Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ УВИЖУ! СВОЙ КЛАСС!

Что-то последнее время совсем слезливым я стал. То над делом клиента плачу, то фильм смотрю с платком у глаз, то предаюсь воспоминаниям чуть не в голос рыдая...

Стал искать у себя Гражданский кодекс 1922 года и "нарыл" недочитанную книгу супруги Андрея Сахарова Елены Георгиевны Боннэр "Постскриптум. Книга о горьковской ссылке" (М.: Изд-во СП "Интербук", 1990 г.). Дай, думаю, полистаю. Сначала кусочками с разных мест, потом с начала. И сутки и просидел. Всю книгу закапал...

Все свои сознательные годы из прожитых сорока я пронес боль по безвозвратному детству. Меня будто кто взрезал на сатанинской операции, а зашить забыл. Так все и хожу (сижу, стою, лежу) нараспашку. Вот сейчас описываю это и снова весь мокрый. Глотаю, давлюсь.

Как я указывал когда-то в сведениях о себе (см., напр.: http://jursl.chat.ru/vizitca.htm http://jursl.narod.ru/vizitca.htm http://jursl.web.ur.ru/vizitca.htm) родился я в хорезмском областном городе Ургенче *, что в Средней Азии, в Узбекистане. Жили семьей, сколько помню, в просторной, на вело крутись, трехкомнатной квартире трехподъездного двухэтажного добротного кирпичного, с широкими лоджиями и высокими потолками, дома. Улица Лучевая. Всего рядом одним комплексом стояло четыре таких дома. Жили тут в основном русские. Немного было корейцев, других национальностей не помню.

Жизнь во дворе как жизнь во дворе. Учеба как учеба. Ничего особенного, как мне тогда казалось. Так и должно быть. Не может быть по другому.

С узбеками, что жили количеством в несколько улиц (в одноэтажных, часто саманных /глинобитных/ домах) по соседству, особенно не ссорились, но и не дружили. По молодечеству гоняли их (детей, конечно) рогатками и самострелами, не очень большими, но шумными (кто видел фильм Алексея Балабанова "Брат-2", тот может представить, как эти самые самострелы мастерятся, только что металлические трубки нами поменьше брались).

В соседнем доме в среднем подъезде на первом этаже жили братья Серьга (Серега, Сергей) и Женька. Они оба были настоящими мастерами-самоучками. Особенно слесарно-плотницким талантом отличался старший Серьга. Ходули - он первым во дворе сколотил. Самокат на огромных подшипниках - он. У них были самые крепкие и красивые велики. А у Серьги даже с мотором! Брали они меня с собой на сбор абрикосов (впрочем, такое название я там не знал; для нас это всегда был урюк) в полузаброшенных садах вдоль нередких в хорезмском природном оазисе оросительных каналов. Собирали мы их в огромные, как тогда мне казалось, полиэтиленовые мешки. Их отец с ними не жил. Изредка появлялся "под шафе", маленький и жалкий. Мать все дни пропадала на работе. Их обоих я видел за все годы всего несколько раз. И ребята были предоставлены сами себе. Но не становились от этого хулиганистыми, а были трудолюбивые и покладистые, товарищи редкие.

Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ БУДУ! РВАТЬ УРЮК С БРАТЬЯМИ СЕРЬГОЙ И ЖЕНЬКОЙ!

В нашем доме под нами, на первом этаже, жили с родителями братья Амосовы, Саша и Коля. Коля был работягой, взрослым мужчиной и с нами не водился. Саша, мы его звали Сагой, играл с нами вместе и в выбивалки, и в воздушных змей, и в лянгу (см. ниже), и во все остальное.

Это была семья рыбаков. Ездили на рыбалку. Я часто наблюдал, как их отец в большом эмалированном тазу потрошил привезенную с рыбалки рыбу. Смехотливую детскую козу он нам делал. Никто из моих родственников (дедов, дядьев) не мог так по-доброму шутливо защекотать нас растопыренными пальцами: "Идет коза рогатая, идет коза бодатая, забодает, забодает". Сам стриг своих детей ручным парикмахерским станком. На лоджии у них всегда стояли готовенькие, "под парами", вычищенные и туго подкачанные велосипеды и мопед.

