Мне уже давно не снится тот чудесный сон, где со мной была она, та: самая необыкновенная, самая желанная и самая красивая - 'моя первая любовь', ответившая мне взаимностью. Та, о которой мечтал до дрожи, до судорог, до умопомрачения, которая была, говоря словами философа Кьеркегора, скорее 'болезнью к смерти', чем просто любовью. Да, она была у меня, и я никогда не жалел об этом. Более того, постоянно думал о ней и о том, что любовь эта никогда не пройдёт и никогда не кончится, что исчезнет она только вместе со мной и вместе со мной уйдёт в мир иной, если таковой имеется.
Я даже написал об этом повесть и назвал её 'Ирреальный Мир'. В неё я перенёс свои чувства, и, кажется, у меня это получилось. Но мир вышел скорее настоящим, чем ирреальным, потому что я по-прежнему любил её и не мог забыть.
Повесть эта потом превратилась в книжицу, и с ней меня чуть было не приняли в Союз писателей России в далёком теперь 1995 году. Наверное, история моя всё же кого-то тронула, напомнила, что, может быть, и у них было нечто аналогичное. Жизнь тем и прекрасна, что в ней случается всякое - обычное и трагическое, радостное и безысходное. Иногда после пережитого хочется спрыгнуть с поезда, или с десятого этажа. Первое я чуть было не исполнил, когда возвращался ни с чем из Кишинёва, о втором подумывал, но не решился. Вместо этого сделал третье - написал книгу...
Итак, начну по порядку, вернее не совсем по порядку, а с 10-го ноября 2009 года. Возьмём эту дату за точку отсчёта. В этот день мы улетели вдвоём с дочерью отдыхать в Хургаду. К этому времени ей исполнилось двадцать пять, а она всё ещё была не замужем, и мы с женой, скажу честно, уже комплексовали по этому поводу.
Поселились мы с ней в пятизвёздочном отеле, сейчас уже не помню в каком, но отдыхалось нам хорошо. Мы плавали, ныряли, загорали, короче, так увлеклись отдыхом, что опоздали на обратный рейс... (об этом напишу как-нибудь потом, потому что это потянет на отдельный рассказ).
Так вот плаваем мы, ныряем, дочь с маской, а я в одних только очках. Море прозрачное, метров на тридцать дно видно. На дне кораллы, между ними рыбки разноцветные плавают, черепахи перебирают ластами, скаты лежат на песчаном дне и греются, и мурены среди камней прячутся. Мне даже на одной черепахе удалось прокатиться. Не верхом, конечно, а так, держась за панцирь. Нырнул, догнал её, уцепился за панцирь, а она тащит меня и одним глазом косит. Вижу, клюв у неё острый-острый, думаю, долбанёт сейчас, и не успею руку отдёрнуть. Поэтому прокатился немного, метра два - не больше и скорее наверх глотнуть воздуха. От страха-то он быстро кончается. А море - одно удовольствие. Вода бирюзовая, тёплая, на солнце переливается блёстками. Когда входишь в него, то вода кажется теплее, чем тело, будто в ванну окунаешься. Только вот заход там был не очень удобным, под ногами камни, кораллы острые, волны так и норовят тебя бросить на них. Особенно неудобно было выходить после плаванья. Пытаешься нащупать твёрдое дно, а его всё нет и нет. И тут вдруг очередной волной тебя... р-раз, и накроет с головой, да ещё по кораллам протащит. И ты уже не рад, стоишь весь в крови, ободрав либо руку, либо ногу, а то и живот. Приятного мало, кровь потом долго не останавливается, в солёной воде она плохо сворачивается. Благо, акул рядом не было, а то бы они задали нам перцу. (Потом, после нашего отъезда, они действительно кого-то там покусали).
