К числу самых посещаемых регионов России относится Нижегородская область.
Миллионы туристов и паломников привлекают её города, монастыри, музеи и красивейшие уголки природы. Есть места, которые известны всем в нашей стране, - и те, которые не знает большинство даже самих нижегородцев (но которые от этого, конечно, не становятся менее интересными).
За десятки лет довелось совершить столько поездок в этот край, что из написанных в разное время очерков сложился довольно большой путеводитель. Я назвал его авторским, потому что он очень личный - по принципу: что видел, о том и пишу. Несмотря на эту относительную субъективность, думаю, он может быть полезен туристам, паломникам и всем неравнодушным к истории.
Нижегородская область настолько огромна, что состоит из нескольких очень разных частей. Волга и Ока условно поделили её натрое. Есть самая древняя, ещё домонгольская "долька": территория Владимирского княжества периода его "золотого века" XII-XII столетий (сам Нижний, Городец...). Есть исторические мордовско-татарские земли - восточнее Оки, южнее Волги (Арзамас, Дивеево, Болдино...), присоединённые в XVI-XVII веках. Есть лесистое, изначально марийское, а позже русское старообрядческое Заволжье. Неудобное для сельского хозяйства и потому самое малоселённое, зато самое легендарное и очень ярко освещенное в литературе (Мельников- Печерский "В лесах" и др.).
Можно сказать, в одной области, как в миниатюре, отразились ВСЕ этапы формирования и расширения Российского государства. Нижегородчина - малая модель всей нашей страны.
Советую читать этот путеводитель в паре с книгой "Нижний Новгород" (2024 г.). Здесь я уже ни разу не обращаюсь к столице области, а описываю другие интересные места (признаюсь: пока не все, так что не исключаю со временем появления новых глав.)
Когда пишешь про несчётные достопримечательности огромной и очень древней области, всегда теряешься, что выделить в первую очередь. Лично мне пришло такое направление мысли. В России две светских столицы - Москва и Петербург, и две духовных - Троице-Сергеева Лавра и Дивеево. Потому рассказ о лучших местах Нижегородчины, думаю, логичнее всего начать именно с Дивеево.
Дивеево
Верою издалече облобызал еси
место святое сие...
Из акафиста преп. Серафиму Саровскому
Кто не знает этого места хотя бы понаслышке?
Я не буду обращаться ни к истории монастыря, прекрасно известной по множеству книг, брошюр и фильмов, ни к подробностям жития св. Серафима, которое сотни тысяч православных знают чуть ли не наизусть. Просто поделюсь своими впечатлениями, потому что, при всём их сходстве, у каждого из нас, наверное, есть какое-то "своё" сокровенно-личное Дивеево - и нам всегда есть чем поделиться друг с другом.
Больше всего хочется описать свой слишком долгий путь к этой святыне. Конечно, не внешне, а внутренне долгий.
Я был здесь три раза: в 2001, 2010 и, наконец, в 2016 году. Только при последнем посещении наконец открылось что-то новое - то, чего как будто не хватало прежде. Вот об этом третьем приезде - весь рассказ.
Добраться до Дивеево довелось на этот раз так поздно, что, хоть и стояли самые длинные летние дни, солнце закатилось точно в ту минуту, когда машина остановилась у паломнической гостиницы. Как я ни спешил оттуда через посёлок, но до монастыря дошёл уже в бледно-розовых сумерках - в самый таинственный час, какой только можно себе представить.
Над обширным, как город, селом даже в вечернем полумраке издали виднелась 70-метровая монастырская колокольня - вся золотисто-солнечная, словно хранящая в себе свет. Раньше левее её выделялись лишь два огромных пятиглавых собора. Теперь их шахматную линию продолжил высоким мерцающим куполом третий. Троицкий, Преображенский и только что возведённый Благовещенский храмы вытянулись один за другим с запада на восток, обозначив направление роста монастыря. А вот к западу стоит куда меньший, не слишком заметный издали, зато самый старый Казанский храм - с которого в XVIII веке и началась история обители.
Серафимо-Дивеевская пустынь, в отличие от более древних монастырей, ни стеной, ни какой-либо складкой рельефа не отделяется от окружающего села, словно составляя с ним единое тело. Издали кажется: прямо из поселковой застройки проклёвываются в небо многочисленные купола. Лишь вблизи становится виден условный рубеж - прозрачный решетчатый заборчик, как у парков и скверов.
Село за считанные годы расцвело вместе с монастырём, стало походить на небольшой благоустроенный городок. На каждом шагу - гостиницы и паломнические центры: не сосчитать! Строятся приходские церкви: многие православные дивеевцы из отдалённых частей посёлка так привыкли к ним, что в монастыре были, как сами признаются, несколько месяцев назад. Меняется и жилая застройка - в центре всё больше коттеджей. То, как на глазах преображается Дивеево от соседства со святыней, может служить маленькой моделью возможного будущего России. Впрочем, возможного или нет - нам решать. Возрождение ВСЕХ святынь страны, безусловно, само по себе сказалось бы исключительно положительно на жизни всех нас: верующих и неверующих, православных и не православных. Главное - изменился бы сам лик страны, а это уже многого стоит!
Смотришь на всё это и вспоминаешь слова преподобного Серафима: "Саров-то - только рукав, а Дивеево-то - вся шуба!"
Кстати, вот удивительно, что до революции два тесно связанных монастыря, разделённых всего 12 верстами, относились к разным губерниям и епархиям: Дивеево - к Нижегородской, а вот Саров - к Тамбовской (хотя Нижний Новгород отсюда вдвое ближе Тамбова). С тех времён в акафисте преп. Серафиму остались такие выражения как "тамбовския страны священное украшение". Как известно, Саров (Арзамас-16) стал самым секретным городом Советского Союза и остаётся закрытым и по сей день. Поэтому мощи св. Серафима, которым до 1927 года можно было поклониться в Сарове, в 1991 г. оказались в Дивеево, как и предсказал сам Преподобный. Исполнились слова про рукав и шубу.
Метрах в ста от монастыря открылось забавное зрелище. Коровы, возвращаясь домой, медленно, флегматично, как ни в чём не бывало переходили дорогу перед затормозившими машинами, и свет фар таинственно отражался на их бело-пятнистых боках. Казалось, время остановилось, и эти таинственные тени будут молчаливо переходить - переплывать улицу целую вечность.
Сумерки, большое село, великий монастырь, никуда не спешащие коровы и вечно куда-то спешащие автомобили... - странное, но в чём-то логичное сочетание: символическая модель всего нашего мира.
Чем ближе обитель, тем больше народа. Вот контраст! Девять вечера в посёлке - полное ночное безлюдье, девять вечера у ворот такого монастыря, как Дивеевский - почти день. Больших толп, конечно, уже нет, но десятки людей всё тянутся и тянутся - дни из ворот, другие в ворота. Напоминает какой-нибудь крупный городской приход в вечер Страстной Субботы.
Зажигаются огоньки, и от них становится особенно уютно. Дивеевская ночь - многоочистая, как ангел, глубокая и разноцветная. Здесь свой ритм жизни, и особенно радостно, когда эта таинственная жизнь хоть ненадолго тебя принимает. Хорошо, что на территорию монастыря пускают до 10 вечера, а те, кто зашёл, могут оставаться до 11 часов! Солнце скрылось, а святыня - нет.
Удивителен послезакатный час под сенью медленно гаснущих куполов, в аллеях почти сплошного сада, который представляет собой Дивеево. На востоке все храмы - молочные, матовые, отдающие сумеркам накопленный за день свет. На западе - чётко очерченные силуэты: рисунки углём по розовато-сиреневой доске.
Часовня - беседка с крестом, из перекладин которого струится вода, сразу неотразимо напоминает Троице-Сергиеву лавру. Только здесь она появилась совсем недавно - ещё одно приятное новшество в жизни Дивеево.
Бледно мерцают два похожих силуэта двух могучих соборов. Главный, Троицкий, был построен в 1864-1875 гг. по проекту знаменитого Константина Тона, в формах, отдалённо напоминающих Храм Христа Спасителя. Оказывается, Тон прожил очень долгую жизнь - 87 лет, - и на момент освящения здешнего собора ему был уже 81 год!
В такой поздний час собор, конечно же, закрыт. Но боковая дверь, за которой находится рака преп. Серафима, заперта лишь тонкой решёткой. Главная святыня таинственно, как мир иной, высвечивает из мрака. И, чуть только ты поравняешься с ней, душу обдаёт непередаваемой волной сокровенного праздника. Там, в недрах огромного ночного собора, сгустились в рождественскую ель разноцветные лампадки над мощами. То ли звёзды смотрят с внутреннего церковного неба, то ли светлячки в ночи слетелись к святому. То ли чьи-то зрачки всевидяще заглядывают прямо в твою душу. Какое-то дыхание жизни вечной доносится с лёгким ветерком через эти закрыто-открытые двери. Там человек!
Как хорошо, что в тот вечер я сподобился увидеть ВСЁ ЭТО прежде, чем на следующий день приложился к мощам. Это - те секунды, которые не забываются, наверное, всю жизнь.
За собором - кладбище. Будто пасхальный крестный ход со свечами зашёл за алтарь. Кресты выстроились ровными рядами, как победоносное войско. И, соответственно, лампады на них образовали такие же ровные ряды. Гирлянды тянулись в тёплых сумерках на десятки метров, оживляя вечерний пейзаж.
Поразительно пасхальное, воскресенское чувство от живого кладбища - более живого, чем любые сады.
Дальше мерцал в сумерках огромный Преображенский собор - как странное побелевшее отражение в небе зелёного Троицкого. Он был возведён слишком поздно, в 1903 - 1917 гг., так что почти весь ХХ век простоял неосвящённым. Лишь в 2001 г. в нём начались службы: так открылся и новый собор, и новое тысячелетие.
Ещё дальше стоит новейший Благовещенский собор 2016 года (причём, отделочные работы внутри ещё не завершены). По контрасту с двумя предыдущими, он представляет собой роскошную башню в стиле барокко, всю в узорах и изразцах - этот элемент разнообразия давным-давно напрашивался в дивеевский архитектурный пейзаж. Только теперь монастырь стал, действительно, похож на лавру - настоящий "град церквей". Что-то новое, оригинальное, праздничное добавилось к двум по-своему красивым, но всё же слишком шаблонным для предреволюционной эпохи соборам. Такие храмы сотнями возводились тогда по кальке... А поскольку никакие кальки для Дивеево не подходят, можно только радоваться, что хотя бы в наше время стереотип наконец был так наглядно сломан.