В жаркие дни с Сагой и другими пацанами я ездил купаться (со спросом и без спроса у родителей) на всякие рукодельные узбекскими землекопами ручейки и ручеечки, истекающие из великой горно-пустынной реки под названием Амударья. Сага не раз признавался мне под большим секретом, что ходит купаться уже с холодных марта-апреля.

Мы с Сагой придумали систему перестукивания друг с другом. Три удара в потолок с его стороны: "Пойдешь на улицу?". Два удара в пол с моей: "Не могу". Один удар: "Выйду". И т. д. Серьезно дошли было до разучивания азбуки Морзе.

Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ БУДУ! ПЕРЕСТУКИВАТЬСЯ С САГОЙ!

Все эти ребята были старше меня на один - два - три года. Но мне было с ними интересно и они меня от себя не гнали. Моего возраста ребят во дворе почти не было.

Многие из них учились в моей школе в соседних старших классах, тот же Сага, например.

Играли все вместе в мяч, выбивая по очереди друг друга из круга.

Шили из кусочка кожи с длинной пушистой шерстью и подшитой снизу пластинки свинца или другого тяжелого металла с дырочками т. н. лянги и самозабвенно, до одури, до дрожи в ногах, поочередно соревнуясь прыгали, отбивая эту лянгу на счет вверх левой ногой, правой ногой, перед собой, сбоку, из-под другой ноги, сзади, коленкой, бедром. Или щелкали монетками или металлическими крышками от стеклянных бутылок от стенки на точность, дальность, переворот.

Лили из свинца (старых аккумуляторов, брошенных оболочек электрокабелей и проч.) всякие замысловатые фигурки, самолетики, человечков, вырезая на кирпичах и их обломках формочки.

Устроили как-то себе настоящий пир, найдя в разрушенном глиняном сарае полмешка сушеного урюка.

Играли легкими пластмассовыми складными клюшками в подобие хоккея с мячом.

Первый раз с дворовыми друзьями ездили в пионерский лагерь. Первое вино, первые украденные еще не спелые арбузы с колхозной бахчи, крики и собаки сторожа в яблоневом саду.

Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ СЫГРАЮ! СО СВОИМИ ДРУЗЬЯМИ ВО ДВОРЕ В ВЫБИВАЛЫ, ЛЯНГУ, ПРИСТЕНОЧКУ! Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ СЪЕЗЖУ! В ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ! НЕ СЪЕМ ВОРОВАННЫЙ С КОЛХОЗНОЙ БАХЧИ ЕЩЕ НЕ ДО КОНЦА НАЛИВШИЙСЯ АРБУЗ! НЕ ПОПРОБУЮ ПЕРВЫЙ РАЗ ВИНА!

Отец в редкие удачные для нас дни брал нас всех троих (меня, младшего брата и старшую сестру) на самый крупный в городе канал загорать и купаться.

Это был целый отточенный до мелочей сладостный процесс. Обычно он поручал мне себя разбудить в определенное время (отец днем час-полтора отдыхал). Я тихо подходил к нему, негромко говорил, что, мол, папа, пора, ты просил напомнить, что пойдем на Шават. Папа просыпался, недолго собирался-умывался и мы выходили. Соседи, его знакомые по работе, студенты-заочники встречались нам по дороге и отец всем говорил: "Мы идем на Шават", "Мы всей семьей, как видите, идем на Шават", "Посмотрите, как мы все дружно идем проверить, течет ли еще по своему руслу канал Шават".

И нам было совсем не неудобно за отца. Нам было весело и радостно. Мы с папой идем на Шават! Мы все вместе, семьей, в теплый летний солнечный день идем на Шават!

Наконец, мы доходили до берега Шавата. Это был выкопанный вручную и экскаваторами оросительный канал шириною метров в пятьдесят-семьдесят и длиною в несколько десятков километров. Вода была быстрой и от песка мутной. Берега пологие песчаные с редким кустарником.

Отец закапывал себя в обжигающий песок по пояс. Это он принимал лечебные песчаные ванны. Его знакомые, которые нам встречались в том числе и на берегу канала, сильно удивлялись, видно было по ним, таким его чудачествам. Но нам это казалось правильным и верным. Мы и себя закапывали в песок.

Отец рассказывал всякие интересные истории, учил нас плавать и играл с нами, как ребенок. Помню, во время одного такого похода отец научил меня оглушительно свистеть, закладывая два пальца в рот.

Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ ПОЙДУ! С ОТЦОМ НА ШАВАТ!

