графу зубы и если бы меня не оттащили мои же телохранители, не знаю, убил бы...
    - Он был не виноват!
    - Агнешка! Не оправдывай графа.
    Письма моего король Альберт, Бэр, не получил. Не поверил сообщению Торридж Экземинер - 'погибли оба' Проверить поиском не мог, с магическим фоном творилось богиня знает что. Послал пару людей из тайной службы. Те в конце темносклона вернулись с известием - жива, уехала в замок свекра.
    - И вот представляешь, я - порталы же не работали - загоняя лошадей, промчался через пол-Торриджа, тайно, под чужим именем, чтобы найти у замка твой надгробный камень. Даже к Вулу в склеп не положили.
   
    Теперь я должна рассказать о том, как умерла.
    Перевезли меня в Хайдаут-кастл, когда я еще не вставала. Сопровождали целитель, Эспе, Гарденвул и два волка охранника. Отнесли на руках во двор замка, уложили в ту же повозку, в которой сюда ехала.
    Едва миновали ворота, как Гарденвул отругал Эспе, что не догадалась полог задернуть, но было поздно, я увидела. На огромом суку дуба, что стоял близ замка, висели тела.
    - Служанка это графинина и нянюшка её... Судья приезжал. Они во всём признались.
    - А графиня, леди Элиссон?
    - Не причастна, стало быть...
    По дороге выпытывала у целителя, - как, почему?
    - Яд, болиголовник пёстрый, именно он схватки вызвал. Опытная травница постаралась, няня старая графини. Поначалу на отравление съестным похоже, а потом дыхание остановится - умерла вместе с маленьким при выкидыше. Никто и разбираться бы не стал. Лекарь де не успел приехать.
    Как я могла быть такой беспечной? Не подумать, что захотят безжалостно расправиться со мной и сыном? Знала, что волчата для семьи - святое.
   
    До Хайдаута вместе с дневным отдыхом пять свечек пути. Прибыли в долину, где на скале, над обрывом стояла четырехугольная башня, к вечеру. Закатное солнце золотило белые стены, стрельчатые окна второго этажа, било в глаза жарким отсветом медной крыши. Две маленькие уютные комнаты на втором этаже, запах лаванды и мелиссы, старинная вощёная мебель, домотканые полосатые ковры. Огромная кухня, она же столовая, на первом - вот и весь дом. На третий этаж ведет узкая винтовая лестница - там будут жить волки охраны. Если бы сюда сразу поехать. Перехватив мой наливающийся слезами взгляд, Гарденвул понял, о чем подумала.
    - Нельзя, что люди сказали бы - за какие дела вдовую невестку в лачугу жить отправили.
    - А теперь?
    - Миледи, вас судить хотели за покушение на леди Элиссон.
    С точки зрения закона моя огненная атака была преступна. Пощадили, помиловали, объяснив всё временным помешательством. Граф не желал дать делу хода, судебный маг подтвердил, что был спонтанный выброс сырой магии, и я не в себе была. Как не настаивали родственники графини, судья слушать не стал.
    Саму леди Элиссон полностью оправдали. Мол, не знала, что задумала нянюшка. Не ведала графиня, что творят прислужницы? как же! То-то она пришла насладиться триумфом мести. Хотя, если бы не эта ее глупость, я долго бы еще целителя ждала и погибла вместе с сыном. А нужна она мне, эта жизнь?
    Лекарь задержался в Даркхолле ненадолго, ощутимого вреда здоровью преждевременные роды и отравление не нанесли, а душевные раны только время излечит. Не я первая, не я последняя младенца теряю. Дело-то житейское.
   
    Даже если умираешь, приведи в порядок себя и свои вещи, ты должна быть опрятна и аккуратна. Спокойствие, вежливость, улыбка. Всходя на эшафот и поскользнувшись, - благодарю, хоноре, - поддержавшему за локоток палачу... Правила, накрепко усвоенные в школе Юнфрау, ставшие жизненными принципами, инстинктом, благодаря им я двигалась и говорила, пусть и подобием заводной куклы.
    Караулили меня на совесть, глаз просто не спускали. И правильно делали. Уйти за грань вслед за мужем и сыновьями казалось наилучшим выходом. Я бы так и сделала, но держала на этом свете мысль о мести. Обещания не тронуть братьев или сестер Вулли не нарушу, но леди Элиссон уничтожу.
    Поначалу я подолгу сидела в кресле на террасе, укутанная в большой пушистый плед и думала, как подобраться к графине. Не сейчас, потом, через год, два. Не знала, как именно буду мстить, но магия понадобится.
    Искореженная, перегоревшая моя магическая сущность - схлопнулись или разорваны большинство каналов, резерв минимален и нестабилен, о концентрации можно забыть на долгое время. Я вдругорядь искалечена и страшней прежнего. Пламя, которым кинула в графиню - результат аффекта, я опять пуста и ничего не ощущаю. Но огонь был, значит, не безнадежна.
    И опять как в детстве - медитация, растяжка, сосредоточение, - магический экзерсис. И эльфийская гимнастика...
    - Госпожа, не надо так утруждать себя, вы же едва встали на ноги и слабы...
    Ах, чтобы ты понимала, Эспе. Спешить нужно, - это говорила интуиция, надолго меня в покое не оставят.
    Граф появлялся раз в пять-шесть дней. Прошло едва две десятинки с моих неудачных родов, как завел он разговор о дальнейшей жизни.
    - Агнесса, вы еще очень молоды и совершенно беспомощны. Я обязан позаботиться о вас. Лучшим решением будет выйти замуж, или, если вы так не приемлете замужество, я мог бы внести вклад в один из монастырей.
    Был ясный день поздней осени. Листва с буков в долине, где стоял Хайдаут-кастл, облетела, на склонах окрестных гор темнели вековые ели, зелень прерывалась голыми участками каменистых, красно-серых осыпей, редкое в конце осени солнце, подсвечивая тучи, окрашивало их в свинцово-синий цвет. - К ночи пойдет снег, - предрёк Гарденвул. Ощутимо холодало. Графу давно было пора отправиться в обратную дорогу. Но он тянул с отъездом, прогуливался вместе со мной по террасе, нависающей над обрывом.
    - Знаете, Агнесса, моя первая жена, мать Вулли, очень любила этот дом, говорила, отдыхает здесь душой. Никогда не понимал, но вам, вижу, он тоже нравится. Но зимовать здесь невесело. Скоро вы окажетесь отрезанными на два месяца от всего света. Поэтому следует поторопиться с решением.
    - Милорд, а если меня не устраивают ваши предложения?
    - Тогда я напоминаю, Агнесса, что вам еще не исполнилось восемнадцати, и, следовательно, вы не можете самостоятельно распоряжаться своей жизнью. За вас отвечает старший в семье, то есть я. Вы полностью в моей воле.
    - А если замуж, то за кого?!
    - Я так и знал, что монастырю вы предпочтете замужество. Магии у вас, слава богине, теперь нет, так что желающие нашлись. Я уже отписал жениху. Он прибудет за вами через три десятинки, к дням богини. Перевалы еще не успеют закрыться.
    - Я же в трауре, это невозможно, немыслимо, ни один священник не проведет обряд, - от ужаса кружилась голова.
    - Это дело решаемо. Итак, вы выходите замуж за моего старинного приятеля, Эдварда, маркиза Бэйтса и уезжаете с ним на первое время в столицу. Он знатен, богат, ему нужна жена. Пост губернатора Оркейских островов предполагает наличие супруги.
    Граф давно ушел, а я всё стояла на террасе. Мысли метались, не знала, что предпринять. Он нарочно отсылает меня как можно дальше и надолго.
    Высоко в небе, на грани видимости, парили черные грифы. Вспомнила Фару, моего названного брата, орла. Вряд ли я смогу теперь призвать изменение, обрести вторую ипостась. Магия слишком слаба, знания утеряны, а как прекрасно было бы обернуться птицей и, ловя восходящие потоки, подниматься все выше и выше, не думая ни о чем. А потом вниз, теряя в стремительном падении крылья, с разорвавшимся от восторга и ужаса сердцем, и удара о скалы уже не почувствовать.
    - Госпожа! - Эспе. Я и не заметила, как она сменила Гарденвула, явившегося меня сторожить после ухода графа, - госпожа, вечереет, скоро сядет солнце, может быть, вы пойдете в дом?
    - Да. Эспе, прикажи накрыть ужин пораньше.
    - Госпожа, их сиятельство, граф, останется ночевать... Он приказал подать ужин через три часа, извините, - девочка просила прощения за то, что граф распоряжается, будто меня и нет в доме. Что же, я здесь не хозяйка.
    За ужином речь шла о деле неотложном - приданом. Портниха приедет, снимет мерки, а потом привезет сюда уже готовые наряды. Пока же мне было предложено взять все, что пожелаю, из вещей матери Вулли. Они хранились в закрытой комнате второго этажа.
    Ночью мне приснился волчий вой, плач по ушедшим. Я знала эту заунывную песню, много раз ее пели при мне в легионе. Звук несся от подножия скалы, и я поняла, что это вовсе не сон. Подошла, распахнула окно. Лунный свет пробивался через облака, было очень холодно.
    Эспе подскочила сзади, - что вы делаете, госпожа? - Не бойся, я просто хотела убедиться, что мне не почудилось... Эспе, скажи, а мать моего мужа, она... здесь?
    Эспе потупилась, - да, госпожа, с террасы...
    Ближе к утру выпал пертвый снег, правда, сразу же и растаял. Но я успела увидеть из окна, забранного фигурной решеткой, чёткие отпечатки лап гигантского волка. Нет, не душа Вуллиной матери стенала в темноте.
    Ночью, разбуженная волчьим плачем, уснуть заново не смогла. Так и пролежала, пока часы не прозвонили шесть свечей утра, думала, и мысли приходили одна чернее другой. Замужество или монастырь вставали на пути мести, их следовало избежать любой ценой. Не знала, что могу так ожесточиться. Ненависть пропитала меня всю, я была одержима ей. Там, далеко на севере, жил еще один нелюдь, которому следовало воздать по заслугам, убийца Лютика, но о нем я приказала себе пока не вспоминать.
    Очевидное решение - скрыться от графа в одном из крупных городов - Уинг-о-Туре, Тордхейме или Уилкрофте и переждать полгода, пока не стану совершеннолетней, я отвергла. Лучше идти к лорду Тео Хоейнхайму и просить взять на любую работу в госпиталь. Вот уж где никто искать не будет. Сменить имя. И вернуться сюда через пару лет. Юная идиотка! Решила пройти полконтинента, одна, без денег и защиты. Но об этом потом...
    Бежать следовало, пока не связали брачными обетами. И пока никто не понял, что я вновь способна к простейшему волшебству, сейчас магов в окружении нет. Физическое напряжение во время родов, душевное потрясение, тренировки что-то сдвинули внутри меня, и как раз перед приездом графа я уверилась - магия вновь вернулась, слабым отсветом былой силы.
    Ах, если бы Альберт откликнулся на письмо. Прошло почти два месяца, но нет, долгожданный ответ не приходил. Или не получил моего послания, или, об этом 'или' думала с горечью.
    За завтраком граф был хмур и молчалив, впрочем, ничего нового, просто смурнее обычного. На робкую мою просьбу - самой съездить в город, а не присылать портниху сюда, так де быстрее и дешевле получится - сказал, что есть в этом резон, времени для подготовки мало остаётся. Отдал ключи от гардеробной графини, мешочек с деньгами - для оплаты, чтобы в замок не заезжать. Посоветовал мне, для моей же пользы, быть благоразумной и не проситься на прогулки по окрестностям, а в поездке слушаться телохранителей. Потом отвел Гарденвула в сторону и долго в чем-то наставлял.
    Я же осматривала кухню. Раз нет резерва - работаем с накопителями. Они должны остаться в доме, здесь и светильники были магические, и сберегающие ящики для продуктов, и шкатулка почтовая, наверняка... Подошла, провела рукой по висящей на стене лампе, такие же я видела в коридорах и комнатах, но там они были пусты. Здесь же накопители, хотя и полностью разряженные, забыли вынуть. Надо ночью наведаться.
    В гардеробной белой волчицы я отобрала несколько простых платьев, плащ, теплые ботиночки, подбитые мехом. И первый раз в жизни совершила кражу. Как не оправдывайся словами свекра - возьмите все, что сочтете необходимым, - речь о драгоценностях и дорогих оберегах не шла. Золотые серьги с желто-коричневыми цирконами, накопитель из старинных настольных часов, два охранных артефакта, кучка монет и колечки перекочевали частью в карман моего платья, частью в рабочую шкатулку графини, которую я прихватила с собой - шить же надо. Что шкатулка с секретом - это я сразу увидела.
    Накопитель я заливала пол-дня. Делала перерывы, когда уж очень начинало колоть в груди. Сказала Эспе, что мне надо побыть одной, подумать о вчерашних событиях и попросила не беспокоить. Стояла на краю террасы, опираясь на широкий и достаточно высокий, мне до середины груди, парапет. Спрятав руки под плащом, перегоняла энергию в кристалл альбертита с прикрепленной металлической 'шапочкой'. Больше всего он напоминал странную цветную ягоду. И размышляла. Мы с матушкой Вулли были примерно одного роста. С этой террасы она в пропасть шагнула. А сама ли? Теперь не казалось странным, что кроме двух постоянных охранников в доме и старшего - Гарденвула, есть еще и внешние патрули. Об их существовании я узнала случайно - проговорилась Эспе. Там, в одной из смен, был юный волк, которому она очень нравилась. Думала, меня стерегут, чтобы не сбежала, а на самом деле - охраняли?
    - Эспе, у леди Элиссон много родственников?
    - Вы абсолютно правы, миледи, - у выхода на террасу стоял Гарденвул. Когда только они успели смениться! - Я предупреждал милорда графа. У нее три брата, один погиб с легионом, младшенький самый еще ребенок, а старший, не родной, а единокровный, служил при дворе, помощником секретаря Его Величества. Странно для волка, не правда ли? Но он с детства слабеньким был, негодным к воинскому делу, случается иногда в старых семьях. Как Гердер Твиггорс в Торридж вернулся, так его и выгнали с должности, со скандалом, сказывали... И вот он сюда приехал как раз за две десятинки до смерти старой графини. А сейчас его ищут наши повсюду, но никак пока. Предупреждал я милорда, но он - устои, традиции, честь...
    Я в гневе стиснула кулаки! Металлическая шапочка накопителя вонзилась в ладонь, боль отрезвила. Старый осел! Привез меня с малышом на погибель. Может, графиня и не виновата, просто марионетка в игре. А теперь граф хочет меня спрятать подальше, уберечь, так сказать. Поздно. Теперь я буду сама за себя. И еще одного в список 'аз воздам' заношу.
    - Как брата леди Элиссон зовут?
   
