Предгорье: другие произведения.

Альманах фантастики #3

Журнал "Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • © Copyright Предгорье (denc@aaanet.ru)
  • Обновлено: 11/11/2002. 205k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика

  •  ПРЕДГОРЬЕ: АЛЬМАНАХ ФАНТАСТИКИ #3 Обзоры | Сборник | Интервью | Статьи | Информация | Конкурс | Форум | О сайте 
     
     
    Оглавление
    Певзнер Марк ЯковлевичНа закате эпохи
    АномалияЗайка
    Пехов Алексей ЮрьевичИмя мое - Легион
    Силантьев Михаил ВладимировичЧёрный Волк
    Палий СергейЖелтоватый снег
    Прокопов Константин АндреевичУлыбка
    Лопухов Дмитрий БорисовичВысокооплачиваемая работа
    Прокопов Константин АндреевичНаверное бог
    Певзнер Марк ЯковлевичК вопросу о коллекционировании
    Шленский Александр СеменовичОхота на колбасу
    Прокопов Константин АндреевичЛомака
    Певзнер Марк ЯковлевичГорючее
    Балабченков Александр ЕвгеньевичАдамово Яблоко
    Козырев ОлегБой

    Все авторские права на произведения из которых состоит сборник принадлежат указанным авторам произведений.
     
     
    Певзнер Марк Яковлевич На закате эпохи  
     
     
    Осенним вечером в Нью-Йорке довольно холодно. Я шёл по полупустынным улицам, в лицо мне ударяли огни неоновой рекламы. Некоторые подозрительные типы угрожающе косились на меня, но от агрессивных действий их останавливало то, что им не были видны мои руки.
    И правильно.
    На мне был широкий серо-зелёный плащ не стесняющий движений. К бедру, в удобных легко открывающихся ножнах, плотно прилегал кинжал. Жесткие очертания пистолета на животе также создавали некоторую уверенность при пересечении затемнённых пространств. Вы не подумайте, пистолет был абсолютно законный. У меня имелось разрешение на ношение оружия. Правда, я больше доверяю холодной стали. И хотя на левой руке у меня не хватает мизинца, это мне совсем не мешает. К тому же я прекрасно слышу, да и улицы были сносно освещены, так что застать меня врасплох не просто.
    По ходу такого рода прогулок встречаешь немало странных людей. На некоторых взгляд останавливается не больше секунды, на лицах других - чуть дольше. Здесь угрюмые вечерне-ночные бродяги с пронизывающим взглядом, подозрительные типы приторговывающие травкой, а то и пыльцой, просто опьяневшие забулдыги пытающиеся дотащиться домой, девушки торгующие своим телом, полицейские, панки, попрошайки, грязные бездомные.
    Многие из нищих довольно назойливы - протягивают руки, пытаются с вами заговорить и выпросить деньги. Другие сидят, упёршись невидящим взглядом в никуда или же просто спят.
    Около одного из них я остановился. Я видел его еще вчера, автоматически прошёл мимо, но его облик накрепко засел в мою память, не давая мне покоя весь день. Это был коротышка, возможно карлик. Длинная седая борода выдавала его возраст. Правда, она была довольно грязна и не чесана целую вечность. Голову его украшал лоснящийся от старости кожаный чепец со свисающими завязками, а на спину ложилась такая же седая и грязная, как борода, жидкая косичка. Он действительно был очень мал, этот бездомный. Коротенькие - и довольно кривые - ноги. Туловище тоже не велико, но чувствовалось, что сбит он чрезвычайно крепко, плечи широки даже для человека нормального роста. Привлекали внимание руки, достойные атлета - под коричневой тканью рубашки просматривались бугры мышц , - и неимоверно широкие, явно привыкшие к тяжелой физической работе, ладони. Был он также несколько сутул. Что это - врождённый горб или довлеющие мышцы грузчика с многолетним стажем ? Трудно ответить на этот вопрос. Он полусидел-полулежал на тёмных - наверное вонючих - картонках и одеялах, не приставая к прохожим. Рядом с ним валялась пустая бутылка из-под пива. Взгляд его немигающих глаз устремлялся в вечность.
    Я остановился напротив него немного дольше, чем того позволял секундный заинтересованный взгляд. Его глаза под кустистыми бровями прояснились и он посмотрел на меня. Потом его взгляд опустился - стыд, замешательство ? - и он произнёс явно заученную фразу.
    - Мистер, помогите бедному бездомному, - я , чуть-чуть помедлив, ответил. - Я могу тебя покормить. Пошли в ближний паб.
    Его взгляд поднялся и более внимательно заскользил по мне. За коричневыми окнами зрачков отразились борьба желания и осторожности. Я вынул руки из широких прорезей плаща. Это несколько успокоило его.
    - Здесь, - я качнул рукой по направлению неоновой вывески с изображением тарелки и бутылки. Он коротко кивнул и поднялся. Я человек невысокий, но и по сравнению со мной он казался коротышкой. Однако шёл он на удивление прямо на своих кривоватых ногах, обутых в дырявые мокасины. Он ни о чем не спрашивал, просто шёл рядом со мной.
    Мы зашли в паб, я выбрал дальний тёмный столик и уселся в самом углу, надвинув свою шляпу поглубже. На его долю тоже приходилось немного света. Малочисленные угрюмые посетители покосились на нас, но тут же вернулись к своим кружкам.
    Для него я заказал большую яичницу с беконом, картофельный салат и пиво. Я ограничился только пивом. Мы молчали. Наконец, почти закончив есть, он сказал: - Спасибо, мистер, не каждый день доводится обедать. К сожалению я ничем не смогу вас отблагодарить. У меня ничего нет. А моё тело не продаётся, - вдруг добавил он грубо и с ожесточением. Видимо у него уже были инценденты. - И в разных там шоу я тоже выступать не буду, - уже менее враждебно добавил он. Я отмёл все его подозрения жестом руки и мгновенной складкой на лбу, одновременно пододвинув к нему кружку пива.
    - Ну ладно, что вы хотите, мистер? - смягчённо спросил он.
    - Расскажи мне о прошлом.
    - Каком прошлом? - насторожился он.
    - О том прошлом, каким ты его себе представляешь. Я писатель - мне интересны всякие истории.
    - А, ну раз так, - вздохнул он с облегчением.
    - Этот мир умирает, - так начал он. - Мы живём на закате эпохи. Люди вырождаются. Они больше ни на что не способны. А мы - нас почти совсем не осталось, - он грустно поглядел на мелькание неоновых вывесок за окном, прислушался к отдалённым пьяным выкрикам.
    - Раньше было больше пространства, больше света, больше тьмы, больше истинных чувств - теперь все серое, подделанное, а люди больше похожи на полусумашедших клоунов. При виде настоящего меча или боевого топора их охватывает страх. Посмотрите на эти руки, - глаза его загорелись огнём и он раскрыл свои широкие ладони. - Они держали и кирку и тяжёлый боевой топор, клянусь Великим Глорином. Они касались алмазов и изумрудов, они выковывали доспехи. Я видел пещеры полные кристаллов и золота, я видел шеренги моих родичей - гномов, построенные в боевом порядке, я принимал участие в битвах против людей, драконов, орков и эльфов. Я убил многих, - глаза его яростно сверкнули. - Где, где все мои сородичи, где все мои враги, я спрашиваю вас ? Посмотрите на этих жалких потомков былых витязей, у которых я выпрашиваю кусочки меди и никеля, чтобы заглушить голод и одурманить мозги этим элем, - он кивнул на пиво. - Всё, всё в прошлом. Я видел, как расправляет свои крылья дракон на рассвете, как он изрыгает струи огня ночью. Я вспоминаю каждую его чешуйку, которая намертво отпечаталась в моей памяти. Я видел громадные арбалеты и катапульты, которые мы устанавливали на холмах, чтобы поразить его в полёте. Слева на груди у меня шрам от ожога - его пламя проплавило даже пластины брони. Я вижу цепочки эльфийских лучников с натянутыми тетивами, я помню, как кипела у нас кровь при виде наших врагов. Мои братья и дядья падали рядом со мной замертво, пронзённые стрелами, одна с красно-зелёным опереньем попала мне в бедро, а я всё бежал вперёд - навстречу ненавистным врагам... В том сражении я убил пятнадцать эльфов. Были и другие битвы. Сначала я делал зарубки на щите, потом тот щит раздробили орки, а на новом я уже не продолжал... Наверное мы посто все перебили друг друга, я не знаю. А может всему виной наша не знающая границ любовь и не знающая границ ненависть, недоступные в этом мире... Прошлое ушло, ушло безвозвратно. Наша эпоха умирает. А то, что надвигается, сдаётся мне, не принесёт ничего хорошего...
    Пока он говорил, я всё глубже вдвигался в тень. Под полами плаща моя рука легла на рукоять древнего кинжала из родной эльфийской стали, выкованного ещё во времена лучезарной Галадриэли. Под шляпой запульсировали от громадного внутреннего волнения кончики моих заострённых ушей. Мои серо-зелёные эльфийские глаза застилал туман того утра, когда мы рассыпались цепочкой на окраине зелёного тихо шепчущего леса, натягивая наши луки, а с холмов на нас надвигалась лавина гномов, крича и размахивая боевыми топорами. Это моя стрела с красно-зелёным опереньем ранила его в бедро. Это его родичи или даже он сам отсекли мне мизинец и оставили глубокий, долго не заживавший шрам от топора на плече. Мои пальцы сдавили рукоять кинжала с эльфийскими рунами. Длины лезвия хватило бы как раз, чтобы пронзить его сердце насквозь.
    Но я лишь медленно вынул кинжал и положил его на стол рукоятью к нему. Он на секунду застыл а потом впился глазами в эльфийские письмена. Я выдвинулся из тени на свет и снял шляпу, так, чтобы он смог явственно различить мои серо-зелёные глаза и заострённые кончики ушей.
    Застывшее время отбивало гулкие удары колоколов наших сердец.
    В отдалении слышалась сирена полицейской машины. Какой-то пьянчуга чертыхаясь расплачивался с официантом. Через улицу доносился рэп из соседнего паба. Мой обострённый слух воспринимал даже наделанный смех торгующих собой женщин за два квартала отсюда.
    Также неспешно я вынул из внутреннего кармана перетянутую резинкой пачку долларов и подтолкнул к нему. Я видел насколько он потрясён. В его глазах застыл немой вопрос.
    - Я тоже видел как дракон расправляет крылья на рассвете, - только и сказал я.
    Мы сидели двое, смотря друг другу в глаза, бывшие заклятые враги, одни в этом гигантском городе, в чужом мире, на закате Великой Эпохи.
     
    Аномалия Зайка  
     
     
    1.

    - Мой зайка! Мама, где мой зайка?