Наблюдал я за таким безобразием и решил однажды его исправить - поискать подходящее место для входа и выхода. Начал плавать вдоль кромки моря, нырять и смотреть сквозь свои фирменные подводные очки. Вскоре нашёл такое место. Им оказалась неглубокая ложбина с ровным покатым дном, но камней там всё равно хватало. Не долго думая, я стал их вытаскивать и относить ко входу в ложбину. Сначала делал это один, но мне это быстро надоело, и я решил найти помощников, организовать так сказать небольшой субботник. Присмотрел двоих мужиков покрепче и помоложе, объяснил им, в чём дело, и мы начали таскать камни вместе. Складывали их на мелководье в начале ложбины по обеим её сторонам. Через час у нас уже высились три пирамиды. Поменьше, конечно, чем в Гизе, но ненамного. Работали с энтузиазмом, я даже напевать что-то начал... патриотическое:
'Мы так давно, мы так давно не отдыхали...', - напевал я, стараясь не упустить мотив. Слышу, эти двое подпевать стали, только тихонько, без слов. Я удивился, почему это они слов не знают, но говорить им ничего не стал, слишком уж старались ребята...
К концу субботника, когда по расчищенной ложбине стало уже удобно ходить, к нам присоединились девчата, точнее, две молодые женщины - одна симпатичная, а другая просто красавица. С ними работать стало гораздо сподручней. Мои ребята-помощники просто выскакивали из воды перед ними, да с такими камнями, какие я поднять бы уже не смог. Девчата только улыбались, глядя на них. Ну и я перехватил пару заинтересованных взглядов.
Часа через три всё было закончено - проход был очищен, а по его краям высились шесть пирамид: три с одной стороны, три с другой. Теперь даже слабоумному было понятно, как заходить в море и как из него выходить. Никто и не спрашивал. Значит, на море не дураки ездят...
Тем же вечером я узнал, почему мои ребята-помощники пели песню без слов. Они оказались немцами. Я это узнал случайно, невольно подслушав разговор наших соотечественников. На ужине за соседним столом от меня сидели двое молодых парней, потягивавших красное вино и мирно беседовавших. Я не хотел их подслушивать, но они разговаривали так громко и весело, что я услышал всё, что мне надо.
- Слыхал, - говорит один - как сегодня один наш мужик, достаточно пожилой уже, двух молодых немцев заставил камни из воды таскать.
Визави ему отвечает:
- Слыхал! Мне об этом мой знакомый итальянец успел рассказать. И не только самих немцев, но и баб их подключил к работе. А бабы страшные такие - жуть. Он это воочию видел. Немцы, говорит, шустрят своим шведским семейством, а он, знай, покрикивает на них и команды раздаёт:
'Шнелле! Хене-хох!'. - кричит. - А те слушаются и не прекословят. Он потом ещё их песню нашу заставил петь:
'Четвёртый год нам нет житья от этих фрицев'.
- А твой итальянец часом не привирает? - усомнился его собеседник.
- Нисколько, - ответил второй, - он русский язык хорошо знает. Вместе со мной в РУДН учился. Женился в Москве, жена у него наша, русская. Так вот, -продолжил он, - немцы сначала только улыбались, делали вид, что не понимают слов, а на самом деле всё понимали, поэтому и подпевать стали, побоялись, что побьёт их, как под Сталинградом. Одним словом, молодец наш мужик.
Я в душе рассмеялся, но разубеждать соотечественников не стал. По себе знаю, приедут они домой и эту историю перескажут уже с новыми подробностями и прибамбасами. Так настоящие байки и рождаются...
Но вернусь к плаванию и нырянию. Мне хоть и стукнуло в ту пору пятьдесят, нырять и плавать я всё ещё не разучился. Нырнуть на глубину десять метров мог запросто. Поранившихся при входе и выходе в море я больше не видел, все остались довольны моей работой. Некоторые даже подходили ко мне и благодарили. А кое-кто говорил 'данке'.
И вот как-то выхожу я из моря после очередного ныряния, точнее, выплываю, а потом уже выхожу, и на берегу меня встречает парень из наших, в руках которого огромный фотоаппарат Никон в пластиковом прозрачном футляре.
- Посмотрите, пожалуйста, - обращается он ко мне и начинает показывать подводные снимки, которые только что сделал. При этом поясняет:
- Я, - говорит, - профессиональный подводный фотограф, снимаю кораллы, необычных рыбок, а потом размещаю эти фотки в интернете. У меня есть свой сайт.
