Инна Девятьярова
Большое румынское приключение, или Как пишутся книги
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Приехали однажды в Румынию Артур Конан Дойль, Брэм Стокер и Этель Лилиан Войнич...
|
...А когда начинать? Гм, я думаю, в полдень. Давайте без четверти час. В воскресенье. В ноябрь. И да - начинаем с письма. Письмо - это ключ ко всему. Оно в белом конверте... И с розочкой. Да, разумеется, с розочкой. И не забудем про марку. Какая? Обычная синяя марка: корона, почтовый рожок, черным выжженный штамп... И посыльный. Давайте опишем посыльного! Рыжий, помечен веснушками...
Рыжий посыльный. Артур Конан Дойль замечает его, когда пьет молоко из фарфоровой кружки. Ланч завершать молоком. Это стало традицией, твердой, как камень, привычкой. Артур стиснет кружку в холодной руке. Молоко ледяное, как айсберг. Артур Конан Дойль размышляет, и мысли, протяжные, важные, вязко плывут в голове. Он закроет глаза. Молоко было сцежено с толстой, ленивой коровы. Ее держит Бренда, молочница. Баба в неряшливом фартуке. Темные, с мягкой ночной поволокой глаза и большие, всегда раскраснелые руки. Бренда доит корову. Звенит молоко, истекая в бидон. Артур Конан Дойль слышит чаек, и млечно встают паруса кораблей в белом, зыбком тумане. Матросы на мачте. Корабль разрезает волну... Молоко тянет морем. Артур допивает его, а потом...
А потом будет этот посыльный. Что рыже застыл у порога, вихрастый, в заломленной кепке. И скупо сжимает письмо. А потом говорит:
- Мистер? Я вам доставил письмо... И газету, - и выцветше, ясно глядит на него, на Артура. Артур достает кошелек.
Экономное пени. Посыльный хватает его, держит цепко, сорочье. Потом - он уйдет.
А письмо остается. Конверт так изыскан. И синяя марка с короной. Артур видит голубя, в маковых диких полях, что летит и летит, в бесконечном, распахнутом небе, над пиками гор, над щетинистым лесом, летит, доставляя письмо... Нет, сейчас доставляют иначе. Это был дилижанс, серый, пыльный, усталый. Скрипя, надрывались колеса. Гривастая лошадь толкала копытами глину. Катил дилижанс, в его полой утробе - бесценное. Письма... И это письмо.
И Артур Конан Дойль остро режет конверт. Извлекает бумагу. Духи. Запах тонкий, изящный. Пославший письмо обладает отменнейшим вкусом, так скажет себе Конан Дойль, и прочтет.
Не поверит. Прочтет еще. Наново.
- Да, - скажет он, - приключение... То, что мне надо.
И хмыкнет.
***
...какие-то глупости. Что, так возьмет и поедет? А как же его пациенты? Стоп, у него есть приятель! Давай-ка они поболтают вдвоем! Ну, и что-то совместно решат. Кто приятель? Так, стоп, ты забыл? Тот, который писал про вампиров... Брэм Стокер! Вот, вспомнил. Давай они вместе пойдут в ресторан. Выпьют эля. Обсудят поездку. Начнем прямо с эля. Он темно-коричневый, пенный...
И вкус карамели во рту. Эль имеет шипучую пену и темный, густой, будоражащий цвет. Эль безумствует в кружке. Она - на крахмаленной скатерти.
Мясо и эль.
- Артур, - спросит Абрахам Стокер. И сыто икнет, - это точно не розыгрыш? Это письмо. Может, кто-то из наших тебя разыграл?
"Наши" - это "Лицеум". Театр. Актерская пустоголовая братия. Стокер - директор.
Нет. Это не розыгрыш.
- Абрахам, - скажет Артур Конан Дойль, - я уверен, что это не розыгрыш. Это - письмо короля.
И вздохнет. Потому что ноябрь, невзрачный, урезанный месяц, темь, влага и грязь. И так хочется долго, растянуто-долго сидеть у камина. Курить. И читать... а потом - продолжать свой роман. А потом - пациенты... Вот что ждешь ноябрем.
- Абрахам, - говорит Конан Дойль, - он послал мне письмо с синей маркой, в надушенном, белом конверте. И молит приехать к нему. Я не знаю, что делать. Румынский король...
И опять замолкает.
Ноябрь дожимает дождем. Дождь овечий и куцый, идет и идет за окном, капли вяло ползут по стеклу. Стынет ростбиф.