Это же - не древний монастырь, в котором надо беречь каждую мельчайшую деталь и бояться что-либо добавить! Дивеево уж два века находится в стадии непрерывного становления - статичность ему противопоказана, как всему живому.
Пожалуй, человеку, воспитанному на древнерусском зодчестве и древнерусской иконописи, трудно было прежде полюбить Дивеево. Точнее, трудно полюбить его целиком: без конфликтной раздвоенности на внешнее и внутреннее, на светлейшее житие Серафима Саровского и совершенно не соответствовавшую этому внутреннему свету стандартную, почти казённую архитектурную внешность.
Ну... будем считать, что в предыдущие приезды я встретил нерасцветшее дерево зимой - и по своему маловерию не увидел в нём будущего цветения. Забыв завет Маленького Принца, проглядел "то, чего не увидишь глазами". В этом - невольная ограниченность "искусствоведческого" взгляда.
Как бы ни было благодатно место само по себе, внешняя красота всё-таки играет огромную (даже увы, гипертрофированную) роль для нас, земных людей! Она не нужна подвижникам, которые видели горнее, но незаменима для всех немощных.
В этом смысле преображение Дивеево за последние годы - одно из самых отрадных событий! Прежде в его ансамбле всё время как бы чего-то не хватало (передаю лишь свои сугубо личные ощущения). При всём почитании невидимой святыни, видимое Дивеево оставляло у меня неопределённое ощущение чего-то, скорее, потенциально, чем реально красивого - чего-то пока не реализованного до конца, многообещающего... как юный живой организм. Всё-таки, что ни говори, это очень молодой, СЛИШКОМ молодой монастырь... и этим сказано о его архитектурном облике всё! До зримой красоты лавры, предсказанной преподобным Серафимом, ему ещё предстояло постепенно дорасти. Преклоняясь перед беспримерным величием места, я, тем не менее, раньше ни за что не назвал бы Дивеево в числе самых красивых монастырей, которые я видел. Потому что это была бы просто неправда! А неправда, наверное, не нужна ни Божьей Матери, ни св. Серафиму. Теперь это чувство "несоответствия" внутреннего и внешнего вдруг отлетело от моей души.
Сразу же за Благовещенским собором начинается Канавка Царицы Небесной - главное дивеевское чудо. В 1825 году преподобному Серафиму было видение, послужившее основой для её создания. Паломники идут сейчас тем же самым маршрутом (около 800 метров), которым прошла Сама Богородица. И по словам преп. Серафима, Она ежедневно обходит Свой удел. Разорённая, засыпанная землёй и мусором в советское время, Канавка вновь полностью восстановлена, хотя на это понадобилось несколько лет.
В большинстве книг почему-то никак не поясняется, что она окружает вовсе не сам монастырь, а лишь его особую часть, называемую киновией - примыкающую к основной обители с восточного конца. Весь монастырь таким образом сильно вытянут с запада на восток - и вместе с киновией составляет площадь, действительно, сопоставимую с величайшими лаврами. Если сравнить всю обитель с храмом под открытым небом, то окружённая Канавкой священная земля - это его алтарь. И по расположению, и по значимости. Это ещё и символ духовной крепости. Валы и рвы когда-то опоясывали все древние города. Таких земляных кремлей на Руси было куда больше, чем каменных. Канавка с насыпью - это уменьшенный, символический кремль.
Но если в древних земляных детинцах по гребню вала всегда шёл дубовый тын, то здесь его заменяет невидимая стена из непрекращающейся молитвы. Аллея, по которой идут и идут люди, читая Богородичное правило - это "тын" из 150 оснований.
Самое лучшее - пройти по Канавке именно в сумерки! Не так уж много в нашей жизни специально отведённых мест, где мы прямо-таки зримо, перешагивая чётко очерченный рубеж, вырываемся из обыденности. На Канавке невозможно сохранить те же помыслы и проблемы, которые заботили тебя только что. Всё, как обувь у порога, остаётся вовне.
Святость - это ведь и есть, по определению, "изъятие"!
Как будто осязаешь, что Канавка - это молитвенная аорта, по которой курсирует невидимая кровь благодати.
Мостки поверх суеты. Насыпь, возвышающая нас над нами же самими. Над нашей отчуждённостью. Место, где мы не одиноки. Я так полюбил его, что многие сокровенные уголки в других городах живо переносят мою душу к нему. Почему-то особенно напоминает мне дивеевскую Канавку угличский кремль, с трёх сторон окружённый рвом, а ещё небольшая галерея на Ганиной яме, вокруг бывшей шахты... И в том, и в другом случае это, конечно, просто ассоциация, а не прямая схожесть. Но само то, что такие ассоциации в нас рождаются, говорит о глубоком внутреннем родстве всех святых мест.
Канавка одна - и в то же время её много. Как Тело Христово на Земле присутствует в алтарях сразу всех храмов.
Весь периметр Канавки усыпан изумительными цветниками, и вечером в них включается чуть заметная искристая подсветка. Будто смотришь сверху на ночной город, переливающийся огнями... Только уменьшенный до размеров клумбы. Огоньки мерцают, переливаются и пульсируют в цветочных сумерках, как глубоководные рыбы. Смотришь с высоты на эти клумбы, как на чудную, небывалую, цветочную планету. Даже не знаю, с чем сравнить! Много позже мне вспомнился мультфильм про Фрона и Галактиона, где маленький добрый дракончик одним своим дыханием мог любую планету засадить цветами, - один из самых красивых советских мультфильмов!
В самой здешней эстетике было что-то беззаботно-детское, безудержно разноцветное, сказочное, и такие ассоциации, наверное, неудивительны.
Казалось, те же самые цветные огоньки, которые мерцали в сумерках над мощами преподобного Серафима, умножившись, рассыпались по Богородичным цветникам. Превратили землю в небо, а Канавку - в непрекращающийся пасхальный крестный ход.
Безусловно, всё это служит образом рая: живой цветочной иконой под открытым небом.
Вернувшись с Канавки, я с удовольствием остановился у недавно сооружённого фонтана, символизирующего Троицу. Озарённые только что включёнными прожекторами ангелы мерцали мягким, лунным светом. Когда смотришь с востока, кажется, что Три Ангела держат в смыкающихся руках Троицкий собор. И это так символично, как будто видишь перед собой опять-таки живую икону - новый извод ветхозаветной Троицы. Вечернее небо серебристо-голубое, глубокое, с чуть уловимым зеленоватым отливом - будто глядишь на свет сквозь полупрозрачную синюю фольгу. И на этом фоне озарённые ангелы, кажется, состоят целиком из лучей - световая икона писана по самому небосклону!
Тем временем потихоньку выключаются в мире батарейки дневной жары. Десятки газонных фонтанчиков, орошающих траву, добавляют в сумерках свой мерный шёпот к журчанию главного фонтана. Таинственно переливаются звуки жизни. Так бы слушал и слушал их, смотрел и смотрел во все глаза на мир, постепенно отключающий цвета и страсти.
"Хорошо нам здесь быть, Господи".
Эта ночь - летний филиал Одной - единственной Главной, Пасхальной ночи.
Признаюсь напоследок: куда больше, чем незавершённая архитектурная внешность, отпугивал меня от Дивеево дух нездоровой мистики, дух сотворения кумира из св. Серафима некоторыми его сверх меры ревностными почитателями. Я лично слышал, как "батюшку Серафимушку" экзальтированно именуют "нашим спасителем" (видимо, даже не задумываясь, что Спаситель у нас один, и такая невольная, но символичная подмена - скорее, хула, чем хвала святому). Слышал и читал людей, гордо называющих себя "серафимовцами" (то есть просто имени христиан им уже мало?). Слышал абсолютно всезнающие рассуждения о таких тайнах мира, которые совсем уж не в компетенции нашего земного ума...
Сразу оговорюсь, что, слава Богу, в самом монастыре, под здравым духовным руководством игумении Сергии, этого не было и в помине - но это чувствовалось среди некоторой категории мирских "ревнителей", тянущихся к Дивеево спасаться от антихриста...
Как-то очень странно преломилась мистика в головах неофитов, в одночасье сделавшихся из атеистов сразу не верующими, а фанатиками. Когда и как успел у нас сложиться околоправославный оккультизм: гремучая смесь эсхатологии, кумиротворения и крайнего сентиментализма. Христианство без Христа, зато с антихристом. С Канавкой, которая от него защитит... стало быть, другая защита и не нужна! Со спасением по географическому признаку. И по графическому - только для тех, кто не принял ИНН и новые паспорта. Какой-то новый, апокрифический "Апокалипсис", корректирующий Иоанна Богослова и Самого Христа, начал складываться вокруг Дивеево. Честно говоря, ехать в невольно сложившуюся "столицу" фанатизма и воинствующей эсхатологии не очень хотелось. Что-то должно было рано или поздно, но зримо и осязаемо разбавить это навязчиво-больное настроение, вытеснить его на обочину жизни, как память о дурном сне. В этом смысле, я думаю, внешнее изумительное преображение Дивеево за последние годы не могло не сказаться и на внутренней сути.
И вот фонтан "Троица" стал для меня центром всего нового, радостно-детского в Дивеево - полной противоположностью грозным предсказаниям. Слишком очевидной стала несостоятельность "пророчеств": ведь говорили, что чуть только в Дивеево освятят второй собор - тут-то и миру конец! Это произошло ещё 15 лет назад, а мир всё стоит... Теперь построен и готовится к освящению уже третий собор - а мир, слава Богу, всё стоит. Значит, если им верить, мы все давно уже умерли. А раз умерли, значит, это теперь новая жизнь. Новая жизнь и новое Дивеево. Так пусть оно и не будет похожим на прежнее! Пусть оно строится, цветёт и меняется - к зримому посрамлению лжепророков. Чтоб им уже сложнее было, под смех детей у этого фонтана, свою чепуху выдавать за пророчества преподобного Серафима! Если бы можно было самого батюшку позвать в небесные свидетели, наверняка выяснилось бы, что он не говорил и половины того, что суеверная молва невесть с чего ему приписывает. А если и говорил, то смысл сказанного, как в "испорченном телефоне", исказили до полной противоположности. Что же нам, совсем уж дойти до абсурда, не понимая иносказаний? Так, блаженная Матрона Московская говорила: "Держитесь за мою пяточку и спасётесь!" Разумеется, она вовсе не советовала в прямом, физическом смысле держать её за пятку - да ещё и в качестве единственного способа спасения.
