Какой у Сирано голос? Усталый, низкий, с хрипотцой (вернее, даже с рокотом). Но тембр яркий, черное с желтым. "С солнцем в крови рождены!"
Как он читает "Это гвардейцы гасконцы / Карбона Кастель Жалу"? Только что состоялся разговор с Роксаной. От сумасшедшей надежды -- в самую глухую пропасть. Больно. Ему, наверное, и говорить-то трудно. А тут -- люди. И все чего-то хотят. И не видят, в каком Сирано состоянии. Они, наверное, для него полупрозрачные. И не должны увидеть. Поэтому -- собраться. Стиснуть себя в кулаке. И отвечать нужно так, чтобы видели -- вот он, наш Сирано. Не обидеть. Ведь вокруг -- друзья. Гасконцы. В такой момент друзья хуже любых врагов. А изнутри вой рвется. Недаром Сирано отвечает односложно. Контролирует голос, чтобы не дай бог, не прорвалось. Ровно так отвечает, и даже слегка улыбается, наверное. И смешливые морщинки вокруг глаз собираются, а в глазах... Боль там. Словно выгорает изнутри что-то. "Не может быть" там. Словно сказанное Роксаной -- это нечто огромное и угловатое, которое нужно как-то развернуть, чтобы осмыслить. А оно -- ну никак! Пытаешься, а оно тебя углом -- и под горло. И плывет всё перед глазами. И хочется завыть. Рыдание подступает к горлу -- и ни туда, ни сюда... Держаться. Отвечать. Улыбаться. Сирано держит себя в руках. И единственный раз, в ответ на вопрос ле Бре, у него прорывается "Молчи!". Как вспышка. И снова -- самоконтроль.
Жуткий все-таки человек Сирано...
И тут в кондитерскую Рагно заваливается толпа народа. Ведь Сирано стал героем. Битва у Нельской башни. Один против ста -- это ж надо! И все наперебой спешат поздравить, предложить дружбу, расшаркаться... Некоторые даже искренне.
Да пошли вы!
У Нельской башни -- это ведь тоже было ради нее.
Одно хорошо -- это уже не свои. Это чужие, которых можно и обидеть. Превратить часть своей боли -- в их боль.
И тут Сирано начинает бить, ослабляя страшное давление, которое внутри. Сначала легонько, осторожно, потом все резче и злее... Вчера к Нельской башне он не шел -- летел. Вдохновленный, влюбленный, светящийся. А сейчас -- страшная усталость. Сирано вдруг как-то сразу, в один момент -- устал. Все вокруг -- серое. Тоска. И единственное спасение от нее...
Бей!
И он бьет. Благо теперь можно. Друзья-гасконцы за спиной, а впереди -- одни враги. Которые разлетаются как кегли. Слова -- любимое оружие Сирано. Но сейчас он действует ими как дубиной. Без особого изящества. Откровенно грубит маркизу: "А мы уже на ты. Паслись мы, что ли, вместе?". Сирано ведет себя так, что даже ле Бре, привыкший к выходкам друга, изумленно спрашивает: "Да в чем его вина?", имея в виду ответ Сирано второму маркизу. Бедняга всего-навсего хотел представить героя дня "одной прелестной даме"... Даме? И это после того, как Роксана... Бей!
Он резок, несправедлив и откровенно груб.
Самое, наверное, страстное желание Сирано в этот момент -- чтобы они убрались отсюда ко всем чертям. "Баста!" -- отрезает Сирано. Выплеск бешеного темперамента. Довольно наконец! Сирано отчаянным ударом на некоторое время расчистил вокруг себя пространство... Сначала кажется, что именно он заставил толпу умолкнуть...
Дальше появляется де Гиш.
И -- тишина продолжается. Все выстраиваются по рангу, дают дорогу, выстраивают коридор, по которому идет де Гиш. Долго идет. Пауза длится. Де Гиш -- важный вельможа. И Сирано молчит. Он так устал. Но он должен узнать, зачем пришел де Гиш. Который, сам того не подозревая, давно уже возглавляет список личных врагов Александра Эркюля де Бержерака. Эркюль -- французский вариант имени Геракл. А Александр -- в честь Александра Македонского... Реальный Сирано сам выбрал себе эти имена в дополнение к настоящему. Ростан наверняка об этом знал.
Недели две тому назад
Посмел он обратить свой взгляд,
Карикатурно и любовно
Его вздымая к потолку,
На ту, к кому... Мне показалось, словно
Улитка проползла по дивному цветку!
И этого не мог снести я хладнокровно.
С тех пор, Ле-Бре, его я не терплю.
Это сказано де Бержераком о Монфлери. Но разве де Гиш -- лучше?
