|
|
||
Перо в жопе у Вечности
На площади Святого Павла в Риме пахло жареным хлебом, рвотой и ветром с реки. Камни под ногами были тёплые, будто дышали изнутри, как мокрые лёгкие собора. Я шёл туда, где голубь лежал на спине, с раскрытым клювом и одной вывернутой лапкой. Вокруг никто не суетился. Никто не орал "oh Dio mio, povero uccello", никто не вытаскивал телефон.
| Он просто лежал. Как лежат те, кого не ждут. Как вещи в чужом шкафу после развода. Как чек из прошлого месяца, который никто не оплатил. Как ты, когда всё уже - всё, а тело всё ещё дышит, потому что никто не нажал "выключить". У голубя было лицо. Не буквально, нет. Но что-то в нём было... узнаваемое. Как будто он знал меня. Как будто мы оба провалились в один и тот же день, только он чуть глубже. Ничего нет страшнее дохлого голубя. Потому что это не смерть. Это - забвение. Это - когда Вселенная говорит: "Вот твоя метафора, сука." Я присел рядом, как будто мог чем-то помочь. Один глаз у него был цел, другой - засох. Как будто даже смерть не могла решить, насколько сильно его карать. И это я, подумал я. Это всё я. Я - глаз, который ещё смотрит, но уже ничего не видит. Я - лапка, вывернутая в сторону от смысла. Я - птица, которой никто не был. - Ты думаешь, тебе есть до этого дело? - Я вообще здесь ни при чём. - Ага. Ни при чём. Как будто ты не проходил мимо и не подумал: "фу, дохлая тварь". - Да мне похуй, я просто... - Просто кто? Просто мешок из кожи и слов, которые никто не просит говорить? - ... - Помолчи хоть раз, ладно? Туристы делали селфи у колонн. Один парень уронил карту, и она прилипла к перу. Он не заметил. Я смотрел, как бумага шевелится от ветра. Как будто птица всё ещё дышит. Я тоже шевелился. Но, кажется, давно не дышал.
| ||