    ...На вид им было лет тридцать пять на двоих. Мать и дочь - даже для глаз глухого наблюдателя: одинаковые черты лица - мелкие, плохо запоминающиеся, чуть заостренный подбородок да еще, пожалуй, рот слишком великоват - вот и все, а так - совсем обычные лица, такие и в памяти-то держатся только пока смотришь на них, а стоит отвернуться - ускользают... Светлые волосы: у женщины - стрижка до плеч, у девочки - два хвостика, затянутые тугими резиночками: красной и коричневой. На матери - джинсы, облегающая водолазка, светлая расстегнутая ветровка, черная сумка через плечо, на дочери - темные брючки, лиловая курточка с Микки Маусом, на спине - плюшевый рюкзачок в виде медвежонка, в руках - букет ярко-желтых тюльпанов. Обеих - и мать, и дочь, - только что выплюнула на обильно орошенную недавним дождем платформу Киевского вокзала зеленодверая нарская электричка.
    - Где бы он ни был, - откликнулась Анна, - если мы начнем обсуждать это прямо сейчас, нас затопчут. Пошли скорее, Жан.
    В принципе, она была не столь уж не права: несмотря на утро выходного дня, электричка пришла в Москву отнюдь не пустой - нагруженные дачники с нарциссо-тюльпанами в руках, тащащие за собой свое четвероногое или двуногое хозяйство; подслеповато щурящийся пенсионер - тёмно-синий китель, вся грудь в медалях; молоденький милиционер; какие-то бабки, какие-то мужики... Вся эта толпа шла к метро; мать и дочь принуждены были взяться за руки, чтобы не потерять друг друга в привокзальной сутолоке, так что разговор о местонахождении зайки пришлось прекратить.
    Возобновился он уже в метро - им удалось сесть, не сразу, правда, но все же удалось.
    - Мам, по-моему, я его потеряла... - грустно сказала девочка.
    - Да где ж ты его могла потерять? - отозвалась мать. "...следующая станция - Арбатская!" - непререкаемым тоном объявил динамик; "фффыхх-шшшыхх", - согласились с ним двери; матери пришлось повторить еще раз: - Да где ж ты его забыть могла? В электричке, что ли? - так мы вроде ничего из рук не выпускали...
    Жанна промолчала.
    - Ну посуди сама, - сказала Анна через одну остановку. - Зайку ты с собой к бабушке брала? - брала. До бабушки он доехал? - доехал. Ни в автобусе, ни в электричке ты его потерять не могла. Значит, он остался у бабушки. На будущей неделе нам все равно к ней ехать - вот ты зайку своего и заберешь.
    - А он точно там? - шепотом спросила дочь. Мать хотела ответить что-то резкое - не успела: тот же восторженный голос объявил: "...переход на Кольцевую линию и станцию Чкаловская. Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи. Если вы обнаружите..."
    Не дожидаясь дальнейших указаний о том, что следует делать с обнаруженной бомбой, Анна схватила дочь за руку и выскочила из готовых вот-вот захлопнуться дверей вагона. На Чкаловской им снова удалось сесть: первая остановка, вагоны подъезжали пустыми. Можно расслабиться, почитать газету или даже немного подремать: до их остановки еще двадцать пять минут.
    - Мам, а... - робко начала девочка.
    - Что? - спросила женщина, доставая из сумки черную гелевую ручку и АиФовский сборник сканвордов.
    - Ничего, - пробормотала дочь.
    Анна перегнула книжечку пополам. Ящерица, пять букв, вторая "а" - варан, наверное... Мэрилин... - ну, это ясно, "Монро"... автор "Энеиды" - Вергилий, quidquid id est, timeo Danaos et dona ferentes... Дался ей этот зайка... Как отцовские подарки терять - так она убивается, а как мои - так хоть бы раз вспомнила... сережки золотые потеряла, еще бабушкины, между прочим - даже не расстроилась... Напасть, три буквы, первая "м" - муж?.. нет, не подходит. Странно. Самая что ни на есть напасть. ...Так, вторая "о" - должно быть, мор...
    Про зайку Жанна больше не спрашивала.
    ...Улица встретила их мелким, но от этого не менее противным дождем, лениво сочащимся из наползающих с запада серых туч с чернильно-фиолетовыми разводами. Анна открыла зонтик; девочка шагнула под него, уцепившись за материнский локоть и выставив перед собой букет. Ветер тут же решил, что зонтик ему, пожалуй, нравится, и, подкравшись сзади, неожиданно дунул в спину - ярко-красная пластмассовая ручка едва не выскользнула из рук женщины. К счастью, идти им было недалеко - уже через пять минут Анна захлопала по карманам ветровки в поисках ключа от подъезда, а через десять минут они вошли в квартиру. Лохматый черный кот с пронзительно-желтыми глазами выкатился им под ноги, огласив прихожую воплем хриплым и требовательным: "А! Так называемые хозяйсссы! Объявились все-таки! Не стойте столбами, жрать-с коту давайте, любезные! Рыбы хочу!"
    - Обойдешься, - сообщила ему Анна, скидывая кроссовки заодно с носками и нашаривая босой ногой тапочки. - Сухой корм-то небось опять не съел? Привереда ты у нас, Маруська, да и растолстел что-то в последнее время... Смотри, на диету посажу. Овощную.
    - Сама ты овощ! - обиженно возразил кот. - У тебя, между прочим, дочь есть, вот ей всякую дрянь зеленую и давай, а меня изволь по-настоящему кормить!.. Печенкой... или там рыбой... минтаем... Ах, нету? А чего есть? Кошачьи консервы? Ну ладно, так уж и быть... давай сюда свою "Катинку"... мрр-мя... чав... жапомни: ф пошледний раш ем! Фтобы больфе мне... мррр... мням...
    Прихватив из кухни пластиковую бутылку с отстоявшейся за время их отсутствия водой и улыбнувшись Маруське, Анна отправилась в большую комнату поливать цветы.
    Тааак... Что у нас тут новенького... Роза расцвела - ой, да ты у нас, оказывается, красная, а я-то думала, что покупала белую... полить побольше... а кактусы обойдутся, и Маруська без рыбы обойдется тоже - лучше я Жанне помидоров побольше куплю... хотя кто их теперь разберет, может они нитратные какие, или вообще трансгенные... а амариллис, который на самом деле и не амариллис вовсе, но буду уж звать, как привыкла, - что-то никак не зацветет - солнца ему, что ли, мало? Интересно, с чего бы это вдруг... Небось когда Олег с нами жил, так каждый год - дудки на пол-окна, календарь было можно вести... А теперь - вдруг перестал... Предатель. Он ведь тебя не поливал, землю в горшке не менял... А ты... Переставлю-ка я тебя на середину подоконника, может, все же соизволишь зацвести... Кстати, о цветах - а Жанна-то где?
    Девочка была у себя в комнате - бардачок-с, однако! - на столе - взвесь тетрадок, альбомов, рисунков, карандашей, коробочек со значками, камушками, ракушками и прочими безделушками, на кровати разлегся Тигра, в углу, под заменяющей ковер картой мира, пристроился невесть за что сосланный туда Кен... на светло-коричневом половике - выпотрошенный рюкзачок: согнутый пополам альбом, пачка фломастеров, томик Астрид Линдгрен в скользко-белом переплете...
    - Зайку ищешь? - догадалась Анна. Дочка шмыгнула подозрительно красным носом, глядя куда-то в окно. Вечно ты из-за него расстраиваешься, будто это не игрушка, а живой человек... Еще маленькой была - такую истерику закатила, когда мы его в Измайловском парке на скамейке забыли, что Олег поздно ночью на такси через весь город поехал, только чтобы ты успокоилась... А потом вернулся - весь мокрый, но с игрушкой в руках, и еще шутил, что это ты дождик наплакала, а я вытирала ему голову полотенцем, а потом мы втроем пили чай с вишневым вареньем... Все! Хватит! Не хочу об этом вспоминать!
    - А вдруг он не найдется?
    - Хочешь, я тебе другого куплю? - предложила мать, опускаясь на половик рядом с Жанной. Та отрицательно покачала головой.
    - А хочешь, я тебе еще одну Барби подарю? Балерину?
    - У меня их и так шесть штук, - презрительно пробурчала девочка, мотнув головой в сторону надкроватной полки, где расположилась пестрая стайка кукол в ярких платьицах с одинаковыми восторженно-приветливыми мордашками. - А зайка - один...
    Анна не нашлась, что на это ответить. Впрочем, по правде сказать, она не особо и надеялась, что Жанна согласится на замену...
    - Пошли на кухню, будем какао пить, - примирительно сказала она, вставая с половика и протягивая дочери руку. - А потом - я за работу, ты за уроки..
    Когда какао было выпито, Анна разыскала в прихожей сумку, с которой приехала от матери, принесла ее в комнату, потянула молнию...
    Ничего не понимаю. - Жанна, ты мою папку не видела? Такую серую, клеенчатую? - Нет, ма! Не видела! - Да-а, доченька, яблоко от яблони... Ты - игрушки забываешь, я - папки теряю... Тоже небось у мамы осталась... Позвонить, что ли? Там Лерка, ей все равно в Москву сегодня ехать, пусть завезет, раз уж живет рядом... - Да ну ее нафиг! Не хочу ни о чем просить! - Ладно, обойдусь, не срочно это, до будущей недели потерпит...
    Включила компьютер. Вызвала на экран текстовый файл: Анна работала редактором в небольшом издательстве. "Камодей рассмеялся, и хриплый смех его был столь ужасен и столь мало похож на человеческий, что стоящих в зале людей передернуло, словно от холода.
    - Раскаяться? Попросить прощения? Мне?! У тебя?! Да ты в своем уме?
    - Что ж, очень жаль, - холодно отвечала Лееста. - Я дала тебе последний шанс, но ты им не воспользовался. Защищайся! - и на клинке Меча блеснул тусклый луч заходящего солнца." - Ну, дальше все ясно. Не будь я редактором - наверняка читать бы не стала. Описание поединка - страницы эдак на две, все будет складываться против нее, но в последний момент она, естественно, победит. - Надо же, управилась за полторы. Прогресс. Все, хватит с ним трепаться, прибей - и дело с концом, я на тебя весь вечер тратить не намерена... Главное, не слушай, что он будет нести, все мужики - лжецы, а этот Камодей, похоже, особо выдающийся экземпляр... - Ну вот. Так я и знала. Он опять завел свою пластинку: "Только я один знаю, где твой возлюбленный, убьешь меня - никогда не найдешь его..." Дура. Нашла кого слушать. Он тебя еще сто страниц назад на этот крючок ловил... И охота авторше такую идиотку описывать? Нет, я, конечно, понимаю, что если б эта... как ее... Лееста была умной, то никакой книги бы не вышло, потому что любая умная женщина на ее месте начхала бы на этого Арха и нашла себе кого-нибудь другого... Он-то на ее месте небось именно так бы и поступил... - Кретинка. Редкостная. Неизлечимая. "Мой Арх! Что ты сделал с моим Архом!" - Что-что. Неужели не ясно? Скушал он твоего Арха своим любимым трехглазым дракончиком, только не до конца, потому как у дракончика от Арха несварение желудка началось...
    - Мам, мне Маринка звонила. Я уже уроки сделала, можно, я пойду часок погуляю?
    - Конечно, только куртку не забудь одеть...
    ...А возлюбленный твой, между нами говоря, типчик тот еще. Всю черную работу по устранению Зла на тебя свалил, тоже мне, герой нашелся... - Наконец-то! Я уж думала, этот романищщще никогда не кончится! Хэппи-энд, Зло в лице Камодея с грехом пополам наказано, друг друга обнимают и целуют все, за исключением Камодея, который лежит мертвый... - А жаль, что в таких романах никогда не описывают дальнейшую совместную жизнь героев. В лучшем случае напишут что-нибудь вроде "И они жили долго и счастливо до самой смерти..." Угу. Щаззз. Так я и поверила. Нет, разумеется, в брак они вступают с твердым намерением всю жизнь именно так и прожить, и при этом никогда не расставаться - но на деле почему-то получается совсем по-другому... Вот выйдешь ты, Леерта, замуж за своего Арха, а через неделю обнаружишь, что его мать, хоть и Королева, а тебе все равно свекровь, и в ее родном, на кровные деньги отстроенном дворце ты ей нафиг не нужна, и будете вы с мужем куковать, пока не найдете себе другой дворец, и тогда ты с ним в первый раз поссоришься. А потом у тебя родится ребенок, и тебе придется научиться и королевством править, и за ребенком приглядывать, и при этом про мужа не забывать, и ссоры станут правилом, а не исключением. А муж начнет тебе изменять, а затем и вовсе уйдет к другой, и ты еще скажешь суду спасибо, что хотя бы дочь оставили с тобой... И будешь ты по ночам в подушку плакать и думать, как объяснить дочке, что папа нас больше не любит, потому что у него теперь другая жена и другой любимый ребенок - а дочка тебе еще и не поверит, и будет ему названивать и скучать по нему, и заплачет, когда потеряет его подарок А Меч твой будет пылиться на полке, ржавый и ненужный, потому что не от любого зла можно спасти мечом - какой, нафиг, Меч, когда предают самые родные, самые близкие, те, кого любишь больше всего?! - и все, что тебе останется - это молить своих книжных богов, чтобы с твоей дочерью никогда не случилось такого, потому что сама ты ее уберечь не в силах...
    Стоп, а который сейчас час? Что?! Половина пятого?! Не может быть! А где Жанна, она уже давно должна была вернуться?..
    Анна вышла на балкон, прикурила от дешевенькой пластмассовой зажигалки, глянула вниз. Внизу - детская площадка: сонно покачивающиеся качели, песочница с двумя пятилетними карапузами, две скамейки, две бабушки, одна в сером - с вязаньем, другая в зеленом, швыряет мячик веселому, радостно гавкающему колли - давно пора ей сказать, чтобы не тягала свою псину на детскую площадку, там же маленькие! - мальчик, стукающий белым футбольным мячом о грязный асфальт... девочка... нет, не моя, тут и приглядываться нечего... а моя-то где?..
    Да вон же она! Точно, и лиловая куртка ее! - куда это она идет, я ведь строго-настрого ей запретила, там же доро... - белый "Жигуль" из-за угла - визг тормозов - удар - падает...
    - Жанна!!!
    ...дверь, задвижка не поддается - содрала кожу с пальца - клю... а, черт с ней, с дверью! - да скорей же! - лифт, кнопку до упора, ломая ногти - не едет, я пешком быстрее добегу, ну и что, что одиннадцатый этаж! - Господи, Господи, Жанна... - к лестнице - лифт приехал, назад!
    - Мам, извини, я немного задержалась. Ты волновалась?
    - Ничего, - машинально откликнулась Анна, глядя на все еще зажатую между указательным и средним пальцами правой руки сигарету. На тыльной стороне левой кисти - ожог: потушила, сама не заметила... - Никогда так больше не делай, ладно?
    - Ладно, ма!
    Господи, жива... Господи, жива... Гос... - на негнущихся ногах дошла до кресла, рухнула, сминая в пальцах погасшую сигарету. - Жива... - поднялась, добрела до комнаты дочери - Жанна, как маленькая обезьянка, устроилась с книжкой на верхней перекладине турника.
    - Мам, ты чего?
    - Ничего. Просто я хотела сказать, что очень люблю тебя, доча.
    Вернулась в кресло. Рука сама подняла телефонную трубку, сама набрала номер.
    - Мам, это ты? Да ничего не случилось, обычный у меня голос... Лера у тебя? Да, позови, пожалуйста. - Лер, привет. Это Аня. Слушай, Лер, ты в Москву когда поедешь? Да я у мамы папку забыла... Серую такую, клеенчатую... А она мне срочно нужна, по работе... Уже нашли? Слушай, сестра, будь другом - довези ее до меня, если не сложно... Да, лучше сегодня. Договорились, в десять - так в десять. Спасибо. По гроб жизни не забуду.
    ...Слу-ушай, а зайчика вы случайно не находили? Такого беленького с синеньким? На тумбочке? Да, Жаннин. Отец подарил. - Тогда уж привези и его заодно, если не сложно... И еще раз спасибо, мульон поклонов и благодарностей... Не знаю, что бы я без тебя делала... Да, пока. До десяти.
    Повесила трубку.

    2.

    ...Он шел по мостовой - гладкие, плотные, аккуратно пригнанные, отполированные сотнями тысяч ног бруски, казалось, оживали у него под ногами, становясь скользкими и вертлявыми, будто черные рыбы, что живут в Море Чаек - в безветренную погоду они подплывают к купальщикам очень близко, на расстояние вытянутой руки, но стоит только протянуть к ней эту самую руку, как рыба уворачивается от ищущих пальцев, и снова трепыхаются ее черные с серебристыми прожилками плавники, и снова кажется, что еще чуть-чуть - и ты ее поймаешь... Мостовая оживала у него под ногами, становясь скользкой и нестерпимо горячей - камням, как и всему в этом мире, был ненавистен вес его тела, звук его шагов, даже самый запах его... Ветер не ласкал его волосы - темные, с отливом в синеву, не тронутые морозом седины, - грыз, рвал, тянул в разные стороны - жгучий, палящий, ненавидящий... Он остановился, закашлялся - сухая пыль набилась в горло - рукавом черного одеяния отер слезы, невольно выступившие на покрасневших воспаленных глазах - и пошел дальше. Улица: одинаковые белые дома с черепичными крышами, белая со смутным отзвуком розового кипень цветов на горделиво возносящих к небу ветки амэлль... непременное живое пламя, трепещущее на головках витых розовых свечей - по обе стороны порога, чтобы никакому лиху не было пути в дом, чтобы ему не было пути в дом... тишина, ни вздоха, ни шороха... пустота, ни человека, ни птицы, только шелестит клубами пыли, скаля волчьи зубы, злой южный ветер, да глядят сотнями испуганных глаз закрытые веками-ставнями окна домов... Небо цвета неспелой бронзы давит на плечи - жесткое и твердое, пустое и беспощадное, не расчерченное стремительными голубоглазыми облаками, не согретое весенней зеленью солнца - и только холодная Серебряная Звезда смотрит на него с неба, точно яркая и острая игла.

    Как же давно я здесь не был... А ведь когда-то я считал, что никакому другому миру не стереть из моей памяти воспоминаний о земле, где я родился...

    Он остановился - не надолго, только перевести дыхание, земля не позволила бы ему остановиться... Половина пути от Холма до Зеленого Замка пройдена. Небо, ветер, свечи... тишина, пустота. По дороге ему не встретилось ни одного живого существа - как обычно. Ни маленьких певчих птичек в серовато-жемчужном оперении, ни скользящих по камням ящерок с изумрудно-крапчатыми спинками, ни важных узкоглазых кошек, оборачивающих пушистым хвостом серые лапки, ни меднокрылых жуков - названых братьев Дочери Ветра Рэс, и не было во всей Алате несчастья хуже, чем убить такого жука... Никого. Ничего. Мертво. Пусто. Даже певчие фонтаны, от которых город получил свое название, - молчат... Все живое и неживое бежало его, и серебряная земля, бывшая прежде его, содрогалась от тяжкой ненависти под его легкими шагами.

    А я уже почти забыл, каково это, когда тебя нанавидят.

    Шорох. Он обернулся. Девочка - мелкие, плохо запоминающиеся черты лица, светлые, собранные в хвостик волосы, короткое платьице - худенькая, голенастая - и откуда только здесь взялась? - а глазки заспанные, и серенькое птичье перышко на виске - не удержался, сделал шаг, улыбнулся, протянул руки: здравствуй, маленькая, как ты сюда попала? А девочка вдруг глянула на него широко и осмысленно - и тут же ротик скривился, кулачки взметнулись к брызнувшим из глаз слезам - отчаянный рев, и невысокая, очень похожая на девочку сероглазая блондинка с белыми, отчаянно прыгающими губами - как он только смог все это разглядеть, с такого-то расстояния? - бросилась к девочке, метнулась отчаянно, телом своим загородила - точно птица, что увидела змею рядом с неоперившимся еще птенцом - и ужас, смертный ужас трепетал на ее шелковистых ресницах - обняла дочь руками и замерла, мелко вздрагивая всем телом, глаза закрыла... Он почти слышал дробный перестук напуганного сердечка; нахмурился недоумевающе - почему?.. ах да, я совсем забыл... хотел что-то сказать - не решился, боясь напугать их еще больше - развернулся всем корпусом, и снова - легкие шаги, заставляющие содрогаться от ненависти утробу земли, и снова - он оставил за собой плач и запах страха, запах страха и плач...

    А чего ты ждал? Что ты для них? - Страшная сказка... Вот они тебя и боятся... Небо, как же здесь холодно...

    Замок. Зеленый Замок, бывший некогда Замком Смерти, а теперь ставший - Замком Жизни. Мост опущен, решетка поднята. Он вошел во двор - янтарно-золотистые стволы деревьев, высокие, стройные, тонкие, и смола течет по коре, как прозрачный мед, и и шумят буйной зеленью - зеленые листья, бронзовое небо в просветах, и земля цветет - мелкие белые звездочки с голубоватым привкусом - но цветы вянут, стоит ему их коснуться - даже не пальцами, взглядом, - цветы вянут, и не пахнут более, и обнажается земля - не серебряная, алая... О, она ничего не забыла, она все помнит - пиршественные столы, и мясо новорожденных младенцев в золотых блюдах, и кровь заполняет кубки черного дымчатого стекла, заполняет - переполняет - на золотую скатерть - лужицей; под стол, на землю... на серебряную землю, что скоро станет алой - а там собаки, золотые тонкогубые собаки с серыми носами и радостной улыбкой во всю пасть, а там - розы, черные розы с изогнутыми, как смерть, лепестками, с пепельно-серой бахромой по краям листьев... Они пьют кровь, все трое - собаки, розы и земля, но только земля делает это не по своей воле, и только она стала красной от крови... А за столом - люди, они вонзают зубы в аппетитное розоватое нежное мясо, и во главе стола - человек в черном, тот самый, что идет сейчас по саду, и на его губах - улыбка, а на пальцах - кровь и сок; он весел, он доволен, и глаза его - пламя над сталью...

    Тронная зала. Полосатые сверкающие колонны взлетают в бездонный потолок. Мрамор под ногами. Полумрак. Если впустить сюда свет, то придут тени. Тени тех, кто когда-то встретил здесь смерть. В зале станет темно от теней, потому что тени слетаются на свет - вот почему сюда никогда не впускают солнце. Тишина. Если заговорить громко, то придет эхо и заговорит голосами тех, кто когда-то встретил здесь смерть. В зале станет больно от их криков, и проклятий, и просьб о пощаде - вот почему здесь молчат, а если и говорят, то только шепотом...
    Занавеси - с окон. Свет. Тени... Музыка - прозрачная, звонкая... Эхо.

    Кто вы? Я не помню ваших лиц... Вы говорите, я убил вас - возможно... Не помню. Да, это правда - я когда-то был хозяином этого замка, но это же было так давно... Века назад... И, наверное, не со мной. Выйдите на свет, я не могу вас как следует разглядеть... Ах да. Я и забыл, что вы тени.

    В центре залы - два трона: резные кресла черного дерева. В те годы, когда он правил среброземельной Алатой, там, где сейчас стоят кресла, были две чаши. Черная - для слез, что текли из глаз тех, кто еще мог плакать. Золотая - для крови, что текла из глаз тех, кто плакать уже не мог. Он умывался из этих чаш, пил из этих чаш, умывал и поил из этих чаш своих собак и свои розы - он привык к запаху слез, и не чувствовал ни соли, ни горечи - и чаши никогда не пустели...

    В креслах сидят двое. Мужчина и женщина, Король и Королева, кожа серебряная и кожа бронзовая - Уль, Сын Чаек, и Рэс, Дочь Ветра, Ларец и Меч, те, кто спас когда-то Серебряную Землю от власти Зла. Муж и жена. Мужчина: белая пена волос, мудрая зелень глаз, покой и торжество в скалдках отчаянно-синей - как Море Чаек на закате - одежды. Женщина: волосы - огонь, глаза - черные бабочки, что рвутся к нему; сила и гнев - желтая одежда ее... Руки мужчины покоятся на крышке Ларца, руки женщины - на рукояти Меча.
    Он стоит перед ними: черная запыленная одежда, коричневая кожа лица, узкий, хищно изгибающийся навстречу нижней губе нос... провалы глаз - сталь под пеплом... Он молчит. Они молчат тоже: эти трое сказали друг другу все, что могли, еще сотни лет тому назад, когда Меч трепетал от жажды крови у его горла, а Ларец приговорил его к почти вечному заточению в чужом мире, в чужом теле, столь же забавном, сколь и безобидном - в теле игрушки, и когда истечет срок жизни одной игрушки, то его душа тотчас же перейдет в другую... и заточение то было хоть и не вечным, но столь долгим, что почти равнялось вечному, и каждые сто лет, когда на небе появлялась Серебряная Звезда, он должен был возвращаться в Алату, чтобы узнать, не простила ли его Серебряная Земля, не перестал ли чернеть в его руках Серебряный Кристалл и не истек ли срок его наказанию.
    И спросил Уль Королеву: хочешь ли ты, чтобы Кристалл простил его? И Рэс ответила: нет, и глаза ее говорили - я всегда хотела его смерти, разве ты не помнишь? И спросила Королева: хочешь ли ты, чтобы Кристалл простил его? И эхом ее слов прозвучал ответ Короля: нет, и глаза его говорили - разве ты не помнишь все зверства, что чинил он над землей и людьми? Ему нет прощения.
    И снова заговорил Уль: колдун, хочешь ли ты, чтобы я достал из Ларца Кристалл?
    - Нет, - спокойно ответил тот. - Я полагаю, мы вполне можем обойтись и без этого.