Румынский король... Он высокий, прямой, хищный, острый, как коршун, с остриженной грозной бородкой. Кароль I. Домнитор Румынии... дальней, упрятанной в горы страны. В рыжий, тощий октябрь отправил письмо, где, стелясь похвалой, уговаривал ехать.
"Это дело весьма деликатное. Я знаю, что вы спиритист. И прошу вас помочь. Я уверен, что вы мне поможете - там, где бессильны другие", - в письме. Почерк твердый, летящий. Имеющий оный - привык добиваться всего.
И Артур усмехнется. Затем, что, как медиум - он слишком слаб и посредственен. Абрахам знает. Ночь, где тьмою обернутый каждый предмет... осторожные шорохи, стуки. И - буквы. Ответ на вопрос. Бестолковье... Артур вызвал Диккенса. Тощий, как палка, седой - Диккенс встал за плечом, и, костляво и слепо, - касался руки.
Отвечая на ясный вопрос.
"Я, Артур Конан Дойль, - я раскроюсь в писательстве? Стану успешен? Да? Нет?"
Чарльз Диккенс сказал: "Сыщик с трубкой, играет на скрипке".
Вот и все.
Глупо. Больше Артур не пытался. Но если - король? Кароль I? Его осторожная просьба?
Рискнуть?
- А давай, - говорит тогда Абрахам. - Вот что. Поеду с тобой. Я ни разу там не был. В Румынии.
...боже, спасибо, дружище.
***
...женщина. Знаете, нам не хватает ее. Эти двое возьмут с собой женщину. Точка. И то, что они, понимаешь, женаты - не будет помехой. Ее зовут Этель, она молода, хороша. И ирландка. Ну да, это важно. С чего начинаем? С ее...
...революции, да, это слово кровавого, красного цвета. Поранить язык. Этель держит за пазухой это колючее слово, как дамский, припрятанный кольт. Потому что Сергей... его голос, тяжелый, медвежий, таким - только камни ворочать, пустой, тусклый вечер, собрание, он говорит (примеряясь глазами): "Этель, это так важно. Бумаги. Поможешь?" И твердой, огромной рукою берет ее за руку. Да. Революция. Слово-кинжал. То, что в этих бумагах - отнюдь не секрет. Подготовка к восстанию... Этель уверена - будет. Случится. В России, как хочет Сергей. И... он ей доверяет. Ей, Этель, все эти бумаги... и слово, которое вложит, как в ножны клинок. Это слово "мятеж". И его скажет тот, кто встретит ее в Бухаресте. Отыщет ее, на неровных, изогнутых улицах, мертвым, глухим ноябрем. Это алое слово "мятеж". И она передаст ему эти бумаги... Она говорит (горло сжало волненьем, слова так малы и узки): "Я узнаю его? Как он выглядит? Как его имя?" Сергей улыбнется. Космато тряхнет бородой. "Не скажу. Но тебя он узнает. Ты сделай, что я попросил". И опять - полыхает улыбкой.
Как можно ему отказать?
Революция. Пуля. Мятеж. Этель знает - дожди, снулый питерский август... и площадь, где серо скользит под дождем генерал-адъютант Мезенцов, шеф российских жандармов. И его настигает Сергей, точно скорая молния - нож. Прямо в грудь. Шеф жандармов вздохнет и осядет на скользкие камни. Кровь, жадно и красно, из узкой, разъятой груди. Крики. Выстрел. "Держите!"
Так все было. Она прочитала в газетах. Сергей подтвердил. И сейчас...
"Ты поможешь?"
И Этель кивнет.
И Сергей скажет: "Абрахам. Абрахам Стокер. Он тоже поедет в Румынию, с другом. И да, в Бухарест. Где тебя ждет агент. Ты не можешь поехать одна, это слишком заметно. А Абрахам... да, он ведь тоже ирландец? Сойдись с ним".
Сергей подмигнет.
Это будет в четверг, а в протяжную пятницу - кэб. Вороная, угрюмая лошадь, и Этель - с отчаянным зонтиком, прямо пред ней.
- Ах! - и Этель едва не упала. - Помилуйте, вы чуть не сбили меня!
Джентльмен. Этот Абрахам. Выглянет кратко из кэба. Он крайне смущен.
- Мисс... прошу извинения...
- Этель, - она так смела и дерзка. - Этель Лилиан Буль.
Да, она говорит по-ирландски.
- Боже! Я довезу вас. Садитесь.