В нашем классе училось два узбека, две узбечки, несколько корейцев, один или два казаха, остальные русские. Всего учеников было в разное время от тридцати до сорока человек. Полный класс. Солнечное помещение, огромные, во всю стену окна, бесконечно далекий потолок. Познавательное обучение. Умные педагоги. В памяти вопросы-ответы. Ты тянешь руку, тебя часто спрашивают. Ты в дневнике приносишь домой почти всегда только пятерки. Ты выбираешься старостой класса. Тебя в числе первых принимают в пионеры. Ты не раз участвуешь во всякого рода олимпиадах и что-то там такое занимаешь. Тебя премируют разными красивыми книжками, наборами подарочных открыток и чем-то еще. Вызывают на линейках и при всех хвалят. В четвертом классе именно твое сочинение учительница литературы, она же завуч школы, читает перед всем классом в пример. Ты здоровый, красивый, веселый, умный. Ты еще не знаешь, что ЛУЧШЕ НИКОГДА НЕ БУДЕТ! Что это жизнь называется счастливой! Что это и есть счастье!

Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ УВИЖУ! СВОЙ КЛАСС!

Около тебя постоянно крутятся самые лучшие девчонки. К пятому классу ты окончательно влюбляешься в худенькую отличницу, первую физкультурницу, заводилу и хохотунью Галину Меньшикову. Причем, как тебе кажется, взаимно. Прикоснешься в игре - замираешь. Увидишь из своего дома в окошко ее хрупкую фигурку в красных отутюженных брючках - дыхание перехватывает. Внимательная классная руководительница, по одним ей понятным признакам разглядев обоюдные симпатии, посадила тебя с ней за одну парту. Началась новая, неожиданная, томительная и сладкая жизнь. Все складывается удачно!

Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ УВИЖУ ТЕБЯ! МОЯ ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ!

Ездишь классом на хлопок. Каждый сентябрь, а потом сентябрь и октябрь. На специальных больших и маленьких автобусах. С песнями, чаем в термосах. Бутербродами в газете. Помогаешь выполнять республике план по сбору "белого золота". Твои первые заработанные в четвертом классе шесть рублей.

Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ БУДУ! СОБИРАТЬ ХЛОПОК!

Все это навсегда оборвалось в один, казалось тогда, счастливый, но, что потом стало ясно, бесконечно трагический осенний день, когда мама ** нам объявила о переезде в другой город. (В другую страну, другое время и на другую планету. И с невозвратным билетом в один конец.)

"Согласны ли вы, дети?" "Да-да, конечно согласны!" "Ведь вам там будет хорошо?" "Да-да, конечно хорошо!" Нигде не может быть плохо, везде может быть только хорошо. Мы же с тобой, мама, часто ездим в летние каникулярные поездки в твое родное Абдуллино. На месяц, два, на целое лето. И всегда возвращаемся. Отдохнувшие и повзрослевшие. И этот переезд всего лишь интересное развлечение. Ведь так, мама? Но все было не так. Переезд был не каникулы. Это была поездка на всю жизнь.

Я никого не считал виноватым, как только себя. Зачем именно я согласился на переезд? Вот если бы я сказал, что не поеду. То не поехали бы. Послушали тебя. В семье нашей к детям прислушиваются. Наивный. Повезли бы тебя как миленького. Родители придумали бы что-нибудь другое. Им вдвоем было плохо там, в Хорезме. Не нам. Мало русских в институте. Многое на деньгах и взаимных услугах. Взяток брать не хотят. Роста нет. Да и поднадоело на одном месте. Нужны новые лица и новые впечатления.

Это потом мама говорила, что думала, что Орск - это почти ее родное Абдуллино. Город в мягких горах и густых лесах. Легкий климат, ягоды-грибы. Ее родина. Она даже не съездила не посмотрела будущее наше место постоянного проживания.

Климат сухой. Выжженные солнцем облезлые горы. Ветра (местные язвят: "В Орске куда не пойдешь, ветер всегда в лицо"). На улицах, в школах и во дворах - хулиган на хулигане. Несколько общежитий т. н. "химиков", т. е. лиц, осуждавшихся к принудительным исправительно-воспитательным работам (ст.ст. 24-2 и 53-2 УК РСФСР 1960 г.). Люди неприветливые и озлобленные. Такие же и дети. Бандитский город. Грязные производства. Коптящие трубы. Смог над городом и окрестностями. Не затухающие ни на минуту горящие зимой и летом факелы попутного газа.