    Глупые мои, да что мне ваш Кристалл! Какое мне дело до прощения всех в мире Кристаллов, если меня простил - ребенок! Вы же не представляете, вы даже не можете себе представить, что это такое - быть игрушкой... когда меня любят - просто за то, что я есть, когда моя маленькая хозяйка учится вязать - чтобы сделать для меня теплую жилетку, потому что она думает, что без нее я замерзну - откуда ей знать, что ее любовь греет меня лучше любой жилетки... она прощается со мной всякий раз, как идет в школу, и оставляет мне книжку, чтобы я не скучал, а когда она нечаянно оторвала мне ухо, то пришивала его сама - никому другому не доверила - и истыкала иголкой себе все пальцы, но все равно пришила... А когда она думала, что потеряла меня - она плакала, сначала от горя, а потом, когда я нашелся, - от счастья... Где вам понять, что это такое - быть игрушкой? Где вам понять, что это такое, когда над тобой плачут - впервые - не из-за тебя, а над тобой? А что до чужого мира и чужого облика... Да какая разница, где я и как выгляжу, если меня - любят?..

    Он ушел, не промолвив больше ни слова. Они не видели его глаз: не давал свет. Они не слышали стука его сердца: не давала музыка. Теперь он шел быстрее: двигаться назад, к Холму, всегда было легче - земля будто подталкивала его ноги - чувствовала, наверное, что скоро от него избавится...

    Дома. Закрытые ставни. Кипень цветов на деревьях. Свечи. Звезда - в небе...

    Еще немного - и я вернусь домой. Я вернусь туда, где оставила меня моя хозяйка, и буду ждать ее возвращения. Потому что она непременно вернется за мной. Еще немного...

    - Он нелюдь. Такие не меняются, - убежденно сказала Королева. - Жаль, что я не прикончила его тогда. Ты помнишь, как он чуть не убил нас, Уль?

    Король вздрогнул. Он помнил.
    - И все-таки, - тихо произнес он, не столько для жены, сколько для себя, - мы должны были посмотреть на Кристалл.
    - Если хочешь, можешь сделать это хоть сейчас, - откликнулась Королева. - Пока он не покинул Алату, еще не поздно... Но я не вижу в этом смысла. Он убивал детей на глазах у матерей, а потом пил их боль, как воду. Скажи, Уль - разве матери простили бы его? Разве его простили бы их дети?
    Король нахмурился, поколебался недолго - потом его рука откинула крышку Ларца.
    Кристалл лежал в специально выдавленном углублении, выложенном зеленой тканью. Двенадцатигранный, певучий, радостный, становящийся черным рядом с черными душами и серебряным - с серебряными...
    Король задержал на нем взгляд - удар сердца - поднял глаза, расширенные зрачки, белые губы - изумление, сродни испугу...
    - Стойте! Остановите его!

    Холм. И ждет - Никуда. Ровная мерцающая стена - словно кисея без запаха и вкуса. Войти - и другой мир распахнет небо - не бронзовое, как здесь, а синее-синее, как глаза у той девочки...

    Мне пора. Наверное, она уже ждет меня...

    Перед тем, как сделать последний шаг - не удержался, оглянулся, в последний раз увидеть Город Певчей Воды - вот так, сверху, с Холма - я ведь все-таки родился здесь, хоть и почти забыл уже об этом - цветы, и дома, и замолчавшие с его приходом фонтаны - потерпите, скоро вам уже можно будет говорить... Не удержался. Зря.

    - ...слышишь? - голос холодный, без тени эмоций. - Ты можешь вернуться. Мы не хотим, чтобы ты жил в этом городе, но Алата отныне не вправе изгнать тебя. Таков Закон. Ты слышишь меня, нелюдь?
    - Слышу, слышу, - негромко пробурчал он. И, не останавливаясь, не позволяя себе больше оглядываться, чтобы напоследок впитать в себя еще хоть каплю красоты Города - шагнул, прямо в Никуда... Вздох - воронка - перемена облика - что-то сине-белое, мягкое, пушистое - все...

    Лучше быть игрушкой, чем пугалом.

    ...Шум под окнами. Людские голоса, людское нарядное море. Праздник. Пахнет свежеиспеченными пряниками, и снова заговорили фонтаны, и погасли наконец ненужные больше свечи.

    - ...Но почему? Почему, Уль? Он убил наших родителей, он убил бы и нас, если б смог - да что я тебе рассказываю, ты ж и сам не хуже меня все это знаешь! - таких нельзя прощать! Нельзя - понимаешь? Иначе - зачем все, зачем жертвы, зачем победа, зачем умерли Синеглазый и Снежная Сердцем?..
    ...Почему ты не отвечаешь, Уль?
    Король молчал. Его пальцы рассеянно поглаживали Кристалл - яркий, серебряный... С маленькой черной звездой в сердце.
    - Потому что он больше не вернется. И еще потому, что он так и не дождался от нас милосердия, - выговорил Король.

    3

    ...Когда Жанна проснулась, у нее на носу сидел зайчик. Солнечный. А еще один зайчик сидел на тумбочке у кровати. Игрушечный. Белая мордочка, глуповато-растерянное выражение, глаза - цветочками, черная пластмассовая сердцевина, треугольный красненький носик - голубая курточка, желтые тесемки на лапках - белый же хвостик, одно ушко наполовину оторвано, из головы торчит кусочек поролонины...

    - Зайка мой, миленький, - прошептала Жанна, протягивая к нему руки.

    КОНЕЦ.

    29 мая 2001г. AD

     
    Пехов Алексей Юрьевич Имя мое - Легион  
     
     
    Иисус Христос велел духу нечистому выйти из человека и спросил:
    Как тебя зовут, злой дух?
    Имя мое - Легион, - нас целый полк.
    По бескрайней раскаленной каменистой пустыне, от которой Бог вот уже столько столетий назад отвернул свой лик, гневаясь на нечестивых язычников и последователей Аллаха, медленно ехали два рыцаря. Мертвое море синим одеялом разлилось по левую руку от странников, его слабые волны с тихим и разочарованным шелестом откатывались назад, так и не сумев, дотянутся до копыт вяло бредущих лошадей. Где-то здесь, совсем близко, в море впадала великая река Иордан, которая давала жизнь всей этой земле. Рыцари с крестами на плащах и эмблемой ордена Госпитальеров, надеялись добраться до пресной воды еще утром, но видно Бог, решил испытать своих воинов, пришедших защищать в Святую землю Гроб Господень от мерзких язычников. Вот уже прошел полдень, жаркое солнце высоко висело в небе, посылая на землю свои жаркие лучи, раскалившие латы двух доблестных воинов, но синяя лента реки так и не появилась на горизонте. Все та же мертвая и негостеприимная земля на тысячи ярдов вокруг.
    - Лошади устали, сир. - Произнес еще совсем молодой человек с осунувшимся и печальным лицом, ехавший на коне пегой масти. На его новеньком щите красовался уже изрубленный сарацинскими ятаганами герб одного из знатнейших родов Англии.
    - Знаю Родерик. Они хотят пить. - Его спутник произнес свою фразу из-под тяжелого шлема с опущенным забралом. В узких прорезях шлема сверкали серые и уже немолодые глаза. Рыцарь был опытен и в отличие от мальчишки, которому не сидится дома и просто хочется подвигов, знал, как опасны сарацинские стрелы, которые разят без промаха так неосмотрительно неприкрытые шлемами горячие головы. Пусть в шлеме было душно и жарко, но зато намного спокойнее.
    - Скоро лошади падут, как же мы выполним волю Господа нашего? - Казалось, сир Родерик сейчас начнет заламывать свои руки от отчаяния.
    - На все Его воля. - Флегматично ответили Родерику из-под шлема, и ему показалось, что спутник слабо пожал плечами, казалось, он совсем не ощущал жажды.
    Родерик замолчал. Он до сих пор не привык находиться с сиром Бертраном на равных, ведь его, оруженосца, пусть и из знатного рода, посвятили в рыцари всего месяц назад.
    Им не повезло. Он, сир Бертран и еще сорок рыцарей ордена госпитальеров отправились на разведку глубоко в тыл эмира и, в конце концов, после подлой ловушки сарацинов, отряд разметало по всем окрестным землям, каждый спасался, как мог. Во время бегства сир Родерик и сир Бертран, по воле Господа, оказались вместе. Теперь рыцарям приходилось огибать знакомые тракты, чтобы в целости добраться до ставки славного Ричарда 1, молясь, чтобы на горизонте не появились зеленые плащи воинов Саладина. Да, вдвоем рыцари вполне могли выстоять против пяти шести легко вооруженных всадников эмира, одетых в тонкие кольчуги, в честном бою. Но ни один боец, даже в самой крепкой броне, не продержится долго против сарацинских стрел, которыми эти собаки так любят осыпать закованных в железо завоевателей их исконной земли.
    - Сир Родерик, - Бертран прервал свое молчание и привстал в стременах, стараясь рассмотреть что-то впереди. - Посмотрите туда, уж никак, Господь посылает нам воду?
    - И верно! - Вскричал сир Родерик, взмахнув рукой. - Забери меня Дьявол, если это не колодец!
    - Ну-ну. Не поминайте Дьявола. А не то он не замедлит появиться. К колодцу! - сир Бертран ударил пятками своего пепельно-серого жеребца.
    Лошади уже сами почувствовали воду, их не было нужды подгонять, они бодрой трусцой направились к покосившемуся колодцу, выложенному желтым, потрескавшимся и раскрошившемся песчаником. Сир Бертран слез с коня, снял с головы шлем, так похожий на какой-то волшебный желудь фей и, отложив его в сторону, стал помогать Родерику поить лошадей. Лошади должны напиться первыми, потому как если погибнут лошади, можно читать отходную молитву и надеяться, что Папа Римский не забудет включить их имена в мессе о погибших за Святую Землю. Пешком отсюда не уйдешь.
    Затем, когда животные, отфыркиваясь от удовольствия, отошли от ведра, настала очередь людей. По старшинству, которое так соблюдали в ордене Госпитальеров, первым испил воды сир Бертран. Он пил жадно, не отрываясь, холодная и чуть-чуть солоноватая вода приятно холодила пересохшее горло. Остатки воды из ведра он вылил себе прямо на голову. Живительный поток насквозь промочил его черные как ночь подстриженные под горшок волосы, стек по суровому, обветренному ветрами Палестины и Сирии лицу и, проникая сквозь доспехи, намочил тело.
    - Клянусь монастырским вином! Хорошо! - Взревел он, стряхивая с коротких волос остатки влаги. Сир Родерик почтительно ждал, облизывая потрескавшиеся от сарацинского белого солнца губы.
    - Пойду вознесу благодарность Господу. - Произнес, сир Бертран, протягивая ведро Родерику. - А ты пока наполни и напейся.
    Рыцарь отвернулся от колодца и, отойдя от него немного, отстегнул с пояса свой старый, но верой и правдой послуживший в сотнях битв меч. Аккуратно положил его на сухую землю, сегодня он обратиться к Господу не как воин, а как обычный его верный слуга. Рыцарь прошел еще десяток ярдов и, достав из каких то потаенных глубин своих лат массивное серебряное распятие, преклонив колени, стал молиться.
    - Господи, благодарим тебя за посланную нам воду. Спасибо, что ты не дал мне и этому мальчишке погибнуть от жажды, спасибо, что разрешил бороться за Гроб Твой, спа..
    Раздалось испуганное ржание привязанных лошадей, а затем изумленный не то вскрик, не то всхлип сира Родерика, оставшегося у колодца. Этот вскрик заставил Франсуа Бертрана прервать свое обращение к Господу и обернуться на звук. То, что он увидел, заставило храброго рыцаря ужаснуться до глубины души.
    Сир Родерик лежал на земле, орошая высохшую землю своей алой кровью, голова его была почти отделена от тела, а над ним, молча, втыкая в мертвого кривой ятаган, стоял человек. Откуда он взялся, где он до этого момента прятался и как молодой, но опытный рыцарь не заметил его, оставалось загадкой. Грязный, в лохмотьях, которые когда-то были одеждой, и надо сказать, что дорогой одеждой, человек с дьявольской яростью втыкал свое оружие в уже мертвое тело, что-то завывая. И это был не сарацин, нет. Хоть его лицо и было темным от палящего солнца, но голубые глаза на искаженном яростью лице, да и само лицо с правильными чертами выходца юга Англии выдавали в человеке европейца, а значит и Христианина.
    Сир Бертран молча вскочил с колен и побежал к лежащему в отдалении мечу. Человек, казалось, только что заметил рыцаря и, наконец, оставив кромсать труп несчастного, поднял ятаган над головой и, вопя что-то нечленораздельное, бросился к бежащему за мечом рыцарю. Бертран понял, что не успеет дотянуться до оружия, что безумец доберется до него своим окровавленным ятаганом намного раньше. Тяжелое распятье рыцарь все также сжимал в руке и теперь кинул его подбегающему к нему безумцу в лицо, надеясь ошеломить хотя бы на несколько секунд. Эффект от этого отчаянного броска, превысил все ожидания рыцаря. Сияя на солнце, как карающий огненный меч, распятье попало человеку в грудь и тот, с воплем пролетев более двадцати ярдов назад, ударился спиной о каменный борт колодца. Не время было изумляться явленному чуду, Франсуа Бертран подхватил лежащий на камнях меч, отбросил в сторону ножны и бросился к уже поднимающемуся с земли человеку. Казалось, что страшный удар о камни, совсем не причинил ему вреда, он все также крепко держал в правой руке свой страшный ятаган, хотя левая и была прижата к груди, к тому самому месту, куда попало распятие.
    Человек, было, замахнулся над головой оружием, но сир Бертран уже с хаканьем, вогнал свой меч противнику глубоко в грудь. Добрая французская сталь на целых два вершка вышла из спины врага. Ятаган выпал из слабеющей руки, человек стал заваливаться на спину и Бертран поспешил выдернуть из тела окровавленный меч.
    Лошади не переставая, испуганно ржали, можно сказать, что даже кричали, и рыцарь недоумевал, что же случилось?
    Человек был все еще жив. Он лежал на спине, смотря на сира Бертрана тускнеющими голубыми глазами с какой-то странной золотой ниточкой вокруг радужки. Совсем недавно искаженное яростью лицо сияло торжествующей улыбкой. Это действительно был европеец, может быть даже рыцарь, которого лишение и беды, посланные Господом, свели с ума. Кровь из раны текла не переставая, и любой, даже самый глупый оруженосец мог понять, что сумасшедший уже не жилец на этом свете.
    Сир Родерик опустился перед умирающим на колени и, смотря в глаза с золотой ниточкой по краям радужки, уже подернутые поволокой смерти, спросил:
    - Кто ты? Как твое имя?
    И тогда человек улыбнулся и, умирая, произнес:
    - Имя мое - Легион.

    * * *

    Сегодняшним осенним утром наконец-то выпал снег. Мелкие снежинки, кружась, оседали на мокрую землю и таяли. Хрупких снежинок было много, они не переставая все падали и падали, на место одной растаявшей, с тяжелых свинцовых облаков падало десять и к восьми утра молодой снег уже покрывал землю тонкой периной. Ренат выскочил из дома, натягивая на ходу дутую китайскую куртку, и подбежал к машине, зажимая подмышкой свой старый кожаный портфель. Максим уже ждал его у подъезда, сидя в покрытом осенней грязью и талым снегом желтом милицейском УАЗике.