То же самое - в случае с преп. Серафимом Саровским. "Канавка вырастет до неба, и антихрист её не перейдёт". Надо понимать глубокие иносказания святых! Полагаю, что "Канавка" - это символ заступничества за нас Божией Матери вообще где бы мы ни находились. Если понимать в этом смысле, антихрист уж точно никогда такую защиту не преодолеет! Пусть фонтан смывает апокрифы! Дивеево в очередной раз зримо меняется, как не раз менялась и Россия... На смену всему апокрифическому рано или поздно является настоящее.
Теперь здесь хорошо - просто потому, что хорошо. Не потому, что задумываешься над тайнами пророчеств, над "последними временами", над всем, что не нашего ума дело... а потому что ночь - как пасхальная. Потому что звёзды на небе и лампадки на земле. Потому что фонтан и ангелы. Потому что много людей - а на душе тишина. Потому что новый собор построен. Потому что ещё что-нибудь построят. Потому что ты всё это видишь. Потому что Бог нас видит. "Христос вокресе, радость моя!"
Не хочу разгадывать тайны - пусть так и останутся тайнами.
Пресвятая Богородице, спаси нас!
Арзамас
От Выездного до Соборной площади. Храмы-исполины
Уникальный по своей архитектурной старине Арзамас обычно так же незаслуженно забывается (или, вернее, "пролетается") всеми путешествующими в Дивеево, как Калуга - путешествующими в Оптину. Из всех малых городов России можно сосчитать по пальцам те, которые хоть отчасти сопоставимы с Арзамасом по числу, размерам и удивительной красоте церквей. На 100 с небольшим тысяч населения здесь сохранилось 18 храмов. Многие из них являются признанными шедеврами своих эпох. Благодаря им, город стал "архитектурной энциклопедией" немного-нимало всего 300-летнего романовского периода в истории России. Великолепно сохранилась и гражданская застройка.
Как метко выразился один мой ученик, 14-летний подросток, любящий путешествовать, Арзамас его "поразил своей законсервированностью".
Есть города, гораздо более древние по времени основания, но сохранившие куда меньше архитектурных памятников. Арзамасу, недавно отметившему "всего-то" 440-летие, в этом смысле невероятно повезло.
1578 - первое упоминание русской крепости с таким названием: условно принятая историками дата её основания. Крепость была большая - об 11-ти башнях и 4-х воротах - но целиком деревянная, так что полюбоваться ею после пожара 1726 года мы уже не можем. Более древняя история этого места вообще тонет во мраке преданий. Поселение мордвы-эрзя существовало здесь как минимум с ХIII века. Само название Эрзямас (так оно когда-то произносилось) означает: "мордвин-эрзянин". Иногда писали "Орземас" - есть такое имя: возможно, так звали легендарного основателя.
Другая легенда указывает на основателя по имени Теш. Вот откуда, очевидно, произошло название главной городской реки - Теша. Говорят, что мордва бежала сюда от нашествия Батыя. Эрзянский городок просуществовал более века и был разорён татарским ханом Булат-Тимуром около 1365 г. Впрочем, даже в 1552 г. шедшего на Казань Ивана Грозного на этом месте, по преданию, встречали какие-то эрзянские жители, доброжелательно настроенные к врагу своего врага.
Так или иначе, приходится в очередной раз констатировать, что Россия - многонациональная страна, и даже наши самые "исконные" русские города чаще всего имеют финно-угорские названия. Иногда, как вариант, - татарские. Соседнее Дивеево было, по-видимому, вотчиной некоего мурзы Дивея.
Город рос, терял значение крепости, но всё больше приобретал роль колоссального центра торговли. Здесь пересекались важнейшие тракты: от Москвы на восток, от Нижнего Новгорода на юг... Да и Макарьевская ярмарка была совсем рядом. А где ярмарки и купцы - там и богатейшие церкви!
"В отношении церковной архитектуры Арзамас является городом, где в XVIII - XIX веках воздвигались сооружения чисто столичного масштаба, перед которыми даже московские церкви этого же периода кажутся провинциальными" - писал известнейший искусствовед и реставратор Н.Померанцев в 1926 г. С небольшим уточнением, что речь идёт о допожарной Москве (до её колоссальной перестройки 1820-40-х годов), можно согласиться, что это поразительно точное определение. Мы имеем дело с настоящим "арзамасским феноменом" в русской архитектуре.
Как минимум, несколько храмов города по своим размерам и величию могут претендовать на звание кафедральных соборов всероссийского значения. О колоссальном Воскресенском соборе (одном из самых больших и величественных в нашей стране за пределами Москвы и Петербурга!) мы ещё поговорим подробно. Но совсем недалеко, в пригородном селе Выездном (то есть практически в черте города) стоит его "предтеча" - Смоленский храм, который моложе его всего на несколько лет. При его строительстве и оформлении были "опробованы" все те черты, которые потом в увеличенном виде предстанут в грандиозном сооружении на Соборной площади. Поэтому знакомство с арзамасскими храмами я начал именно с него.
Между заливными лугами речки Теши и большим селом Выездным стоит могучим классическим монолитом видный издалека, живописно открытый с трёх сторон многоколонный белый храм соборного типа. С пятью огромными полусферическими куполами, с изящными портиками со всех сторон - несомненный шедевр XIX века. Но, при этом почему-то с высокой и тонкой шатровой колокольней в стиле XVII века. И - никакой дисгармонии! Удивительное, редчайшее сочетание, но здесь оно смотрится... как будто так и надо. На всю жизнь запоминается головокружительна панорама полей с единым собирающим центром - этой невесть откуда взявшейся доминантой. Очень похоже, будто и не зодчие её возвели, а замечательный художник в пейзаже дорисовал, как самый необходимый элемент.
История этого арзамасского пригорода с его "собором" необычная. Вообще-то, нынешнее село - бывшая казачья Выездная слобода, лишь немногим более молодая, чем сам Арзамас. Царским указом сюда было переселено 600 казаков для несения дозора на засечной черте, пролегавшей вдоль Теши. Крепость и засечная черта были тесно взаимосвязаны. Жителям не удалось сохранить свои казачьи вольности, и уже в XVII веке Выездное стало помещичьим селом богатейшего рода Салтыковых.
Тем не менее, строить огромный храм на месте двух прежних обветшавших церквушек начал, как ни странно, вовсе не помещик, а его крепостной крестьянин Иван Гостьков. Обычно ему посвящают самые проникновенные строки во всех описаниях истории этого места.
"К началу XIX века в селе Выездное было две ветхих церкви, и прихожане ходатайствовали о дозволении построить им новый храм. Разрешение было получено в 1803 году. Новая церковь строилась 12 лет. На момент постройки это был самый большой храм в Нижегородской губернии.
Организовал строительство крепостной крестьянин Иван Гостьков, прослуживший ктитором 26 лет. Будучи человеком бездетным, он все свои средства отдал на возведение новой церкви. Но, так как их было недостаточно, он нашел себе компаньона, крестьянина этого же села, Ивана Чеснокова. Они устроили кожевенный завод с условием, что всю прибыль будут употреблять на постройку церкви. Строительству деньгами помогали и другие жители села. Богатый вклад внес владелец Выездного Михаил Салтыков.
Из уважения к заслугам Ивана Гостькова, Салтыков освободил его из крепостной зависимости, а епископ Нижегородский и Арзамасский Моисей, совершавший освящение храма в 1815 году, выразил особую архипастырскую признательность за его труды."
Гостьков похоронен у алтаря построенного им собора. Надгробие его - одно из самых необычных, какие я когда-либо видел. Три скульптуры практически в натуральный человеческий рост раскрашены в естественные краски - распятого Христа, Ангела и самого Гостькова. Они видны издалека и составляют незабываемую композицию. Немолодой крестьянин стоит на коленях перед Распятием, а Ангел с высоко поднятыми крыльями одну руку покровительственно простирает над его головой, другой указывает на Распятого Христа.
Церковь возвели с 1803 по 1815 г. На момент постройки это был один из крупнейших храмов России. Так в селе Выездном совершилось чудо - не сверхъестественное, а вполне рукотворное. Но от этого ничуть не менее удивительное. Храм, действительно, колоссальный: 27 на 17 саженей, что составляет примерно 57,5 на 36 метров. Померанцев прав: таких храмов не знала тогда даже Москва! При этом он не кажется ни громоздким, ни подавляющим. Во всем его облике, пропорциях, оформлении достигнута та высокая гармония... которая вообще-то не слишком характерна для церквей классицизма - и потому удивляет вдвойне.
Переход громадных полусферических куполов в своеобразные вазоны, держащие шары, подобные царской державе, сразу делает и главы, и всё сооружение более легким, изящным. В облике храма немало таких интересных находок. Дополнительно "смягчает" общий силуэт и добавляет ему устремленность ввысь тонкая, издали почти стреловидная колокольня, превосходящая по высоте главный купол. Я уже упоминал, что всеми своими чертами она копирует XVII век. Но возведена была в 1721 году - и осталась от прежних разобранных церквей. Дополнительное своеобразие этой примерно 50-метровой звоннице придают действующие часы. Нижний ярус скромно, но очень изящно украшен кирпичной бахромой, в лучших традициях "узорочья" той эпохи.
Чугунная ограда храма, охватывающая огромную территорию, - одна из лучших для своей эпохи. Пожалуй, она украсила бы даже Петербург. 16 копий-лучей, расходящихся из каждого круга-звена - строгий узор, идеальный для классицизма. Этот же орнамент повторяется и на сохранившихся оконных решетках.
Даже чугунные плиты крыльца украшены изысканным узором-барельефом: чашеобразные вазы с расходящимися виноградными лозами. Такие же красивые лестничные плиты (правда, чуть с другим узором) я встречал, пожалуй, лишь в Калуге. - у древней церкви св. великомученника Георгия. По таким ступеням поднимаешься - и уже непроизвольно настраиваешься на что-то совершенно особое, чудесное, небывалое, что ждёт тебя внутри. У входа - памятная доска в честь убиенных священников этого храма: иерея Серафима Кондрашова и Александра Смирнова, расстрелянных по приговору "тройки" НКВД в один день, 1 ноября 1937 г. Это одно из очень многих на здешней земле напоминаний о страшной, репрессивной эпохе. Хотя, сам храм, несмотря на эти аресты, действовал ещё до 1941 г., закрылся перед самой войной..., а уже в 1942 г. вновь был открыт. Это достаточно уникальный случай действовавшего почти всё советское время, без всяких разорений и грабежей, собора такого масштаба! Итак, интерьер сохранился первозданный. В нём действительно, открывается высь, красота, простор, чудо... Храм - как сама Жизнь!
Сочетание могучих каменных стен и тонкого, словно бы распушённого резными лучиками, как лучинками, деревянного иконостаса - вообще особенность наших храмов, но здесь оно оставляет какое-то особенно трогательное, тёплое и живое ощущение. Тут даже отдалённо не чувствуется ничего "музейного", мемориального, сувенирно-античного.
