Аннотация: "Похвала Сергию" Д.Балашова и цикл о Дозорах С.Лукьяненко и В.Васильева. Уточненная версия.
Читатели, уже знакомые с серией "Удивительные параллели", конечно, заметят, что выбранная пара авторов не вполне укладывается в заявленные критерии. Лукьяненко и Балашов соотечественники и современники; они вполне могли читать одни и те же книги и даже друг друга - Дмитрия Михайловича теперь, увы, не спросишь, а Сергея Васильевича теоретически спросить бы и можно, да неловко. Работают они в разных жанрах. Лукьяненко - чистый фантаст. Балашов - историк, но в его книгах часто встречаются элементы мистики, а уж "Симеон Гордый" с призраками, проклятиями, чудесными артефактами и чарами забытых богов удовлетворит любого поклонника фэнтези. И все же оба произведения - серия о Дозорах и "Похвала Сергию" - настолько различны между собой и одновременно во многих аспектах настолько схожи, что я не смогла удержаться.
Уточнение автора.
Уже после того, как эта статья была выложена, Александр Голиков сделал мне вполне справедливое замечание, что 'Дозоры' написаны в соавторстве с Владимиром Васильевым, и даже по большей части являются детищем последнего. Поэтому, во избежание чрезмерного усложнения текста и с учетом того, что на обложке одной книги из четырех стоит 'С.Лукьяненко, В.Васильев', а на трех 'С.Лукьяненко' (да-да, я помню про 'Лик Черной Паль-миры'!), предлагаю читателям следующее: пишем и читаем 'Лукьяненко', подразумеваем 'Лукьяненко и Васильев'.
Под "Похвалой Сергию" я разумею роман, выпущенный отдельной книгой, охватывающий всю жизнь святого от рождения до кончины. У Балашова есть отдельная повесть о юности Сергия, о нем много говорится в романах серии "Государи Московские", но эти книги мы рассматривать не станем, поскольку интересующий нас эффект выражен в них в гораздо меньшей степени.
Вообще, из всех встречавшихся мне литературных произведений, где фигурирует Сергий, его образ у Балашова наиболее близок к житийному. Сергий - личность совершенно уникальная. Он весь - высочайшее духовное напряжение без малейших признаков надрыва. Он вознесен над миром, но не оторван от мира. Он - святой, ни на миг не перестающий быть просто человеком. Сергий настолько сложен, целен и многогранен, что его без труда можно представить в любой роли: организатором тайного воинского братства, разведчиком в Орде, Иным. Да-да! Сергий Радонежский - Великий Светлый Иной (сразу предупреждаю возможные возражения верующих. Во-первых, мы говорим исключительно о литературном герое. Во-вторых, если временно отвлечься от Лукьяненко и рассматривать эти три слова изолированно - то разве же это не так?). Примем это за исходное положении и попробуем доказать.
"Я сжал стержень в ладони. Пальцы стало покалывать, потом камень потеплел, отдавая накопленную энергию... Я ударил. Будь в вагоне...еще хоть один Иной, он увидел бы ослепительную вспышку".
А вот как готовит к работе свой "амулет" Сергий: "крест уже жил, уже слушал веления его руки", и потом "Сергий продолжал бестрепетно держать крест, сам ощущая перетекающую сквозь него и нань энергию", а исцеленный "станет потом рассказывать, как узрел огненное пламя".
То, чем оперируют Иные, Лукьяненко называет Силой, Балашов, в соответствии с учением Григория Паламы, Энергиями; с точки зрения физики это разные вещи, но для обывательского сознания, согласитесь, разница невелика. Антон Городецкий, технарь по образованию, и то не всегда различает.
Иным - знает даже тот, что не читал книги - нужно уметь ходить в Сумрак. А что Сергий? "И в миг тот последний, весь собравшись в комок, он вдруг, сам не чуя еще, как это произошло, перешел некую незримую грань... Было такое, словно вступил в звенящую тишину".