    - Утро доброе. - Макс зевал, видно хотел спать. - Погодка-то!
    - Дерьмо погодка, скорее уж холода, чем такая слякоть. - Ренат пожал протянутую руку Макса. - Спасибо, что решил подвезти.
    - Всегда, пожалуйста, товарищ следователь! - Макс шутливо козырнул, его серые глаза смеялись. - Все равно после ночного дежурства. Теперь машину поставить и спать.
    - А где Котлета? - Ренат удивленно осмотрел такой пустой без гиганта Толика Смирнова по кличке Котлета салон машины.
    - Котлета? - Макс крякнул и завел двигатель, машина взвыла, и тронулась. - Толик уже, небось, храпит. Я его по пути к тебе до дома подбросил, он, как чувствовал, даже оружие с собой на дежурство не взял, чтобы сразу в койку.
    - Доиграется..... А ты широкой души человек, Макс. - Ухмыльнулся Ренат, наблюдая, как тают падающие на лобовое стекло снежинки, которые сбивались со своего вечно кружащегося, хаотического танца и умирали.
    - А что поделать? - Макс остервенело врубил рычащую и сопротивляющуюся третью передачу. - Мама так воспитала, теперь уже поздно плакать и посыпать голову пеплом.
    Ренат ничего не ответил, он наблюдал, как за окном проносятся серые башни домов, вывески дорогих московских магазинов, как люди подняв воротники, спешат на работу, кляня почем свет, мерзкую осеннюю погоду. Слякоть и снег, холодный промозглый ветер, самый хороший повод сидеть дома. А ему еще целый день работать. Начальник повесил на него новое дело, которым раньше занимался Синицын.
    Теперь Синицын и все остальное управление из кожи вон лезут, чтобы поймать какого-то озверевшего психопата, нагнавшего страха на половину Москвы своими жестокими убийствами. Естественно, что другие дела бросать нельзя, вот их и подкинули Ренату, а проклятому и поганому Сане Синицыну, который вот уже в течение двух лет не прерываясь на выходные и обеды, лизал задницу начальству, выпало шанс отличиться. Почему это Синицыну, а не ему, Ренат в принципе знал: никакое начальство не любит людей, которые знают больше, чем оно, тем более, что это действительно было так. Плюс независимость Рената, нисколько не прибавляла к нему любви вышестоящих погон.
    Ренат оторвался от созерцания пейзажей утренней Москвы, и, протянув руку, включил старенькое радио, которое заботливый Макс присобачил каким-то образом к машине, хотя начальство, будь оно проклято, таких вещей не одобряло. Приемник захрипел, затрещал, сквозь помехи раздалась едва различимая песенка, которая уже последние две недели капала на мозги слушателям всей страны и вызывала у Рената стойкое явление аллергии, постепенно уводящее его в анафилактический шок. Еще неделька и Ренат возьмет свой ПМ и пристрелит эту проклятую певичку, которой на ухо наступил медведь, ее продюсера и дебилов с радио, которые постоянно и в самые неподходящие моменты ставят такое дерьмо.
    - А, бесполезно, - Макс махнул рукой. - Когда рация работает, то приемник дохнет, можешь и не пытаться, тем более что все равно фигня какая-то.
    Ренат отключил радио, затем снова перевел свое внимание на окно. Блин. Как не хочется снова идти в отдел, видеть наглую и ухмыляющуюся морду Синицына....
    - Внимание! Пятый, пятый, слышишь меня? - Заголосила рация взволнованным голосом дежурного.
    - Слышим, слышим. - Ренат ответил сам, пусть Макс ведет машину, он и так устал за ночь.
    - Где находитесь?
    Ренат вопросительно вскинул бровь и взглянул на Макса, ожидая, когда он назовет адрес, сам он в этих изгибах стареньких улочек и переулков разбирался плохо. Макс, чертыхнулся, обгоняя еле плетущийся впереди Форд, и назвал адрес.
    - Вы совсем рядом. Убийство. По сообщению звонившего убийца еще там. Оперативная группа уже выехала, но боюсь, что не успеет, вы ближе. Будьте осторожны, это, кажется тот самый мясник, которого Синицын ищет.
    После того, как дежурный назвал адрес и отключился Ренат зло ругнулся, уж что-что, а брать маньяка силами двух человек ему ой как не хотелось. Тут опер группа нужна, профессиональные ребята, а не следователь и патрульный.
    УАЗик скрипя тормозами резко остановился у ничем не примечательной старенькой хрущовки с облезлыми некрашеными стенами, Рената эта резкая остановка бросила вперед и он чуть не разбил лоб о стекло.
    - Оружие есть? - Спросил он у Макса, доставая из кобуры ПМ.
    - А как же? - Макс похлопал по кобуре и нервно улыбнулся, понятное дело, хрен знает, что их ждет в подъезде.
    Двор был пуст, людей как будто ветром сдуло. Держа оружие наготове, милиционеры подбежали к подъезду.
    - Я впереди, ты прикрывай. - Бросил Ренат кивнувшему в волнении Максу и ударом ноги толкнул старую деревянную дверь. В нос им ударил запах сырости и мочи. В подъезде царил полумрак и лишь благодаря тому, что сейчас был день, можно было хоть что-то рассмотреть. Они стали медленно подниматься по лестнице, вслушиваясь в тишину, лавиной упавшую на мрачный подъезд, лишь дверь позади них тоскливо скрипнула, закрываясь. Первый этаж. Пусто.
    На втором этаже была иная картина: как будто какие-то шутники расплескали несколько ведерок с краской, пытаясь представить ее ничем не искушенным старушкам в виде крови. Вот только это была действительно кровь. Огромная лужа на лестничной площадке второго этажа, от которой тянулась кровавая дорожка выше. Видно жертва, ничего не соображая, но, пытаясь убежать, истекая кровью, бросилась вверх. Одна из квартирных дверей была открыта. Ренат остановился, сомневаясь, что делать дальше. Разделиться? Или сначала вдвоем проверить квартиру, на случай если убийца решил там спрятаться. Но тогда, если он сейчас наверху, то это даст твари прекрасный шанс сбежать, пока оба милиционера обыскивают, пустую квартиру предполагаемой жертвы. Все-таки придется разделиться. Ренат кивком указал Максу на открытую дверь.
    - Жди здесь. - Прошептал он. - Я проверю, что там наверху, а затем вместе войдем. Не суйся. И умоляю, будь осторожен.
    Макс лихорадочно кивнул, и стал наблюдать, как Ренат медленно поднимается дальше, по кровавой тропинке.
    Третий этаж. Никого. Четвертый этаж. Опять пусто. Только кровь, одна сплошная кровь, Ренат и не подозревал до сегодняшнего дня, что в человеке может быть столько крови. Откуда-то с пятого этажа раздался тихий полувсхлип-полувздох и следователь еще крепче сжал рукоятку пистолета.
    Убийца был на пятом этаже. Человек сидел на корточках, спиной к подошедшему Ренату и с какими-то нечеловеческими всхлипами и бормотаниями все втыкал и втыкал обычный столовый нож, сейчас весь покрытый свежей кровью в тело жертвы.
    - Руки! - Заорал Ренат, надеясь, что Макс его услышит. - Милиция! Обернись! Медленно!
    Человек развернулся, вскочил на ноги, его покрытая кровью по самый локоть рука судорожно стиснула нож. Следователь в страхе отшатнулся. Маньяк испугал его. Если бы он встретился с ним на улице, то никогда бы не подумал, что это страшный и кровожадный убийца, который держал в страхе Москву весь последний месяц. Человек был самый обычный и заурядный, ничем не примечательный субъект. За сорок, плешивый лоб, дешевый костюм и тяжелые очки в массивной роговой оправе, стилизованной под черепаший панцирь, выдавали в нем научного работника или инженера, который не то, что человека и мухи-то не обидит. Но вот искаженное яростью лицо и странные глаза с золотой ниточкой вокруг радужки, которая искрилась, как будто на нее падал свет, напугали Рената до полусмерти, он чуть было не нажал на курок.
    - Брось нож, или я стреляю! - Рявкнул Ренат, недоумевая, почему нету Макса.
    - Ты не остановишь меня Ренат. - Сказал вдруг убийца, ошеломив следователя.
    - Откуда ты знаешь мое имя? Брось нож!
    Но человек уже не слушал, он взмахнул ножом и, завывая, как сотня грешников на сковородке, бросился на Рената. Три выстрела эхом грохнули в подъезде, отражаясь от старых, исписанных фломастером стен с содранной краской. Человек споткнулся, выронил нож и, пробежав еще пару шагов, растянулся у ног испуганного следователя. Откуда-то снизу раздался топот приближающегося и наконец-то очнувшегося от спячки Макса.
    Ренат наклонился над убийцей. Очки слетели с него, на белой рубашке и сером пиджаке расплывались пятна крови. На удивление, маньяк был еще жив. Он тяжело дышал, все его тело сотрясала предсмертная дрожь.
    - Кто ты? Откуда ты знаешь мое имя? - Тупо спросил Ренат, который до сих пор еще не отошел от шока.
    Умирающий пытался что-то сказать. Ренату пришлось наклониться к нему, чтобы хоть что-то разобрать.
    - Имя мое - Легион. - Улыбнулся человек, его странные глаза сверкнули и он, еще раз вздрогнув, затих.
    Воздушный поток, который неизвестно откуда появился, ударил упругим кулаком Ренату в лицо. Воздух был затхлым и гнилым, как из могилы. Голова Рената закружилась, и он потерял сознание.

    * * *

    Очнулся Ренат оттого, что кто-то настойчиво бил его по щекам. Он разлепил веки и уставился на склоненное над ним встревоженное лицо Макса.

    - Ренат! Цел? - Макс протянул ему руку, помогая подняться.
    - Ты где шляешься? - В Голове у Рената шумело, он потряс ей, но шум никак не проходил. - Я тебе орал, орал.
    - Да ничего я не слышал, - стал оправдываться патрульный. - Потом выстрелы грянули, и я бросился к тебе. Мертв?
    - Мертв. Он меня гад, чуть на холодец не пустил. - Ренат чувствовал себя препаршиво. Очень хотелось плюнуть на все, отправиться домой, и принять душ. В голове как будто поселился персональный демон, задачей которого было свести Рената с ума.. По лестнице загрохотали шаги десятка человек, бегущих на помощь.
    - А вот и кавалерия. - Макс пытался шутить, хотя губы его не слушались. - Как всегда поздно.

    * * *

    На незапланированной летучке собранной в кабинете у начальства, куда набилась тьма-тьмущая народу, начиная с совершенно ненужных участковых и, заканчивая шишками из ФСБ, царило всеобщее возбуждение и эйфория.

    - Убийца, Терехов Геннадий Викторович, шестьдесят четвертого года рождения. Старший научный сотрудник Института общей физики....
    Ренат практически не слушал голос начальника, в голове шумело, какой-то непонятный шепот на границе слуха, как будто кто-то пролил на раскаленную сковородку шипящее масло. Ренат пытался вслушиваться, уловить смысл шума, в котором ему иногда слышались чьи-то голоса, но все безрезультатно. Как только следователю казалось, что вот, наконец, он понял, о чем они говорят, голоса смолкали, слова переходили в неразборчивый шепот и бурчание. Поэтому он просто открестился от всего, и оперевшись на стол руками, кое-как слушал доклад о маньяке.
    - ..во. Вначале его убийства были крайне осторожны, и хорошо спланированы. Первые пять жертв были убиты холодным режущим оружием, голова у каждой жертвы отрезана. Затем, убийца как с цепи сорвался, видно почувствовал жажду крови, и уже не отвлекаясь на заметание следов, пошел крошить всех направо и налево. Он просто обезумел......
    Действительно, что заставило обычного и ничем не примечательного человека пойти убивать? Тяжелое детство? Издевательства сверстников? Или у этого человека было просто такое хобби? Как таких отморозков носит земля? Гад убил пятнадцать человек, прежде чем Ренат смог его остановить. Шум в голове не стихал. В ушах все также продолжала шипеть, что-то, тихонько шепча, сковородка.
    - ...ну и, конечно же, мы поздравляем с успешным обезвреживанием опасного маньяка, нашего коллегу - Рената Сафуйдинова!
    В комнате захлопали, заулюлюкали, и Ренат вздрогнул, очнувшись от тяжелых мыслей. Все наперебой стремились хлопнуть его по плечу. Вот ему руку пожимает довольный и радостный шеф, сияющий как пресловутая лампочка Ильича, складывалось ощущение как будто у шефа жена родила, по крайней мере, двойню, не меньше. Вот какие-то шишки из ФСБ, мэрии, еще неизвестно откуда.... Тяжелая рука невесть откуда здесь взявшегося Котлеты, который давным-давно должен был спать, как уверял Макс, хлопнула Рената по плечу. Вот натянутая и вымученная улыбка Синицына, Ренат спутал лизоблюду все карты и возможно приобрел страшного врага. Башка просто разрывалась от боли, непонятный шум в ушах, просто сводил с ума, хотелось спать...
    Ренат улучил минутку и подошел к начальнику.
    - Босс. Можно сегодня домой? Башка просто лопается.
    - Конечно, конечно. - Засуетился начальник. - Ступай, тебя довезут.
    Ренат в каком-то полубреду добрался до дома, вошел в подъезд, прошел мимо сидящих на лестнице и глушащих с утра водку четверых восемнадцатилетних отморозков, которые не посмели его тронуть, милиция все-таки, но в след раздались нелестные реплики, на которые Ренат не обратил внимания. Дрожащей рукой, сунул ключ в замочную скважину, отпер дверь и, пройдя к кровати, даже не раздеваясь, упал на нее погрузившись в беспамятство...

    * * *

    Сквозь сон раздался резкий и пронзительный звонок телефона, стоящего на маленьком столике у изголовья кровати. Ренат предпочел не обращать на него внимания и отоспаться, благо сегодня был выходной, но телефон не умолкал и все также настойчиво капал на мозги своими соловьиными трелями. Ренат молча воззвал к небесам, не открывая глаз, протянул руку и, подняв телефонную трубку, поднес ее к уху.

    - Да?
    - Ренат? Собирайся, еще одно убийство! - Голос Синицына был взволнованным и злым.
    - Какое убийство? Я что, один в отделе? У меня сегодня выходной. - Возмутился Ренат.
    - Такое же убийство! - Синицын сделал ударение на слове такое. - Либо ты не того вчера укокошил, либо их двое было, и вы с Максимом одного прошляпили, либо появился имитатор. Макс уже выехал к тебе.
    Весть огорошила, так еще толком не проснувшегося Рената и заставила его резко подняться с кровати.
    - Еду. - Буркнул он и бросил трубку.
    Еще один маньяк? Этого только не хватало! Ренат встал с постели, разгладил помятую одежду, потом плюнул, снял ее и просто переоделся в чистое. Все тело страшно болело, как будто он всю ночь грузил вагоны картошкой. Руки были свинцовыми и неподъемными, каждая клеточка тела болела. Шум в голове немного стих, но не исчез, он просто затаился где-то там, в глубине сознания, ожидая, когда человек расслабится, чтобы снова вернуться в голову и начать свое сводящие Рената с ума бормотание. Всю ночь ему снились кошмары. Искаженное ужасом лицо какой-то старухи в темном ночном проулке и кровь. Кровь, кровь, кровь......Брррр. И приснится же такое.
    Ренат едва-едва успел выпить кофе и съесть бутерброд с сыром, а Макс уже гудел под окном. Он выскочил из квартиры, захлопнув за собой дверь, и спугнул соседского кота, который, развалившись на лестничной клетке и подняв к потолку заднюю лапу, наводил утренний марафет, отчаянно вылизывая лапу языком. Увидев Рената, кот сразу же забыл о своих делах; он вскочил, выгнул спину коромыслом, отчаянно и яростно зашипел, а затем, завывая, как будто ошпаренный кипятком, унесся куда-то вверх по лестнице. Следователь удивленно пожал плечами, с котом творилось что-то странное, вроде весна еще не началась.....
    - Доброе утро. - Буркнул Ренат, забираясь в пассажирское кресло.
    - Какое же оно доброе, - протянул Макс. - Еще один потрошитель появился. И только я хо...
    Макс осекся и внимательно посмотрел на лицо Рената.
    - Ты заболел? - Обеспокоено спросил он.
    - С чего ты взял? - Удивился Ренат. - Ну, есть немного, голова побаливает, но это ничего.
    - Ты в зеркало смотрел? У тебя, что с глазами?
    Макс удивленно глянул на себя в зеркало заднего вида и, вздрогнув от неожиданности, едва-едва подавил вскрик готовый сорваться с его губ. По краю его карей радужки тянулась тонкая, в волос толщиной золотистая ниточка, придавая глазам неестественный вид. Они как будто свет. Точно такие же глаза были у вчерашнего убийцы. Ренат похолодел от навалившегося на него необъяснимого и сверхъестественного ужаса. Отдаленный шум в голове взорвался тихим и многоголосым шепотом.
    - Мы слышшшшим. Мы ждееем. Кровь, кровь, кровь, кровь...Убей, убей, убей, сдирай мяссссо, пей кровь, сладко, сладко, сладко, мы ждееем, иди к нам, кровь, убей, убей.
    Ренат до боли сжал ладонями свои виски, и наваждение отступило, растаяло как утренний туман под налетевшим ветерком, скрылось где-то в глубине головы. Ренат спрятал свои бледный дрожащие руки в карманы куртки, пот выступил на его лбе.
    - Со мной все в порядке Макс, просто немного приболел. Поехали, там нас уже заждались.
    Макс бросил на Рената еще один подозрительный и обеспокоенный взгляд и завел двигатель....

    * * *

    Место убийства уже было оцеплено. Конечно же, толпа зевак, конечно же, журналисты. Куча людей из милиции, злой шеф, задумчивый Синицын, хмуро посмотревший на Рената, отчаянно курящий одну сигарету за другой Толик.

    Старый переулок, показавшийся Максу до боли знакомым, снег лежащий тонким слоем на промерзшей осенней земле и тело с отчлененной головой, безвольной куклой растянувшееся на снегу, окрашенному кровью. Криминалисты уже сделали свою работу, и пара медиков грузило труп на носилки. Макс подошел к трупу, чтобы рассмотреть лицо жертвы и воздух вырвался из его легких, как будто по груди ударили тяжелой кувалдой. Лицо старухи. Искаженное ужасом лицо старухи из его ночного кошмара. И тот же переулок, только ночью он был темным, поэтому Ренат его сразу и не узнал. Черт! Что здесь происходит? Он уже здесь был или просто видит вещие сны?
    Адский хор в голове снова взвыл, вопрошая крови и требуя убить кого-нибудь. Руки Рената сами собой сжались в кулаки. А что? Достать пистолет и пострелять тут всех. Чем не дело? Рука сама по себе потянулась к кобуре. Сейчас, сейчас он им покажет...
    - Ты чего-то побледнел Ренат. Все о'кей? - Тяжелая лапа Котлеты опустилась задумавшемуся Ренату на плечо, и наваждение прошло, голоса еще раз взвыли и смолкли. Ренат с ужасом подумал, что могло бы сейчас произойти, если бы не Котлета. Что же с ним такое? Может, отравился чем-то?
    - Не все о'кей. - Простонал он сквозь подступающее безумие, глядя в глаза Котлете. - Заболел. Состояние ниже хренового. Я домой, пойду отлежусь, а завтра приду, замолви перед боссом обо мне словечко.
    Ренат шатающейся походкой направился к толпе зевак, не обращая внимания на удивленные взгляды Максима и Синицына, как нож прошел сквозь людскую толпу, и вышел из кривого и мрачного переулочка на одну их центральных московских улиц. До дома было рукой подать, всего-то каких-то жалких пять минут прогулочным шагом. Голоса в голове снова надрывались, шепча ему в мозг, предлагая, увещевая, угрожая. Ренат тихонечко взвыл, необъяснимые и невидимые шептуны привели его в глубокий ужас и чтобы хоть как-то избавиться от поселившихся в голове демонов, следователь бегом устремился по улице, расталкивая редких прохожих и не обращая внимания на их возмущенные крики.
    Ренат все бежал и бежал. Он чувствовал, что сходит с ума и что это никак не остановить, поэтому он просто бежал, единственный надежный способ избавиться от голосов. Улица, лица прохожих, дома, магазины, проезжающие по шоссе машины слились в одно тускло-серое пятно, мазок на холсте мрачного художника. Не помогало. Голоса все также требовали крови, и Ренат только все быстрее несся по холодной осенней улице, не обращая внимания на подмерзшую ледяную корочку снега, образовавшуюся на асфальте за морозную ночь.
    Со всего маху Ренат ударился в стену, по крайней мере, ему так показалось вначале. Он как подкошенный рухнул на асфальт, ошеломленно моргая глазами и, хватая ртом воздух. Из носа стекала такая теплая на морозном ветре струйка крови. В глазах взорвался свет, и голоса в голове в ужасе взвыли, видимо надеясь, окончательно свести Рената с ума. Он постарался сфокусировать пропавшее на время от боли зрение и увидеть, во что же он, собственно говоря, врезался? Перед ним ничего не было. Все та же улица, его собственный дом, видневшийся вдали, небольшая церковь с облупившейся краской на стенах в пяти метрах от него, в ней так красиво звучали колокола по утрам. Пара девчонок, видимо школьниц прошедших мимо и испуганно посмотревших на разлегшегося на ледяном тротуаре Рената. Одна обозвала Рената припадочным, но ему сейчас было не до этих соплюшек. Он с удивлением и отчаяние щупал невидимую и твердую стену, воздвигнувшуюся между ним и церковью. Стена была твердой, и от нее исходило тепло. При каждом ощупывании стены, в голове раздавались испуганные и яростные вопли.
    - Это что же значит? - Отстранено подумал Ренат. - Мне теперь и мимо церкви пройти нельзя? Что со мной происходит?
    Голоса завывали.
    - Заткнитесь! - Уже во весь голос заорал Ренат, чем испугал проходящего мимо мужика. - Заткнитесь! Или я за себя не ручаюсь! Церковь рядом!
    Голоса затихли, и Ренат перевел дух, наблюдая, как испуганный мужик, спокойно прошел сквозь невидимую преграду, и ускорил шаги. Никому не хочется связываться с психом. Ренат растянул губы в хищной улыбке, так похожей на оскал дикого зверя.
    Чтобы обойти преграду, пришлось перейти на противоположную сторону улицы. По счастью, хоть голоса смолкли, пусть не исчезли совсем, оставшись где-то на границе сознания, но смолкли. В подъезде все также сидело четверо юных любителей водки, и резались в карты. Ренат пролетел мимо них, не обращая внимания на злобный шепоток за спиной. Открыл дверь и, молясь Богу, в которого он не верил вошел в квартиру.....