Напомню, что на дворе стоял ноябрь 2009 года, и возрастные граждане, вроде меня, имели тогда смутное представление об интернете, сайтах и прочих айтишных вещичках. Лично я, так вообще никакого понятия не имел. Но в то же время взял на заметку:
'Парню лет тридцать, - подумал я, - выглядит он неплохо, раздобыл где-то денег, чтобы приехать в Египет, а у меня взрослая дочь на выданье, и двадцать пять ей уже стукнуло'.
Поэтому к просьбе фотографа посмотреть его снимки я отнёсся благожелательно. Правда, уже тогда у меня была дальнозоркость и в глазах без очков всё двоилось, но сообщать об этом я ему не стал. Не это главное. Наоборот, я начал восхищаться:
- Какие рыбки! Какие кораллы! - с энтузиазмом восклицал я и прибавлял. - Класс!
И вдруг смотрю, на одном из снимков на заднем плане выглядывает чья-то физия в очках для плавания.
- А это кто!? - спрашиваю.
- Вы! - отвечает парень. - Неплохо получились, правда!? Но, если вам не нравится, я не буду размещать это фото на сайте.
- Почему же, - возразил я, - можете разместить. Я даже буду не против, если вы меня специально под водой поснимаете и фотки мне сделаете. Но, как бы нечаянно поснимаете, - прибавил я.
Парень согласился.
- Фотки я вам потом пришлю по электронной почте, - пообещал он.
- Лучше ей пришлите, - указал я на дочь, стоявшую на берегу недалеко от нас, - она мне их распечатает.
Сказано-сделано. Мы отправились с парнем обратно в море, я стал нырять, а он щёлкать. Указывал мне, куда лучше нырнуть, я его слушался, и через десять минут у нас было всё готово. Оказавшись снова на берегу, я познакомил его с дочерью, объяснил ей что к чему, и потом они уже общались без меня...
Через неделю мы вернулись домой. Улетали не без приключений, как я уже говорил. Вместо Аэрофлота добирались каким-то чартером. Воспоминания не из приятных, ну, да ладно. Как бы там ни было, до дома мы всё же добрались. Парень к тому времени снимки уже прислал.
На мою просьбу их распечатать дочь предложила иной вариант.
- Сейчас это никто не делает, - объяснила она, - лучше их разместить в интернете на твоей страничке в 'Одноклассниках'.
- А что это такое? - поинтересовался я.
Ни о каких интернетовских 'Одноклассниках' в то время я понятия не имел.
- Это не сложно - успокоила дочь, - но нужен компьютер.
- Сейчас сделаем, - пообещал я и отправился на работу.
Там я забрал старый компьютер, который когда-то стоял в бухгалтерии, а потом долго пылился на складе, дочь подключила его к интернету и вскоре страничка в 'Одноклассниках' была готова. (Она у меня до сих пор рабочая, но захожу я на неё всё реже. Заботы теперь другие). На заставку мы выбрали фотку, где я под водой, в очках среди разноцветных рыбок.
- А это ничего, - поинтересовался я, - что на мне тут только трусы и очки!?
- Не трусы, а плавки, - поправила дочь, - многие сейчас и не такие фотки вывешивают.
- Ладно, - сказал я, - делай, как знаешь.
Разместив эту фотку, мы добавили несколько других и одно видео, сделанное в итальянском ресторане. На нём мы с дочкой сидим за столом, а шикарно одетый официант разливает нам вино по бокалам.
'Ладно, - подумал я, - ей виднее. Она с интернетом на 'ты''.
Сделав страничку, дочь показала мне, как теперь можно найти друзей: и бывших, и настоящих. И как вы думаете, кого я кинулся первым делом искать, как только дочь уехала в Москву. Правильно, конечно же, её, ту, мою единственную и неповторимую...
Нашлась она быстро.
- Это ты! Ты!! Ты-ы!!! - захлёбываясь писала она в ответ на моё 'Здравствуй!'. - Ты совсем не изменился.