    Я смогла бежать!
    Невероятно. План побега не продуман, я не подготовилась как следует, но всё получилось. Видимо, богиня проснулась, услышала и решила помочь. Поминала я Великую Мать каждый день. Как же иначе - она с завидным, достойным лучшего применения постоянством в который раз отняла у меня всё - любимых, детей, дом.
    Удача была на моей стороне - магический поиск невозможен из-за нестабильности общего фона, но на всякий случай следы своей ауры на вещах я почистила, а остальные просто приказала Эспе сжечь. Она страшно удивилась, но я настаивала - не хочу в новую жизнь тащить ничего из прошлой.
    Три дня мы собирались в дорогу, четвертый - ехали до Лаерблайда, на пятый я удрала. Все это время размышляла - как обмануть волчьи носы. Решение пришло само собой. Волки в зверином обличье, да и в человечьем тоже, обожали сырое или полупрожаренное мясо. Но, учитывая количество паразитов, которое они могли с этим мясом заполучить, посыпали его обычно порошком морской асафетиды. Вонял этот порошок отвратно - чесноком, йодистым духом выброшенных на берег водорослей, серой... Бррр! У меня в мешках, в травяных запасах, хранился драгоценный сильфий. Запахом и вкусом точь в точь асафетида, а он и был ее ближайшим родичем, но произросший на сыпучих песках близ Киренны, около драконьих гробниц. Действовал он на людей и оборотней как наркотик. Употребленный в чистом виде, приводил в состояние блаженной расслабленности, а после притуплял на некоторое время зрение, слух и обоняние.
    За время сборов, по ночам погружая своих надсмотрщиков в медицинскийц стазис на кэнтум-другой, о богиня, сколько на это уходило драгоценной энергии, я дополнительно стянула три накопителя из кухонных ламп и костюм и сапоги одного из близнецов, братьев Вулли. Вещи мальчиков лежали в отдельных сундуках в гардеробной их матери. Там же нашлась и подробная карта графства.
    При побеге Эспе пришлось оглушить и связать, заткнув рот кляпом. Она в тот день мяса не попробовала, а медлить было нельзя. Все наши волки сидели за столом в общем зале гостиницы, покачиваясь и блаженно улыбаясь. Я выскользнула из здания через черный, ведущий к конюшне ход.
    Вещей было всего ничего - маленький мешок да арбалет. Тот, из которого в 'Волчьих воротах' и на поле под Патией стреляла. Его я поверх книг в сундуке обнаружила. Как ни сопротивлялся Гарденвул, - что же вы нас, леди, на посмешище выставляете, будто мы вас защитить не можем, - настояла взять с собой в город.
    Сунула монетку конюху, чтобы помог. Остальным лошадям в конюшне, пока седлали, скормила по куску яблока с тем же сильфием. Форы мне нужно было свечки две - за это время домчусь от Лаерблайда до большого тракта. Там в смешении запахов и отпечатков затеряюсь.
    Тракт был забит фургонами, каретами, телегами, пешими, бредущими по обочине людьми... Беженцы шли к Уинг-о-Туру, чтобы, получив воспомоществование, погрузиться на корабли и плыть на Оркейские острова, новую родину. Отправляли туда самых неимущих, в основном, фермеров, - тех, кто потерял всё. Семьям побогаче разрешали остаться в Гарце или Туране, но при наличии востребованного ремесла у главы и определенного денежного ценза на члена семьи.
    Перед выездом на тракт сделала остановку. Переоделась. Теперь я превратилась а мальчишку - косо отрезанная челка и собранные в хвост волосы до плеч, потертый костюм и добротные, но не новые сапоги, легионерский плащ с чужого - брата или отца - плеча. Нашивки-полосы я спорола, и сразу нельзя было разобрать, каков чин у прежнего владельца.
    На дороге пристроилась в среднем ряду - он ехал быстрее, и через час увидела на обочине семью. То, что нужно. Девушка с рыжевато-каштановыми волосами. Я подъехала ближе, - Милая, вот одежда моей сестры. Она передала для беженцев, а я забыл, а сейчас увидел и вспомнил, уж больно вы на нее похожи. - Достала и встряхнула свой женский плащ, кинула в руки одному из спутников девицы узел с платьем и ботинками. Хонорита начала благодарить, но я, оборвав ее речь, - тороплюсь в Уилкрофт, - уже рысила по дороге вперед. Зарядил дождь, мелкий, но достаточный сильный, чтобы помешать волкам распутать след. Я же говорю, богиня глядела в мою сторону. Под этим дождем я свернула на обочину - якобы переждать, укрыться. Так делали многие пешие и конные, останавливались, разворачивали навесы. Но меня интересовал съезд на тропу, ведущую к рыбацкому поселку, скорее даже, небольшому городку. Он сильно пострадал от волны во времена землетрясения, но сейчас, я знала, отстроился и часть судов уцелела. Я, таким образом, сделала практически полную петлю, вернувшись назад, в окрестности Лаерблайда.
    К вечеру я была на берегу. Коня расследлала, сняла узду и оставила на тропе за лигу до поселка. Сговорилась об аренде рыбацкого ботика, и с первыми звездами лодка вышла в море.
    Дождик кончился, слегка развиднелось, в рваный просвет между белесых низких туч сияла звезда мореходов - Беллет, указывала на запад. Рыбаков было двое - отец и сын.
    На берегу, чтобы окончательно запутать погоню, если вдруг отследят до моря, или кому из поселковых придет в голову начать рассказывать о странном юноше, определила целью поездки Векию - городок на побережье Луррии. Сплела невероятную историю о поисках родственников в этой, сейчас почти отрезанной от мира, стране. Мелководное Мравенское море, иначе Луррийская Лужа, изобиловало песчаными банками и рифами, глубина его только кое-где достигала пяти локтей (примерно 3,6 м), а в среднем была три локтя. Берега вдоль Луррии представляли собой плато, резко обрывающееся к узким полоскам песчаных пляжей. Выдолбленные в скалах дороги, по которым в лучшем случае, можно было протащить навьюченного осла, вели к поселкам. От Векии до столицы герцогства Равентины полтора дня неспешной езды. По теперешним временам - самый быстрый путь. Вызвать удивление такой маршрут не должен был. Никакое регулярное судоходство, перевозка грузов или людей в таких условиях в Луже существовать не могли - плавали лишь суда с небольшой осадкой, в основном, рыбачьи одномачтовые. Рыбаки, лишившиеся основного дохода от продажи улова, теперь подрабатывали извозом - как луррийские, так и местные.
    На какой-то краткий миг подумалось - а не отправиться ли мне действительно в Луррию, к Белинде. Но я ее тут же отвергла. Линде сейчас несладко приходится, помочь ничем не могу, только обузой буду. Мне нужны магия и магическое здоровье. Значит - Харцфурт, или, в худшем случае, Тургхейм. И потом, раз уж Альберт не ответил, отвернулся, какова будет ее реакция на мое появление?
    Так что, когда мы вышли в море и готовились встать на курс, я обратилась к старшему из моряков. - Я передумал, идем в Бик.
    На удивление, папаша Дорсет спокойно согласился. Я запомнил имя этого прохвоста. Теперь, если кто-либо становится слишком покладист, сразу оно всплывает в памяти. Моряк не стал протестовать, говорить о дополнительной плате и возмущаться. Он всего лишь кивнул головой, - ну в Бик, так в Бик. - И я удивилась и насторожилась.
    Сейчас, с моим опытом, я легко прочла бы на лбу старого Дорсета - выжига и подлец, а на лбу молодого - сын выжиги. Тогда сработала интуиция, я кишками почувствовала опасность. Поэтому есть с рыбаками не стала - хотя мне любезно и предложили отведать жареной рыбы, воду пила из своей фляги. На ночь устроилась на корме, поставила охранный контур, влила силу из двух накопителей. Насколько смогла, заполнила их вновь, и, не выдержав усталости, заснула. Проснулась свечки через две, от непонятной тревоги. Но лодка мерно шла к западу, Беллет светила прямо в лицо, на носу похрапывал сынок Дорсет, а папаша сидел ко мне спиной, сгорбившись, у левого борта и напевал заунывную рыбацкую песню о сизокрылой голубке.
    Пользуясь тем, что на меня не смотрят, вытащила и зарядила арбалет, опять слила энергию в накопители, и решила не смыкать глаз до утра, но все-таки задремала.
   