    * * *

    Следующие дни, недели, а может, и месяцы слились для Рената в один смазанный комок, в одни гигантские сумерки, в которых был он и голоса. Иногда ему казалось, что он спит, а его телом управляет кто-то другой, злой и необъяснимо страшный. Ночами его преследовали кошмары. Кровь, вопли ужаса и лица, лица, лица людей которые жили недавно и жили в далекие тысячелетия, когда про христианство и мусульманство даже не ведали. Иногда, он выныривал из этого серого и ужасного вечного кошмара и тогда обнаруживал себя на работе, изучая документы об очередном убийстве, которое совершил неуловимый маньяк. В один из дней, Ренат нашел себя свернувшимся калачиком в углу своей однокомнатной квартирки. Однажды, когда мир снова обрел краски, Ренат обнаружил, что сидит на табурете и чистит от крови свой старый, с двадцатисантиметровым лезвием охотничий нож. Ренат в ужасе отбросил от себя страшное оружие, но голоса закружили его в новом листопаде безумия, и он снова погрузился в серый полусон-полумираж, в котором жил все эти дни....

    * * *

    Из сумеречного сомнамбулического состояния, из которого он не выныривал вот уже вторую неделю, Рената вытолкнула боль. Он очнулся на полу кухни, сжимая в руке покрытый ржавчиной засохшей крови нож. Нещадно болел бок, рубашка промокла кровью. Ренат в страхе вскочил, отбросил нож в сторону и сорвал с себя окровавленную одежду. На правом боку он обнаружил глубокий кровоточащий разрез, оставленный, скорее всего этим проклятым охотничьим ножом. Дожил, он теперь не только слышит голоса, но уже и сам себя режет. Как много крови на одежде! Неужели вся его? Нет, не может быть. Кровь и на брюках и на рубашке и на руках. Если бы он потерял столько крови, то, наверное, уже умер. Тогда чья? Чья это кровь? Неизвестность пугала. Ренат, стараясь ни о чем не думать, даже о пропавших куда-то голосах, переоделся, и уже было, собрался пойти поставить чайник, когда прозвенел дверной замок.

    Прикрыв дверь кухни, чтобы скрыть от незваных гостей кровь и грязную одежду, разбросанную на полу, Ренат пошел отрывать дверь. Он посмотрел в глазок и увидел озабоченные лица Макса и Котлеты.
    - Что случилось? - Хмуро спросил Ренат, открывая дверь и смотря на посетителей своими странными глазами.
    - Собирайся. Очередное убийство, теперь уже в твоем подъезде.
    - Кто? - Ренат замер.
    - Да какие-то подростки, водку пили на втором этаже, а этот ублюдок на них и нарвался. Три трупа.
    - Три? Странно.... - Ренат на мгновение задумался. - Точно три? Их же всегда четверо было.
    - А ты откуда знаешь? - Удивленно вскинул бровь Котлета.
    - От верблюда. - Буркнул Ренат, выходя на лестничную площадку. - Они тут, постоянно крутились. Пошли что ли?
    Возле лифта, на втором этаже, где сейчас как пчелы работала бригада судебных экспертов, все было залито кровью. Три тела лежали на кафельной плитке в совершенно неестественных позах, как будто рядом с подростками взорвали гранату и взрыв смял их, разбросав по всему этажу. Головы были отрезаны и лежали отдельно от тел. Голова одного из убитых, застряла между лестничными перилами и с немым укором смотрела в глаза Ренату. Он поспешно отвернулся, зрелище было жутким.
    - Вот так их и нашли. - Пробасил Котлета, брезгливо морщась, он ненавидел кровь. - Они, наверное, сидели, когда этот здесь прошел. Ну и началось. Четвертый, если он был, скорее всего, сбежал. Один из покойников успел достать нож-бабочку и задел убийцу, нож с кровью уже отправили на экспертизу.
    Ренат, сам того не осознавая, протянул руку к порезанному боку. Неужели совпадение? Могильный холод ужаса от осознания, что он мог совершить, когда находился в бреду, толкнул Рената в пропасть.
    - Как странно, - протянул задумчиво Макс, ни к кому не обращаясь. - Все убийства происходят в одном и том же районе, прямо вокруг твоего дома Ренат. Очень странно. Как будто убийца живет где-то поблизости.
    - А может, ему просто район не понравился? - Хохотнул Котлета.
    - Ладно, - Макс отвлекся от своих логических головоломок. - Тут нам делать больше нечего. Поехали в управление, там все и обсудим.
    - Я только оденусь и спущусь. - Торопливо проговорил Ренат, заходя в лифт.
    - Давай, мы тебя ждем. - Произнес Толик, спускаясь по лестнице вслед за Максом.
    Когда лифт остановился на седьмом этаже, Ренат выскочил в еще не полностью раскрывшиеся двери, и влетел в свою квартиру. Дрожащими руками, надел теплый шерстяной свитер, ботинки, накинул на плечи куртку. Во рту стоял кисловатый привкус, как будто он выпил ведро помоев. Ренату захотелось всполоснуть рот, он включил в ванной свет, открыл дверь и из его рта раздался испуганный и ни с чем не сравнимый вопль ужаса и разбившейся надежды. Четвертый подросток никуда не убежал. Он просто не мог убежать. В окровавленной ванне, с застывшим на лице ужасом, лежал мертвый парень. Все его тело представляло сплошной кусок, мяса, как будто человек попал в большую и ужасную мясорубку.
    Ренат издал тихий, булькающий звук и тихонько стал отходить, обратно в коридор.
    - Нет! - Тихонько заскулил Ренат. - Не может быть, я этого не делал, я этого просто не мог сделать! Невозможно! Я просто сплю. Нет!
    Голоса в голове взорвались бомбой, оглушив, Рената. Он упал на колени, заорал, хватаясь руками за уши.
    Шепот слился в торжествующий многоголосый рев тысячи глоток, поглотивший его сознание, сожравший, выпивший душу и в этот миг Ренат Сайфудинов навсегда потерял свое я.

    * * *

    Максим вел машину, иногда бросая хмурые взгляды в зеркало заднего вида, на сидящего позади него Рената. С парнем в последний месяц творилось что-то странное. Все началось, после того как Ренат столкнулся с маньяком. Видно, следователь слишком сильно переживал, что убил человека. Ренат заболел, у него часто болела голова, он выглядел бледным и усталым. Казалось, что какой-то внутренний огонь сжигает Рената изнутри, постепенно губя его здоровье и сознание. Да еще и эти странные глаза. В последнее время в отделе за Ренатом закрепилось прозвище Странный. Он часто замирал, вслушиваясь во что-то, что слышал только он один, иногда неожиданно всхлипывал, пугая проходивших мимо сотрудников, или бормотал себе под нос сам с собой споря. Иногда, когда Макс разговаривал с Ренатом, ему казалось, что общается он уже не с Ренатом, а с кем-то другим, очень чужим и далеким. С кем-то злобным и страшным и когда Макс смотрел этому человеку в глаза, его обхватывал непонятный первобытный ужас.

    Да еще и эти убийства....Макс упорно гнал из своей головы параноидальные мысли о предполагаемом убийце, но они возвращались после каждого очередного убийства. Страшная смерть троих подростков в подъезде Рената почти убедила Макса, но он решил подождать ответа экспертов по поводу ножа с кровью, найденному рядом с телами. Максиму отчаянно не хотелось верить в то, что приходило ему на ум. Ренат не мог, ну просто не мог быть убийцей. Максим слишком хорошо его знал, как никак пять лет проработали вместе. Ренат не тот человек, чтобы сотворить ТАКОЕ.
    - А может это вообще и не он, а что-то другое? - Пришла к Максу эта странная и нелепая мысль. Он поставил машину на служебную стоянку и заглушил двигатель.
    - Приехали. - Толик открыл дверь и спрыгнул на землю. Снег под его ботинками с толстой подошвой жалобно скрипнул. - Подходите к Синицыну.
    Максим проводил взглядом уходящего Котлету, а затем снова посмотрел в зеркало и вздрогнул. Ренат смотрел ему прямо в глаза своими золотистыми непонятными радужками. В его глазах застыла нечеловеческая ярость, готовая вспыхнуть пожаром смерти при любом резком движении Макса.
    - Ты иди к ребятам, - как можно более дружелюбнее произнес Макс. - Мне еще двигатель нужно посмотреть. Я подойду.
    Огонь в глазах следователя угас, сменившись обычной серой тоской побитого щенка, и Максим перевел дух. Наверное, показалось. И что это на него нашло? Не мог Ренат такого сделать. Максим посмотрел, как Ренат скрылся в дверях здания, а затем стал заряжать пистолет.
    - Так, на всякий случай. - Думал Макс. Его руки почему-то сотрясала крупная дрожь.

    * * *

    - Странно все это. Очень странно. - Нахмурился Синицын, разглядывая вместе с Котлетой, который вошел к нему в кабинет, карту Москвы. На карте точками были отмечены места, в которых произошли последние убийства.

    - Чего странного то? - Пробасил Толик-Котлета, уминая бутерброд.
    - А ты открой глаза, посмотри. - Синицын наклонился над столом, призывая Толика последовать его примеру. - Почти идеальный круг. А видишь где центр?
    - Где? - Котлета как всегда ничего не понимал и Синицын раздраженно вздохнул.
    - Где, где. Центр прямо возле дома Сайфудинова! Хорошо совпадение?
    - Ну?! - Удивленно нукнул Котлета, так ничего и не поняв.
    - Баранки гну! - Взвился Синицын. - Неужели ты не понимаешь в чем решение головоломки?!
    - Да не может быть... - Неуверенно протянул Толик.
    - Да как не может? Как? - Синицын уже возбужденно махал руками, все, также склонившись над картой. - Еще как может! Убил того очкарика, небось, обычного прохожего, а сам чистеньким вышел!
    Логического объяснения как Ренат убив, успел вернуться домой, чтобы его взял Максим, Синицын не находил. Пока.
    Оба занятые спором не заметили, как дверь в кабинет Синицына тихо отворилась, и вошел Ренат. Если бы они сейчас посмотрели на его лицо, то поняли, что дело нечисто. Лицо Рената было искаженно просто нечеловеческой яростью, глаза горели стремлением убивать, верхняя губа была приподнята и это избороздило его лицо морщинами, сделав еще более страшным. Белые ровные зубы сверкали в оскале. В правой руке был зажат нож. Но люди, склонившиеся над картой, не видели этого и поэтому поплатились.
    Тяжелый охотничий нож со свистом вошел под левую лопатку склонившегося и что-то втирающего Котлете Синицына. Он в ужасе вскрикнул, дернулся, но нож вместе с упругой струйкой крови вырвался из спины и снова опустился, но теперь уже в шею Синицына. Тот, обливаясь горячей кровью, и разбрызгивая ее по всему кабинету упал на пол.
    Несмотря на свой вес, Котлета успел отскочить и нож Рената лишь глубоко пропорол его левую руку. Толик отпрыгнул к шкафу с документами, крепко сжимая правой рукой левую, в попытке остановить кровь, бегущую из раны. Ренат тихонько завывая, двинулся к нему. Котлета вжался в шкаф, с ужасом глядя на приближающегося убийцу. Толик был силен, намного сильнее Рената, но боль в руке и ужас от вида убийцы, какой-то сверхъестественный ужас, заставили Толика замереть на месте. Он был похож на кролика, застывшего перед удавом.
    - Стой! - Резкий окрик Макса заставил Рената оскалиться и, выставив перед собой нож развернуться.
    - Стой, Ренат. Я не знаю, что тобой случилось, но клянусь богом, я выстрелю. - Максим был бледен, но ствол не дрожал, четко уставившись Ренату в лоб.
    - Стой Ренат. - Передразнил Макса Ренат хриплым голосом. - Ты не знаешь, с кем связался Максим. Убирайся и я тебя не трону. Убирайся!
    Ренат сделал шаг в сторону Макса.
    - Стой! - Максим снял пистолет с предохранителя. - Стой! Иначе умрешь! Брось нож Ренат!
    - Я не умру глупец! Я бессмертен! Я прожил тысячи тысяч жизней, и проживу еще столько же! - Ренат был в ярости, карие глаза готовы были вылезти из орбит. - Именно я был Каином, когда убил Авеля, я пережил Потоп, я пережил Христа, я жил, когда мир был еще юн, я принимал участия в сотнях битв, начиная с мига, когда вы, человечишки, подняли с земли камни и дубины и заканчивая самыми глобальными войнами. Я буду жить вечно! И не тебе, мелкая тварь мне указывать!
    Ренат нес какую-то чушь, читая отрывки из библии, и переходя на неизвестные Максиму языки. Казалось, Ренат забыл и про направленный на него ствол и про Толика все также истекающего кровью за его спиной. Он орал что-то нечленораздельное, размахивая руками, кровь с ножа падала тяжелыми каплями на паркетный пол. Кто-то заглянул в кабинет, сдавленно охнул и скрылся, зовя дежурного и подмогу.
    - Ты меня не убьешь! - Взревел Ренат и прыгнул на Максима.
    В кабинете мертвого Синицына раздалось два сухих выстрела.
    Когда к месту трагедии прибежали люди, они увидели склонившегося над Ренатом Максима.
    - Не стойте столбом! - Рявкнул он. - Вызывайте скорую! Он еще жив.
    - Ренат, ну как же так? - Максим опустился на колени, поддерживая голову умирающего. На груди Рената растекалось два кровавых пятна. - Ну что же ты?
    Ренат виновато улыбнулся и попытался что-то сказать. Но Макс услышал только невнятный шепот. Изо рта Рената алым ручейком потекла кровь. Он все также беззвучно открывал губы, с мольбой глядя на Максима. Максим склонил свою голову прямо к губам Рената, пытаясь разобрать, что же он говорит.
    И когда Ренат уже почти умер, когда его странные глаза сверкнули в последний раз, Максим услышал:
    - Имя мое- Легион.
     