Де Гиш, вполне насладившись моментом, начинает говорить. Передает поклон от маршала Гасьона, человека незаурядного. Сирано отвечает, что польщен. Дальше же -- слушает, но не слышит. Ему не интересно. Потому что речь опять идет о сражении у Нельской башни. Потому что мысли его невольно возвращаются... Нельская башня -- Роксана -- проклятый разговор.
Он прогоняет разговор в памяти от фразы до фразы.
И опять -- все мысли занимает нечто огромное, угловатое, которое никак не сдвинуть. Не повернуть так, чтобы стало просто и удобно...
И тут ле Бре: Ты положительно страдаешь, Сирано!..
Он настоящий друг, этот ле Бре. Потому что находит нужные слова. Потому что выводит Сирано из транса:
Сирано
(вздрагивая и выпрямляясь)
При них!..
(К Ле-Бре.)
Страдаю? Я? Вот было бы смешно!
(Выставляет грудь и закручивает усы.)
И снова этот жуткий самоконтроль. А потом Сирано представляет гасконцев де Гишу. В ответ на выход де Гиша (вот я какой!) он отвечает: Вот мы какие! Мы. Вы знатные, мы -- не очень. Вы красивые, мы -- не очень. Вы гордитесь своим благородством, мы гордимся своими пороками! (хотя наши пороки скрывают сердца в сто раз благороднее ваших!) И только попробуй нас задень! Это гимн гасконцев. Гимн де Бержерака.
Почему Сирано поступил именно в роту Карбона де Кастель-Жалу? Роту гасконцев, которые чужих не жалуют? А особенно парижан -- столичных? Они, провинциалы, которые гордятся тем, что они -- провинциалы. Зачастую нищие, малознатные, но гордые до сумасшествия. Фактически это закрытое общество. Клан со своими порядками и законами.
Роксана решается просить кузена о странном одолжении. Она просит Сирано о покровительстве для некоего Кристиана де Невильета. Она боится того, как обходятся в знаменитой роте с новичками? Что ж... У неё есть основания.
В те времена в гвардию мечтали поступить многие. И многие же поступали. А количество, как известно, не значит качество. Для поддержания уровня нужен некий искусственный барьер, который остановит людей, слабых духом. Так называемое "крещение".
Ритуал "крещения" был очень суровым. Как в современных элитных воинских частях. Чтобы выдержавший мог по-настоящему гордиться. Он -- свой. Он -- гвардеец Карбона де Кастель-Жалу. Недаром Ростан (а вслед за ним Соловьев) многократно повторяет "Это гвардейцы гасконцы / Карбона Кастель Жалу!". Пустые слова? Отнюдь. Для де Бержерака и для остальных -- эти слова полны смысла. А для Александра Эркюля Савиньена Сирано -- тем более.
Сирано де Бержерак. Столичная штучка среди провинциалов. Человек из семьи буржуа среди урожденных дворян. Человек, с мягко говоря, нестандартной внешностью. И все-таки он -- гвардеец Карбона де Кастель-Жалу. Чтобы пройти через тройной ад неудачного рождения, неудачного происхождения и совсем уж неудачной внешности, нужно быть железным человеком.
В пьесе Ростана он называет себя гасконцем.
Не значит ли это, что Сирано стал большим гасконцем, чем сами гасконцы?
Это гвардейцы гасконцы
Карбона Кастель Жалу!
Лгуны, хвастуны и пропойцы,
Которые даже на солнце
Наводят кромешную мглу!
Простой и почти дословный перевод Соловьева. В отличие от перевода Щепкиной-Куперник, этот вариант гимна лаконичнее и без "солнца в крови". Впрочем, у Ростана этого солнца в крови тоже нет. Случайность? Не думаю. У Ростана все работает на замысел.
Сирано поступил в роту и -- выдержал. Заставил себя уважать. Не прощал ни обид, ни насмешек. Гордец. Страшный гордец! Гасконец в квадрате. Но я -- де Бержерак.
Гасконская фамилия в данном случае стала девизом. А досталась историческому Сирано, от некоего имения, которым семья Сирано владела два десятилетия. Случайно, в общем-то, досталась. Пользуясь этим, Сирано поступает в роту Карбона де Кастель Жалу...
Оскорбят ли их герцоги, лорды -
Разочтутся со всеми сполна!
Дети черта! Разбитые морды!
Это -- нежные их имена!
И все это -- после разговора с Роксаной. Когда узнает, что -- не любим. Что нужен лишь в качестве брата. В качестве поверенного. Что должен оберегать и беречь своего соперника. Что счастья не будет. Что остается только гордость. Но я -- де Бержерак!
Это гвардейцы гасконцы
Карбона Кастель Жалу.
Лгуны, хвастуны и пропойцы,
Которые даже на солнце
Наводят кромешную мглу!
Это гвардейцы гасконцы
Карбона Кастель Жалу!
Это -- признание в любви. О самом высоком нужно говорить порой самыми простыми словами...