    Как потом выяснилось, искать меня перестали через три дня. Сбежала я 24 темносклона, а 28 ту рыжеволосую, которой плащ отдала, хоронили на кладбище около замка. Я даже думать не могла о таком исходе дела, и не хотела его. Нападение на лагерь беженцев - дороги стали чрезвычайно опасны и ночевать вне поселений не рекомендовалось. Но эти - заночевали. Нет, девушку не убили, она, спасаясь от стрел, метнулась в лес и попала в одну из расщелин, неглубокую, но достаточную, чтобы при неудачном падении сломать шею. Тело обнаружили на третьи сутки, когда от него мало что осталось, постарались лисицы и грифы. Каштановые волосы с рыжеватым отблеском и плащ, на подкладке которого вышита графская корона, дорогие башмачки на меху, платье, принадлежавшее старой графине. Клянусь, я ничего не замышляла, лишь хотела, чтобы, когда девушку найдут по моему плащу, она описала юношу и рассказала, что направляется он в Уилкрофт. Я же к этому времени опять планировала перевоплотиться в девицу.Да, намеревалась петлять как заяц на следу, чтобы одурачить гончих.
    Пробуждение от вспышки защитного контура, криков боли и смачной мужской ругани. Орут на меня оба, что-то вроде как будить собирались, а тут стена и огнем плюется. Я бы во все это поверила, вот только на дне лодки валялась хорошая пеньковая веревка - вчера ее здесь не было и кусок тряпки, живо напомнивший тот, который вчера Эспе в рот заталкивала.
    Взаимопонимания мы достигли скоро - мои аргументы были непререкаемы - папанин ожог ладони почти до мяса, и стрела в бедро сынку, когда возрамерился лодку повернуть на обратный курс.
    До Бика ходу, в зависимости от ветра, сутки, может, чуть больше, лиг шестьдесят. Ветер попутным был. Прибыли на закате.
    На вновь отстроенном, выдающемся далеко в залив, причале, причале, к несчастью, , никого, даже лодок нет, местные все в море ушли, водится там одна рыбка, которую на свет фонаря ночью ловят.
    За день успела начертить на дне лодки у кормы, где сидела, открывающую руну, привязала к себе энергетической ниточкой, заполнила один из опустевших накопителей до краев. Была я еще слаба - вливала в него энергию целый день. Высадка прошла так, как я и задумала. Папаня получил маленьким огненным шариком, когда вновь решил ко мне ручонки протянуть. Под непрырывное - достану, сука, из-под земли достану, - выбралась на причал и велела подлецам ставить парус и идти от берега. Подкрепила требование стрелой в борт. Отпустила бы, но, отойдя локтей на триста, они стали в дрейф. Преследовать будут. Здесь места им не чужие, родня и знакомые есть (папаня кричал, что свояк - староста, и стражники меня на ленточки распустят). Они собак найдут, лошадей возьмут, , а я обессилила совсем, голодная и пешая. Поэтому дернула за нить и большой кусок днища лодки отвалился. Злорадно послушала с мгновение, как орут и матерятся Дорсеты, а потом бодрым шагом пошла вверх по вырубленной в скале лестнице. Пока до берега доплывут, а что доплывут, я не сомневалась, рыбаки все же, на море выросли, пока разберутся, у меня хоть свечка отрыва появится. Попробуй, поищи в темноте.
    Страх куда-то ушел, на его место пришли возбуждение и злость. Почему весь мир на меня ополчился, разве не осталось в нем людей, нормальных людей, честных и порядочных, сострадающих и сочувствующих даже незнакомцам?
    Сверху я еще раз глянула на море, но ничего не увидела - стемнело быстро, а луна еще не вышла. Я стояла на совершенно пустой дороге, которая через локтей сто переходила в улицу. Задерживаться на ней мне было неслед, искать стражников я не решилась, а вдруг старший Дорсет не солгал, поэтому нырнула в первый же проулок, по счастью, он не окончился тупиком, а вывел к окраине поселка. А потом тропинка зазмеилась вдоль заборов, огородов, сараюшек, колодцев, штабелей бревен... Шла аккуратно, решилась зажечь маленький магический светлячок - подсветить дорогу. Через рощу тропа вывела к низине, воздух посвежел, стал сырым, явно рядом или ручей, или река. Впереди замерцали огни костров, заржала лошадь, ей ответила другая.
    И тут я ощутила, что сзади кто-то есть, - обернулась - желтые волчьи глаза. Шахарнулась в сторону и услышала сдержанное рычание. Богиня, да тут их несчесть. Оборотни. Как только выследили? Волки молча теснили меня в сторону костров. Сопротивляться не стала - бесполезно. Моей куцей магии не хватит на всех, а арбалет, ну уложу одного, двух, а потом что? Да и невозможно стрелять не на войне, а в своих. Я и рыбаков-то поэтому в живых оставила. Хотя потом, когда Бэру рассказала, он мне выговорил, - врага, который в спину ударить может, щадить нельзя.
    Отблески костра высвечивали палатки, стол и скамьи вокруг него, загон для лошадей, два фургона и коляску с откинутым верхом. Под навесом - сбруя, и еще что-то, в темноте не разглядеть. У костра сидел совершенно седой волк, закутавшись почти в такой же плащ, как и мой, только нашивки центурионские не спороты. Я приблизилась. Он принюхался, хмыкнул.
    - Вот так встреча! Ну здравствуйте, принцесса. Или как вас теперь там? Леди Грей? Или леди Айсватерберх?
    - Дядюшка! Она вокруг лагеря бродила, - доложил один из дозорных, мальчик, даже усы не пробиваются еще, - все высматривала. Какая же она принцесса после этого?
    - Принцесса и леди. Ты лучше скажи мне, племянничек, почему пленную не обыскали и прямо так к костру привели, если считали, что она лазутчик?
    - Так она же женщина!
    - Эта женщина из арбалета получше нас с тобой стреляет, Ну-ка, леди, выкладывайте, что там у вас из оружия есть и не дурите - нас много.
    Я бросила на траву около костра арбалет, отстегнула ножны с коротким гномьим клинком.
    - Вас граф нанял? - только бы голос не дрожал.
    При этих словах сзади зарычали, оглянувшись, с удивлением увидела ощеренные пасти и вздыбившиеся загривки молодых волков.
    - Меня граф может нанять разве что для своей светлости выкопать могилу. - Мужчина встал, выпрямился, опираясь на трость, во весь свой немаленький рост, сделал он это с трудом, одной ноги не было. До колена - деревянная култышка. Только я не помнила такого волка в нашем легионе. А вот он меня точно знал, раз по запаху определил.
    - Не узнали? А я не забыл девочку, что меня водой перед строем облила!
    Центурион Вульфганг, пилус прайор пятой когорты... Я погибла. Он ненавидит всех Айсватерберхов, с ним мой Вулли на дуэли дрался, искалечил, да так, что пришлось из армии уволиться.
    - Да не пугайтесь вы, я с женщинами не воюю! Вижу, не от хорошей жизни ночью у Карлиффа ходите.
    - Карлифф? Я думала это Бик, рыбаки сказали.
    - Морем что ли сюда добирались? Карлифф это, волчьи земли. Бик двадцать лиг юго-западнее, у маяка.
    И я решилась. Враг моего врага - мой друг. Свекор не был врагом, считать другом Вульфганга, чуть не погубившего в давние времена Вулли, я никак не могла... но решилась. Хуже не будет.
    - Я бежала от графа. Он хотел выдать меня замуж...
   
    Я, закончив рассказ - а занял он от силы кэнтум, ела очень горячую кашу, мочи не было терпеть, пока остынет. От усталости и голода подрагивали руки. Слушала рассуждения волка.
    - А что граф в семью принял, благородство проявил - не обольщайтесь, не верю. Вынужден был. Если бы он вас без помощи бросил - с ним никто в волчьих землях знаться бы не захотел. И вы не нищая - пенсия от государства должна быть немаленькая. Не знали, что она вам положена?
    Малышню, так он называл племянников, отставной центурион Вульфганг отослал в дозор. Объяснил, что они семейством тут делают. Извозом занимаются. Народ из Луррии в Туран и обратно пробирается. Они, волки, три экипажа держат - путников за плату довозят до Уорриджа и дальше, до Уилкрофта. На завтра договорились рыбу доставить на ярмарку - вот две фуры подогнали. Ну и охраняют они по дороге людей и товары. О них путники заранее наслышаны, без опаски доверяются.
    - А чего же вам, леди, замуж-то не хочется? По всему лучший вариант.
    - Долги взыскать нужно. С графини молодой и еще одного господина, в Энце.
    - Вот оно как... Ну, положение у вас сейчас незавидное. Если рыбаки до стражи доберутся и убедят искать, то не сбежите. Да и закон вы преступили - человека из арбалета ранили, магию применяли, лодку потопили. А объясняться со стражей, если та пристрастна, гиблое дело. Или в острог, или в руки графу. - Волк задумался. - Надо к беженцам прибиться и до Ришмонд-кастла дойти, а там дилижансом в столицу, через Затурийский туннель. В женское переодеться. А на тракт, что к Ришмонд-Кастлу ведет, через горы, через монастырь святой Инессы. - Улыбнулся, - у меня ведь тоже долг - перед вашим мужем. Жизнь он мне оставил и возможность о племянниках позаботиться. Матери их одной не поднять. Восемь! Было. Двое на войне сгинули, семнадцать и девятнадцать. Правильный волк был ваш Вульфберт, хоть и рода ненавистного. Эй, кто там, Ланц, ты, что ли в палатке? Давай, поседлай Серого и Ласточку. Да быстрее, пока в поселке не засуетились.
    Суматоха началась спустя кэнтум другой после того как мы выехали. Когда послышались крики и замельтешили факелы, поселок уже был далеко позади. Наши лошади шли размеренной рысью, волчьи хвосты мелькали то на обочине, то впереди на дороге - близнецы, Ланц и Ленц, сопровождали дядюшку. Остановились через свечку.
    - Вам туда, - сказал старый волк, указывая на полого поднимающийся усыпанный камнями склон, - прощай девочка. Ну а мы, - он повернулся к одному из близнецов, - до Уорриджа поскачем, погоню со следа собьём. Ага, все увидят, как некий юноша в плаще легионера ехал с волком по дороге. - И, наклонившись ко мне с седла, прошептал, - А ты вот о чем подумай: жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на ненависть и месть. Поверь, я знаю.
   