- Вы крайне любезны.
В субботу - визит. Этель Лилиан с сумочкой. Тонко играет улыбкой. О, да. Революция... Рдяное, пылкое слово.
Беседа. Он - джентльмен, Абрахам.
- Слышала, вы, с вашим другом, поедете вместе... в Румынию? Ах, как волшебно! Как жаль, что я там не бывала! Была бы так счастлива, если б...
Молчание.
"Садитесь, я вас довезу".
Или...
Все же, он джентльмен.
- К вашим услугам, мисс Буль. Буду рад вам составить компанию в этой поездке.
Вот так. Революция!
Слово-кинжал.
Не поранься.
***
Румыния... что, они сразу пойдут к королю? Нет, давай, для начала, они познакомятся с местными! С кем бы их там познакомить?.. Писатели! Эврика! В общем, давай, это будут писатели... кстати, один из них - друг королевы. Начнем. Это будет ноябрь, среда...
...вечер, свечи, высокие окна, изысканный запах духов. Королева. Хрустальная леди. Артур Конан Дойль, в белоснежных перчатках, целует ей руку. Рука пахнет розами.
- Я написала письмо, - говорит королева, - от имени мужа. Он был раздражен, но смирился.
Она улыбнется. Артур Конан Дойль видит - море, бездонные, синие воды, корабль прорастает вдали, его тень беспокойно скользит по волнам. И - неистовство, шторм! - накренившийся парус, косматое, жадное море сжимает бока корабля. Изнуренные доски трещат, и ломаются с хрустом. Соленая, терпкая смерть...
Но она так прекрасна.
- О, ваше величество, - скажет Артур Конан Дойль, - я готов вам помочь. Что бы вы не желали. Но, как медиум...
Мягкая ручка в перчатке скользит, приникает к губам.
- Тш-ш... ни слова. Молчите, - она улыбнется опять, королева. Предательской, тонкой улыбкой. Изящно вздохнет. - Я в вас верю. Вы точно поможете. Если же нет - я не стану сердиться. Пока - я хочу, чтобы вы отдохнули с дороги. И ваши... друзья.
Замолчит.
И Артур Конан Дойль смотрит в темные окна и знает - устал. Выжат, вымотан этой дорогой. Ноябрьским квелым дождем. Грязь, непогодь, темь. Эта осень - хрустящая, ломкая, бледный туман над водой. И Артур Конан Дойль вспоминает - Дымбовица. Серы свинцовые воды, тяжело текут под мостом. Абрахам вдруг толкает его под лопатку: "Русалка, Артур, посмотри!" Долгий плеск... никого. "Пошутил!" - Абрахам подмигнет.
Да какие русалки...
Она, королева.
- Назавтра - вас ждут во дворце, - улыбнется она. - Вы - писатель, Артур, и - не спорьте! - вы крайне талантливы. Я вас хочу кое с кем познакомить. А после - дела, - говорит королева.
И белые зубы ее - точно жемчуг речной, вечер, волны Дымбовицы, "это русалка, Артур!"...
Он устал.
А назавтра...
***
Так, стоп, а писатели? Что ты вообще сейчас пишешь? Любовный роман? Между прочим, по плану у нас приключения... Ладно, давай, возвращаемся к делу. Четверг...
Четверг, черный месяц ноябрь. Королевский дворец.
"Вы - писатель. Вы крайне талантливы. Я вас хочу кое с кем познакомить".
...Его имя - Василе, он друг королевы. Он имеет обильную лысину, фрак и брюзгливо поджатые губы. И он - величайший поэт (по словам королевы). Да, она тоже пишет - прелестные сказки. А также рассказы - с сюжетами, что подсказал ей Василе.
- Артур? - говорит он, и бледно шевелит губами. - Я счастлив быть с вами знакомым. Мы с их величеством... - мягкий кивок королеве, - уже говорили о вас. Их величество знает отдельные ваши новеллы. Они... хороши.
И Артур Конан Дойль скажет - да, разумеется, да, королеве виднее, и хочет отчаянно верить, но - шорохи, стук по доске, Чарльз Диккенс, насмешка - не верит. Обман, жесткий, как накрахмаленный галстук, и столь же неловкий. Она так добра, королева. И хочет его поддержать.
Впрочем, он неплохой человек, Александри Василе. И лучший румынский поэт. Недаром сама королева творит, вдохновляясь стихами его... Конан Дойль говорит, говорит ему это, за окнами - жидкие сумерки, зал для приемов так гулок, тоска, Бухарест...