- Ты тоже! - поскромничал я, успев посмотреть её свежие фотографии.
- Сколько же мы не виделись!? - продолжила она в восхищении.
- Скоро тридцать два года, - написал я.
- Да, тридцать два года, - как эхо повторила она, - ты тогда прожил у нас две недели на зимних каникулах.
'Я потом приезжал ещё раз, - вспомнил я, - но ты меня не пустила'...
Дальше мы общались на одном дыхании. Мне сразу захотелось узнать, почему так тогда получилось? Почему она не открыла мне дверь!? Но я решил не торопить события. Впереди у нас была ещё целая жизнь... вернее, меньшая её половина.
- Знаешь, - писала она, - когда я была уже замужем, гора твоих писем по-прежнему лежала в моей тумбочке в спальне. Муж ревновал и злился неимоверно, но ни о чём не спрашивал. И только по прошествии десяти лет, я однажды вынесла их во двор, и мы их торжественно сожгли. Муж радовался, а я плакала... это был конец нашей любви...
- Как ты сейчас? - спрашивала она. - Женат, или нет?
- Женат, - отвечал я, - у меня взрослая дочь.
- Чем занимаешься?
- Всем помаленьку. После института работал на Крайнем Севере, сейчас живу в Средней полосе. Ты знаешь, где. Недавно из жизни ушёл мой отец, планирую маму забрать к себе.
- Ты молодец, - писала она, - я всегда знала, что ты очень хороший.
'Хороших всегда бросают', - усмехался я, читая на экране эти строчки. Мне казалось, что тогда не должно было так случиться, что она несправедливо отнеслась ко мне.
Горький ком сдавил моё горло, и давняя обида шевельнулась внутри, но на экране появились новые строчки, и я отвлёкся.
- Я очень радовалась, - продолжила она, - когда получила твою Новогоднюю открытку с Севера. Ты прислал её уже после сожжения писем. Я читала её, и мои руки дрожали. То, что я избавилась от писем, не принесло мне счастья... Но ты не вздумай, - неожиданно прибавила она, - сорваться ко мне сейчас, - а то с тебя станет.
'Не волнуйся, сейчас уже не тот, - хмыкнул я про себя, - даже не надейся!'.
Но напечатал другое.
- Обещаю, что не приеду, - написал я и вспомнил, как ездил в третий раз в Кишинёв, который оказался последним.
Был сентябрь семьдесят восьмого - тёплый, солнечный с багряной листвой. Мы возвращались в институт с картошки, я ехал в автобусе и смотрел в окно. Перед глазами мелькали берёзы и среди них я пытался увидеть её в голубом сарафане - лёгкую, воздушную, неземную. Точно такую, которой признался в любви жарким июньским днём на моей малой родине. Чувства мои тогда были не просто жаркими, они пылали, сжигая меня изнутри. Это было совсем недавно и уже безвозвратно давно.
- Как же мне жить теперь без неё? - терзался я безответным вопросом, - без моей любви!?
И вдруг мне стало так плохо, так нестерпимо захотелось увидеть её, что я не выдержал и, не доехав до автовокзала, сошёл с автобуса и помчался в аэропорт.
- Бог с ними, с занятиями, - решил я, - даже если выгонят, моя любовь для меня важнее.
В тот же день я улетел в Кишинёв и поздно вечером был у её дома.
'А она задёрнула штору...', - вспомнил я, глядя в экран, - и дверь не открыла.
- Ты постучал тогда в окно, - написала она, возвращая меня в реальность, - я знала, что это ты... мне так хотелось тебя увидеть, но я не решилась. Мы уже встречались с ним... но... тогда у нас ещё ничего не было, - быстро приписала она, - и тут вдруг ты. За окном поздний вечер, и этот стук. Я думала, у меня сердце разорвётся. Оно так стучало, будто хотело вырваться из груди. Но больше всего я боялась увидеть твой взгляд, твои голубые глаза, я бы тогда не смогла противиться, поэтому и задёрнула штору. Но утром я на всё решилась! Я снова тебя ждала, ждала, что ты опять вернёшься и постучишься ко мне. Я настроила себя, что теперь обязательно выйду... и у нас всё будет как раньше и даже лучше. Я просидела в комнате до самого вечера, не пошла в институт, чтобы не разминуться с тобой... но ты... ты уже не вернулся, и я смирилась.