    В эту ночь шли недолго, взобрались по каменистой осыпи к пещере, в ней дождались рассвета и двинулись дальше. - Дорога в темноте слишком опасна, - пояснил Ланц. Звериная тропа вела, петляя, все выше и выше, казалось, к самому небу. Иногда приходилось останавливаться, цеплять веревку за вбитые в скалу крючья и ползти по карнизу, или карабкаться по почти отвесному склону. В сумерках мы вышли к очередному укрытию, а незадолго до полудня следующего дня спустились в горную долину. В построенный в незапамятные времена монастырь святой Инессы, покровительницы брака, семьи, материнства, паломники шли со всего Роштайна. Даже в неуютные зимние месяцы странноприимный дом был переполнен. Так мне сказала строгая монахиня, затем попеняла, что я, девушка, в мужском костюме. Но все же дозволила помолиться перед чудотворной статуей святой Инессы в неурочное время, с тем, чтобы потом отправиться в обратный путь с богомольцами, покидающими монастырь. Утренняя служба закончилась, свечи потушены. Храм тонул во мраке, не видно было ни изображений богини, ни алтаря, ни чаш с водой и хлебом. Статуя святой стояла в боковом приделе - стены все увешаны подношениями - колечками, браслетами и вообще всяческим узорочьем.
    - Детей не вернуть, но помоги хотя бы отомстить за их смерть. Святая Инесса молчала. Под ветерком сквозняка колечки и браслеты тихонько звенели, ударяясь друг о друга.
    Спуск в Турийскую долину занял два дня. Дорога была куда как лучше тропы, по которой я попала в монастырь. Переночевала в общем зале монастырской гостиницы, утром вышла на тракт, ведущий к Уинг-о-Туру, главному порту Роштайна, догнала колонну беженцев. До Ришмонд-Кастла шла с ними, ночевала в лагерях, где бесплатно путникам выдавали миску супа. И где, получив тюфяк, набитый соломой, можно было устроиться спать прямо на улице на низких деревянных нарах под навесом.
    Беженцы брели по обочине тракта, весьма, надо сказать, недурной. Несмотря на начало гревня и частые проливные дожди, дорога была сухой, еще бы, вся выложена крупной, хорошо выровненной плиткой. Тянулись обозы тяжелогруженых фургонов, ехали частные кареты. Слышался звук рожка, повозки уступали дорогу королевским желто-черным почтовым дилижансам. Кроме отделения, в котором перевозили почту, имели они пассажирский салон для восьми человек и большой багажный короб сзади. Порадовалась, если в таком поеду в столицу - доберусь до нее быстро. Проносились мимо фельдъегеря, новая, учрежденная Гердером Трастамара государственная служба, - курьер и двое охранников, в оранжевых плащах, разрывая холодный осенний воздух истошными воплями сигнального горна, злым визгом и храпом лошадей.
    Ришмонд-Кастл оказался небольшим городком, ухоженным, чистеньким. Беженцев в него не пускали, отправляли в обход. За этим следили патрули конной стражи.
    Предъявила бумаги, я их заранее подчистила, потом истерла и заляпала, как если бы много раз показывала. Выписали мне их в начале лета, когда под Аррасом выкинули из легиона - 'хонора Агнессе Грей уволена ввиду невозможности прохождения дальнейшей службы'. 'Агнессе' стала после исправлений 'Андреас', Грей превратилось в 'Грен', 'хонора' в 'хоноре' Раньше при разворачивании бумаги над ней появлялось радужное сияние - знак того, что она несет отпечаток ауры владельца и ее можно проверить. Но сейчас вместо чистого свечения возникали отдельные цветные пятна, свидетельство сильно пострадало от магических бурь. Стражники покачали головой, посоветовали мне в ближайшей мэрии обратиться к дежурному магу и выправить новые документы. Стоило это два золотых. Я заметила им, - ну откуда у меня такие деньги. Вот доберусь до родни, может, помогут. - Пропустили в город, показали, где гостиница и стоянка дилижансов.
    Карета в Тургхейм через Затурийский туннель отправлялась завтра утром, и места в ней были. Оплатила проезд, получила бирку-квитанцию, сняла номер в гостинице, заказала обед. Спросила у девушки ключ от водяной комнаты, помыться - отдельная плата.
    Истратила на чистку одежды почти всю энергию из накопителей. Ничего, заполню, пока ехать в дилижансе буду. Помню, жевала невкусную гостиничную еду и думала, что самое сложное позади - я оторвалась от преследования, скоро окажусь в столице, там спрятаться легко. Как буду выправлять новые бумаги? Пока не знаю. Но с деньгами все решаемо, а деньги имелись - если продать драгоценности графини, выручу очень приличную сумму.
    Намеревалась после обеда отправиться по местным лавочкам - купить женскую одежду. Никакого предчувствия опасности, между тем этот день мог стать последним в моей жизни. Потому что хозяин лучшего в городе магазина готового платья и дамского белья - 'Леди Ришмонд', рано утром побывал в мэрии. Уж не знаю, по каким таким делам он туда попал, но объявление на доске розыска увидел. Мне потом листочек показали - физиономия с пересекающим весь лоб шрамом, челка, глаза на пол-лица, тощая, торчащая из воротника рубашки шейка, но главное - текст. Грабитель и убийца, вооружен, особо опасен - владеет боевой магией. Рост средний, на вид 14-15 лет, волосы каштановые, глаза синие. За поимку - вознаграждение. Подобных листков на досках в мэриях городов Торриджа в те времена висело не счесть числом. С конца белорыбня в стране было введено 'особое положение', усилена внутренняя стража, полномочия мэров, префектов, наместников расширены.
    Товары в магазине были, честно говоря, 'не очень'. Ничего удобного и достойного внимания. Жесткое дешевое кружево, грубые швы. Я отложила несколько нижних рубашек, два корсета и разглядывала панталоны. Остальные покупательницы толпились около выложенной на прилавок новой партии чулок, им помогала продавщица. Вторая занималась со мной, пристально следила, боялась, чего стащу, что ли? Из кладовки вышел хозяин, - Молли, помогите сестре, я сам обслужу хоноре! - Я подняла на него глаза и улыбнулась. Тряхнула головой, отводя надоевшую челку. Вот зачем выстригла - и шрам не прикрывает как следует, и мешается, все время от нее лоб чешется. Торговец побелел, сделал два шага назад и рысцой скрылся за дверью, ведущей в подсобные комнаты.
    - Ой, наверное ему дурно, - извинилась за поведение патрона девушка. - ну да мы ведь все подобрали, так, хоноре? Ваша сестра будет довольна, сейчас я оформлю счет.
    Молли, морща лобик и прикусывая губу, старательно подводила итог. Хлопнула дверь, застучали шаги, в щепетильное женское царство вторгся грубый мужской дух - чеснок, вино, пот и сапоги. Не вошли, а ввалились, толкая друг друга, пять мужиков в одежде стражи.
    - И впрямь он! Молли, беги! А ты, душегубец, стой где стоишь, а то хуже будет.
    Ни я, ни бедная Молли ничего не поняли, ни куда бежать ей надо, ни почему я душегубец, и с места не сдвинулись. Стражники, расходясь по магазину, брали нас в кольцо, в дверях салона, в сопровождении хозяина, стояли еще двое - высокий осанистый господин со звездой мэра на одежде и молодой человек, в котором я сразу почувствовала мага. В полной мере почувствовала, потому что была без защиты и выстроить ее, по скудости своего магического резерва, быстро не могла. Ну почему я не подзарядила охранный артефакт волчицы! Я застыла в оцепенении, не шевельнуть ни рукой, ни ногой, язык тоже одервенел.
    В мэрию для разбирательства меня доставили бревно бревном.
    - Сейчас браслеты на него наденем противомагические, стазис уберу и допросим, но, по-моему, и так все ясно. Он это. Поздравляю, господа, награда, считайте, в кармане. - маг вытащил из шкафа гладкие простые кольца. Потер висок, - опять магический фон скачет. Уж когда все это кончиться.
    Браслеты! Ужас, от него заледянели ноги, кровь застучала в висках, запульсировала в пальцах рук. Мне не понять, как смогла я скинуть путы стазиса, жесткий обруч гнева сдавливал лоб, жгло в груди, под ложечкой. Я отбивалась от шести здоровенных мужчин в магической защите. Навалились всем скопом, выворачивая руки, нацепили на запястья кольца, те моментально сжались - не снять самой. Корчилась на полу - разойдясь, пинали сапогами. От отчаяния хотелось выть.
    - Да это вроде не парень, а девка, - один из мучителей провел рукой по моей груди, - точно говорю. Только больно жудющая.
    - Девка, парень, - отозвался мэр, зажимая рукой кровящий нос, - по приметам подходит, сопротивление властям оказал. Всё. Конец ему.
    - Господин мэр, а Смитсон, кажется, того...
    Старый стражник неподвижно лежал в стороне от места схватки, головой в камине. Его перевернули и отпрянули в ужасе - небольшая ранка на виске, запекшаяся кровь. Дурацкая случайность, бросившись помогать товарищам, запнулся о ковер и угодил виском на 'шишечку' каминной решетки.
    - Собирайте судейскую тройку.
   
    Меня ни о чем не спрашивали и не слушали. Старший Дорсет не выплыл, утонул, младший предъявлял простреленную ногу, выбитое днище лодки, ожоги, арбалетный болт, застрявший в борту. Постановление о розыске бандита, мальчишки в сером плаще со шрамом на лбу, выписали в Уорридже, когда стало ясно - скрылся, не догнать. Выписали, заверили магическими печатями и разослали по всей стране курьерской фельдъегерской службой. Еще в вину вменяли гибель стражника при задержании и нападение на должностных лиц - мэра и городского присяжного мага.
    'Виновен! Повесить!' Трижды повторенное, погребальным звоном...
    Обязанности палача взял на себя один из стражников. Когда вышли на площадь, народу было немного, и мэр велел обождать, пока соберутся горожане. Веревка кололась. Хотелось почесать шею, но сделать это связанными за спиной руками невозможно. Табурет и фонарный столб. Пока не встала с накинутой на шею петлей - не верила в происходящее.
    Смотрела поверх голов, не хотелось встречаться взглядом с людьми. Боялась, что не выдержу и заплачу. Поэтому и увидела, как из-за угла выехали три всадника. Серые плащи и пунцовые береты нашего легиона.
    И я заорала из всех сил, - Волки! Легионеры! На помощь!
    . Меньший из них, по росту ребенок, резко подал коня вперед, прямо на людей, и, приподнявшись в стременах, что-то метнул. В тот же момент раздосадованный возможным вмешательством мэр, не дожидаясь палача, вышиб у меня из-под ног табуретку. Просвистело лезвие, веревка опала, я рухнула на землю, разбивая лицо о булыжник мостовой.
   , Всё, до малейшего слова, до цвета башмаков мэра и запаха мокрой брусчатки, впечаталось в память. И еще чувство животного страха и животноt желание жить.
    Малыш спрыгнул с коня первым, ловко, как кошка. Приподнял мне голову, снимая веревку. Закашлялась, судорожно, с болью вдыхая холодный воздух. Рот был полон крови, страшно болели скула и челюсть.
    Высокий, на коне, это же лорд Ришмонд. А малыш - наш гном, Маттиас, Матти, прошедший с госпиталем от копей Туле до Арраса.
    - Это точно она, - крикнул Матти Ришмонду. А Ришмонд читал листовку, держа ее брезгливо, двумя пальцами за уголок, - объявлен в розыск юноша, а вы казнили женщину! Леди - дворянка, вдова офицера. Я сообщу губернатору о вашем бесчинстве. Так-так, описание преступника составлено 27 темносклона, в город привезено сегодня, 1 гревня. Четыре дня фельдъегерской доставки, это около четырехсот лиг. Вы что же хотите сказать, леди сюда по воздуху прилетела, обгоняя фельдъегерей? - В толпе послышались смешки. Многие мужчины при виде лорда сняли шляпы, кланяясь ему, и теперь стояли с обнаженными головами.
    Могла бы и раньше догадаться, по созвучию фамилии и названия города. Здесь рядом родовые земли целителя, баронство Ришмонд.
    Доброхоты из толпы вызвались перенести меня в гостиницу.
   