    Силантьев Михаил Владимирович Чёрный Волк  
     
     
    - Всем знакомиться! - сказал Публий, осушив первый бокал. - Это Митий, мой однокурсник по Академии. Это Таллия, его почти как невеста. А это Домиция, моя двоюродная сестра... Из глубокой провинции. Она приехала вчера вечером.
    - И ты сразу привёл её сюда, - расхохотался Митий. - Сюда, где пропивают денежки тонкие извращенцы.
    - Только не причисляй и нас к таковым, - улыбалась Таллия, обнимаясь с Домицией. - Лучше угости Домицию самым лучшим вином, если ты такой разборчивый в тонкостях извращений.
    Вокруг шло своим ходом веселье. Стойка бара мягко мерцала в искристой полутьме; свет метался сполохами, выхватывая из темноты бутылки и разгорячённые лица; костюмы барменов излучали модное в этом сезоне оранжевое сияние; музыка перекатывалась в голографических галактиках, звёздных скоплениях и туманностях, которые неспеша клубились над головами веселящихся. Слышался звон бокалов, вопли, визги, хриплые песни и ругательства.
    - Ну как тебе! - воскликнул Публий, осушив второй бокал. - Нравится?
    Домиция, улыбаясь, сморщила нос.
    - Она ещё не привыкла к центру, - сказал Митий, пошатываясь. - Через недельку освоится, и её отсюда не выгонишь.
    - Пока в городе спокойно, пусть как раз и осваивается, - сказала Таллия, наливая вина в бокал Домиции. - Что-то сегодня ещё ни одной драки не было.
    - Сегодня быть не должно, - сказал Публий уверенно, - иначе я бы её сюда не повёл так сразу. Крейсер карателей должен был отойти ещё в полдень.
    - Да, я сегодня никого из этих головорезов ещё не видел, - сказал Митий.
    - Зато я видела гвардейцев, - сказала Таллия. - Но шлялись пятёрками, им, видимо, не до драк и не до баров.
    - Гвардейцы не такие, в принципе, звери, - сказал Публий.
    - Все они звери, - уверенно заявил Митий, опрокидывая третий бокал и пошатываясь. - Особенно если пьяные, лучше им на глаза вообще не попадаться.
    В это время к друзьям подошёл здоровенный детина с двумя полными бокалами в руках. Над головой его вращалось сотни полторы ярких синих и малиновых огоньков - последний писк сезона.
    - П-позвольте, - заплетаясь, выговорил детина, обращаясь к Домиции и стараясь сохранить равновесие.
    - Она не танцует, - подался вперёд Публий. - И вообще, она только вчера приехала, так что пусть пока постоит и посмотрит.
    Детина что-то собирался сказать, но не смог - он только протянул Домиции один из бокалов, в надежде на то, что она примет его угощение. Но Публий отвёл бокал от сестры:
    - От незнакомых людей моя сестра не принимает никаких бокалов. Возвращайся туда, откуда пришёл.
    - Это Публий, - сказал детине проходящий мимо бармен с подносом искрящихся и дымящихся бокалов, - отвали.
    Детина ушёл, в озарении сотни зайчиков.
    - Хочешь такую? - обернулся Публий к сестре. - Я тебе подарю! По случаю нашей долгожданной встречи.
    - Соглашайся, - сказал Митий, принимая из рук бармена высокий матовый бокал, по которому ползали серебристые трещинки. - Такой красивой девушке, как ты, обязательно нужна летающая диадема. Причём самая лучшая, а если у Публия не хватит денег, то мы с Таллией подбавим, так, моя сладкая? - он склонился к Таллии, но не удержался, стал падать, и ему пришлось ухватиться за неё руками. Вино выплеснулось из бокала и на сверхмодной тунике появилось пятно.
    - Ай! - взвизгнула Таллия, отпрыгнув. - Ну какой ты неуклюжий, мой сладкий! Я его сегодня первый раз надела, а ты! Я даже покрасоваться не успела как следует.
    - Ничего особенно страшного, - сказал Публий, рассматривая пятно. - Вы пойдёте в уборную и приведётесь в порядок. А мы обещаем без вас не продолжать празднества.
    - Публию не терпится избавиться от нас хотя бы на пару минут, чтобы побарахтаться в сиянии Домиции, - захохотал Митий. - Все-то в первую очередь думают, что это Публий тот самый счастливец, на которого снизойдёт сия кра... сота, - икнул он. - Ну а он только брат, хи-хи-хи... По-моему, сегодня это верейское слишком верейское... Я вы... пил только три бокала, а меня уже валяет, как сабангарского слона.
    - Тебя уже несёт, как как тарбарейского попугая, - засмеялась Таллия. - Хотя, на самом деле, только представить, сколько сейчас всяких рож пялится на нашу Домицию из углов.
    - Но Публий будет блю... сти честь сестры для благородного гос... подина, - заикался Митий. - Ну так мы идём чи... стить твоё покрывало?
    - Фу, какой ты, как будто это не Домиция, а ты только вчера приехал из глубокой провинции!
    - А что я? Кстати, она сегодня вообще не произнесла не слова! Домиция! Скажи что-нибудь, мы так и не слышали твое-го голоска!
    - Неправда, - звонко рассмеялась Домиция; по её платью промчалась багрово-золотистая волна. - Я же здоровалась!
    - А-а-а! - сказал Митий.
    - Пойдём, увалень ты мой, - Таллия толкнула своего ненаглядного. - Как бы мне не пришлось выбрасывать моё покрывало.
    Она поволокла за собой Мития, который размахивал пустым бокалом и что-то самоотверженно доказывал в ухо невесте.
    - Здорово здесь, правда!? У вас такого и в помине нет! - закричал Публий и вцепился в четвёртый бокал. - А ты что не пьёшь!? Пей сейчас же, а то тебе здесь не понравится.
    - Я пью, - улыбнулась Домиция и подняла свой бокал, - видишь.
    - Это только первый! Ну кто же так пьёт, провинция! Пришла в "Ядро Галактики", и не пьёт! Ведь здесь замечательно, правда!?
    - Слишком шумно и слишком людно.
    - Ну вот ты опять за своё! - Публий расстроился. - Какая ты всё-таки дикая, дитя мое. Ну что вообще тебе надо? Танцевать - не танцуешь, пить - не пьёшь? Только не говори, что ты ещё и...
    - А тебе-то что? - рассмеялась Домиция и отхлебнула искрящегося вина. - Ты так со мной носишься, что я даже не предполагаю, когда я ещё и, ха-ха.
    Тут к ним подошёл ещё какой-то молодой человек со сверкающими зрачками и попытался пригласить Домицию, но Публий замахал рукам и категорически заявил:
    - Она не танцует!
    Молодой человек грустно посмотрел на Домицию и отошёл.
    - Видела, как у него глаза сверкают! Имплантированная голограмма, стоит невероятных денег. Даже у моего дяди на такую фишку не будет. А у него целых две, по одной в глаз! А у вас таких нет, и не будет, в вашей деревне.
    - И ты ему отказал! Это так ты меня обещал сватать?
    - Этот человек не для тебя, Домиция, о прекрасная, дочь моего другого дяди, тоже очень умного и очень видного человека, хоть и из провинции.
    - А для кого же тогда? - раздался вопль: Митий и Таллия подходили с бутылкой и новыми бокалами.
    - Не менее, чем как для двоюродного брата нашего нового Императора, - завизжал пьяный Публий. - Да-а, винцо сегодня что-то убивающее...
    - Ну а поч... чему тогда уже не для самого нашего нового Императора? - Митий, разливавший вино из новой бутылки по бокалам, даже перекричал музыку и гомон веселья.
    - Потому что я из провинции, - улыбнулась Домиция, допивая свой единственный за вечер бокал.
    - Ну уж нет, - замахал руками Митий, - ты...
    - Осторожно, увалень ты мой, - засмеялась Таллия. - Ты сейчас опять отправишь меня под душ, ха-ха.
    - Неважно! - отрезал Публий. - Империя сильна деревней. В столице я таких замечательных экземпляров не наблюдал!
    Он глупо заулыбался и стал пялиться на сестру.
    - Так за кого мы её выдадим замуж? - Таллия снова полезла обниматься к Домиции. - Если не за Императора, так за кого?
    - Ну а почему же не за Императора? - обиделся Публий. - Только за Императора. Он, во-первых, ещё не женат. Во-вторых: что с того, что наш род не вполне пригож для династических браков. Мы достаточно знатны, чтобы...
    - Не сейчас, брат мой, - засмеялась Домиция, прикрывая Публию рот ладонью, на которой не было вообще никаких украшений. - Тем более, что вчера ты уже успел меня замучить этими рассуждениями.
    - А-а-а! - закричал Митий. - Мы выдадим её замуж... мы выдадим её замуж... за Чёрного Волка!
    Публий поперхнулся и втянул голову в плечи, Таллия испуганно огляделась.
    - Ты потише, - сказала она, чуть погодя. - Ты думай, что говоришь! Хорошо ещё, что нас никто не услышал... какие глупости ты тут орёшь во всю глотку.
    - А что? - Митий захлопал глазами. - Чёрные Волки разве не люди? Самые обыкновенные люди, только...
    - Во-о-от... Только они, во-первых, никогда не женятся, а во-вторых, это головорезы...
    - Они не головорезы, - сказала Домиция, перестав улыбаться.
    - Ещё какие головорезы! Последнее время они стали появляться в городе слишком часто - особенно после восшествия Императора.
    - Да-а, - протянул Публий, - если Чёрные Волки разгуливают по населённым местам совершенно в открытую, это говорит об очень тяжёлых днях... для нашего общества, скажу мягко. Ха-ха.
    - Я недавно видел одного на боях. Сидел себе, смотрел, посмотрел, ушёл.
    - А я бы вышла замуж за Чёрного Волка, - сказала Домиция, протягивая пустой бокал Публию. - Или хотя бы просто познакомилась с ним.
    - Да запросто, - веселился Публий. - Приходишь в императорский дворец, говоришь: хочу видеть Чёрного Волка. Как только ты произносишь эти два слова, тебя пропускают, и никто тебя не окликнет, ха-ха!
    - Если без шуток, - сказала Таллия, то их сейчас действительно слишком много, но это понятно. Пожалуй, они единственные, на кого Пангеопаг может рассчитывать. На кого ещё?
    - Не на Гвардию, это точно, - подхватила Домиция.
    - Наместник Гаэтский, - сказал Публий, шатаясь.
    - И не на Карателей, - сказала Домиция.
    - Трибун Верейте, - сказал Публий, вскочив и снова упав в кресло.
    - Только Чёрные Волки, - сказал Митий уверенно.
    - А ты всё-таки человек Императора, - сказал Публий.
    - Да! И пусть только кто-нибудь не посмеет сейчас выпить за его здоровье.
    Митий поднёс к губам очередной бокал, но выпить его Митию не удалось.
    - Послушай, девушка! - раздался голос. - Я желаю пригласить тебя на танец.
    Публий, Домиция, Митий и Таллия обернулись - рядом пошатывался гвардеец
    - Гвардейцы?! - во весь голос удивился Митий и отставил бокал. - Какого чёрта?
    Домиция посмотрела на брата - Публий сжал губы, соображая ответ, а гвардеец уже протянул руку и хватал Домицию за плечо.
    - Капитан, к сожалению, моя сестра не танцует вообще, - сдержанно произнёс Публий.
    - Послушайте, капитан, - Домиция старалась как можно мягче оторвать от плеча цепкую ладонь гвардейца, - я на самом деле не танцую...
    - Не умеешь? - произнёс гвардеец, сузив глаза. - Я тебя сейчас научу. Это очень просто, - он отхлебнул из бокала. - Пойдём, - добавил он, и в голосе его теперь прозвенела угроза. Он крепче перехватил плечо Домиции и отдёрнул её от стойки бара, при этом поглядывая на Мития.
    Публий нервно потёр пальцы и набрал воздуха для слов, но к капитану императорской гвардии уже подходили его товарищи. Один из них направился к Публию и положил руку тому на плечо, другой остановился около Мития, поставил ноги на ширине плеч, скрещённые руки на животе.
    - Доорался? - прошипела Таллия. - Как будто дома, всё-таки? Идиот ты мой столичный.
    - Так точно, гвардейцы, - обернулся гвардеец к Митию. - Выпей вина за здоровье Наместника и за благоденствие Империи. Настоящей Империи, императором которой он скоро станет.
    Знаком он приказал наполнить бокал и передал его Митию.
    - Пей.
    В один миг всё веселье вокруг окаменело: как будто даже музыка стала тише, народ замер, безмолвно мерцали полупрозрачные стойки и столики, голографические галактики и туманности перемигивались над головами в темноте, бросая блики на бутылки и лица.
    Митий медленно поднёс бокал к губам, но пить мешкал.
    Положение раскалилось в несколько секунд.
    И тут произошла ещё одна неожиданность - в баре сегодня оказались Каратели!
    Мерцая своей стальной формой и багровыми нашивками, двое карателей медленно приблизились к гвардейцам.
    Всё стихло. Гвардейцы его величества Императора и каратели его величества Императора - на деле, воины наместника Гаэтского и Трибуна Верейте - зловеще поблескивали многочисленными нашивками и погонами.
    - Вот досада, - произнёс чей-то пьяный голос, - "Серый Коршун" задержали на сутки...
    - Я вижу, вечернее небо желает потанцевать, - сказал каратель, подойдя к капитану Гвардии, который продолжал тянуть за собой полу-упирающуюся Домицию. - А спросил ли он разрешения у благородной женщины? Или же в данной компании его заинтересовало нечто иное?
    - А тебе, серая сталь, не должно ли быть всё равно? Или ты не знаешь Конвенции?
    - Какой Конвенции, мой друг? - просипел каратель, вплотную приблизившись к капитану и прищурив маленькие глаза на обгоревшем лице; на такой же обгоревшей лысине поблескивали огни голографических туманностей и звёздных скоплений.
    - Третьей Конвенции, серая сталь.
    - Что-то не слышал я о такой, вечернее небо.
    - Вытряси из ушей мусор, чтобы лучше слышать.
    - Это ваше обычное оскорбление, я его никогда не слышу, - тут каратель положил руку на плечо капитану гвардейцев, при этом на рукаве его блеснули багрово-серебряные нашивки. - Девушка пожелала танцевать с капитаном?
    - Видите ли, лейтенант, - выступил вперёд Публий, - моя сестра совершенно не умеет танцевать - за что всегда получает массу упрёков от нашего дяди, Квинтилиана Быстрого...
    - Ай-ай-ай... - покачал головой лейтенант Карателей, - вы, капитан, проявляете недостаточное уважение к племяннице ведущего инженера Императорской Академии. Уже только по этому я должен доложить о вас. А доложу я - кому бы вы думали? Императору.
    - Но вы не доложите, - ухмыльнулся капитан, отпуская Домицию и возвращая ладонь на кобуру пистолета.
    - Конечно, нет. Был бы на вашем месте кто-либо иной, не гвардеец его императорского величества - я бы доложил о вас и продолжил пить вино этой гостеприимной планеты. Нам же, однако, более пристало не выносить обсуждение этого происшествия за пределы частного круга. Может быть, мы удалимся, чтобы не пугать посетителей? Они пришли сюда просто отдохнуть, развеяться, повеселиться...
    К этому времени бар уже наполовину опустел - те, кто находился в полутёмных углах, нашли возможность незаметно покинуть помещение.
    - Ну зачем же, - медленно проговорил гвардеец. - Мы разберёмся здесь. Мы не будем беспокоить преторианцев. Не так ли, господа?
    Он оглянулся, окинув цепким взглядом помещение. За его спиной собралась внушительная компания - семеро нетрезвых, готовых на всё гвардейцев с руками на кобурах.
    - Вы позволите нам удалиться, господа? - Публий постарался придать голосу возможную твёрдость. Он взял сестру за руку и сделал шаг в сорону. - Я думаю, наше присутствие может помешать вашему разговору, господа?
    - Я уже и сам вижу, что ваше присутствие нам только помешает, - трезвея, проговорил капитан Гвардии и расстегнул верхнюю пуговицу мундира - глубокого синего, цвета Гвардии его императорского величества, надёжных воинов на службе Наместника Гаэтского.
    - Мы также не станем вам мешать, господа, - усмехнулся кто-то. Публий обернулся на голос - из бара вышли трое в форме преторианцев.
    - Мы предупредим охранников, чтобы вам не вздумали помешать, - добавил крайний преторианец, прежде чем выйти за дверь.
    - Я вам признателен, - просипел лейтенант карателей, расстёгивая верхнюю пуговицу на своём мундире. Итак, гвардейцы, я обвиняю вас в неуважении к благородному человеку.
    - Очень определённое обвинение, господа, не так ли? - процедил капитан.
    Здесь он одним движением выхватил из кобуры пистолет, направив матовый чёрный ствол в потолок - пока в потолок.
    - Оно показалось вам недостаточно определённым, я вас правильно понял? - лейтенант карателей перевёл своё оружие в такое же положение.
    - Небольшое замечание не по теме, - сказал капитан медленно, - нас, кажется, не поровну?
    - Вам предстоит это решить, капитан.
    Капитан гвардейцев повернул голову, обвёл глазами свою команду и остановил взгляд на самом молодом. Тот вернул оружие в кобуру и отошёл в темноту.
    Теперь у стойки бара стояло шестеро гвардейцев его императорского величества и шестеро карателей его императорского величества, с обнаженным оружием, заморозив взгляды на тех, кого они уже наметили себе в дуэлянты.
    Публий твердым шагом направился к выходу, за ним метнулись Митий и Таллия.
    - Публий Корнелиан и Домиция, не спешите, - раздался спокойный голос.
    Тогда из полумрака в свет чёрным призраком выступил человек. В одной руке он держал бокал вина, другая рука покоилась в кармане брюк. Он был расслаблен, взгляд его казался отсутствующим. Оружия при нём не было.
    Кто-то присвистнул.
    На чёрном мундире посверкивали чёрным и золотым нашивки с оскаленной головой волка. В левом ухе человека покачивалась серьга, носить которую не решился бы никто в Галактике - такая же оскаленная голова. Длинные волосы были собраны в хвост заколкой, с которой свисал до лопаток чёрный, пушистый, сверкающий волчий хвост.
    Кто-то промычал "эге-е-е".
    Гвардейцы опустили оружие и направили глаза в потолок; каратели поступили с оружием так же, только отвернулись в сторону. Воцарилось ужаснейшее молчание.
    - Офицеры, - тихо произнёс человек, медленно приближаясь к эпицентру конфликта. - Теперь дуэли запрещены.
    Ответом ему было напряжённое молчание. Ни гвардейцы, ни каратели даже не шевелились.
    - Вы что-то сказали, капитан? Или это вы что-то сказали, лейтенант? - человек в чёрном мундире остановился между ними и отхлебнул из бокала, продолжая смотреть перед собой в пространство.
    - Теперь дуэли запрещены, - медленно выговорил капитан.
    - Теперь дуэли запрещены, - сипло процедил лейтенант.
    - А поэтому?
    - Теперь дуэли запрещены.
    - Теперь дуэли запрещены.
    Тогда человек обернулся к окаменевшим Публию, Домиции, Митию и Таллии.
    - Девушка попросит, и офицеры выполнят её просьбу.
    Домиция, после недолгой заминки, произнесла:
    - Пожалуйста, выпейте за здоровье нашего нового императора, и разойдитесь - каждый своей дорогой.
    Человек с волчьим хвостом задумчиво улыбнулся.
    - От себя я порекомендую вам, - он повернулся к лейтенанту карателей и впервые посмотрел ему в глаза, - возвратиться на "Коршуна" и дожидаться отбытия на борту.
    - Чёрный Волк останется верен высокой чести Волков?
    - Даже если вы не останетесь верны своей, - усмехнулся офицер в чёрном мундире. Он повернулся к гвардейцам, сверкнув пуговицами, нашивками и погонами. - Ступайте, офицеры.
    Каратели быстро и чётко покинули помещение. Вслед за ними трезвым шагом вышли гвардейцы.
    Некоторое время напряжение не рассеивалось, и когда Чёрный Волк, обновив содержимое бокала, вернулся в свой незаметный угол, обстановка уже не могла вернуться к прежней непринуждённой. Тем не менее, в баре оставалось много человек, которые желали провести остаток вечера с полной гарантией того, что ничего эдакого уже не произойдёт. В ту сторону, где всё это время незаметно посиживал Чёрный Волк и куда опять удалился, никто уже не ходил.