'Опять я виноват', - подумал я и снова застучал по клавишам.
- Я слишком тебя любил, - написал я, - поэтому и не вернулся. Хотя это стоило сделать.
- Но только не сейчас, - повторилась она, - сейчас этого делать не нужно!
'Не волнуйся, не сделаю, - мысленно повторил я и снова хмыкнул, - ну и самомнение у тебя'.
Потом мы с ней успокоились и уже без треволнений переписывались до часу ночи. Я даже немного устал от такого общения и потом долго не мог уснуть. Всё время вскакивал и что-то писал в свою повседневную тетрадь. Получилось стихотворение, которое я назвал: Встреча в 'Одноклассниках'.
Не бойся, я тебя не обижу
Не причиню тебе боль
Никогда, никогда не увижу
Ту девочку, что дарила любовь
Не сорвусь с полосы на встречную
Не открою без стука вновь
Старую дверь в нашу юность беспечную
К пылкой девочке, что дарила любовь
Прошли, отзвенели годы
Всё сложилось порознь у нас
И счастье, и боль, и невзгоды
Жизни обычный рассказ
Но помню ту ласку нежную,
Что ты подарила тогда,
Ту хрупкую девочку, прежнюю,
Её не забыть никогда, никогда!
Тут же его отправил и уснул умиротворённый.
Под утро мне приснился сон - сон в руку. Я искал её, мою первую любовь, искал в моём родном городе и нашёл. Мы ходили с ней по Верхнему саду, держась за руки. В предыдущих снах я уже бывал в этом месте, но всегда без неё. А сейчас она сама откуда-то появилась, обняла меня и начала целовать. Потом мы оказались в каком-то сквере и продолжили целоваться целую вечность. Я даже немного устал от этого счастья...
Проснувшись, перво-наперво я перечитал стихотворение. Пусть ночь и считается лучшим временем для творчества, утром нелишне всё проверить. Вдруг там невесть что написалось 'под вдохновением'. Но в целом стих мне понравился, правда, немножко мучила совесть (совсем чуть-чуть) оттого, что я больше 'Не сорвусь с полосы на встречную' и за фразу: 'Ту хрупкую девочку, прежнюю', потому как теперь 'моя первая любовь' хрупкой совсем не казалась. Фотки на её страничке я уже просмотрел как следует.
Вечером мы снова были с ней на связи. Стихотворению она обрадовалась.
- Мне ещё никто не писал стихов, - призналась она.
- Я старался, - 'скромно' выдавил я, хотя самого распирало от эго...
Целую неделю мы потом с ней общались на высокой волне, а ещё через неделю пришло умиротворение. Мы уже не обижались друг на друга, писали только комплименты, и накал страстей наших потихоньку стал угасать.
В первый день общения мне очень хотелось рассказать ей о моём 'Ирреальном Мире', о том, что эта книга про нас, и что теперь мы с ней навеки в нашей Вселенной, но я этого почему-то не сделал. И, кажется, правильно поступил. Ещё через пару недель общения мне уже вообще не хотелось что-либо говорить ей о моём 'Ирреальном Мире'. Я уже понимал, что мир этот только мой, что он плод моего воображения, что в реальности всё было абсолютно не так. Моя 'первая любовь' была далеко не 'моя', что она мне была совершенно чужой и является таковой до сих пор. А когда мы с ней ещё поспорили о 'сущности' женщины, я в этом убедился окончательно...
Сейчас мы с ней не общаемся, и она мне больше не снится. И слава богу. Но я ей за всё благодарен. Первая любовь бывает разной, но главное, она у меня была...
'Любовь женщины примиряет мужчину с самим собой, и тогда он становится сильным'.
В справедливости этих слов я убеждаюсь всё больше.