    Говорить лорд запретил. Долго осматривал разбитое лицо, старые шрамы, качал головой.
    - Извини, девочка, прежний облик не вернуть. Но не хуже, а может быть лучше, сделаю. О богиня, как же тебя угораздило. Надо сообщить графу.
    Я схватила его за руку, замычала, попыталась затрясти головой - нет, только не это!
    Ришмонд протянул пишущую палочку. Нацарапала, - я бежала, не выдавайте.
    Лорд ласково похлопал меня по руке, - да-да, понял, потом объяснишь. Теперь терпи, магический запас маленький, до конца обезболить не получится. - Суховатый, замкнутый Ришмонд прежде никогда не обращался ко мне так, а здесь - ты, девочка. А гном, что это с Матти, почему он хлюпает носом? Ришмонд услышал, обернулся, - а ну отставить! Все хорошо будет.
    Переезд в поместье и первые дни там помню плохо.
    Сейчас Ришмонд-хаус - красивейшая усадьба Торриджа. Парк, каскадные пруды, возрожденный во всем великолепии дворец со сказочно красивой анфиладой парадных залов. Но в личных покоях лорда Томаса я приказала ничего не менять. В память о нем они остаются такими же, как и двадцать с лишним лет назад.
    По приезде меня водворили в хозяйскую спальню. Сам лорд Томас перебрался в кабинет. Входили в дом через черный ход, парадный оставался закрытым, кухня служила также столовой и гостиной, в комнате дворецкого, примыкающей к буфетной, поселились гном и хоноре Симон Девитт. В бытность нашу в легионе он числился адъютантом Ришмонда, но на деле по обстоятельствам становился и санитаром, и лекарем, и интендантом, и поваром...
    Женщин в усадьбе не было, ни родни, ни прислуги. Но мужчины неплохо обходились без них. Жилые комнаты обставлены были строго, просто, даже несколько аскетично, но порядок в них царил безупречный. Большая же часть дома была заброшена, стазис, когда-то наложенный на него, распался, дворец медленно разрушался, теряя черепицу, обрушиваясь кусками фигурных карнизов, отдавая во власть непогоды, птиц и летучих мышей печные трубы и чердаки.
    В этом обветшавшем доме, на кухне, где в камине горело большое бревно - наш гном, ничтоже сумняшеся, вырубал на дрова деревья в парке, я, выздоравливая, часами сидела в кресле, куталась в большой пуховый платок. Здесь, в кругу боевых спутников, чувство безопасности и покой приходили ко мне. До полного состава целительского подразделения не хватало Эдгара, он остался в военном госпитале. Лорд же Томас из армии уволился, по состоянию здоровья.
    - Не могу полноценно тянуть лямку службы. Сердце никуда не годится, да и возраст, скоро восемьдесят.
    Он вернулся в изрядно разоренное родовое гнездо и намеревался прожить здесь до весны, латая изношенное сердце.
    - А на будущий год, даст богиня, поеду в Тургхейм, приглашают в Академию преподавать. - Ришмонд был полон оптимизма и строил планы на будущее.
    Говорить мне еще было нельзя, объяснялась записочками. Полюбопытствовала, откуда лорд Томас знает, что граф мой опекун
   . Оказывается, волки обо мне не забыли, но все, кто остался в живых, несли службу в Луррии. Отправляли время от времени запросы в госпиталь, где лежала в коме. Так и узнали, что очнулась и уехала к отцу Вулли. Порадовались за меня.
    - Они писали в замок, я тоже писал, и Эдгар, но ответа не пришло.
    Естественно, я же писем не получала. Неужели скрыли? Вполне могло статься.
    Домой лорд Томас выехал в середине краснолиста, и об отравлении и смерти моего малыша ничего не знал, равно как и о принуждении к замужеству.
    Не успел лорд посетовать на отсутствие писем от Эдгара, как тут же назавтра в Ришмонд-хаус доставили сразу два конверта. Первый заблудился: отправлен был изначально по неверному адресу. В этом послании Эдгар собщал о неудачных моих родах и слухах о преступлении графини и ее родичей, второе было вполне обычным - рассказ о жизни, работе, просьба прислать книги для подготовки к поступлению в Академию. О том, что я рядом, лорд Томас Эдгару не написал, такие сведения, когда скрываешься, доверять бумаге нельзя.
   
    Заговорила я через десятинку. Тогда же увидела себя в зеркале. Голос был чужой - хрипловатый, тихий. Из зеркала смотрело смутно знакомое лицо. Худое, с очень большими глазами, прикрытыми тяжелыми веками. Высоко поднятые дуги бровей, выступающие скулы, крупный рот. Эта женщина могла быть моей родственницей, старшей двоюродной сестрой или тетушкой. В углах рта и глаз - морщинки. - Потом сама уберешь, - сказал лорд Томас. - Когда сойдут синяки и окончательно исчезнут шрамы, снова станешь красавицей. Только ешь ты как следует, умоляю. А то ты сейчас не Агнесса, а мощи святой Агнессы.
    - А такая была?
    - Конечно, только ее на другой лад называют - Инессой. Она прабабка моя двоюродная.
    Об имени на другой лад. Чтобы не провалиться, если будут допрашивать с артефактом правды, перевела его на грацийский, и стала Ангенес Грау.
    Документы мои сильно пострадали во время драки в мэрии. Довершила начатое и превратила их в нечитаемые обрывки. Запуганные лордом Ришмондом до икоты господа маг и мэр сами предложили выписать новое удостоверение личности, бесплатно.
    Торговец, владелец салона 'Леди Ришмонд', нанес визит еще раньше, когда я даже не вставала. Хоноре лавочник ни в чем виноват не был - лишь сообщил в мерию о подозрительном господине. Но извинения, подкрепленные приличной скидкой, посчитал должным принести. Я обзавелась полным гардеробом, приличествующим небогатой, но респектабельной леди.
    13 гревня лорд Томас получил приглашение встретить дни богини в замке Тур.
    - Агне, тебе здесь остаться одной нельзя. Видишь ли... - Он передвинул и выровнял стопку книг на столе, переложил палочки для письма. Я за время совместной работы хорошо выучила эти жесты - значит, лорд озабочен и расстроен, или никак не может придти к решению сложной проблемы.
    Вот оно. Мне сейчас дадут понять, пора и честь знать, собирайся, голубушка, в дорогу. - Милорд, я бесконечно вам благодарна и покину дом, когда вы скажете.
    - Что-что? Девочка, ты о чем? Я не могу не принять приглашение Гердера, и хотел, чтобы ты поехала в Тур, а не оставалась одна в пустом доме. Но есть некоторые затруднения. Мне право, неловко. У нас только три коня. И купить четвертого я не могу. Оплатить проезд дилижансом до Тура - тоже. И вынужден просить тебя, если бы не задержавшийся пенсион... И твое положение близ меня, я тебя компрометирую.
    (Он давно обращался ко мне 'ты, Агнесса, девочка', я к нему - 'лорд Томас, милорд', и это, учитывая разницу в возрасте, было правильно и естественно.)
    Стыд залил горячей волной. Ну и дрянь же я, подумала, что милорд хочет от меня избавиться. А он стыдился сказать, что оплатить проезд до Тура я должна из собственных средств. Накануне отказался взять 'на хозяйство' - продукты, свечи, дрова. У меня были деньги, еще даже монеты из гардеробной графини не кончились, и оставался кошелек, данный графом для портнихи. О финансовом положении барона, точнее, почти нищете, я выпытала у Матти. Ни лорд Томас, ни хоноре Симон говорить о таком не стали бы.
   
    Полное имя милорда было Томас-Арчибальд Твиггорс, барон Ришмонд, и по рождению принадлежал он к высшей знати королевства. Гарри Твигги, Медведь, приходился лорду Томасу троюродным братом, Гердер - внучатым племянником.
    Четыре поколения назад наследник рода Твиггорс взял в супруги одну из принцесс правящего дома. В те времена этих принцесс случился некий переизбыток, вследствие чего и стал возможен подобный брак. Баронство Ришмонд было учреждено королевским указом для младшего сына принцессы как титул и домен, наследуемый на условиях майората. В случае пресекновения мужской линии Ришмондов земли и право распоряжения титулом переходили к главе рода Твиггорс.
    Сильный маг, Томас отучился в военной Академии, прослужил более десяти лет в иностранном волчьем легионе, затем участвовал в военном конфликте на Ардайле, где Торридж поддердживал Южное герцогство. По причине серьезного ранения получил бессрочный отпуск, но в родовой замок не вернулся, поехал в Лейден и поступил вольнослушателем в медицинский колледж. Решение это отец и младший брат посчитали позором для семьи - занятия целительством - удел простанародья, но попытка воздействовать какими-либо средствами на лорда Томаса не имела успеха. Глава Твиггорсов - в те времена Гарри Твигги - категорически отказался лишить Томаса принадлежности к роду и изменить порядок наследования в баронстве Ришмонд. Старый барон, отец Томаса, урезал содержание сыну до неприличной, издевательски малой суммы, но 'господин лекарь' не очень-то нуждался в отцовских деньгах. Закончив в возрасте сорока одного года Лейденскую магическую академию, Томас продолжил армейскую службу, но уже в должности военного целителя.
    Младший брат Томаса, не обладая заметными талантами ни к какой деятельности, кроме разного рода пари и азартных игр, оставался при родителях, радуя их надлежащим аристократу поведением, благополучно женившись и произведя на свет двух дочерей. Когда пришла пора вывозить девочек в свет, выяснилось, что состояние, закрепленное за ними при рождении и обеспеченное приданым их матушки, растрачено. И тогда отец и сын взяли деньги в гномьем банке, под доходы с собственных земель. Для подобного кредита нужно было согласие наследника, оно, подпись, а также отпечаток ауры Томаса, всё подложное, было представлено.
    После смерти сначала брата, а затем отца, Томас вступил в права наследства и вместо процветающего имения получил обветшавший дом и долговой вексель гномьего банка. Вся недвижимость и земля, которые можно было продать - уже были проданы, за исключением неприкасаемых майоратных владений. Всем, кому можно было задолжать в округе - задолжали. Было два решения - устраивать скандал и выставлять на публичное обозрение позор семьи или попытаться разобраться с обязательствами. Надо ли уточнять - Томас выбрал второе.
    Он назначил управляющего, раздал земли в аренду, а сам продолжил служить, восполняя дефицит средств немалым жалованием и доходами от частной практики. Так благополучно дотянул он до начала Гритийской кампании. В начале 12018 года скончался управляющий. Ежемесячные выплаты в банк приостановились и к зиме, когда лорд Томас добрался до родового гнезда, долги, проценты на проценты, подкрепляемые штрафами, выросли до чудовищных размеров. И он решился просить помощи у Гердера. Должна же быть управа на зарвавшихся кредиторов! Написав, практически сразу получил ответ - приглашение посетить Тур на праздничных днях.
    Но возвращаюсь к поездке. Кроме легко решаемой проблемы - покупки лошади, была проблема и существенная - как представить меня семейному собранию. О том, чтобы я примерила роль служанки, милорд и слышать не хотел. Во имя спасения репутации решился предложить фиктивную помолвку. После сговора мне, вдове, позволялись некоторые вольности в поведении, в том числе я могла 'гостить' в доме жениха, а он в моем. Вытащил из тайника то, что продать не осмелились даже его отец и брат - родовые браслеты. Тяжелые, красивые, эльфийского серебра. Я похожий видела когда-то у Луизы. О госпожа моя богиня, в Туре Луиза, она узнает. А сможет ли? Магичка она средняя, голос у меня другой, лицо изменилось, шрамы не разгладились до конца, выгляжу лет на пять старше.
    Предложение барона я приняла сразу, с жадной радостью. Еще бы, о таком только мечтать могла. Я искала повод просить лорда Томаса остаться пожить в поместье до лета, подбирала убедительные доводы - не буду в тягость, нахлебницей, мне только чтобы рядом с теми, кто не выдаст. Поэтому-то так и расстроилась, поначалу неверно истолковав его слова. Сомнения - ну не бывает, чтобы все само собой и так хорошо устроилось - подавила - Томас, Матти, Эрнст почти родня. Мы вместе столько пережили, проехали в медицинском фургоне пол-континента. Да если честно, я провела с ними куда больше времени, чем с Вулли. Почему не замечала, какие они удивительные, хорошие люди? - из-за свойственного всем влюбленным эгоизма, когда они не видят ничего, кроме себя самого, своих переживаний и предмета страсти.
    Браслет болтался на запястье и не хотел застегиваться. А мужской лорду Томасу не налезал на руку. Он вспомнил, что обручья - артефакты и их активируют в храме. В городе показываться не хотелось, но пришлось. Падре, спросив, добровольно ли мы заключаем сговор, воззвал к богине. Браслеты поменяли размеры, и плотно сели на наши правые руки. Подгонку оплатили по прейскуранту - аккуратная табличка с ценами висела рядом с ящиком для пожертвований на нужды храма.
    Свидетели - Матти и Симон - благостно сияли и улыбались. После храма они отправились за лошадью и седлом, а мы с лордом Томасом - в магазин имени меня (если помолвку не расторгну) - 'леди Ришмонд'.
    Дорожный костюм и единственное подошедшее 'парадное' платье для дамы в трауре были ужасны. Но Томас шепнул, бери, я знаю, кто нам поможет. На окраине города в полуподвале работала 'от рассвета до заката' (так именно и указано было на вывеске) мастерская по ремонту и переделке одежды - 'Портные Грин и сыновья'.
    - Нам нужно, чтобы к вечеру это прилично выглядело. Магами-бытовиками Грины были несильными, но вкуса им было не занимать. Ужасный балахон превратился в изысканное темно-лиловое платье, костюм для верховой езды, с которого убрали рюшечкии и оборки, выглядел пристойно.
    - Они мне обязаны. - Томас улыбнулся, - я когда-то вылечил всю семью от болотной лихорадки, в один из приездов в Ришмонд-кастл. - Но расплатился он с портными щедро, сам, не позволив мне дать и монетки.
    А еще была дорожная шляпка, цвета старого лорийского красного вина, который куда как глуше и темнее алого. Ее вытащила из закромов магазина Молли, после того, как я решительно отвергла всё предложенные мне клумбы с ягодами, фруктами, птицами и даже, о ужас, с чучелом белочки.
    - Она в тон канта на вашем плаще и с густой вуалью!
    Девушка с ужасом смотрела на мое лицо - шрамики и отеки, припухшие веки, отросшие едва на треть передние зубы.
   