Как заросшая кувшинками маленькая Теша совсем не похожа на Неву, так здешний "сельский собор" (поразительно даже само словосочетание!) чрезвычайно далек по духу от гранитно-мраморного Исаакия... и это констатируется без всякой попытки принизить тот или другой. Просто здесь самый центр "исконной России" - и даже классицизм на её просторах преломляется. Как прежде преломилось на множество школ и стало "русским" итальянское барокко. Естественно, что и все мастера здесь были свои, местные.
Как раз за год до строительства этой церкви, в 1802 г., в Арзамасе открылась художественная школа - первая в провинциальной России и потому уникальная. По имени основателя, академика живописи Александра Ступина, её стали называть Ступинской. Самым знаменитым её выпускником стал впоследствии передвижник Василий Перов. Во многом школа специализировалась на монументальной. Так что и Смоленскую церковь в Выездном, и беспримерный по размерам Воскресенский собор расписывали местные художники. В этих двух самых больших храмах их живопись великолепно сохранилась до наших дней. В остальных арзамасских церквях, где интерьеры в ХХ веке были разорены, она, к сожалению, не уцелела.
Смоленский классический храм, ровесник Казанского в Санкт-Петербурге, был расписан, в отличие от него, в самой светлой и нежной гамме. Переливы на сводах белого, голубого, розового и сиреневого оттенков - как небо в разную погоду. Небесный свет полустертых фресок смотрится незабываемо, и этот огромный собор, под "небом" кажется центральной площадью какого-нибудь античного городка... Вполне можно представить, что именно на такой площади проповедовал апостол Павел, говоря о "неведомом" Боге, который оказался вдруг и ведомым, и Живым. Настоящий храм, к какой бы эпохе он не относился, наверное, и должен содержать две "вещи": развернутое небо в интерьере. И ведомого Бога.
На сводах невероятно много треугольников, но... здесь, в этой благодати, всё автоматически обретает подлинный смысл, и любые треугольники вновь становятся символом Троицы, а вовсе не масонских мистерий. Здесь ничто не мешает и не может мешать. Здесь - Бог.
Я вдруг почувствовал очарование храма начала XIX века, как прежде чувствовал очарование храмов Московской Руси. Важна не эпоха - важна Вечность. Либо она присутствует через благодать, либо не присутствует. Третьего не дано. Но если она есть, то объяснять и оправдывать уже ничего не надо. Здесь не хочется спорить и рассуждать о западничестве и славянофильстве, об их извечном конфликте, о влиянии Просвещения и масонства, о том, Европа мы или Азия?... Здесь просто наслаждаешься благодатью и дышишь будто другим воздухом.
В чём секрет бесконечного обаяния этого храма? Высота, размах, какая-то петербургская торжественность - и при этом, как ни удивительно, простой, народный дух во всём: чувствуется, что церковь глубоко намолена, а многие святыни гораздо древнее самой приютившей их постройки начала XIX века. Итальянский Ренессанс (задержавшийся на несколько столетий и преломившийся на северной почве) плюс простецкая атмосфера Московской Руси XVII века, где любимый в народе деревянный "Христос в темничке" стоит под стеклом буквально в паре метров от величественно-классического иконостаса. Уголок не то Петербурга, не то Рима, не то Флоренции - в старом казачьем селе в самом центре нижегородской глубинки... А кругом поля, речка Теша, иван-чай только что зацвёл, и несколько его островерхих розовых побегов вдруг "выстрелили" прямо между классических колонн на паперти самого храма.
Почему-то в таких храмах всегда чувствуешь невыразимую любовь. Не кого-то к кому-то, а Божию. Ко всему свету. Как в Угличе. Как в Муроме. Как в Троице-Сергиевой Лавре...
Кто, как в детском мультике, ищет Счастья по лесам и оврагам, может найти его здесь.
Главная святыня храма - Смоленская Семиозерная икона Божией Матери. Для меня, приехавшего из Казани, это стало открытием: узнать, что древнейший список Семиозерной оказался за 400 километров от нашего края. Семиозерную икону, в отличие от Казанской, относительно мало знают за пределами нашего региона. Тем удивительней было услышать, что здесь её чтят вот уже три с половиной века.
Прославление иконы связано со страшной эпидемией чумы 1654 г., прокатившейся по всей России и унесшей во многих регионах не менее половины населения. Уверяют, что в Казанском уезде умерло более 40 тысяч человек. Монахине Мавре был вещий сон, что избавление придёт от иконы Божией Матери из Семиозерного монастыря... Действительно, после многотысячного крестного хода с этой иконой эпидемия в Казани пошла на спад, а после повторного хода практически прекратилась.
Казанским воеводой был тогда боярин Михаил Михайлович Салтыков - владелец Выездного. В то время воевод (по-нашему "губернаторов") обычно присылали издалека "на кормление" и старались надолго в одном регионе не задерживать, переводя с места на место, чтоб не осели в том или ином городе совсем как владетельные князья - чтоб "кормление" не превратилось в полное разорение для города и края. Многие поместья этих служилых людей, как правило, располагались очень далеко.
Поскольку "моровая язва" свирепствовала везде, к Салтыкову пришли его крепостные из Выездного с известием, что и у них болезнь косит людей повально - нельзя ли прислать хоть список той чудотворной иконы, что спасла Казань. Салтыков повелел сделать точную копию и послал в свою вотчину. По прибытии иконы эпидемия в Выездном прекратилась. Впоследствии этот список 1655 года прославился другими чудесами и исцелениями.
Есть в храме икона XVII века из Казани, а есть и Распятие того же времени... но из Испании. Князь Василий Салтыков, бывший русским послом в разных странах Европы, в 1770 г. получил в дар от саксонской принцессы живописное изображение "Распятия" - кисти Мурильо, известнейшего испанского художника позднего Возрождения. Это произведение оценили тогда в 14.000 рублей серебром. До сих пор оно висит в алтаре храма.
Каких только чудес тут не встретишь!
В облике этого города как-то легко и виртуозно преодолевается "конфликт" классицизма, барокко и посадского зодчества XVII века. В теснейшем симбиозе разных элементов ни один не кажется инородным. Может, неслучайно я начал описание с Выездного - в его облике и духе это как-то особенно заметно. К тому же лучшая панорама Арзамаса открывается именно отсюда.
Город здесь начинается сразу. Как сказка... причём, без присказки... Хотя нет: присказкой, пожалуй, было как раз Выездное.
Над зелёной тучей холма арзамасские церкви расставлены длиннейшей диагональю, чуть приближаясь слева, чуть отдаляясь справа. Все они очень разные - похожих нет! Ближе и шире всех надвигается, господствуя в панораме, как флагман, огромный Воскресенский собор. Дальше расставляют в пейзаже свои вертикали, поднимая паруса, церкви более тонких очертаний. Если сравнение этой необычной линии с эшелоном было бы грубым, то с кильватерным строем небесных кораблей - наверное, в самый раз. "Видишь небо, а на небе - корабли..."
Хотя стены деревянной крепости не сохранились, по самой концентрации церквей на холме отчётливо видно её расположение. Это характерный для многих древних городов ярко выраженный кремль без стен, но с куполами. Сверкающая церковная корона на месте деревянного града. Она его естественным образом заменила. При всём различии Арзамаса и Рязани, Арзамаса и Переславля-Залесского, Арзамаса и Алатыря, сакральный церковный принцип формирования их центра поразительно схож.
Причём, здесь исключительно все церкви, кроме Воскресенского собора, не раздались вширь, а устремлены вверх, под стать выпустившему их в небо холму. Поэтому Арзамас кажется городом сплошных башен настоящим православным аналогом Праги, Риги или Таллина. Этот перемигивающийся куполами архитектурный букет на холме - грандиозный пример церковно-городского ансамбля, сложившегося за несколько веков, стихийно, без всякого единого замысла... и, тем не менее, поражающего откуда-то взявшимся единством. Он уникален даже по меркам центральной России, где города - один другого краше., где вообще-то можно увидеть ВСЁ и потому не удивляешься уже ничему... Но Арзамас даже и на этом фоне как-то сохраняет способность удивить!
Купола - золотые, зелёные, голубые со звёздами, серебристо-железные и просто чёрные; барочные, классические, луковичные; парящие на огромной высоте и еле проглядывающие в низинах... - если б кто-то, с самой бурной фантазией, нарочно захотел придумать сказочный город, у него едва ли бы так "убедительно" получилось. Да, это именно - убедительная сказка. Прописавшаяся в настоящем древняя былина.
Говорят, Ротшильд, посетив Суздаль в 60-е годы, сказал: "Я богатый человек, но если б мне дали Суздаль в аренду на несколько лет, я бы удвоил своё состояние". Легенда это или нет, но именно с тех пор советское руководство начало всерьёз разрабатывать туристический маршрут "Золотого Кольца" и худо-бедно приводить в относительный порядок хотя бы несколько избранных городов, подобных Суздалю. Арзамас, к сожалению, в их число не попал - да и был он городом полусекретным, закрытым для иностранцев...
И всё же интересно: что сказал бы Ротшильд, увидев хоть раз Арзамас!? И как его слова могли отразиться на судьбе этого ничуть не менее заповедного и живописного города, чем Суздаль? Пожалуй, даже более изысканного и совершенного в архитектурном плане.
Глядя на этот холм, когда-то увенчанный многобашенным деревянным кремлём, невольно задумываешься о богатой и бурной истории города-крепости... Конечно, все внешние войны обошли его стороной. Зато внутренние оставили о себе память буквально на каждом шагу - надо только иметь ключ от этой дремлющей памяти. Если он есть, удаётся с ходу "узнавать" места, которые видишь первый раз.
В Смуту арзамасцы вели себя очень активно и воинственно. Лжедмитрия I они, как и вся Россия, горячо поддержали, искренне считая законным царём. А вот за вторым Самозванцем уже не пошли. С войском Лжедмитрия II они отважно сражались в 1608 г. под Зарайском - в том бою погибло 300 арзамасцев, что по меркам малых городов того времени составляло гигантские потери. Обескровленный, лишившийся значительной части взрослых мужчин, Арзамас навеки запомнил тот трагический бой: могилу и часовню для поминовения павших можно увидеть до сих пор.
Прошло ещё несколько десятков лет. Казалось бы, где Дон, а где Арзамас, но боевая история этого города тесно связана с Разинщиной.