Как правило, будущих Иных инициируют, то есть впервые вводят в Сумрак, более опытные собратья, однако это может произойти и самопроизвольно, под влиянием сильного стресса. С Сергием это случилось, когда на его келью напали разбойники. Тому, кто находится в Сумраке, обычный человек из реального мира не только не сможет причинить вреда, но скорее всего даже не увидит, а вот в обратную сторону грань легко проницаема. И действительно: Сергий "точно из-под прозрачного колокола зрел малую фигурку мечущегося и кривляющегося человечка", зато злодеи достать его так и не смогли, хотя он "почитай, сознательно дал себя убивать". Сумрак выпивает силы, это называется "сумеречная кома - болезнь новичков": Сергий"постиг, единожды пробывши несколько часов в глубоком обмороке, что злоупотреблять этим не должно". Наконец, в Сумраке, если повезет (или, напротив, не повезет) можно встретить тени давно ушедших Иных. Сергий в своем "особом состоянии" тоже ощущает чье-то присутствие, а иногда и видит, например "колеблющуюся фигуру ангела". Этот (судя по "пурпурно-серому" цвету), был Темный, но порой обретаются и Светлые.
Иные, естественно, делятся на Темных и Светлых. В мире Дозоров Свет и Тьма - две изначальные и равноправные силы. А вот как представляют их Сергий со Стефаном:
"- Создав пространство вне себя, Бог сам себя и ограничил, ибо находится вне, снаружи. Следовательно, Он не вездесущ. Создав души, наделенные свободной волей, Он не может... предугадывать их поступки! Следовательно, Он и не всеведущ!
- Стефан, что же ты оставляешь от величия Божия?!
- Любовь!.. Ибо если бы Он был вездесущ, то был бы и в зле, и в грехе, а этого нет! Бог добр, следовательно, не повинен в зле мира сего, а источник зла - сатана!.. Сатана не тварь, а порождение небытия и сам небытие, нежить... "Эйнсоф" означает пустоту, бездну, ничто! Небытие может быть действенным, бытийным... находит пути именно там, где Господь добровольно ограничил себя... Те люди, животные или демоны, кто свободною волею своею принял закон сатаны, становятся нежитью и теряют высшее благо - смерть и воскресение на Страшном суде. Ибо тот, кто не живет, не может ни умереть, ни воскреснуть.
- Но мог же Господь предвидеть... заполнить... или вовсе уничтожить пустоту?
- Да, но как ты без пустоты представишь движение?"
То есть здесь тоже Бог и Дьявол, Добро и Зло, бытие и не-бытие, словом, Свет и Тьма выступают как силы изначальные и равноправные! (Такой взгляд, если не ошибаюсь, не вполне каноничен с точки зрения Православной Церкви, и восходит к апокрифу, приведенному Л.Н.Гумилевым в книге "Этносфера". Что ж, Балашов - автор, его мир - его и воля).
Собственно Темных Иных, оборотней, вампиров Балашов не выводит (хотя последние пару раз и упоминаются), зато очень хорошо показывает, как Тьма затягивает человека. Пимен, впустивший в свое сердце похоть власти (прикрытую вначале вполне благим флером - спасти Церковь от Митяя) катится от преступления к преступлению, и находит свой конец в безумии, всеми гонимый, по сути, мертвый уже при жизни.
И, кстати, Сергий еще Варфоломеем понял, что дискутировать с Темными бесполезно - "дьявол - отец лжи, и когда глаголет, глаголет ложь", словом, все у них наоборот, так все равно не переубедишь, чего зря нервы тратить. Когда темной-темной ночью в темном-темном лесу братьям является "некий фрязин" - то ли приведение, то ли черт - и принимается читать лекцию в духе Темных, оба его демонстративно игнорируют. Варфоломей потом еще и спросит: "Стефан, почему ты не сказал ему сразу:"Отыди, от меня, сатана!"?"(в переводе с романтически-житийного на обычный русский: "Надо было сразу послать!"). Городецкому для этого времени потребовалось больше - аж до "Сумеречного Дозора", но уж тогда впечаталось накрепко. "Чем вы лучше?" - спрашивает вампир, мол, тоже интригуете и все такое. "Мы кровь не пьем"! Разговор окончен.
Балашов очень часто упоминает свет, Фаворский свет, небесный огонь. А как он представлен визуально? При обращении к изначальным силам в ладони Иного вспыхивает лепесток белого пламени. Во время богослужения (тоже ведь обращение) Сергия "по престолу ходит беззвучное синеватое пламя... а когда Сергий начал причащаться, свернулось и долгим, синим по краям и сверкающим в середине своей языком ушло в чашу со святыми дарами. Сергий причастился божественного огня!".