    Выехали пятнадцатого утром. Вещи, два небольших походных сундука, отправили в Тур с почтовым дилижансом накануне. До порта сто лиг, к девятнадцатому гревня мы должны быть в замке. Все дружно зевали, спали мало. Подзаряжали охранные плетения. Собирали в дорогу корзины со съестным - при теперешней дороговизне никаких денег не хватит четыре дня столоваться в харчевнях. Все лошади несли вьюки с поклажей.
    Только в пути я поняла, насколько болен Томас. Каждые две свечки мы останавливались, и он отдыхал. Конечно, ехать в карете для страдающего грудной жабой предпочтительней, но чего нет, того нет, а теснота и духота дилижанса куда как хуже.
    Так и получилось, что времени предаваться мечтам о мести не осталось. Сначала суета сборов, потом - забота о спутнике.
    Первые две ночи пришлось провести на сеновалах - свободных комнат в придорожных гостиницах не было. К концу третьего дня постоялые дворы вдоль дороги стали попадаться чаще, также как и небольшие слободы: ямские, кузнецкие, ткацкие, гончарные. Пересекли, заплатив мостовую подать, реку, широкую, но несудоходную.
    - Сплошные мели и перекаты, у моря разделяется на множество рукавов, а мост называют графским, его мой прадед построил. - Лорд Томас привстал в стременах, выглядывая на дороге указатель. - Видишь, до Уинг-о-Тура, до городской черты, 15 лиг.
    Сразу за дорожным указателем - еще один, толстая стрелка: вставшие на дыбы леопарды держат венец и надпись - 'Корона Твиггорсов. Комнаты, харчевня, конюшни.' - Ну может, хоть тут удача улыбнется, - рассмеялся Томас, - не может подвести родная фамилия. - Не подвела, посланный разузнать Матти доложил, - есть три комнаты. - Пока доехали, комнат осталось две, в третьем этаже.
    Мылись, чистились, ужинали. Помогла Томасу приготовить 'хитрый' пластырь, крепили его на грудь, чтобы лекарство поступало в тело весь день малыми порциями. Нагрузка и волнение вызывали у Томаса сильнейшие боли за грудиной. Одна из болезней сердца. Он не хотел рассказывать, но я была настойчива - надо же знать, что делать, если вдруг станет совсем плохо. Маленькие капсулы лежали в коробке, которую Томас носил в нагрудном кармане кафтана.
    - Еще до войны один из учеников лорда Тео сделал. Представь, из сала, щелока и 'крепкой водки'.
    (Я помнила, Альберт рассказывал, и об опасности взрыва при синтезе... )
    Сам себе врачевать Томас не мог, а у меня ни должных знаний, ни магии, я слепа и безрука. Лишь пилюли из заветной коробочки, если помогут. Радикальное лечение? Да, возможно - операция - восстановление кровотока, но ее сейчас на всем Роштайне могли провести, наверное, четыре лекаря. Два в Торридже (один из которых сам лорд Ришмонд), Тео Хойенхайм в Гарце, и Фарнезе в Луррии, если жив еще.
    - Вот разберусь с кредиторами, подкопим денег и съездим в столицу. Там давнишний друг, начальник военного Госпиталя, и тебя ему покажем, магия восстановится, обязательно.
    - Да лежите вы тише, сейчас отвалится, не прилип. - Я прижимала пластырь, он должен был закрепиться на коже. Спать хочется, на секунду прикрою глаза. Когда я их открыла, было утро, рассвет, свечка седьмая, наверное. В комнате горел магический огонек, лорд Томас держал перед моим лицом тарелку со свежей, восхитительно пахнущей булочкой, - так и знал, что на запах сдобы ты проснешься. Вставай, завтрак я сюда принес, выезжаем пораньше, пока на дорогах народу немного.
   
    Пролетом ниже по лестнице спускалась двое, переговаривались. Наверное, из апартаментов второго этажа. - Дорогая, знаю, сколько матушка для вас с сестрой сделала, но это не даёт ей права манипулировать тобой... - женщина что-то тихо ответила... Мужской голос, низкий, приятный, бархатистый, - ну разумеется, дорогая, и сестре намекни, что жить следует своим умом.
    Во дворе гостиницы я смогла разглядеть пару - немолодой солидный мужчина и очарователная дама, лицом и живой грацией движений мне напомнившая... но вот кого?
    Между тем у конюшен наши лошади стояли оседланными, последний день поездки обещал быть трудным. Резко потеплело, стал накрапывать дождь, туман застилал дорогу, и надежды, что он развеется к полудню, не оправдались.
    Мы уныло тащились в хвосте обоза, обгоняй - не обгоняй, много не выиграешь. Впереди, сквозь плотную дымку, замелькали магические огоньки, заиграл рожок - приближался встречный почтовый дилижанс. Столкновения с фургоном не видела, только крики, треск, храп лошадей. Длинная желто-черная карета лежала на боку, ошалевшие кони продолжали тащить ее, но к ним уже бежали, хватали, останавливая, спешащие на помощь со всех сторон люди. Орал от боли кучер, несколько мигов, потом затих. Фургон устоял, но перегородил, развернувшись поперек, всю дорогу, у него слетело колесо.
   
    Время повернуло вспять. Я снова была на войне, в бою. Повиновалась четким приказам командира. Лорд Томас склонился над кучером, открытый осколочный перелом, я приготовилась работать, но он скомадовал - Агне, к дилижансу! Проверь, наверняка есть раненые.
    Подоспевшая стража конного патруля и добровольцы из числа тех, кто остался помогать, а не продолжил путь, объезжая по обочине, вытаскивали из дилижанса пассажиров. Серьезно пострадали двое, сидевшие у окон с правой стороны. Чтобы их можно было перенести, я и один из стражей спустились внутрь, на обезболивание и стазис истратила всю энергию накопителей. Когда вылезала из опрокнувшегося кузова, не глядя ухватилась за протянутую сверху руку, оказалось, приняла помощь от давешнего господина, из гостиницы. Его жена, в сопровождении камеристки и охранников, стояла рядом. Служанка держала коробку с мазями и бинтами. Леди затягивала порез на щечке ребенка. Слава богине, еще одна, владеющая навыками целительства.
    - Хонора, вам нужна какая-либо помощь?
    - Магия, больше всего мне сейчас нужна магическая энергия....
   
    Сделав всё, что смогла, глядела, как мужчины осторожно, на полотнищах, которые господин-из-гостиницы приказал достать из своего багажа, переносят двоих, сильно помятых в давке в дилижансе, к импровизированной операционной. Томас работал за столом - две поставленные на попа бочки и сверху оторванный борт повозки.
    - Ваш супруг опытный целитель?
    - Супруг? - не поняла я, потом вспомнила, какую роль играю, - жених. Да, очень, военный лекарь. Простите, мне надо идти, - и поспешила к Томасу.
    Из всех суетившихся на месте катастрофы лорд, пожалуй, оказал наибольшую помощь. Он как-то очень ловко, призвав старших патрулей стражи, организовал работы - дилижанс подняли, колесо фургону смогли одеть, Из ближайшего пункта 'Почта Торриджа' прибыла повозка за тяжело раненными. Я слышала, как он объявил, что лечение в дальнейшем оплатит казна, как приказал записать имя лекаря, оказавшего помощь на месте, снять свидетельские показания.
    Томас работал три свечки подряд. Я стояла рядом и отчаянно жалела, что силы у меня теперь слишком мало, толку от меня - с эльфийский хвостик. Закончилось все так, как и должно было, сильнейшим сердечным приступом, приключившимся, едва повозка с ранеными отправилась в сторону города. Усадив Ришмонда на обочину дороги, совала меж стиснутых посиневших губ горошинку снадобья, и с ужасом понимала, что этих горошинок осталось почти ничего, не более десятка.
    До замка мы в тот день не доехали, заночевали у городской заставы. Гостиница называлась, вот кто бы мог подумать, 'Лев Твиггорсов'. На попытки хозяина сказать - мест нет, пригрозила очень тихо и спокойно, что ежели комната не найдется в течение кэнтума, завтра с гостиницы сорвут вывеску. Потому что отказавшийся предоставить кров Твиггорсу...
    Ночь просидела над Томасом, растирала, грела ледяные руки, поила мятным чаем, вслушивалась в дыхание. Боль давно отпустила, но жуткая бледность и синюшность губ не проходили. К утру полегчало. Позвала Симона, сама прилегла на полсвечки. Сколько-то их еще будет, таких ночей?
   
    В замок Тур мы приехали к обеду. Праздничному, так как был канун самой длинной ночи года, мы опоздали на сутки. Вся семья собралась в малом парадном (Эльфийском) зале. О том, что лорд Ришмонд прибыл в замок, им поведал сторожевой рог - длинная буцина. Когда мы, миновав выносную башню-барбакан, подъемный мост и ворота, въехали во двор, кто-то из стражи протрубил, низко, грубо, хрипло. - Этот сигнал, - пояснил Томас, увидев, что я вздрогнула от резких, неожиданных звуков, - означает, что мужчина из рода Твиггорсов вернулся домой.
    Распахнулись двери старой башни, к ним вела всего одна ступенька, они располагались практически на уровне земли. Двери? Вторые ворота, в них можно въехать на коне, не пригнув голову. Нас встречал мажордом, высокий, осанистый старик, совершенно лысый и с белой бородой.
    - Лорд Томас, слава богине! Здравствуйте! А милорд Гердер уже приказал отрядить на ваши поиски отряд, опасался, с вами приключилось что по дороге, - старик смотрел на Томаса сияющими глазами, и ясно было, очень рад его приезду.
    - Здравствуй, Аткинсон! - Томас спешился, качнул отрицательно головой Симону - я сам, и приготовился снять меня с седла. Я, наклонившись, тихо проговорила, - не вздумайте, просто сделайте вид. - Не послушался. Жесткие руки сомкнулись на талии, поддерживая в прыжке. Развернулась с укоризненным шепотом, - Вам же нельзя напрягаться!
    - Агне, помните, о чем говорили в дороге. Аткинсон и Гердер очень умны и наблюдательны. Принимайте мои знаки внимания как должное.
    Появившийся на пороге Гердер увидел нас чуть ли не обнимающимися, потому что рук с моей талии Томас не принял.
 