В период Крестьянской войны Стеньки, в окрестностях Арзамаса действовали сразу несколько многотысячных отрядов. Но города они не взяли - слишком много здесь было правительственных войск. Мало того, можно сказать, именно здесь размещался штаб подавления восстания - во главе с чрезвычайно жестоким и энергичным Долгоруковым.
Сюда свозили на расправу многих пойманных повстанцев, и говорят, в Арзамасе их было казнено до 11 тысяч. Вот тебе и эпоха "Тишайшего" Алексей Михайловича! Конечно, сам царь здесь не был и лично никого не судил. Но всё же невольно задумываешься. Если мы часто вспоминаем Новгород в связи с опричниной Ивана Грозного, а Углич - в связи с массовыми расправами Бориса Годунова, то Арзамас - ничуть не менее пронзительно-трагичный город в древнерусской истории. По количеству жертв от рук собственного режима он даже превосходит в несколько раз и Новгород, и Углич.
Как и в случае с большинством народных восстаний, не знаешь, чему удивляться больше - разудалой лютости повстанцев или садистской жестокости по отношению к ним самим? Наверное, это - две стороны одной медали.
Кстати, именно в селе Выездном родилась самая необычная атаманша всех времён - беглая монахиня Алёна. Родилась в казачьей семье, что, видимо, отчасти и определило её боевой характер. Замуж вышла, как это чаще всего водилось, не по своей воле. Довольно быстро овдовела и ушла в арзамасский Свято-Никольский монастырь, но... видно, тоже "не по своей воле" - скорее, как дань традиции, по которой вдове вроде бы положено принять постриг.
Когда Алёна бежала из монастыря, сведений нет, но в 1670 г. она вдруг появляется на арене истории во главе отряда повстанцев, который рос, как снежный ком. Сначала в нём было 300-400 удальцов, потом 700, потом около 2000. Атаманша разбила отряд арзамасского воеводы Леонтия Шайсукова, взяла город Темников и целых 2 месяца управляла им. Это был пик её короткой, буйной карьеры. После захвата Темникова бежавший оттуда Веденяпин доложил, что в самом Темникове стоит 4000 "воровских людей", а по дороге к Арзамасу ещё 8000 "с огненным боем" (то есть, с пушками и пищалями).
Но эта многотысячная банда только по численности напоминала войско, и против настоящего войска не продержалась и дня. 30 ноября Долгоруков разгромил повстанцев, а 4 декабря Алёна была сожжена на главной площади Темникова.
Всего через 7 лет после её гибели, в 1677 г., некий Иоганн Фриш издал в Германии брошюру, где описал легендарную атаманшу так: "Через несколько дней после казни Разина была сожжена монахиня, которая, находясь с ним [заодно], подобно амазонке, превосходила мужчин своей необычной отвагой. Когда часть его войск была разбита Долгоруковым, она, будучи их предводителем, укрылась в церкви и продолжала там так упорно сопротивляться, что сперва расстреляла все свои стрелы, убив при этом ещё семерых или восьмерых, а после того, как увидела, что дальнейшее сопротивление невозможно, отвязала саблю, отшвырнула её и с распростёртыми руками бросилась навзничь к алтарю. В этой позе она и была найдена и пленена ворвавшимися [солдатами]. Она должна была обладать небывалой силой, так как в армии Долгорукова не нашлось никого, кто смог бы натянуть до конца принадлежавший ей лук. Её мужество проявилось также во время казни, когда она спокойно взошла на край хижины, сооружённой по московскому обычаю из дерева, соломы и других горючих вещей, и, перекрестившись и свершив другие обряды, смело прыгнула в неё, захлопнула за собой крышку и, когда всё было охвачено пламенем, не издала ни звука."
По другой, куда более прозаической версии, атаманшу схватили и выдали Долгорукову сами темниковцы, натерпевшиеся от разинских грабежей - и никакого героического последнего боя в церкви не было.
По донесениям Долгорукова, у Алёны нашли "воровские заговорные книги и коренья": она "портила людей", и потому, в отличие от остальных пленных, которых просто повесили, беглую монахиню, считавшуюся колдуньей, сожгли.
Алёне Арзамасской посвящено с полтора десятка исторических романов, пьес, поэм (в том числе знаменитого поэта Д. Кедрина), и даже, как минимум, один балет Н.В. Кошелевой. В мордовском музее стоит изваяние Алёны работы знаменитого скульптора Эрьзи. Иногда её называют русской Жанной д`Арк, но по-моему, это просто нелепость и кощунство. Жанна была святой и спасла свою страну. Алёна Арзамасская была разбойницей и никого ни от чего не спасала и не освобождала.
Места массовых захоронений казненных разинцев известны доподлинно. Они расположены выше по течению всё той же речки Теши и именуются в народе Ивановскими буграми (хоронили в общих безымянных могилах - "божедомках", - которые снаружи смотрятся как простые бугорки. Я был в тех местах несколько лет назад, когда остановился по дороге в Дивеево в гостинице в Ивановском микрорайоне Арзамаса - бывшем селе Ивановском. Меня поразила тогда странная и грустно-живописная долина Теши - овражно-бугристая, с посёлком наверху и неоглядными полями внизу.По краю речной долины, чуть вытянутая, как белый корабль, стояла церковь Иоанна Богослова (1865 г.) давшая название селу, и всей местности. Над лугами с многолетними золотистыми травами её простенький, но очень изящный пятиглавый силуэт смотрелся так выразительно, что я даже не знаю, с какими ещё шедеврами зодчества её можно сравнить по этой вписанности в холмисто-речной, переливающийся, будто акварелью писанный пейзаж. Кстати, от неё прекрасно виден вдали могучий храмовый комплекс в Выездном. А вот если смотреть из Выездного, маленькую Ивановскую церквушку разглядеть на расстоянии гораздо сложнее. Да, места исторические...
Теша течёт с юго-востока на северо-запад - параллельно Волге, но в обратном направлении - прорезает мордовские земли и впадает в Оку чуть ниже Мурома. Река так удобна для обороны, словно её специально здесь "начертили". В XVI-XVII веках вдоль неё тянулась засечная черта. Так что Арзамас был не просто крепостью, а главным узлом единой защитной линии, прикрывавшей и Нижний, и устье Оки, и все выходы к Волге.
Арзамас - один из многочисленных древнерусских городов, что стоят на маленьких и ныне уже совершенно не судоходных речках. В этом смысле он являет полный контраст с соседним Нижним, облик которого навеки определили Волга и Ока.
Теша, впрочем, тоже поразительна. Она так густо усыпана белыми кувшинками, что едва веришь своим глазам: мы не привыкли к подобным "городским пейзажам". Тем, кто путешествует через Арзамас на своём авто, обязательно стоит хоть ненадолго приостановиться за мостом и полюбоваться городом. Ну, и разумеется, рекой. Лучшая панорама Арзамаса, как я уже говорил, открывается именно отсюда. Теша очень резко отчеркивает город, как магической чертой, и на левом её берегу сразу начинаются поля. Так что гору, сказочно усыпанную куполами, видно в этих полях ещё за несколько километров.
За всю свою историю Арзамас совсем не рос на запад, зато колоссально распространился на восток - почти как маленькая копия России (кстати, то же самое произошло почему-то и с Сергиевым Посадом).
Если, перейдя мост свернуть налево, попадёшь на удивительную, покатую улочку, застроенную по обеим сторонам, как ступеньками, живописными Торговыми рядами. Поднявшись по этой старой, как сам город, улочке-горке, сразу же попадаешь на Соборную площадь - сердце Арзамаса, великолепное и по-столичному торжественное место. Пожалуй, огромную ширину площади задали именно выходящие на неё с трёх сторон храмы - в первую очередь, громада Воскресенского собора.
Собор занял всю её западную часть и определил её облик - как Царский трон определяет облик тронного зала. Только здесь, похоже, речь о Царе Небесном. На этом месте всегда, от основания города, стоял храм. По первым писцовым книгам XVI века, это была деревянная церковь Михаила Архангела. Когда наступил "золотой век" Арзамаса, и один за другим стали воздвигаться величественные храмы по соседству, городское общество решило, что уж сердце города должно быть отмечено самым большим собором, какой только под силу построить. Главный собор и называться должен по главному празднику Церкви Воскресенским, а один из приделов пусть сохранит прежнее название Михаило-Архангельского.
На решение о начале строительства повлиял и грандиозный патриотический подъём, царивший в России после победы над Наполеоном. Во многих путеводителях арзамасский собор называют памятником победы в Отечественной войне 1812 г. Как ни долго его строили (с 1814 по 1842 г), а всё же из-за отсутствия дрязг и скандалов со сменой архитекторов, управились почти на полвека быстрее, чем в Москве с Храмом Христа Спасителя.
Возможно на решение возводить собор, невзирая ни на какие траты, таким беспримерно огромным, повлиял пример соседнего Выездного. Ведь получалось, что в пригородном селе появился храм, гораздо больше, роскошней и богаче, чем главный городской собор! Такого самолюбивое и очень ревностное к Церкви местное купечество допустить не могло. И началось, в хорошем смысле слова, "соревнование".
К тому же, с какой это стати дворянский, помещичий храм должен быть больше купеческого!? Или купцы беднее? Или скареднее? Или меньше любят Бога? Не бывать такому! Если в помещичьем селе стоит собор, как в большом губернском городе, то уж в городе должен стоять собор, как в самом Петербурге. Или даже больше!
Строили храм, действительно, "всем миром". Жертвовали всё, что могли, и богатейшие купцы, и простые горожане. Запоминается показательная история: когда стало известно, что не хватает дорогих паркетных досок, один купец, не колеблясь, приказал ломать пол в своём доме и везти в "дом Божий".
Кстати, эта жертвенность людей неуловимо чувствуется в духе собора. Он, действительно -дар Богу от всего города. Говорят, на освящении его, состоявшемся в 1842 г., присутствовало около 12 тысяч человек.
Длина и ширина собора (вместе с портиками, придавшими ему вид греческого креста) одинакова - по 30 саженей, что составляет почти 64 м. Высота - 22 сажени (около 47 м.). Непередаваемый колорит огромному храму придаёт лес колонн - их по 12 в каждом из четырёх портиков: итого 48 колонн 13-метровой высоты.
Собор не кажется тяжеловесным не только оттого, что весь рассечён вертикалями колонн, но и от обилия огромных окон. Главный купол опирается на 12 оконных арок, а в четырёх боковых барабанах - по 8 окон.Автором проекта собора стал Михаил Петрович Коринфский. Он больше известен в истории как казанский губернский архитектор, один из лучших мастеров классицизма в России, соавтор (вместе с Пятницким) уникального по цельности ансамбля Казанского университета (1825 - 30 гг.). Похоронен он также в Казани. Но родился - в Арзамасе. И вот - в городе своего детства он возвёл самый грандиозный собор, навеки прославивший Арзамас. На тот момент сопоставимые по размерам соборы имелись лишь в Петербурге, да и то всего два - Казанский и недостроенный Исаакиевский. Остальные, даже столичные храмы (включая Троицкий в Александро-Невской лавре) уступали арзамасскому. Маленький городок удивил всю Россию.