Разумеется, некорректно ставить знак равенства между Сергием Радонежским и Антоном Городецким. Сергий - святой, Антон - самый обыкновенный человек, хоть и Иной (чуть было не написала "очень даже грешный"... ан нет! В обыденной жизни Антон весьма добропорядочен, разве что может выпить лишнего, да и то не часто. Доведись им встретиться воочью, Сергий, строгий ревнитель добродетели, пожалуй, мало в чем смог бы его упрекнуть!). Сергий живет в постоянном предельном напряжении всех душевных и телесных сил, лишь в дороге позволяя себе краткие минуты отдыха, Антон не прочь прихватить лишний отгул. Свою великую Силу ("вне категорий" по меркам Дозоров) Сергий добыл годами тяжкого труда, Антону она перепала случайно. Сергий отверг звание митрополита, Антон сделался зам.директора Ночного Дозора. Наконец, самое главное отличие. Антон хранит Договор; он не борется с Тьмой, несмотря на то, что искренне этого хочет - потому что в его мире это недопустимо. Сергий никакого, даже временного, примирения не приемлет - ибо в своем мире бороться со злом может, следовательно, должен.
И все же между ними есть кое-что общее. Желающие могут самостоятельно проследить историю отношения Сергия с Нюшей и Антона со Светой, но мы поговорим о другом. "То есть ты так чувствуешь, - уточнил Костя (уже упоминавшийся вампир). - И возражений поэтому не приемлешь?". "Возлюбленниче! Вся добрая стяжал еси, а послушания не имеши!" - замечает Сергию Переяславский епископ Афанасий (эпизод подлинный, упомянутый в "Житии"). Сергий и сам знает за собой: "Он не был смиренен никогда! Хотя и смиряет себя вседневно".Каждый из них может сомневаться, колебаться, искать совета, но, когда наконец решил для себя, что правильно так, ничто не заставит его поступить иначе. Совесть, собственная внутренняя убежденность являются для них главным мерилом всякого деяния.
"Больно, когда подставляют свои!" - беззвучно кричит Антон Городецкий сквозь все Дозоры.
"- Принимал ли ты, инок, заушения от ближних своих?
- Принимал! - все так же глухо, почти безучастно отвечает Сергий. - От родного брата своего, его же чтил, яко учителя себя".
Конечно Стефану до тибетского мудреца еще дальше, чем Городецкому до Радонежского подвижника. Пресветлый Гесер (кстати, работающий в Европе с 15-го века - ни на какие мысли не наводит?) манипулирует Антоном Городецким, как и остальными своими сотрудниками, во имя высшей цели - ничего личного. Стефан предает брата по душевной слабости, зависти, ревности. Только больно-то одинаково... И вот еще одно совпадение, случайное, но знаковое: истинные имена обоих этих персонажей остаются для нас неизвестными. Борис Игнатьевич - "мирское" имя, Гесер - сумеречное, но ни одно из них не является именем прирожденным, данным в колыбели. Епифаний Премудрый донес до нас и мирское, и монашеское имена своего главного героя, но Стефана он называет только Стефаном. Балашов вынуждено следует его примеру. Но ведь, приняв постриг, старший Кириллович должен был получить новое имя... Утверждать наверняка сложно, но скорее всего Стефаном он стал именно тогда: мирянином Епифаний его не знал. (Везло что-то Сергию на Стефанов... кроме брата в его ближайшем окружении было еще по крайней мере двое: Махрищенский и Пермский).
И вот этот-то человек, самый близкий, учитель, кумир - предает. Подставляет. Использует втемную. И Антон, и Сергий... в конце концов простят. Потому знают что-то такое, что давно позабыл хитроумный Гесер и чего никогда не знал высокообразованный Стефан. Потому что оба хранят в своих сердцах тепло Человечности.
Ну и, по традиции, мораль. Поскольку речь идет вещах религиозных, само собой напрашивается: почаще молись и не связывайся с Темными, не то плохому научат. Но уж больно примитивно, ради этого не стоило бы писать целый роман. Темные, они, конечно, ребята нехорошие, но...
"- Виновны ли прежде всего люди, сами русичи, в зле мира?.. Ведь ежели зло - это действенное "ничто"...то только от смертного зависит не дать ему воли!
-Да, виновны!.. Но, Господи!.. Так хочется найти причину зла вовне самого себя!"
Твой Дозор - в твоем сердце. "Темные исчезнут лишь тогда, когда люди победят в себе Зло".