На первом же уроке в новой школе я подрался с соседом по парте, двоечником и неврастеником по имени, как сейчас помню, Сергей Кобцев. Побил его я. А потом он меня встретил на городском катке с парочкой великовозрастных таких же хулиганистых дружков и отыгрался за все. С унижением.

Было тяжело. Ничего сказать прямо родителям я не мог. Потом уже и не хотел. А на мои первоначальные робкие попытки хоть что-то им открыть отклика не получил. Классная руководительница со славной фамилией Некрасова ("Солженицын - это отщепенец") на меня смотрела как на дикую зверушку с черного юга: "Кем-кем ты был, председателем совета отряда?"

Друзей в доме не появлялось. Двор пустой. Выходил вечером кататься на лыжах - никого, ни одной души. Днем все ходят стайками. Волчат.

Психика человека в возрасте всегда крепче, чем у молодого. У состоявшейся личности твердые взгляды, свое миропонимание. При смене обстановки легче оценить то, что происходит вокруг. Но подростку, юноше... Причину рассогласованности с окружающим миром он ищет в себе, комплексует, казнится. До срока уходит из жизни, наконец. Как можно любящим родителям делать так больно детям? Ведь всегда говорите, что любите нас... И почему мне так больно? Наверное, это я такой недотепа, неудачник, глупец. Не могу сдружиться с соседями. Конфликтую в школе. Совсем не работает память.

Начались суровые будни чужой враждебной школы. Чтобы выжить, пришлось перестраиваться. Курить, выпивать, играть в карты с не по возрасту затейливыми картинками на обороте. Воровать. Хамить учителям. Учебу не только забросить, не то слово, вообще к учебникам не притрагиваться. На уроках демонстративно спать. Съехал сначала на четверки, потом быстро на тройки. А заканчивал школу, страшно сказать, почти на одни двойки. И не получил аттестат. Получил справку ("прослушал курс"). Доучивался потом в вечерней школе. И к концу орского срока ОБЯЗАТЕЛЬНОГО среднего образования я стал своим в доску. Всем. Приглашался в компании. Завел закадычных друзей. Подружек. А по исполнении восемнадцати лет даже женился. На такой же оторви да брось. Ходил на "танцы" (литр водки на троих; купим меньше, приходится еще искать, больше - начинаем "терять" друг друга). Психологи называют это жизненно необходимой для развивающегося организма подростковой адаптацией к требованиям окружающей среды.

Ответы на свои вопросы я иногда находил в книгах (чтение я не закинул). Например, вычитал, что у некоторых не совсем современных, но сильных мудрыми традициями народов, племен существует жестко соблюдаемое правило-обычай не трогать с места молодых людей до достижения ими совершеннолетия (семнадцати - двадцати одного года, по разному). Чтобы окрепли. Развились. Сформировались. Трудно представить, куда можно "переместить" незрелых юношей-девушек в одиноком диком или полудиком племени. Ну, может, в услужение кому, может, женить (или выдать замуж). В другое племя. На другую стоянку. Все равно, верная на все времена норма.

Все орское время мечтал вернуться назад, в Хорезм. Пойти хоть пешком. Поехать на крышах вагонов, как в фильме "Ташкент - город хлебный!". И как не раз видел во время прежних поездок с матерью путешествующих именно так беспризорников. Но где там жить? Нашу ургенческую квартиру еще при нас занял домашней мебелью солидный сбитой узбек из соседнего квартала (жилье государственное, не имело цены, распределялось и перераспределялось как Бог /Аллах/ на душу /чиновнику в карман/ положит). Мы даже последнюю ночь перед отъездом спали у соседей. И на что? Доходов у меня никаких. Ни одного родственника в Ургенче я не знал.

Непонимание родителей. Их увлеченность самими собой. Своими отношениями. Заботой о нас: "Возили бы вас на этот хлопок каждую осень по полтора-два месяца. Когда учиться?" Тебе многое было непонятно в их нередких безмотивных перепалках: "Ты псих ненормальный", "А ты не голова, а полголовы". Квартира, обустройство, новая тяжелая и ответственная работа. Не до детей и их совсем недетских проблем. Неровная собственная супружеская жизнь не оставляла никаких надежд на улучшение твоей...

А ассоциации с книгой Елены Боннэр простые. В Горьком они с А. Д. Сахаровым жили В ССЫЛКЕ.