Такие места вообще имеют особенность удивлять.
Ты каждый раз как иностранец Сквозь рощу портиков идёшь, -
писал Мандельштам о петербургском Казанском соборе. Там, правда колонн ровно вдвое больше - 96. Но ловлю себя на мысли, что это гениально описанное поэтом чувство сполна ощущаешь и здесь - почти за полторы тысячи километров от Петербурга.
Тем более, что Коринфский считается учеником Воронихина - архитектора Казанского собора.
Я подошёл к гигантским дверям. Глубина и необъятная мощь прямо-таки высвечивали изнутри насыщенной золотистой тенью. К сожалению, уникальный собор на 4 года был закрыт на реставрацию. Но все три его двери были специально заперты лишь решетками, чтоб все желающие могли хотя бы снаружи, от входа, полюбоваться потрясающим интерьером.
Открывались колоссальные галереи-нефы, расчерченные рядами внутренних столпов, очень высокие и исполненные смягчённым светом. Своды были величественны, как триумфальные арки. Парящие в воздухе роскошные паникадила как бы подчёркивали высоту и простор. Потоки Солнца из многочисленных огромных окон очень гармонировали с колором изысканных настенных росписей, кажущихся объёмными.
Именно ради иллюзии этой объёмности, все фрески были задуманы двухцветными, чёрно-белыми - как свет и тени на барельефах. А ещё точнее, желтовато-кремово-коричневыми, под цвет древнего камня. Вообще интерьер производил впечатление мягко-золотистого - матово-светящегося.
Строго соблюденная стилистика, подчинение всего единому замыслу поражало не меньше, чем сами исполинские размеры этого светлого церковного грота. Это был действительно апофеоз классицизма - антология всей завершенной полностью, сложившейся эстетики целой эпохи... как бы мы сейчас к ней не относились.
И опять-таки, всё, что мы здесь видим - местное, арзамасское. Монументальные росписи собора, состоящие из 14 огромных сюжетных композиций, выполнили выпускники Ступинской художественной школы Серебряковы. Иконостас в типично классическом стиле - с полуколоннами и полуротондами, - местные же мастера-резчики братья Ломакины.
Потрясает то, что всё это сохранилось в первозданном виде! Реставрация идёт, в сущности, лишь косметическая. Воскресенский собор - гордость и, если так можно сказать, "аномалия" Арзамаса. Не только из-за размеров, архитектурной и художественной ценности, но ещё и потому, что он действовал почти всё советское время. Незадолго до войны его закрыли и обратили в музей, но уже в 1947 г. вернули Церкви. В последний год своей жизни о его возвращении горячо ходатайствовал патриарх Сергий, сам родом из Арзамаса: возможно, это, хоть и с некоторым опозданием, сыграло свою роль.
Так в Арзамасе и Выездном весь ХХ век продолжали действовать два самых больших и знаменитых собора.
2. Другие шедевры зодчества
От великих соборов начала XIX века нам придётся переходить ко всё более древним храмам. Но в прогулках по этому городу, где напластовались разные стили и эпохи, никак невозможно одновременно соблюсти географическую и хронологическую последовательность - либо ту, либо другую. Тем более, что и в "молодых" соборах хранятся чудотворные иконы и распятия, пришедшие из незапамятной древности.
От "золотого" для Арзамаса XIX века мы невольно начинаем обратный отсчёт. В 1794 г. на северной окраине Соборной площади возвели высокую барочную церковь в честь иконы Божией Матери "Живоносный Источник". Тогда ещё никто не знал, что вскоре она станет так называемым "зимним" собором при большом "летнем". Тот из-за огромных размеров очень трудно отапливать, поэтому на всё холодное время года он закрывается, а функции главного городского храма переходят к "Живоносному Источнику". Но сейчас он "временно исполняет обязанности собора" и в летнее время, потому что Воскресенский, как я уже говорил, закрыт на реставрацию.
Храм этот длинный и обширный - целая галерея о двух рядах столпов. Почему-то снаружи он совсем не кажется таким большим - наверное, по сравнению с громадой главного собора. В конце этой храмовой галереи, перед самым иконостасом, видишь справа огромное деревянно-скульптурное распятие, почерневшее от времени и с первого же взгляда производящее какое-то почти ошеломляющее по силе впечатление. Слева - тоже деревянная, но ещё более потемневшая от времени икона-скульптура "Николы Ратного" с коротким, почти символическим мечом, больше напоминающим нож. Это древнейшие святыни Арзамаса, и оба собора по сравнению с ними совсем молодые.
История чудесного обретения Животворящего Креста относится к XVII веку. Перед нами вечный, как мир, и горячо любимый во всех странах (но особенно в России!) сюжет о трёх братьях, из которых "младший вовсе был дурак", зато самый добрый и потому везучий. Жили в Арзамасе трое братьев Шаянских. Младший считался простоватым и вроде как блаженным, но очень любил Богу молиться. В отличие от многих сказок, старшие братья его не обижали, а наоборот, очень ценили за незлобивый нрав. Поехали все трое на Макарьевскую ярмарку. Двое старших торговали, а младший молился в Макарьевском монастыре. Отстояв литургию, он пошёл по берегу и вдруг увидел лодку с огромным Крестом, который ему сразу очень захотелось купить. Но своих денег у него, конечно, не было ни гроша. Хозяин лодки сказал: "Крест возьми сейчас, а деньги отдашь потом".
Младший принёс Крест, братья, увидев в этом Божий промысел, дали денег, но когда он пошёл расплачиваться, ни лодки, ни её хозяина, уже не оказалось - мало того, никто из расспрошенных, торговавших рядом, никогда её не видел. Все трое братьев поняли так, что это было явление Ангела.
Вдохновлённый невидимой силой, младший Шаянский весь путь до Арзамаса нёс Крест один, не чувствуя его тяжести. И это притом, что в обычном состоянии несколько человек с трудом поднимают этот Крест. Всю дорогу (110 км) он как-то прошел пешком за один день и ничуть не устал. Только внести Крест в дом всё равно никак не удалось, хотя для этого даже прорубили новые двери. При этих бесплодных попытках младший брат вдруг увидел свет от лика Христа. Все поняли, что Крест - явный небесный дар, - предназначен не для дома, а для церкви. Его пожертвовали в храм Илии Пророка, где он и стоял до самой революции, исцеляя Божьей силой многих больных. А в 1883 г. даже спас весь прилегающий к храму городской район от страшного пожара - едва Крест вынесли, ветер утих, и распространение огня прекратилось.
В Воскресенский собор святыня попала лишь в ХХ веке, в тот короткий период, когда там действовал музей атеизма. Музей канул в небытие - а собор остался, и святыня в нём осталась.
Скульптура же Николая Чудотворца XVI века попала сюда в советское время из Никольского женского монастыря, который расположен всего-то через площадь, на другой её стороне. Монастырь возрождён и полноценно действует, но сейчас главной святыней его стала чудесно обновившаяся (то есть посветлевшая без всякой реставрации) икона Божией Матери "Избавительница от бед страждущих". А Николай Чудотворец остался пока в соборе.
Если мужской монастырь поблизости (о нём мы ещё поговорим), древнее самого Арзамаса, то женский - практически ровесник города. По преданию, он основан в 1580 г. У женских обителей обычно бывали "строители" (так эти должности официально и назывались) - священники или богатые миряне, выступавшие инициаторами основания. Строителем Никольского монастыря стал местный житель Феофилакт Яковлев, позже принявший сан священника. Помог также игумен соседнего Спасо-Преображенского монастыря Сергий: именно он пожертвовал икону-скульптуру Николая Чудотворца.
Первый век монастырь оставался деревянным. В 1683 г. была построена каменная Никольская церковь. После пожара 1723 г. она была восстановлена в обновлённом виде и с тех пор почти не менялась. Второй сохранившийся доныне храм, Богоявленский, возвели лишь в 1811-13 гг. Монастырь никогда не был большим. Но благодаря нахождению в самом центре города и присутствию чудотворной иконы, всегда пользовался немалым почитанием.
Делаешь всего лишь шаг и после огромной Соборной площади - голый асфальт, ещё и раскалившийся в жару, как пустыня! - разом попадаешь в райский оазис. А весь рубеж - только маленький кирпичный заборчик. И арка ворот. Монастырский дворик совсем небольшой, но по богатству изысканных цветников кажется, что это Дивеево в миниатюре! Если в Дивеево есть фонтан "Троица", то здесь три точно таких же, только сильно уменьшенных, ангельских скульптуры окружают белое изваяние - чашу с голубями. Здесь всё, что видишь, выполнено с любовью и какой-то радостной, праздничной фантазией. Некоторые скамьи украшены по бокам деревянными медведями, словно это большие заводные игрушки.
Символические ограды высотой до колен в виде расправленных вееров обрамляют неправдоподобно яркие, астрономически прекрасные клумбы. Дорожки проведены так тонко и изящно, что ты буквально проходишь сквозь этот фейерверк красок: он не по бокам, а везде. Огромные кусты роз пылают кострами... И больше всего поражает как всё это, в таком количестве, здесь поместилось, на такой-то крошечной территории!?
Посреди комплекса стоит и тоже будто цветёт белоснежный, весь в узорах, Никольский собор 1723 г. - единственный сохранившийся в Арзамасе памятник раннего русского барокко начала XVIII в. Остальные многочисленные храмы барокко в этом городе относятся ко второй половине столетия и носят уже совсем другие черты. Здесь же мы видим традиционный восьмерик на четверике, обильно украшенный кирпичным узорочьем, все детали которого повторяют приёмы предшествующего XVII века. Жаль, что этот красивейший храм заслонен более поздними постройками, и снаружи, пока ты не зашёл во двор, видна только его одноглавая макушка. Издали очень трудно судить об изяществе и декоре одного из лучших в своём стиле храмов Нижегородской области.
Пышный фриз из пяти ярусов кирпичей, поставленных углом, нависающих друг над другом торосами и образующих подобие бахромы - явление обычное для арзамасской церковной архитектуры. Великолепен храмовый силуэт в целом - но одно удовольствие вглядываться и в отдельные мелкие детали: вдруг находить с детской радостью то одно, то другое оригинальное решение зодчих.