    Домиция, Публий, Митий и Таллия вернулись к стойке и заново наполнили бокалы.
    - Я не мог предположить, что сейчас в порту два крейсера! Произошло что-то непредвиденное, если крейсеры паркуются так, что об этом никто ничего не знает, - сказал Публий нервно, стуча пальцами по полупрозрачной светящейся крышке бара. - Мне до сих пор не верится, что всё так закончилось.
    - Если только они не перестреляются сразу же за порогом, - сказала Таллия.
    - Нет, этого не произойдёт. Потому что тот человек, - Публий кивнул в сторону запретного угла, - офицер Чёрных Волков его императорского величества.
    Он замолчал.
    - Всё-таки вот это да! - прошептала Домиция. - Настоящий Чёрный Волк!
    - Ты всё видела сама.
    - Я хочу с ним познакомиться.
    - Ты что, - подпрыгнул Митий, - с ума сошла?!
    - Ты что, дура? - зашипел Публий.
    - А что? Ты говоришь, что он человек...
    - Замолчи! - вполголоса заорали Публий и Митий, трезвые, как никогда в жизни.
    - Мы уходим отсюда! - сказала Таллия.
    - Ты подождёшь меня, Публий, - промолвила Домиция неожиданно властно. - Хочешь здесь, хочешь не здесь - я имею желание познакомиться с этим... офицером. Чёрные Волки мне интересны, я у него кое-что расспрошу.
    - Ты всегда была ненормальной! Иди, если у тебя не осталось благоразумия. Что я скажу дяде, идиотка!?
    - Что это называется провинциальной непосредственностью, что эта дура только вторые сутки, как из глухой провинции. Потом: посчитаем, что я на самом деле ничего не знаю.
    - Просто тебе недостаёт академического образования... Я тебя выручать не брошусь! Погибай...
    - Я уже чуть не погибла сегодня, ты меня так и бросился выручать.
    - Ты не понимаешь...
    - Это так. Поэтому я иду знакомиться с этим человеком.
    - Ты! Дура!!! Подумай о дяде! Подумай о своих будущих детях, в конце концов, подумай...
    - Я сейчас пойду и как раз подумаю.
    - Я тебя не пущу, дура!!! Все вы там у вас психи, начиная с вашего...
    - Что ты понимаешь в душе девушки из провинции. Я пошла.
    - Ну и вали! - Публий вскочил и бросился к выходу. - С кем связываешься! ДУРА!!!
    Митий и Таллия, которые в продолжение перепалки сидели ни живые ни мёртвые, нерешительно покинули свои места и последовали за Публием.
    Домиция поднялась, поправила волосы, полыхнувшие в мерцании голографических галактик черной волной, пересекла освещённое пространство и скрылась в полумраке.

    - Привет, - сказала Домиция, присаживаясь за столик, у которого находился Волк. - У вас не занято.
    - Приезжая, - сказал Чёрный Волк, отхлёбывая из бокала.
    - Не так выгляжу, или что-то не так сказала.
    - Все это знают, ты пришла, чтобы увидеть.
    - По зову провинциального сердца. Будем знакомиться.
    - Гай Строгий, Чёрный Волк его императорского величества. Личный номер сто двадцать три.
    - Домиция, - улыбнулась девушка. - Я дура, я вообще ничего не знаю, у меня отсутствует академическое образование, я вредная, замкнутая, иногда грубая и огрызаюсь.
    - Публий, твой брат.
    - Конечно он.
    - Я хорошо знаю его отца.
    - Они разные люди.
    Гай Строгий тронул колокольчик в центре столика, чтобы принесли вина. Домиция пригубила бокал, некоторое время они сидели молча, потом она всё-таки сказала:
    - Вот так и будем сидеть, такая из меня знакомая.
    - Я сам хорош, - улыбнулся Гай. - Все хотят узнать, что же такое есть Чёрный Волк, но не все готовы это узнать.
    - А мне нравится так с тобой сидеть и молчать.
    - Мне тоже. Сегодня я могу расслабиться, поэтому помолчи со мной ещё с полчаса, потом я тебя отпущу - твоё присутствие благоприятно действует на меня.
    - С радостью. Тогда, может быть, мы могли бы иногда встречаться, чтобы благоприятно действовать друг на друга?
    Гай отвлечённо посмотрел на неё.
    - Чёрный Волк никогда не может сказать, где он окажется в ближайшие полчаса.
    - Напряжённая жизнь у Чёрного Волка. Лишённая радостей.
    - Напротив, жизнь Чёрного Волка - непрерывный поток радостей.
    - Другими словами, мы больше не увидимся?
    - Тебе это действительно нужно?
    - Да!
    - А! Тогда увидимся.
    Какое-то время они молчали.
    - А теперь, - сказал Гай, поднимаясь, - если ты хочешь, чтобы я тебя проводил (куда-нибудь), пойдём сейчас.
    - Ты меня проводишь! - воскликнула Домиция, ухватившись руками за край столика. - Вот это да! Вот это вечер.
    Гай подал руку Домиции и повёл её к выходу, собирая красноречивые взгляды. Они вышли из бара; там к ним было метнулся Публий, который поджидал сестру неподалёку от выхода, но, убедившись, что Домиция на самом деле идёт под руку с Чёрным Волком, стал прозрачным от ужаса и в смятении отступил в тень.
    Дом Публия располагался в десяти минутах ходьбы от "Ядра Галактики"; Гай, за всю дорогу не произнеся ни слова, довёл её до парадного входа и, поцеловав ей на прощание руку, сказал:
    - Теперь, госпожа, Чёрный Волк раскланяется с вами.
    Домиция вздохнула.
    - Не навсегда! Мы ещё увидимся?
    - Какое всё-таки ты милое дитя, милое дитя. Тот, кто однажды имеет неосторожность личного знакомства с кем-либо из Чёрных Волков, таким образом расстаётся с привычной жизнью. Пока с тобой не произошло ничего непредвиденного, ступай домой! И ложись спать.
    - А назавтра забудь о нашей встрече, - закончила Домиция. - Но я не поверю в то, что мы больше с тобой не увидимся, Гай! Мы увидимся обязательно.
    Гай улыбнулся
    - До свидания, Домиция.
    - Ну вот, - девушка вцепилась ему в рукав, - ты ведь не прощаешься!
    - Я никогда и ни с кем не прощаюсь, - сказал Гай, бережно отдирая ладони Домиции от рукава. Затем он ещё раз поцеловал ей руку (и на этот раз девушке показалось, что в церемонном поцелуе было больше от сердца, чем от требований этикета), повернулся и растворился в ночной тишине очень дорогой улицы.
    В тот же миг в саду взорвался шелест листвы и перед Домицией возник взъерошенный и взволнованный Публий. От нервного потрясения он подпрыгивал и заикался.
    - Ты! Что! Ты! С Волком! По улице! Порядочная девушка! Опозорила дядю! Дядю, Квинтилиана Быстрого! С головорезом! Какой позор! По улице! Великие звёзды, кто-нибудь видел тебя? Отвечай мне, несчастная! - он бессистемно хватал и дёргал Домицию за различные части туники. - Ведь узнают, узнают! Какой ужас! Позор!
    - Публий! - раздался голос из дома. - Домиция! Что произошло у вас, дети мои?
    - Отец! - заорал Публий, бросаясь на голос. - Я предупреждал тебя, что ей не место в порядочном обществе!
    В портике показалась высокая фигура Квинтилиана Быстрого - отца Публия и родного дяди Домиции. Публий подбежал к родителю и, размахивая руками, сбивчиво залопотал:
    - Сейчас мы ходили в "Ядро Галактики", так представляешь, отец, там сидел Чёрный Волк.
    - Ну и что? Сколько этих негодяев он переколбасил на этот раз?
    - Отец! - Публий в ужасе воздел руки к сверкающему звёздами небу. - Ты когда-нибудь уничтожишь меня! Профессор Императорской Академии! Как ты сказал?
    - Я сказал переколбасил на этот раз. Продолжай, дитя.
    - Она! - закричал Публий и заметался по портику. - Она пристала к нему! К Чёрному Волку! Представь, он проводил её вот до этого самого этого дома!
    - В самом деле, дитя? - обернулся Квинтилиан к племяннице.
    - Я не вижу в этом ничего предосудительного, - ответила Домиция, вметнув волной сверкнувшие волосы. - Или я ошибаюсь? Прости меня дяденька, если я ошибаюсь. Я не знала.
    - В таком случае, ничего страшного, дитя моё. Несколько не обычно то, что Волк вызвался тебя проводить, вот и всё. - Он подошёл к Домиции и погладил её по голове. - А теперь спать.
    - Что?! Какой спать!? Ты что, отец!? С нами были Митий и Таллия, так что завтра вся Академия будет об этом знать! Выгнать её из дома! Пусть идёт к своему Волку. Отлучить от дома! Предать официальной анафеме!
    - Сослать в рудники, - заключила Домиция.
    - Это так, - сказал Квинтилиан, мягко подталкивая Домицию к дверям. - Митий и Таллия, вот с кем тебе нужно быть осторожнее, Публий, а вовсе не с Чёрным Волком, который угостил твою двоюродную сестру самым лучшим вином в городе и проводил домой.
    Публий, в горе охватив руками голову, прошёл в прихожую и опустился на мраморную скамейку.
    - Знать тебя более не желаю, Домиция! Я тебя повёл в лучшее заведение города, а ты отплатила моей доброте такой коварной жестокостью.
    - Между прочим, Гай Строгий, Чёрный Волк его императорского величества, заедет за мной завтра утром, - соврала Домиция, которая начинала злиться. - Я ему нужна, Публий, и не тебе меня останавливать.
    Публий убежал.
    Квинтилиан с непонятной улыбкой оглядел девушку, усмехнулся и ушёл к себе.
    Домиция прошла в свои комнаты, приняла волновой душ и отправилась спать. Однако ни душ, ни расслабляющие упражнения не помогли - она заснула только под утро.

    Домицию разбудил дядя, который, постучав в дверь, невозмутимо проговорил:
    - Дитя моё! Ты спишь! За тобой приехал Гай Строгий, а ты ещё не одета. Порядочные девушки так не поступают - не говори мне, что у вас так принято, я знаю, что это не так. Торопись, дитя моё.
    Он ушёл.
    Тотчас же в спальню Домиции ворвался Публий, такой же белый и взъерошенный, как накануне, словно бы ночь выпала из его жизни (что, возможно, имело место на самом деле).
    - Так ты не шутишь! - Публий вцепился в плечо Домиции.
    - Публий! Я не одета! - прикрылась покрывалом девушка. - Что вы себе позволяете, Публий Квинтилий!
    - Не заговаривай мне зубы, несчастная, девка! Так это правда!
    - Оставьте меня! - Домиция повысила голос.
    Публий чуть ли не со свистом вылетел из спальни. Домиция откинула покрывало, бросилась в гардеробную, оделась и выскочила во внутренний двор. Там она остановилась, перевела дух и уже спокойно вышла в приёмную, где спокойно беседовали дядя Квинтилиан и Гай Строгий - Чёрный Волк его императорского величества. Домиция с неудовольствием признала себе, что ничего в их беседе не понимает.
    - А вот и дитя, - обернулся к вошедшей Квинтилиан. - Я полагаю, не выспалась?
    Гай улыбнулся Домиции, взял руку и запечатлел приветственный поцелуй.
    - Чёрные Волки превосходят всех остальных в том числе и в галантности, в чувстве и знании этикета, - сказал Квинтилиан, наливая из маленького магнитного графинчика пронзительно-синий терпко пахнущий напиток. - Прошу тебя, лучшее Кастейское, которое ты найдёшь на этой планете.
    - Благодарю, - Гай приподнял бокал. - За здоровье его императорского величества Пангеопага Третьего.
    - За здоровье его императорского величества Пангеопага Третьего.
    Домиция молча отпила глоток; вино мгновенно бросилось в голову.
    - Так вот, профессор, точной даты возвращения я вам назвать не могу, но...
    - Я это хорошо понимаю. - Квинтилиан положил руку ему на плечо. - Отправляйтесь.
    В то время, как Гай прощался с профессором за руку, из холла раздалось приглушённое всхлипывание - так выдал себя Публий, который подглядел и кое-как подслушал весь разговор.
    - Домиция, возьми с собой крайне необходимое, - бросил Квинтилиан, покидая приёмную, - и через десять минут спускайся к фонтану. Гай будет ждать тебя.

    Когда Домиция вышла к портику и стала спускаться к фонтану, она увидела небывалую картину: на дорожке стояло то, чего многим добропорядочным гражданам Империи никогда не доводилось видеть собственно наяву. Это была личная Капсула Волка, миниатюрный универсальный боевой корабль, о свойствах и возможностях которого ходили легенды.
    Он стоял у фонтана, просто так, на дорожке, как будто обыкновенный гравимобиль, только игра света на его поверхности бросалась в глаза - казалось, что грани корабля изменяются в зависимости от того, с какой стороны на него посмотреть. Он то казался полупрозрачным, то матовым, то чёрным, то блестящим - Домиция невольно залюбовалась удивительным зрелищем. Она приближалась к нему: корабль играл блеском и очертаниями.
    Около корабля стоял Гай. В свете раннего утра золотые волчьи головы блестели на его чёрном мундире; волчий хвост свисал вдоль волос и переливался серебристыми искрами. На лице Чёрного Волка не было той немного усталой непринуждённости, которую Домиция заметила у него вчера. Гай был собран - и озабочен.
    Неподалёку, в тени меританских голубых кипарисов, стоял Публий, на лице его блуждало ужасное выражение. Домиция показала брату язык и подошла к Чёрному Волку. Неуловимое движение ладони - и борт чёрного корабля открылся проёмом; внутри в полумраке мигали таинственные огоньки. Не без страха, девушка переступила проём - прежняя жизнь осталась снаружи.
     