Конан Дойль неприметно зевает.
***
Ну, вот так уже лучше, а то все о чувствах, о дамах... да, кстати, о дамах! А как наша Этель? Похоже, она...
Королевский дворец, черный месяц ноябрь. Четверг.
"...тебя он узнает. Ты сделай, что я попросил".
Этель Лилиан помнит - он здесь, этот тайный агент, от Сергея. Он узнает ее. Подойдет. И шепнет ей змеиное слово - "мятеж". Как же дерзко! Вот так. В королевском дворце.
Революция!
Кровь и кинжал.
Этель ждет, возбужденно комкает платочек. Что тонок, батистов, надушен. О, да! Кто же он, человек от Сергея, что встретит ее в Бухаресте?
И вот - смерть и выстрел - подходит. Высок, с умудренной седою бородкой. Военная выправка.
- Я...
- Честь имею! Георге Бенгеску! - ее перебьют, и - поклон, по-военному четкий. - Поэт, драматург. Автор множества пьес. Вы, возможно, читали...
И Этель вздыхает - не он. Ну к чему эти пьесы, когда - революция! Впрочем, ему не понять.
Королева. Неслышная, словно вода. Как Артур говорил (он влюблен, он в восторге) - русалка! Ленивых дымбовицких волн.
И - улыбка, сверкание глаз - королева ей скажет: "Георге. Он крайне талантлив. И он написал одну пьесу... в подарок. Своей королеве... Прочтите. Вам тоже понравится".
Вот.
В ее маленьких бледных руках обретается книжка. Она цвета дымбовицкой синей воды. С темной надписью "Раду Красивый".
И Этель презрительно морщится. Фу, как же пошло! Вульгарная дамская пьеса. Как можно, когда... революция!
Плащ и кинжал.
- Почитайте, - дает королева, - я крайне советую. Пьеса поставлена в Яссах...
Так скажет она, это будет в ноябрьский поздний четверг, а в ленивую пятницу...
***
Это потом. Интересно, где Абрахам Стокер? Куда подевался?
Черный месяц ноябрь. Четверг. Королевский дворец.
"Я поеду с тобой. Я ни разу там не был. В Румынии".
"Черт побери! Это кладезь, шкатулка сокровищ, Румыния, родина вылв и косматых приколичей, утлых, носатых босорок и иеле, что суть - полевая трава", - говорит себе Абрахам, да, он напишет роскошную книгу, где будет слеза балаура, и тенью скользнет спиридуш, и...
Он толст, и идет, отдуваясь, потея. В крестьянской рубахе. Похож на торговца, лошадника... Что здесь забыл, на высоком приеме?
- Хочу познакомиться. Я - Николае Попеску, - так скажет, и втянет огромный живот, и вздохнет, лошадино, тягуче. - Меня пригласили... впервые. Не любят... Хотя королева хвалила. Я много пишу. Два десятка романов.
"Хвастун! И чего же ты пишешь?" - прищурится Абрахам.
- Ну, в основном, историчное... - он посчитает. - Роман про великого Штефана, Раду Красивого... - мрачный кивок, - этот... рядом стоит, с королевой... Бенгеску... похитил сюжет... ну... про Влада Монаха, про Мирчу... Михай Витязул, Константин Кантакузин... великие люди Румынии!
Скажет Попеску, и толстые пальцы дрожат.
"Э, да он патриот! Это даже забавно", - подумает Абрахам.
Вечер. Пустой королевский прием. Полный зал литераторов... даже сама королева - творит. Взяв себе псевдоним "Кармен Сильва"... прелестно!
Нет, он напишет, получше, чем этот нелепый толстяк! Его книга прославится! Абрахам Стокер уверен. Как в собственном имени.
- Хм... - говорит он, - прекрасно. Да вы всех румын обожаете, я посмотрю.
И - сопя, на носу капли пота! - он скажет, Попеску:
- О, нет! К сожаленью, не всех... - и, как слон, переводит дыхание. - Цепеш. Ужасный Влад Цепеш, сын Дракула. Страшный злодей! И румын, по несчастью... Не знали? Мерзавец! Не стал бы писать про него! Как жесток! Почитайте хотя бы Бехайма...
Так скажет, и Абрахам думает - да... а вот я напишу. И про этого... Дракулу, что ли. Великую книгу. Получше, чем ты, неумей!
А потом - синий вечер, изысканность светских бесед - королева надорвано скажет: Михай Эминеску.