    - Ну здравствуй, дорогой племянник! Позволь представить - моя невеста, хонора Ангенес Грау.
    Выражение лица Гердера не изменилось, удивление он сумел скрыть. Чуть пришурившись, смотрел на Томаса, потом перевел взор на меня. Встретилась с ним взглядом и не отвела глаза. Улыбнулась, присела, протянула руку.
    - Добро пожаловать в Тур, леди. Рад видеть в добром здравии, дядюшка. И я тебя понимаю, твоя невеста прелестна. - склонился над моей рукой. Глянула на Томаса, тот одобряюще чуть кивул головой.
    Мы вошли в холл, или как его иначе называли, нижний зал. Замок Тур странное сооружение. Подобная архитектура не встречается нигде более на Роштайне. Центральное его здание, именуемое donjon, квадратное в плане, с четырьмя чуть выступающими за уровень стен угловыми башнями, сложено из огромных плит местного черного камня, стыки между блоками кладки практически не заметны. О замке, его потайных комнатах, ходах и подземельях я теперь знаю все. Еще бы, была его хозяйкой долгие годы.
    К чему я это? На третий и четвертый этажи, где располагались жилые комнаты, вели две лестницы. Парадная занимала всю левую башню и выводила прямо к малому залу второго этажа, в котором и разместились, в ожидании приглашения к столу, родичи. Правая лестница, более скромная по размерам и убранству, заканчивалась на каждом из этажей изолированным холлом. Но подняться по ней мы не могли - она частично обрушилась во время землятрясения. Так что перед родней предстали прямо по приезде.
    Я рассматривала семью, в которую вошла бы, решив завершить помолвку с лордом Томасом браком. Так как ни он, ни я не планировали подобного исхода дела, особого любопытства не испытывала. Между тем меня представляли господам из древних и славных родов, , верхушке аристократии Торриджа, стоящей у руля государства и их женам.
  Хозяйка замка, графиня Твиггорс, Луиза, в ожидании младенца. Сердце кольнула зависть, горькое негодование - почему ей - всё, мне ничего? Подавила грешные, гадкие мысли. Луиза же осмотрела меня, видимо, сочла дурнушкой, не представляющей никакой опасности для ее репутации первой красавицы, посему приветливо улыбнулась. Не узнала.
    Граф и графиня Полт. Пара из гостиницы. Ну конечно, графиня Лилиана напомнила мне сестру.
    - В ответ позволь ТЕБЕ представить, дорогой кузен Гердер, - глаза графа Полта смеялись, - леди Красную Шапочку, о которой мы всё утро рассказывали. Дорогая госпожа, вы так потрясли моё и супруги воображение, что мы лишь о вас и говорили. Но я тоже хорош, не признал кузена Томаса. Но право, со спины ты выглядишь ровесником Гердера.
    - Я так рада, что вы войдете в семью, - похоже, Лилиана говорила совершенно искренне.
    А вот графиня Вилфор, матушка Лили и Луизы, кажется, не рада нашему с Томасом появлению. Вот понять бы, какое ей до этого дело.
    Маркиз Арлингтон, тесть Гердера, женат на его сестре, Клариссе. Кларисса, целующая дядюшку Томаса, и пожимающая мне руки, - Я надеюсь, мы подружимся, вы ведь разрешите не называть вас тетей.
    Герцог Ричли, тут я окончательно запуталась, в какой степени родства он состоит с Томасом и Гердером. Без супруги, ибо не женат. Надо начертить схему, и заучить. Вот же лорд Томас, мог и заранее предупредить, что здесь такой большой сбор.
    - А я не знал, обычно приезжают Кларисса с мужем и одна из племянниц.
    Племянницы Томаса - Джозефина и Анна. И их дети, сын Джозефины Алекс и дочь Анны Мария, юная охотница за женихами. А предполагаемая добыча - Ричли? Мысленно хихикнула - не по зубам придется. О Ричли я много слышала - глава внутренней стражи Торриджа.
    Полт - лорд-казначей, Гердер - лорд-констебль, Арлингтон - возглавляет флот. И все с королевской кровью. Похоже на заговор. Об этом решила сказать Томасу. Пока шла к отведенным покоям - передумала. Лорд помогает мне искренне - не сомневалась, но я имею ли право вмешиваться, высказывать свои догадки. Потом, все потом, сначала как следует поразмыслю. Сейчас некогда, я торопилась: Гердер, вопреки всем правилам, извинившись перед присутствующими, приказал отложить начало обеда на полсвечки, из-за Ришмонда и меня, нашего опоздания. Ну да мы по-военному, быстро. Опустошила для бытовой магии весь резерв и все накопители. Приставленная горничная лишь шнуровала корсет и втыкала шпильки в высокую, такую как смогла сделать из остриженных волос, прическу. И щебетала без умолку. - Ах платье какое, сразу видно, столичная работа... Нет? Леди наденет драгоценности? Позвольте помочь? Нет? В трауре?
  - Хонорина, для горничной вы непозволительно болтливы, прошу не досаждать разговорами...
  Служанка обиженно замолчала. Вот так-то милочка. Тебе же приказали выведать обо мне как можно больше. Только кто? Девушка прикрепила к платью серое кружево косынки-фишю. Булавка зло взвизгнула на плотном шелке, не обратила бы внимания, еслибы не этот звук. Длинная игла с фигурным утолщенным концом и стопором с другой стороны была не из тех, которые лежали в моём багаже. Эльфийское серебро, откуда оно у прислуги?
  Я застыла от ужаса, но магия, магии на игле не чувствовалась. О богиня, что же это такое? В дверь постучали. Томас, в чёрном старомодном кафтане, Симон за его плечом. Горничная присела в реверансе, хотела выскользнуть из комнаты.
  - Держите ее!
  Девушка рванулась, забилась в руках Симона, сдавленно пискнула, как мышка, попавшаяся в лапы коту. Лоб ее покрылся испариной, по вискам заструились капельки пота. На миг стало жаль глупышку, совсем молоденькая, ребенок, пятнадцать - шестнадцать, не более. Но она хотела навредить, ишь перепугалась-то как, почти сознание теряет.
  - Что? - Томас увидел, что стою замерев, не шевелясь.
  - Томас, посмотрите, булавка страная...
  Булавочка оказалась с секретом. Слышал Томас о таких, даже видеть их приходилось, ну а эта вообще знакомая была. Из семейного хранилища артефактов. Серебро эльфийское, работа гномья. Через две свечки утолщенный кончик-бутон раскроется, почти невидимые глазу иголки вопьются в кожу груди и шеи. Чем они смазаны, определили много позже, сейчас же аккуратно упаковали страшный предмет, запечатали в стазис. Симон проследит, чтобы никому в руки не попался.
  - Кто? - Служанка попталась броситься в ноги Ришмонду, но Симон удержал, заломил руку за спину. - Кто?
  Молодой хоноре Алекс Лоу, сын Джозефины. Вчера затащил в постель, утром обвинил в краже, ну и дальше всё понятно. Если не врет девица.
  - Откуда ты? Кто родители?
  - Не из потомственных слуг, взята по рекомендации, проверена... - это уже вызванный срочно Аткинсон докладывал Гердеру - ну куда же без графа разбираться в его собственном доме. Графиню не звали, дабы не волновать, и потому как это она велела часть прислуги сменить - нерасторопны и богиня красотой обделила, а хочется, чтобы глазу приятно всегда и везде было.
  - Но зачем, зачем Алексу покушаться на мою невесту?
  - О богиня! Ты и впрямь ничего не понимаешь, дядюшка? Титул. Джозефина клянчит твой титул для сына год третий, наверное. Как война началась. Сейчас вот явилась с Алексом, чтобы представить мне претендента, и известием, что ты больше года не протянешь. - Гердер расхаживал по комнате, энергично подкрепляя взмахом руки слова. - Это для нас родная кровь священна, а Алекс - не Твиггорс!
  - И все равно - ну травили бы меня, девочку зачем?
  - Затем, вдруг, женившись, потомством успеешь обзавестись? А тебя попробуй, отрави, - на тебе же фамильный защитный амулет, Алекс не дурак, его силу знает. А она - и магия слабенькая, и охранка никуда не годится... А хоноре Лоу маг, не из сильных, но маг, в Академии на пятом круге обучается, все увидеть мог. Но как быстро, подлец, сориентировался...
  - Господин, дозвольте сказать, - Аткинсон был белее мела, еще бы, такое упущение, - я ведь ее - кивок в сторону горничной - к леди Грау не посылал. Дженни отправил.
  Гердер приказал подвести горничную, - в глаза смотреть! - поймал ее взгляд. Потом горько усмехнулся. - На разбитой лестнице Дженни. - И брезгливо оттолкнув служанку, велел ей, - ступай, работай!
  Когда девушка, удивленно хлопая ресницами, присела в реверансе, прося позволения удалиться, и каблучки ее отстучали по коридору, пояснил нам всем, - подчистил, она помнит лишь что сделала, как ей велели.
  - Ну и внучок у тебя, милый дядюшка! Аткинсон, следить за хоноре, с кем еще из прислуги говорит, куда ходит, не мне тебя учить! И с чего это, дядя Томас, тебя хоронить родственники собрались? У нас в роду никто меньше ста не прожил! Дозволишь глянуть?
    - Балуешься чтением аур? Тебе ментального недостаточно? - Томас недовольно поморщился.
    - И добился определенных успехов. Ментальное прочтение не разрешено, носят амулеты, а вот ауры закрывать не додумались. И при должной тренировке по ним многое определить можно. Лжет - не лжет, любит - не любит. Вот у тебя дядя, всполохи золотые о многом говорят, я еще во дворе увидел, - он всмотрелся внимательнее, замолчал, ласковая улыбка ушла, губы сжались, - а ведь не врут родственники, болен и серьезно.
    - Да, но умирать не намерен!. Мне же при словах Гердера нехорошо стало. Определять эмоции по ауре? А ну как поймет, что замуж за Томаса не собираюсь, пользуюсь его расположением беззастенчиво, во имя своих целей, что горят во мне ненависть и желание мстить. Попыталась закрыть беспокойство и неуверенность иным сильным чувством - страхом - оказалось легко - помнилось, как только что с меня отравленную булавку сняли. Но Гердер спросил о другом, - А Вы о болезни жениха знаете, леди? И откуда сведения у племянниц и внуков?
    Племянницам Томас написал сам, и объявил, что в середине зимы едет в столицу лечиться. Просил разрешения в целях экономии остановиться в городском доме одной из дам. Ответа не дождался.
    Едва закрылась дверь за Гердером и Аткинсоном, Томас привлек к себе, - ну что ты, что, испугалась? Прости, я тебя в такое втянул. Хотел защитить, а получилось, - От старого кафтана Томаса пахло бабочками, есть такие, ярко-желтые, над капустой вьются. Бабочками или кошачьей мятой?
    ...Знакомый аромат, мой отец, учитель, атро Дик, и вечный его спутник - запах трав и бабочек... богиня, почему боль потерь, как ни прячь, рано или поздно прорвется наружу? Ласковые руки отца. Большие, с длинными пальцами, утолщенными суставами. Они сжимали детскую ладошку, мы сидели на качелях, укутанные одним пледом... Они направляли, показывая, как строить порталы, мастерить артефакты... Они в последнее свидание пытались дотянуться, пробиться через прозрачную преграду пентакля... Всхлипнула, вцепилась в черную ткань кафтана.
    - Ну-ка, младший целитель Грей, нос подняли и вперед. И от меня ни на шаг. - Руки Томаса, крупные, долгопалые, узловатые, легли на плечи, чуть встряхнули. - Агне, все хорошо будет. Нам здесь пару дней, потом в Ришмонд, а потом в столицу! Сегодня праздник, первый солнцеворот после войны, пусть он принесет счастье.
    В застольные разговоры поначалу не вслушивалась, хотя, наверное, следовало, глядя, как напряженно внимает им мой жених. Я же увлеченно ела, пользуясь обстоятельством, что ко мне или Томасу никто не обращался. Таких вкусностей не видела год, а то и больше и голодна была, поэтому жевала, кивала головой лакею, предлагавшему новое блюдо, опять жевала, благодарила Томаса, когда он просил слугу налить мне воды или вина. Оторвавшись от сложного выбора - грудка или бедро заливного фазана, встретила насмешливый взгляд Джозефины, сидевшей напротив. Ответила взглядом на взгляд, чуть изогнула брови, вопрошая, в чем дело? Не зря когда-то с Уллой перед зеркалом репетировали.