Хорезм, как и почти весь Узбекистан, а также Казахстан, Таджикистан, Туркменистан и все прочие окраины-заокраины социалистической империи и был тем же самым местом ссылки. Местом политической, классовой ссылки самых трудолюбивых, самых добрых, самых отзывчивых на чужую боль и одновременно неуступчивых в своих убеждениях наших соотечественников со всей России и коммунистического Союза. Русских, корейцев, крымских татар. Умных, по своему интеллигентных, не шпаны. В детстве я этого всего не понимал, но мне было хорошо. По человечески. Орск же был местом не политической, а уголовной ссылки. И мне там было плохо. Моим самым лучшим другом в последнее хорезмское время стал учившийся в нашем классе кореец Слава Ли. Какие чудесные красочные талантливые письма с неподражаемыми рисунками я потом от него получал. Его фотография (редкая тогда цветная), где он со мной и с еще одним одноклассником, до сих пор у меня на столе. За моей партой в начальных классах сидела кореянка Алла Ким. Круглолицая, розовощекая, с пышными плотно убранными в косу вьющимися волосами. Была безотказным курьером в передаче моих полулюбовных записочек Меньшиковой. Вместе учились и в музыкальной школе. Думаю, была в меня по-детски влюблена...

Роднит нас с Боннэр и то, как она рассказывает в своей книге про просмотр с мужем фильма "Чучело" (стр. 128). Именно таким неприкаянным чучелом и я был в Орске все школьные годы. Да и наверное, таким остался и по сей день. Со своими глупыми воспоминаниями о прошлом.

Гражданский кодекс 1922 года я так и не нашел...

Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ УВИЖУ! СВОЙ КЛАСС!
Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ СМОГУ! ЗАМЕРЕТЬ ОТ СЛУЧАЙНОГО ПРИКОСНОВЕНИЯ К ОДЕЖДЕ СВОЕЙ ШКОЛЬНОЙ ЛЮБВИ ГАЛИНКИ И ПРОСТО ОТ ЕЕ БЫСТРОГО ИСПОДЛОБЬЯ ВЗГЛЯДА!
Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ УВИЖУ ТЕБЯ! МОЯ ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ!
Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ БУДУ! РВАТЬ УРЮК С БРАТЬЯМИ СЕРЬГОЙ И ЖЕНЬКОЙ!
Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ БУДУ! ПЕРЕСТУКИВАТЬСЯ С САГОЙ!
Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ ПРОКАЧУСЬ! НА ВЕЛОСИПЕДАХ КОМПАНИЕЙ ПО СОСЕДНИМ УЛИЦАМ!
Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ СЫГРАЮ! СО СВОИМИ ДРУЗЬЯМИ ВО ДВОРЕ В ВЫБИВАЛЫ, ЛЯНГУ, ПРИСТЕНОЧКУ!
Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ СЪЕЗЖУ! В ПИОНЕРСКИЙ ЛАГЕРЬ! НЕ СЪЕМ ВОРОВАННЫЙ С КОЛХОЗНОЙ БАХЧИ НЕСПЕЛЫЙ АРБУЗ! НЕ ПОПРОБУЮ ПЕРВЫЙ РАЗ ВИНА!
Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ ПОЙДУ! С ОТЦОМ НА ШАВАТ!
Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ БУДУ! СОБИРАТЬ ХЛОПОК!
Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ БУДУ! СЧАСТЛИВ!
Я БОЛЬШЕ! НИКОГДА! НЕ БУДУ! ЖИТЬ!

Май 2003 года
_______________
*- В Ургенче родилась известная певица Анна Евгеньевна Герман (1935 - 1982 г. г.). Сердечное повествование о ее жизни и добрые слова о городе в изложении Александра Жигарева (с 1987 года его нет с нами) читайте по адресу http://lib.ru/MEMUARY/GERMAN_AN/zhigarev.txt
В нашей семейной библиотеке есть книга ученого и литератора Снесарева Глеба Павловича "Под небом Хорезма. Этнографические очерки" (издана в 1973 году, М., "Мысль", тир. 65 тыс. экз.)   ВЕРНУТЬСЯ
**- эта и другие гиперссылки по тексту ведут на Словарь географических названий Оренбургской области Татьяны Слободинской   ВЕРНУТЬСЯ

Словарь названий Оренбуржья
http://topsl.narod.ru