Отдохнув и полюбовавшись, со вздохом выходишь наружу. Соборная площадь Арзамаса стоит на высоком месте, так что с неё открывается потрясающий вид. Жарким золотом горят купола высоченного Благовещенского храма в стиле барокко, а чуть дальше зеленеет мощное пятиглавие Спасо-Преображенского собора мужского монастыря - самый древний в городе храм (1638-43). Перед нами - настоящий "учебник архитектуры" в трёх главах: XVII век - Преображенский собор, XVIII - Благовещенский, XIX - Воскресенский (интересно, что именно в таком порядке расположены в календаре и сами их престольные праздники... если, конечно отсчитывать время с лета, когда сюда приезжает большинство паломников). Одновременно это и "учебник географии". Древнейший Спасский храм типичен для Средней России. Роскошный Благовещенский - скорее, для Украины, а Воскресенский, который я уже описывал - настоящий уголок Санкт-Петербурга! Здесь же они составляют единый ансамбль.
Всё-таки никакие шедевры классицизма XIX века, как бы не впечатляли они своими размерами, не сравнятся с нарочито простым, пятиглавым, богатырским силуэтом храма первой половины XVII века. И непременно с зелёными луковками - как в моём любимом Ярославле. И непременно с шатровой колокольней - отдельно, но очень близко стоящей, так что уже издали ясно: они с храмом - единый ансамбль... Да всё это ещё и на покатом холме - лучше места просто не придумаешь!
Если б спросили: какой лично для меня главный шедевр Арзамаса, я бы не задумываясь ответил - Спасо-Преображенский монастырь.
Его собор - не только старейший храм Арзамаса, но и один из нескольких самых древних в Нижегородской области. Тяжелая для России I половина XVII века вообще оставила по себе не так уж много памятников. Здешний Спасо-Преображенский храм всего-то на несколько лет моложе древнейших сохранившихся в самом Нижнем: Михаило-Архангельского собора кремля (1631 г.) и Вознесенского в Печёрском монастыре (1632 г.). Учитывая, что в 1630-х годах, когда Россия только оправлялась от Смутного времени, строительных артелей высокого класса было не так уж много, можно предположить, что и в Нижнем, и здесь работали одни и те же мастера.
Что же касается самого монастыря, то он был основан ещё почти на век раньше (1556 г.) и связался в народном предании с Иваном Грозным. Примеров, когда монастыри появлялись раньше, чем города, в черту которых они потом вошли, довольно много в русской истории. Спасо-Преображенский Арзамасский - из их числа. Это один из бесчисленных на Руси памятников покорения Казани. Монастыри и храмы в благодарение Богу за ту победу возникали в самых разных уголках России. Но естественно, в первую очередь, в местах, непосредственно связанных с легендарным походом 1552 года. Арзамас, наряду с Муромом, Алатырем, Свияжском - одна из памятных вех на пути русского войска. Каждое из названных мест претендует на символическую роль "ставки Ивана Грозного" (даже если "ставка" - всего лишь один ночной привал). Поскольку подобных побед - завоевание целого царства! - Россия никогда прежде не одерживала, и для государства, и для Церкви та война имела совершенно исключительное, ни с чем не сравнимое значение.
То есть Спасо-Преображенский монастырь возник ровно тогда же, когда в Москве строился Покровский собор, а в Казани - Благовещенский. Эта обитель - точно на полпути меж Москвой и Казанью, - просто не могла не иметь глубоко символического, триумфального значения.
Не удивительно, что с этим самым древним местом в Арзамасе связаны различные народные предания. О многочисленных подземных ходах, о провалившейся в Спасское озеро церкви (хотя озерцо под монастырским холмом такое крохотное, что его можно заметить только вблизи - скорее, это камышовое болотце). В Нижегородской области знаменитый Светлояр вовсе не обладает монополией на "Сказание о невидимом граде" - есть озёра, куда меньшие, но тоже легендарные. По крайней мере, реальные храмы на этом месте - гораздо более древние, чем в окрестностях Светлояра. Так что может, поздние заволжские легенды - лишь слабый отголосок Арзамасских? Тут-то История, действительно, на каждом шагу: и земля, и вода ею пропитаны, даже придумывать ничего не надо!
Ансамбль монастыря, несмотря на маленькие размеры, стал одним из самых ярких и выразительных для своей эпохи. Спасо-Преображенский собор когда-то имел три крыльца, открытые закомары, а самое главное - купола, крытые деревянным лемехом (если хотите представить, насколько это красиво, откройте современные фотографии Соловецкого монастыря). Позже он был чуть перестроен и как бы "сглажен", но всё же сохранил основные черты храма XVII века.
К югу от собора стоит трапезная церковь Рождества Богородицы. По одному из антиминсов её условно датируют 1666 годом. На этот счёт ведуться споры, но все сходятся, что она возведена во II-й половине XVII века.
Миниатюрные куполки трапезной церкви, по контрасту с мощным пятиглавием собора, смотрятся изумительно. Издали своими размерами и мерцанием они напоминают цветные бусинки. Вообще давно заметил, что в "нерегулярных" архитектурных ансамблях самые живописные сочетания, как ни удивительно, даёт именно контраст размеров и форм. Поставьте крошечное рядом с большим, а луковки рядом с шатром - и получится самый лучший силуэт, какой только можно придумать.
На этой гармонии большого и малого держится и Макарьевский Желтоводский монастырь, и рязанский кремль, и многие другие шедевры - особенно XVII века.
Любой архитектурный ансамбль той эпохи трудно представить себе без шатровой колокольни. Стоит она и здесь - причём, восстановленная совсем недавно после страшной советской разрухи. Это единственная колокольня в шатровом стиле, украшающая сейчас Арзамас, не считая колокольни в Выездном. "Часов с боем" на ней пока нет, зато три яруса "слухов" нарядно обрамляют шатёр - 24 отверстия на восьми гранях, не считая больших арок самой площадки звона. Восстановление колокольни придало этому уголку Арзамаса исключительно древний, живописный и, главное, полностью завершенный вид.
Вообще шатёр и два пятиглавия разных размеров составляют вместе самый идеальный архитектурный силуэт Московской Руси.
Сейчас храм Спасского монастыря ещё не отреставрирован внутри, и все службы идут во временно приписанном к обители огромном Благовещенском соборе, стоящем почти впритык. Это главный маяк Арзамаса, издали светящийся в солнце пятью огнями. Во-первых, ни один другой храм в городе не устремлён на такую высоту. Во-вторых, ни у одного другого нет таких огромных, полностью позолоченых куполов. Да ещё и двойных по форме - луковок над полусферами, - как это характерно для барокко. Вместе с колокольней их шесть - шесть приземлившихся на высокие макушки Солнц. Кстати, эта колокольня - не только самая высокая в Арзамасе. До революции она была главной в городе по числу и размерам колоколов. На ней висели гиганты общим весом 1214 пудов (все остальные арзамасские колокола, от 30 с лишним церквей, вместе взятые, весили лишь немногим больше - около 1600 пудов).
Собор господствует над всем городским холмом своим белым, златоглавым, и будто выточенным из алебастра силуэтом. Это высотная и, если можно так выразиться, огненно-свечная доминанта Арзамаса. По схожести "почерка", ей бы стоять где-нибудь в Киеве над Днепром!
После разрушения собора в Сарове это, пожалуй, самый крупный и яркий памятник екатерининского барокко во всей Нижегородской области. Действительно, он поразительно похож на Успенский собор Саровского монастыря (1770-77 гг.). Только здесь стоит более тонкая усовершенствованная версия: у саровского два яруса огромных окон на четверике, здесь - три, из-за чего храм кажется более устремлённым в небо, а его купола с 8-гранными барабанами не "перевешивают" своей тяжестью основание, из которого растут. Более изящно, чем в Сарове, смотрится и типично арзамасская "бахрома" под куполами.
Благовещенский собор - воплощение совершенства. Все линии, силуэт и окраска - ровно такие, чтобы храм выглядел лёгким, несмотря на свою колоссальную высоту. "Высокое барокко!" Очень точное определение стиля, во всех смыслах. В смысле высоты зданий - и высоты мастерства. Максимально отточенного и достигшего вершины своего развития.
После долгого строительства, задуманного вскоре после посещения Арзамаса Екатериной II, храм был освящен в 1784 г. Его ктиторы - дворянин Иван Булгаков и священник Иоанн Андреев.
Считается, что создание именно этого шедевра открыло своеобразное "соревнование" между арзамасскими приходами в возведении максимально больших и красивых храмов. Что же касается интерьера, то здесь мы опять, как и в Выездном, встречаемся с типичным для Арзамаса примером 6-престольного храма. Просто до его постройки здесь стояли две деревянных церкви, каждая из которых, за счёт приделов, имела по 3 престола. Ни один из них не был забыт: в новом каменном храме совместили все шесть. На главном, втором этаже (который пока закрыт на реставрацию), кроме основного алтаря Благовещения, есть приделы Михаила Архангела и Иоанна Предтечи. В нижнем храме, где я отстоял вечернюю службу, в одном помещении действуют престолы: Трёх Святителей, Николая Чудотворца и Параскевы Пятницы.
Очень трудно назвать этот храм чем-то иным, кроме собора!
На площади перед южным его фасадом стоит памятник патриарху Сергию. Да и сама площадь носит его имя. Он первым встречает всех прибывающих в город на автобусе, поскольку главная автостанция расположена как раз на этой площади.
Арзамас - родина патриарха. Будущий Святейший (в миру Иван Николаевич Страгородский) родился в 1867 г. в Арзамасе в семье священника и жил здесь до 19 лет (до поступления в Нижегородскую семинарию). Это одна из самых ключевых фигур во всей Новой истории Церкви и в то же время, самая противоречивая, вызывающая максимум споров, конфликтов, диаметрально противоположных суждений. Без малого два десятка лет он был предстоятелем Русской Церкви в годы самых жестоких гонений - сначала как заместитель местоблюстителя патриаршего престола (при арестованном местоблюстителе Петре), потом как местоблюститель и, наконец, последний год жизни, в 1943-44 гг. - как Патриарх Всея Руси.
Многие радикальные церковные консерваторы, "зарубежники", "катакомбники" не могут простить владыке Сергию вынужденной лояльности к Советской власти - даже целое явление назвали по его имени "сергианством". Более взвешенные оценки сводятся к тому, что в то время это была единственная возможность Церкви выжить, не уходя совсем в подполье, в сектантство, сохранив за собой хотя бы некоторые храмы.