    Джозефина промолчала, продолжая язвительно улыбаться, но вот сестра ее, Анна, сидевшая со мной бок о бок, не утерпела, тихим, как ей казалось, голоском, поинтересовалась, не голодаем ли мы в Ришмонд-холле.
    Ах, как выразительно стрельнула глазами в сторону сестры Джозефина, но увы, взглядом не дашь оплеуху, губы же ее беззвучно выплюнули, - дура! - Но поздно, Анна была услышана, и не только мной.
   , От злости дрожали руки, положила приборы, чтобы, не дай богиня, кто заметил. Судя по всему, сестры не бедствовали. А о дядюшке, который из сил выбиваясь, оплачивал долги по их приданому, и не вспоминали.
    Голос моего лорда прозвучал мягко, так он говорил с тяжело больными, - Разумеется нет, дорогая племянница. И вы могли в том убедиться, ежели б, получив письмо, навестили старика. В Ришмонд-холле чтут обычаи родственного гостеприимства.
    Последовавшее неловкое молчание попытался сгладить Гердер, - Однако не многие семьи могут быть счастливы присутствием за праздничным столом всех родственников. За тех, кто не с нами! За тех, кого ждем, и тех, кто не придет никогда!
    Всхлипнула, не сдержавшись, графиня Полт, поморщился в ответ на замечание свояченицы Луизы Арлингтон, помрачнел Ричли. Старое лорийское сладким ядом и огнем разлилось внутри. В обычае было, выпив поминальный кубок, стукнуть им по столу столько раз, скольких человек вспоминаешь. Атро, сыновья, Вулли, брат по магическому кругу Жанно, Улла, Гриффин и их ребенок, Лэндом. Это лишь те, о ком знала точно - мертвы. Мой кубок опускался и опускался на стол, я шептала, закрыв глаза. Когда подняла веки, тишина, все взгляды на нас с Томасом. Он сжимал мою руку, успокаивая, тратил драгоценную магию. И хорошо, иначе не подавить рыдания, горький спазм подступил к горлу.
    После некоторой паузы застольная беседа заструилась дальше, чтобы как-то отвлечься, заставила себя прислушаться, новости обсуждались интересные, а, отчасти, и пугающие. Невозможно было поверить, что случайно собрались за одним столом люди, вершащие судьбу Торриджа. Ненароком оказались в канун праздника поблизости. Полт проверял работу золотоносных копей в Затурии, взяв в поездку жену, а она захотела навестить сестру и мать. Ричли инспектировал работу тайной стражи в Уинг-о-Туре - совсем в нем ворье распоясалось. Арлингтоны всегда на Дни Богини в Тур приезжали... Заговор не заговор, а зачем-то господа министры собрались.
    - Какая жалость, отменили фейерверки и представления в столице, - Луиза смешно морщила носик, - без них праздника нет!
    - Дорогая, даже если бы они и состоялись, ты бы вряд ли смогла насладиться зрелищем. - Гердер глядел на жену, как на несмышленого капризного ребенка. А та надула губы, ни дать ни взять обиженная девочка. - Ах, я так хочу вернуться ко двору, здесь, в замке, тоска и скука.
    Тон, который она взяла, совсем не шел к расплывшейся фигуре и подурневшему лицу. Беременность давалась ей тяжело, Гердер нажаловался Томасу, прося осмотреть Луизу, и, если получиться, убедить вести себя осторожнее и соблюдать предписания целителей.
    Гуляний и зрелищ в столице не устраивали, страна скорбела по погибшим. Восполнить упущенное намеревались на весенних днях богини. Роштайн вступал в новую эру, начинал жизнь с чистого листа - и год будет именоваться первым по летоисчислению - 'после катастрофы'. Это единственное, о чем успели договориться монархи. Затем переговоры, а перерешать еще много чего следовало - помощь беженцам, гномьи банки, чеканка монет, были прерваны. Потому как в голове обычно вялого и тугого на подъем Роберта Торрийского укоренилась некое желание. Две десятинки тому назад вернулись корабли, посланные, чтобы установить связь с северными странами, и вообще, выяснить, что твориться на том конце континента. Там делили земли. Почти не пострадавший в войне Фрейдвуд спорил с сильно ослабевшим Энцем за бесхозные территории Тир-Эйра. И поразмыслив - а он-то чем хуже - наш король Роберт решил отхватить кусок Гарца, а заодно разобраться с Луррией, под предлогом примирения супругов аннексировать герцогство: развод его сына Роберта-бастарда и луррийской принцессы Белинды не был оформлен.
    Намерений своих король не скрывал. Обсуждали вопрос этот за столом очень осторожно. Но как ни деликатничай, как ни подбирай слова, юго-западный Роштайн находился накануне новой войны. Белинда и ее отец и слушать не хотели о возвращении Роберта-бастарда, Линда, с присущей ей решительностью, нашла нового мужа - Родольфо Антонини, незнатного, небогатого, но прирожденного вождя и полководца. Что может предпринять для защиты Гарца Альберт, никто не говорил, но все помнили страшное оружие, выкосившее пол-Гритии.
    Из мужчин один лишь Алекс горячился, доказывая величие и историческую справедливость королевских устремлений. Вот он, хоноре Алекс Лоу, сидит напротив наискосок, между своей матушкой и матушкой Луизы. Украдкой разглядывала подлеца внука. Хорош собой, не то, что Твиггорсы. Длинные золотистые локоны, голубые глаза под стрелами неожиданно темных ресниц, румянец на нежном по-девичьи лице. Нет да нет, а бросает в мою сторону взгляды, ждет. До обеда дворцовый алхимик успел подтвердить предположение Гердера - в булавке не яд, а приворотное зелье, слабенькое, на несколько часов. Аткинсон переменил карточки, так что за обедом со мной рядом оказалась Анна, а Алекс - по ту сторону. И не подозревает, что ему приготовили Твиггорсы. Первый порыв дяди и племянника - свернуть шею мерзавцу незамедлительно, был остановлен здравым рассуждением - а как эту свернутую шею объяснить? Тем более, что пригласил его в замок сам Гердер, хотел присмотреться к молодому магу-родственнику. И со скандалом не выставишь, все равно удар по моей репутации. Объясняй потом, что внук намеренно хотел скомпрометировать невесту деда. Сама ему на шею кинулась - ни одна юная девушка в здравом рассудке не предпочтет барона Ришмонда молодому красавчику Лоу.
    Твиггорсы были далеки от идеалов классической красоты. Высоченные, слегка нескладные. Худые, широкоплечие, мосластые тела, лица отнюдь не с аристократически тонкими чертами. Грубоватой лепки крупные носы, тяжелая челюсть, водянисто-серые небольшие глаза. Томас и Гердер были похожи, любой с первого взгляда признавал в них потомков Артура, основателя рода, чьё скультурное изображение в полный рост лежало на крышке саркофага в подземелье замка. Томас даже более походил на спящего рыцаря, нежели Гердер. Может потому, что ближе к предку был по возрасту.
    Подробностей, как Алекс мыслил представить окружающим мои позор и грехопадение, Томас не рассказал, хотя Гердер и Ричли вытрясли из подлеца всё. Довольно с меня было и знания мерзостности роли, отведенной в этом представлении - скулящая от похоти и вожделения развязная девка. Во второй свечке пополуночи Алекс явился в мою комнату будучи уверен - сгораю от страсти. Я же пылала яростью - расцарапала молодчику лицо, закатила пощечину, кричала, звала Томаса, брыкалась, разорвала ночную рубашку. В свидетели непристойной сцены, как и ожидалось, намечались Джозефина, предательница горничная и маркиз Арлингтон, известный своей неподкупной прямотой. Его во всем этом держали за 'болванчика', есть такая фигура в гномьих клетках, старинной игре. Болванчик или нет, кулак он имел увесистый, и от души врезал в челюсть насильнику. `
    Томас с трудом удерживал обморочную Джозефину. - О богиня, да брось ты ее! - странно, он будто услышал мои мысли и разжал руки. Розовый кулек из шелка и кружев свалился на ковер и разразился истошным визгом.
    Неожиданно, незнамо откуда взявшийся Гердер спеленал Алекса заклинанием недвижимости. Я видела, как вспыхнул и рассыпался в прах амулет защиты у того на шее, как обвисла рука, готовая швырнуть огненный шар...
    А вот и еще один возникший из ниоткуда - герцог Ричли, - Так-так-так, я уж не погнушаюсь обыском. Зато будет, что рассказать внукам - сам начальник Тайной стражи снизошел... что тут у нас? - какой набор запретных зелий, потянет на двадцатку на рудниках и запечатывание дара. Сударыня, так громко голосить - вредно для здоровья. Окружающих. Для ушей близстоящих и нервов разбуженных.
    Джозефина сидела на ковре, держась за горло, и более не могла выговорить ни слова.
    - Не волнуйся, полог тишины поставлен, никому сон не нарушим... - Гердер с любопытством разглядывал содержимое тринкета, маленькой таблеточницы черного эльфийского серебра (2). Поднес к горке капсул руку с перстнем-артефактом. Тот заискрил и даже затрещал.
    Я за эти мгновения успела накинуть капот и подбежать к Томасу, более всего меня заботило как он, такие волнения для больного сердца ни к чему. Вот не хотела устраивать ночной спектакль, Томас, кстати, тоже был против. Намеревался поговорить с внуком, а если тот не внемлет, вызвать на дуэль и как соледует проучить. Но Гердер на это решение с горечью рассмеялся, - Ты, дядюшка, у нас в роду, похоже, последний рыцарь. Нет. Дозволь мне разобраться. Таких Алексов следует держать на коротком поводке. Лучше всего - просто убрать тихо. Я бы так и сделал, но он мне нужен. Поэтому вырву жало и отпущу ползать дальше.
    На мои суетливые расспросы, - ничего не болит? - Томас неожиданно резко оборвал, - Всё в порядке! Перестань причитать, пожалуйста. - Хотя какой там порядок - видела и чувствовала, еще немного и приступ. Ну конечно, я внимание к его болезни привлекаю. А мужчины не выказывают слабости, они одинаковы, что в в десять с разбитой коленкой, что в шестнадцать со стрелой в руке, что в восемьдесят с растерзанным сердцем.
    ... Порталы перестали работать за некоторое время пред катастрофой - выплеском магии. Поэтому тяжело раненных повезли в госпитали лекарскими обозами. Томас, Эдгар, гном, словом все наши шли сопровождающими с одним из отрядов. Военный начальник колонны был из ветеранов волков, а Томас возглавлял команду целителей. Малыш гном, рассказавая об этом переходе, в середине повествования захлюпал носом. И это он-то, который ребенком выдержал год на цепи в подземельях Туле, видел заживо горящих в Курсдене людей, подававал мне стрелы в битве под Патией.
    Надвигающуюся черную стену - магическую волну - заметили за три лиги. Полдесятинки не удавалось увеличить отрыв, это были страшные дни. Отряд уходил от смерти, обгоняя обреченных, и матери умоляли взять с собой хотя бы детей. Пока могли, сажали малышей в повозки к раненым, а сами по очереди бежали рядом с фургонами. И Томас бежал наравне со всеми. Обезумевшие от ужаса люди несколько раз преграждали дорогу, пытаясь отнять коней, если бы не лорд Томас, - леди Агнесса, а вы знаете, что он был боевым магом? - и отряд прорывался через толпу, оставляя позади трупы. А потом, уже у самых гор, лорду стало худо, и Эдгар вытирал слезы и говорил - не довезем. В госпитале в Аррасе лорд Ришмонд пролежал пол-месяца...
    Старого упрямца я все же заставила уйти и добраться до постели. Мне и изображать ничего не пришлось - с того самого мгновения, как распахнулась дверь и на пороге появился Алекс, я непрырывно тряслась. Дрожь била столь сильно, что стучали зубы, унять ее было невозможно. Не понять, кто кого поддерживает - в обнимку пошли в комнату Томаса.
   
   
    _______________________________
    (1) так на Роштайне называют кому.
    (2)Черное серебро находят в мизерном количестве в обычном эльфийском, оно напрочь блокирует эманации любого алхимического или какого иного зелья. Называют его также энцием в честь родины великого Лекока де Буа, сумевшего разделить металлы.
Оценка: 8.31*45  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"