Как бы то ни было, арзамасцы по праву гордятся своим великим земляком. Что же до распрей и споров, то они, к сожалению, были и будут всегда. Нижегородская земля дала Церкви двух патриархов - Никона в XVII веке и Сергия в ХХ, - и символично, что раскол (хотя и по разным причинам) совершился и при том, и при другом.
Сколько всё-таки знаменитых людей самого разного характера и направления деятельности повидал за века Арзамас! Боевой, торговый, промышленный, церковный город...
По другую сторону той же площади, в низине, стоит довольно высокая классическая башня Владимирской церкви 1802 г. Здесь всегда была ремесленная слобода, и её построили меховщики, которые даже хранили в церковном подклете свои товары.
В советское время здесь размещалась пекарня. Долгая реставрация 2003-2015 гг. придала церкви очень нарядный вид снаружи и внутри. Росписи в древнем стиле выполняла знаменитая нижегородская артель "Ковчег" во главе с Анциферовым. Восстановлен и главный престол, и два придела: св. Зосимы, Савватия и Германа Соловецких и - свт. Дмитрия Ростовского.
Эта церковь стала своеобразной доминантой всей южной, низинной части города.
Я же пошёл на восток вдоль склона - потому что именно в той стороне живописно вставали друг за другом всё новые и новые купола. В отличие от обрывистых нижегородских гор, холм здесь пологий, и не составляет никакого труда подниматься и спускаться вновь и вновь по этим покатым улочкам. И ещё хочется спуститься, и ещё - подняться... Это даже напоминает какую-то игру. Город плавно открывает перед тобой то одни ракурсы, то другие. Его церкви то странно вздымают макушки откуда-то снизу, то господствуют в полнеба прямо над тобой.
Кто же так изумительно вписал их в волнистый ландшафт?
Вот почти сразу к востоку за Спасским монастырём, открывается Входоиерусалимская церковь 1777 г. Она совсем маленькая и стоит необычным образом прямо на середине склона не вверху и не внизу, а на уступе.
Этот храм... то ли последний отзвук уходящего, уже размытого, барокко, то ли преломление традиций деревянной народной архитектуры в каменной: совсем маленький восьмерик на очень широком четверике. Таких небольших храмов-башенок конца XVIII века в Арзамасе несколько. Видимо, сложилось какое-то скромное, простонародное течение, по стилю противоположное (а по времени параллельное) величественным соборам.
Входоиерусалимский храм - место подвигов св. блаженной Пелагеи Дивеевской, о чём напоминает мемориальная доска на его стене. Св. Пелагея Серебренникова (1809-1884 гг.) родилась в Арзамасе и всё детство, юность и годы замужества провела в этом городе (до ухода в Дивеево в 1837 г.).
Как и многие блаженные, принявшие на себя подвиг юродства, она "днём с криками бегала по улицам Арзамаса, а ночью молилась на паперти церкви". Это - та самая церковь и та самая паперть. Именно за этот образ жизни муж, искренне считая её сумасшедшей, стал приковывать её на цепь, зверски избивать и издеваться. Блаженная Пелагея - одна из тех святых, житие которых даже страшно читать. По-настоящему страшно!
Однако, это именно та великая святая, которой ещё в 20 лет сам преп. Серафим Саровский предрёк, что она не только будет жить в Дивеево, но и заменит там его самого. "Многие тобою спасутся и будешь ты свет миру".
Если пройти от этой церкви ещё немного на восток, открывается пара гораздо более высоких храмов - опять вполне соборного типа: Смоленский (1797 г.) и Рождественский (1852 г.). Сейчас это подворье Дивеевского монастыря. Вот ещё несколько вертикалей, подогнанных друг к другу. Хоть и стоят у подножия холма, видны издалека. Целый "костёр" башен.
Рождественский собор знаменитого архитектора Тона - один из первых в России 5-шатровых храмов. Тип этот никогда не стал преобладающим, но всё же некоторые храмы подоьной конструкции до сих пор можно встретить в городах и, особенно, монастырях России. Это лишний раз доказывает, что арзамасские заказчики были в курсе всех новых течений в архитектуре. Что изобилие разных стилей стало главной "изюминкой" этого очень своеобразного города.
Русско-византийский стиль вообще-то мало сочетается с барокко - но здесь они вполне гармонично и празднично совместились и зрительно наложились друг на друга. Пять шатров не оказались лишними рядом со ступенчатой барочной башней - лишь подчеркнули стремление всего комплекса к небу. Получился... сейчас бы мы сказали "ракетный силуэт", - хотя в XIX нас бы не поняли.
Если описывать необычайно высокую, голубую, со звёздчатой макушкой Смоленскую церковь, то можно сказать совсем просто. Благовещенский собор - лучший в городе пример 5-главого храма в стиле барокко, а Смоленская церковь - одноглавого. По пропорциям и необыкновенной нарядности она неуловимо напоминает рождественскую ель... тем более, что и храм рядом символично посвящён Рождеству Христову.
Жаль, что в ней не сохранилось старинного внутреннего убранства, соответствующего внешней красоте. Церковь отреставрирована, и сейчас в ней идут службы, но интерьер её - совершенно белая вертикаль: перевёрнутый колодец, производящий сильнейшее впечатление своей высотой, но... без росписей, без картушей, без резьбы - ничего от внешнего барокко! Даже иконостас - соответствующе белый: мраморный, что встречается довольно редко.
Главными святынями церкви сейчас являются частицы мощей Дивеевских преподобных и блаженных.
Если все вышеописанные храмы нарядной цепочкой, каким-то парадом куполов вытянулись вдоль склона - одни чуть ниже, другие чуть выше, но все на виду, - то приход, состоящий из Ильинской (1746 г.) и Андреевской (1793 г.) церквей издали не увидишь: он стоит не на кромке возвышенности, а на самом плато. Спрятался, как один из лучших сюрпризов городского зодчества, меж двух узких улочек. От Дивеевского подворья к нему нужно чуть подняться, а с Соборной площади - просто идти параллельно склону, не спускаясь и не сворачивая.
Это древний и очень значимый для Арзамаса приход. Именно сюда братья Шаянские принесли чудесно обретенный Животворящий Крест. Главная святыня Арзамаса на протяжении всей дореволюционной истории находилась не в Воскресенском соборе, а в этой самой простой приходской церквушке. "Простой" - если не считать её красоты! По богатству кирпичного узорочья Ильинский - наряднейший храм города: весь в стиле предшествующего XVII века.
Великолепно оформлены боковые входы: сразу завораживают взгляд уменьшающиеся арки, словно вдетые друг в друга, уступами уходящие в толщу стен - то, что на профессиональном языке архитекторов называется "перспективный портал". Причём, с большими "дыньками" по бокам. Это приём, уходящий в ещё большую древность, чем XVII век - так оформлялись входные арки ещё в домонгольской Руси.
Навершия наличников в форме "петушиный гребень" и изящные колонны "с перехватцем" по бокам каждого окна дополны столбцами "таблеток". На стенах этого маленького храма поместилось больше разнообразных, интереснейших деталей декора, чем на огромных соборах. Это, пожалуй, самая "узорочная" церковь Арзамаса. Вся она крашена в ярко-красивый цвет, а узоры выделяются нарядным белым кружевом.
К сожалению, до сих пор не восстановлены купола, хотя реставрация вовсю идёт параллельно с недавно начавшимися службами. Ещё в прошлый свой приезд в Арзамас, несколько лет назад, я застал здесь запертые двери какого-то музея, работавшего далеко не каждый день. А сейчас смог поставить свечки в белом, голом после разгрома, но всё же ожившем интерьере действующего храма.
Конечно, советская эпоха есть советская эпоха, и даже про Арзамас нельзя сказать, что здесь не было утрат. Полностью разрушен Алексеевский Новодевичий монастырь XVII века. Снесена до основания Богоявленская церковь, входившая в единый приход с Владимирской (а ту почему-то всё же сохранили - странная выборочность!). На месте памятника Карлу Марксу стояла высокая барочная церковь Спаса Нерукотворного - сейчас её изображение можно увидеть на мемориальной мраморной доске, как портрет умершего человека на надгробии (это соседство двух памятников в нескольких метрах друг от друга - типичный парадокс нашей эпохи).
И всё же сохранилось здесь - гораздо больше, чем разрушено.
Из гражданской архитектуры самое сильное впечатление производит ратуша XVIII в. В стиле барокко на Соборной площади. Рядом дома-близнецы XIX векав стиле классицизма - почти точно такие же я видел в Шуе. Только там они стояли не бок о бок, словно держась за руку, а друг против друга. Тоже, кстати, в историческом центре - не на главной площади, но на главной улице. Видимо, эта вариация провинциального классицизма примерно настолько же распространена, как реальные близнецы в человеческом мире. Не слишком редко, не слишком часто.
Деревянная архитектура Арзамаса -особая тема. От каменной Соборной площади, Торговых рядов, и великих храмов длинными деревянными ризами расходится во все стороны обширная периферия. "Ризы" эти, впрочем, красивы по-своему и, как положено, украшены изысканными узорами. Можно встретить здесь и редкие памятники классицизма с деревянными колоннами, но чаще - домики сельского типа с тонким пропильным орнаментом наличников, с разнообразными фризами, иногда с резным виноградом и очень прихотливо сплетающимися лозами. Или неожиданно выступит на узенький тротуар (почти тропинку), с непременной полузаросшей дождевой канавкой, роскошное узорное крыльцо - настоящее произведение искусства.
Именно в этой деревянной части города, буквально в двух шагах от Соборной площади, жили и Горький (сосланный сюда на несколько месяцев в 1902 г.), и Гайдар - их дома-музеи стоят совсем близко друг к другу. Гайдар - "Голиков Аркадий из Арзамаса": эту расшифровку псевдонима наше поколение знало наизусть со школьных лет. Для нас тогда Арзамас был заочно - городом Гайдара и больше ничем. Разумеется, Аркадия: Егор сыграл свою историческую роль позже и уже вне всякой связи с Арзамасом. А всё-таки интересно: как ни крути, как ни оценивай, а выходит - это одна из главных, знаковых фамилий ХХ века. Со знаком плюс или со знаком минус - но зародилась она именно в Арзамасе.
Вообще это место поражает изобилием каких-то промыслительных тайн. До сих пор не понимаю, как же случилось, что именно в городе такой исключительной церковной небесной силы и благодати, со Львом Толстым мог приключиться его печально знаменитый "арзамасский ужас", буквально поделивший надвое всю его жизнь? Кошмар, сравнимый с кошмаром Ивана Карамазова, который позже описал Достоевский. "Паническая атака" - как сказали бы современные психологи.
"Жизнь", уже навсегда зараженная смертью... Жизнь-смерть.