    Палий Сергей Желтоватый снег  
     
     
    Иду по Арбату, и ноги мои топчут желтое месиво. Третий день продолжается снегопад, покрывая улицы и переулки во всей Москве скрипучим блестящим ковром. По щиколотку уже. Как его ни вычищай - все равно нападает еще больше.
    Столица опустела. Люди разъехались кто куда: в теплые страны, в штаты, в Швейцарию, к пирамидам Египта и стенам Китая, на кипры, ямайки, гавайи и бермуды. К черту на самые кончики рогов. В места, о которых они, так или иначе, слышали, про которые рассказывали всякие байки по телевизору. Правильно: давайте-ка, разгромите все Дисней-Ленды! Там и пригреетесь, когда раж пройдет.
    Две девчонки лет десяти важно протопали мимо, разглядывая какие-то косметические фитюльки, которых было у них в сумочках столько, что хватило б для раскраски порядочного аэродрома.
    - Я точно знаю, мой лак лучше. Потому что у тебя наклейка зеленая, а у меня красная, - заявила одна.
    - Ну и что, - подумав, ответила ее подруга. - Зато у меня пудры больше.
    Надо же, а у нас, в первопрестольной, быстро народ успокоился; я-то думал, еще недельку-другую будут с ошалелыми глазами носиться по городу - ан нет. Почти все смылись. Набили брюхо и сразу зрелищ захотелось...
    В башке чертовщина какая-то вертится! Точнее, пока еще в голове.
    Почему-то кажется, что я затравленное чудовище, оставленное подыхать в желтом лабиринте. Его стены - это дома, пол - асфальт, а свод - стальная плоскость зимнего неба, и все покрыто желтоватой пыльцой. Ходы запутанны и приводят к тупикам или черным озерам с бело-синими лебедями, которые сделаны из тетрадных листочков в линеечку. Они не выгибают свои треугольные шеи, исписанные, с фиолетовыми подтеками от растаявших букв, они плывут, гонимые ветром, утыкаются в берег, кружатся в небольшом вихре. И снова, и снова - до тех пор, пока черную рябь озер не стянет янтарная накипь льда. Тогда бумажные лебеди застывают и превращаются в жалкие фигурки из денежных купюр, то тут, то там торчащие изо льда. На сморщенных от холода шеях уже нет синих букв, на них только цифры и номера...
    - Что, буржуй, кончилась пора хлебосольная! Некем теперь командовать?! - Прохожий злобно плюнул мне на пальто и сыто ухмыльнулся.
    Я отвернулся. Пусть. Он ненависть свою природную вымещает, как волк, понявший, что у охотников внезапно кончились патроны и его никто не пристрелит. Он - зверь, яростно рвущий багровые флажки, которых он прежде так боялся...
    С неба сыплются желтые, отливающие металлическим блеском снежинки; они с еле слышным звоном стукаются друг о друга и уверенно падают на землю. Цвет этого снега не ярко-желтый, а мягкий, какой-то даже... обтекаемый, что ли, но если крохотную снежинку двумя пальцами взять, чтобы рассмотреть поближе, то можно заметить, что она ничем не отличается от обычной, только вся переливается и не тает. А еще она такая тоненькая и острая, что об нее можно запросто порезаться.
    Это мутно-червонное крошево под ногами хрустело и разлеталось. Высотные дома, магазины, пустые проезжие части - все было покрыто им. Красиво и жутко. Желтая Москва.
    А вот, рядом с мертвыми лебедями, расщелина в скале. Это вход в грот. Забегаешь, чтобы спрятаться и переждать зиму, а там уже народу видимо-невидимо! Снуют туда-сюда. И вдруг кто-то тебя толкает, и ты, оступившись, начинаешь скатываться вниз по широкому тоннелю. Откуда ни возьмись под ногами оказываются ступеньки - пытаешься удержать равновесие на них и тоже не можешь. Они двигаются. Падаешь лицом вниз, и жесткие подошвы наступают на твою спину; особенно больно бывает, когда пройдет женщина, и каблучок-иголочка проколет кожу и мышцы. Больно! Встрепенешься, попробуешь встать и ужаснешься дрожанию земли. Там, в глубине, здоровенные сороконожки бегают по извилистым проходам, приостанавливаясь возле скоплений людей, которые десятками взбираются на подземных монстров верхом и путешествуют, читая по пути газеты. Интересно смотреть, как эти люди в гротах и пещерах проходят один сквозь другого, даже не замечая суеты... И вдруг подземелье начинает заполняться желто-зеленой вонючей жижей. Сороконожки встают на дыбы, давя паникующих людей и разлетаясь на отдельные звенья! Все бегут, карабкаются вверх, чтобы не захлебнуться...
    Какая-то старуха столкнулась со мной и, отшатнувшись, долго вглядывалась в мое лицо.
    - О, нехристь! - вдруг закричала она, пятясь назад. - Нет в тебе Бога, нет! Это ты все устроил, ты! Верно, и небеса купил, чтоб конец света раньше времени затеять! Нехристь! Дьявол...
    Старуха, крестясь и проклиная меня, заковыляла прочь в янтарную мгу.
    Ну вот, еще и дьяволом обозвали в придачу ко всему. Обидно то, что когда находишься в стороне от толпы: ниже нее, выше, впереди или отстаешь, - когда люди о тебе ничего не знают, то почему-то обязательно приписывают плохие качества. Всегда пририсовывают остроконечный хвост и копыта. Только они судят, глядя из своих маленьких коробочек, жалуясь на судьбу, которая неблагосклонна к ним, они клеймят, не имея и тени сомнения в своем ограниченном умишке. С их низкой точки зрения, пожалуй, и нельзя представлять мир иначе. Но они судят и рубят, не удосуживаясь приподняться хотя бы на цыпочки, чтобы взглянуть чуть дальше соседского затылка.
    Я поймал на лету затейливую золотую снежинку и, держа ее на раскрытой ладони, любовался искусством неизвестного мастера, наделившего свое произведение филигранной неповторимостью. Долго любовался - она же все равно никогда не растает...
    Как они все зашевелились, как задвигались в то утро!
    Когда стал падать этот необычный снег, как резво бросились они его собирать! Кто-то с ведрами выбежал, кто-то с сумками-чемоданами всякими, некоторые с дипломатами. Они набивали все емкости, что только могли отыскать вокруг себя: от трехлитровых банок до чугунных ванн, - они таскали снег пригоршнями в квартиры, пробовали его на зуб, ограждали веревочками свои территории, они дрались за спорные кусочки, старались своровать как можно больше у соседа, сгрести поближе к себе, отхватить побольше, побольше... А что уж тут говорить о водителях бульдозеров! Этим бравым засаленным ребятам в тот день завидовали лучшие люди страны. Бульдозеристы, энергично ворочая рычагами, нагребали к своим подъездам такие исполинские кучи снега, что работай они так усердно каждую зиму, городские улицы блестели бы, словно зеркало.
    Стоило только начаться этому диковинному бурану, как люди побросали все и стали нагребать, сгребать, выгребать, загребать, перегребать... Они просто-напросто боялись, что вот-вот перестанет идти этот желтоватый снег. А мне отчего-то казалось, что он не закончится никогда.
    Выбравшись из грота на площадь, стоишь на четвереньках и отхаркиваешь противную тягучую слизь, набившуюся в нос и в горло, брезгливо стряхиваешь с себя светло-желтую пену. С непривычки щуришь на свету глаза. Встаешь и, спотыкаясь, бежишь прочь от зловонной расщелины, из которой бьют дымящиеся потоки жижи, вынося безжизненные тела тех, кто не успел. Внизу многие тонут, но там тепло. Там нет этой пронзающей метели, терзающей лицо и руки шквалом впивающихся снежинок! Они желтыми ядовитыми иглами насквозь пронзают тебя! Ты стонешь, ложишься и стараешься прижаться как можно плотнее к каменной дороге, прячешь глаза и злишься от беспомощности. Иглы проносятся прямо над тобой, иногда жалят. Здесь, наверху, во время бури нельзя вставать во весь рост...
    Я очень богатый человек. Да, да, я не оговорился. Не был богатым, а богатый. Хоть и не собираю золотую крупу, тоннами валящую из серо-лиловых туч, низко и тихо крадущихся над нами. Не обманом, не жестокостью я нажил свой капитал, я не убивал никого и не имел к такого рода делам никакого отношения, я лишь смог привстать на цыпочки и узнал чрезвычайно много. Почувствовал, испытал, понял гораздо больше, чем положено, - а это и есть богатство.
    Ведь вы сейчас не видите завораживающей красоты матово-желтой краски, льющейся с неба. Нет! Вы видите дождь из денег! Вы с глупой одержимостью ловите кружащиеся динары, доллары, иены, марки, песо, гульдены, кроны, франки, фунты и рубли. Вот это нужно вам, чтобы быть лучше и выше - мера стоимости, средство обращения и сбережения.
    Только ни один из вас не станет богаче, собрав килограмм, тонну или тысячу тонн золота. Потому что вы не знаете его настоящую цену. Не зря именно золото стало первым из открытых человеком металлов, ведь оно встречается в первозданном виде, его не нужно вычленять. И этой кажущейся простотой вкупе с манящим блеском и доступностью, вскружившей голову многим поколениям, оно покупает вас. Но сколько бы у вас ни было золота, вы не будете богаты, потому что очень немногие люди умеют владеть им. Наоборот.
    - А-а, сволочь! - хрипло заголосили нетрезвые мужики, пытаясь схватить меня за рукав. Я дернулся и пошел быстрее.
    - Гад! - послышалось вслед. - Иди сюда, выпей горлодерки нашей! Трусишь?..
    Я подбросил вверх горсть желтоватого снега и рассмеялся. Хоть мешками вались злато из облаков, все равно они денатурат глушить будут! Магнаты чертовы!
    Почему сейчас пошел этот снег? Зачем? Именно эти вопросы занимали меня, как ни странно. Меня совершенно не интересовало "откуда он мог взяться?", "как такое вообще может быть?", "это же противоречит законам природы! Как так?"
    Зачем? - вот что я не мог понять. Черт подери все ваши утопии вместе взятые! Ну нельзя же нас уравнять, как ни крути. Они останутся бедными, изрезав до крови язык и набив щеки золотым снегом, а я не перестану быть одиноким, слившись с этой толпой. Никогда. Они считают это благодатью божьей, ну разве что, кроме старухи, которая меня дьяволом окрестила, а это на самом деле издевательство какое-то! Им весело, представляете!
    А может быть, и я бы радовался, жри я всю жизнь гречку и выращивай трех детей на пенсию матери и зарплату учителя русского языка? Да, наверное. Но мне не суждено было жить так. Мне было уготовано плакать, а не бегать с по-детски выпученными глазами и радоваться нелепому призраку счастья...
    Вьюга утихла. Золотые иглы больше не дырявят тело, можно приподняться и размять задубевшие суставы. Вокруг тишина; оглядываешься и видишь, что ты опять на берегу озера с лебедями. Но буря сделала из них растерзанные клочья бумаги. Они не поплывут теперь никогда! Если желтый лед, который сковал их ошметки, растает, то они распластаются по воде, разбухнут и скоро сгниют. А сейчас, как ни странно, на обрывках этих белых лебедей снова кое-где видны неровные буковки, выведенные детской рукой.
    Разбитые, не складывающиеся в слова.
    Кажется, начинаю понимать: этот желтоватый снег выпал, чтобы напомнить нам о том, кто мы, и как живем. Они потом тоже поймут, что не стали богаче. Попляшут и поймут. А я... Мне теперь страшно и одиноко. Пожалуй, так было всегда, но этот ненавистный звенящий буран полоснул сверкающими гранями своих снежинок по тому, что я пытался спрятать. Просто мне больно теперь, а им будет больно после...
    Металлическая пластинка попала в глаз и порезала веко. Я зажмурился и выругался, растирая лицо. По щеке сползла вниз красная капля, рядом пролетела желтая снежинка, возле станции метро чей-то женский голос беспечно пропел:
    Синий-синий иней
    Лег на провода...
    Неужели вы не понимаете, что наступила зима! Дело, конечно, привычное, но ведь эта зима не кончится! Этот желтоватый снег будет долго падать, обильно засыпая те места, откуда вы его сгребаете. И чем больше вы его соберете, тем больше выпадет! Может, вы и впрямь не понимаете?..
    Я остановился.
    Я закрыл глаза.
    А желтые крупинки все равно летят.
    Это очень странная и напряженная картина, когда из темных туч падает золотой снег, танцуя в морозном воздухе мириадами острых кусочков. И город медленно погружается в желтую лаву, на дно раскаленного жерла вулкана... Город тонет в сером пепле туч.
    Люди, весна же приходит только тогда, когда тают снега! А золото, как известно, не тает...
    Уже темнеет. Прогуливаюсь после работы возле Новодевичьего монастыря. Озеро, что находится в двух шагах от высокой стены, давно замерзло.
    Над ровным льдом висит запнувшаяся тишина. Повсюду виднеются разбросанные тетрадные листы в линейку. А около маленького мостика, заметенного снегом, торчит покосившийся шест с приколоченной табличкой, на которой пожелтевшей краской написано: "Лебедей не кормить".

    2001, Самара

     
    Прокопов Константин Андреевич Улыбка  
     
     
    Дмитрий медленно брел домой, разбрасывая валявшиеся на дороге желтые кленовые листья. Стояла самая холодная пора года - конец осени, когда внезапный мороз срывал с деревьев задержавшиеся остатки кроны, и устилал ими все дороги, скамейки, ограды. Похожее происходило и с низкими осенними облаками - они исчезали, когда приходил холод, и обнажали черное бесконечное небо.
    Сидеть было холодно, но парень выбрал скамейку, бросил на нее папку и сел сверху сам. Ему ничего не хотелось. Раньше, в ситуации подобной произошедшей сегодня днем, он злился, раз за разом прокручивал в воображении случившееся, находя ошибку, строил какие-то планы. Теперь же ничего. Он и сидел только потому, что вообще ничего не делать он пока еще не мог.
    "Начальник всегда прав, - всплыла издевкой в мозгу избитая, но правдивая фраза, - даже, когда прав подчиненный". Его глаза нашли ближайший источник света и смотрели на него, в то время как сознание неторопливо копало себе могилку: "Никто, ничто, ничего", добавляя в последний год туда еще и слово "никогда".
    Впрочем, и это требовало слишком больших усилий и постепенно сознание Дмитрия затихло, и некоторое время он просто бездумно сидел на своей папке, давя дискеты и зажигалку. Но так продолжалось недолго, и как-то постепенно он осознал, на что смотрит. Это оказалась большая и яркая звезда, возле заметного созвездия "Пояс Ориона". Он окинул взглядом всю полусферу темно-темно синего неба с тысячами звезд, и все проблемы отползли куда-то в сторону и стали неважными.
    Его взгляд вернулся к начальной звезде, и внезапно мелькнула сумасшедшая мысль, а, что если в этот самый момент, кто-то на планете возле той звезды смотрит на небо и видит маленькую звезду - "солнце". Губы изогнулись вверх, и он улыбнулся этому инопланетянину, поняв, что ему тоже улыбаются в ответ.
    Секунду спустя, осознав, что продрог, он вскочил с лавки, забрал папку и, посмотрев еще раз на звезду, пошел домой...

    Относительно недалеко от этого места, Ник, или как его за глаза называли служащие "начальник", неторопливо возвращался домой. Его подчиненные очень бы удивились, увидев главу отдела в мрачном настроении и осознав, что это с ним из-за дневного конфликта. Как Ник знал, многие считают, что у начальников каменные сердца, и ругать подчиненных для них большая радость. Он сам несколько раз ловил себя на подобных мыслях, относительно своих начальников.

    Жена улетела в командировку, но главной причиной того, что сегодня вечером он выбрал длинную дорогу, было желание сбить неприятный осадок из-за небольшого скандала. И хоть он знал, что был прав в сложившейся ситуации, полностью убитый вид его молодого подчиненного заставлял Ника испытывать за что-то вину. А учитывая конец года и доклады, которые необходимо сделать перед руководством...
    Отвлекшись от мыслей, он посмотрел на ночное небо. Это часто успокаивало его, но в этот раз было даже что-то особенное. Он посмотрел на маленькую безымянную звездочку, возле горизонта, и внезапно возникла уверенность, что вокруг нее тоже есть планеты, а на них тоже есть люди, и что кто-то из них сейчас смотрит на его солнце и улыбается ему. Уверенность была мимолетной, и Ник даже засмеялся внутренне такой детской мысли, но почему-то радостно улыбнулся в ответ.
    Он еще раз осмотрел небо, нашел свою любимую вторую вечернюю луну, она была частично скрыта за Желтым Гигантом и, активно заработав крыльями, полетел домой.
     
    Лопухов Дмитрий Борисович Высокооплачиваемая работа  
     
     
    Хрустальный шар на высокой подставке засветился ровным светом. Кряхтя, я поднялся со своего трона. Стопка журналов, купленных мной по случаю в одном из цивилизованных мирков, рассыпалась по паркетному полу.
    Добравшись до шара, я трижды хлопнул в ладони. Теперь с широкого экрана на меня смотрело усталое лицо в синей островерхой шляпе. Как всегда. - Магистр Васцис? Адрес вашего калавира мне оставил Кольп Верн. Он сказал, что вы занимаетесь ЭТИМ делом уже два тысячелетия...
    - Три. - Сказал я с плохо скрываемым раздражением: мне очень не нравилось, когда кто-то забывал эпизоды из моей обширной биографии.
    - Извините, пожалуйста... Я ошибся...
    - Проехали.
    - Так вот, магистр, разрешите представиться: я Васен Светлый, глава ордена Белых магов.
    - Откуда?
    - Из Активиана...
    - Активиан? Позвольте, ведь глава ордена в Актитвиане... Э-э-э... А!Ральф Снежный?
    - Магистр, это было восемь сотен лет назад... Я поражен вашей идеальной памятью, мастер Васцис.
    Я самодовольно улыбнулся. Лесть была моей маленькой слабостью. Хотя в данном случае она была вполне оправданной: уж имена-то владык света, с которыми я имел дело, я помнил великолепно.
    - Итак, как я понимаю, вам требуются мои услуги? - посерьезнел я.
    - Вы истинно правы.
    - Рассказывайте.
    - Понимаете, магистр, в Активиане господствует орден Белых магов. Наша власть держится на древнейшем пророчестве...
    - Его написали ваши предшественники? - прервал его я.
    - Да... Разумеется... Так вот, это пророчество гласит, что через шесть тысячелетий, Демон Ночи и Тьмы, Кровавый Алваран, разорвет сковывающее его заклятие, и, со своим многотысячным воинством вторгнется в наш мир. Только орден Белых магов будет способен удержать Демона...
    - Понятно... - протянул я. История была до боли знакомая. Почти две трети обращающихся ко мне, сетуют на такие же проблемы. - Значит, шесть тысяч лет прошло?
    - Через два года стукнет шестое тысячелетие в нашем мире...
    - Так, так... Мало, мало времени. Интересно!.. Попробуйте переписать пророчество?
    - Э-э-э... Оно уже было переписано. Ральф Снежный, обращавшийся к вам... Ту схватку с Властителем Мрака, он использовал как повод, чтоб под шумок обновить всю нашу священную книгу...
    - Так попробуйте еще раз такой номер...
    - Не выйдет, - почти плача проговорил Васен Светлый... уже очень поздно...
    - Эх, молодежь... Ладно, из уважения к покойному Ральфу и к еще пока здравствующему Верну, я помогу вам...
    Лицо Васен Светлого прояснилось. "Ладно, ты еще не знаешь моих расценок", - злорадно подумал я. Надо учить глупую молодую поросль: под такую угрозу поставили, то, что ковалось веками...
    - Теперь договоримся о цене, об издержках, об оснащении, - произнес я.
    Светлый быстро кивнул.
    - Какие монеты в ходу в вашем Алваране? Я запамятовал? - это был мой тонкий ход: еще со времен моего "дела" с Ральфом Снежным, я отлично знал, какие деньги были в их мире... И какова их котировка. Мне надо было проверить: насколько честен со мной парень... И насколько его можно будет раскрутить...
    - Золотые венты.
    - Какой курс относительно общемировых гунендов?
    - Семь к одному...
    Так... Белых магов в этот раз прижали хорошенько... Парень не солгал не на йоту.
    - Значит так: четыреста миллионов - стоимость моей услуги; шестьсот миллионов - на общие расходы; двести миллионов - на непредвиденные обстоятельства и сто пятьдесят миллионов - на конструкции в вашем мире...
    - Но... Но у ордена нет таких денег... - едва слышно прошептал Светлый.
    - Когда найдете свяжетесь. - Сухо бросил я и отключил калавир. Я ни чем не рисковал: без меня им из такого дерьма не выбраться.
    Деньги доставили через три дня.
    И начались мои праведные труды. Я нанимал легионы магов, орков, троллей, оборотней в одних мирах; в других - инженеров, технологов, ученых; в третьих - специалистов по специальным эффектам... Деньги потоками переливались с моих счетов межмирового сообщества на другие... В иных мирах, где и знать не знали ни о каких сообществах, в дело шли наличные...
    В общем, все прошло, как полагается. За два года я выстроил титанический город в Активиане, уничтожил пару-тройку поселений, надругался над святынями... А потом пришли главы совета Белых магов и разнесли мою крепость к чертовой матери... Глупые герои чуть-чуть порубили моих "слуг". С Васеном Светлым мы бились на мечах у огромного расплавленного озера... Конечно, он победил и сбросил меня в его огненные воды. Демона Ночи и Тьмы, Кровавого Алварана, изгнали из Активиана, и к жителям этого доброго мира пришел мир.
    Пророчество сбылось.
    Через неделю после окончания этих событий, я принимал делегацию от совета Белых магов у себя во дворце. Казалось, благодарностям не будет конца. Когда же, наконец, они покинули мою обитель, мне в голову пришла мысль, заставившая меня улыбнуться: "Ну что ж. Вот вы и подсунули свинью своим потомкам. Пара поколений Белых магов еще по пожинает плоды 'блестящей победы' над Демоном Ночи, а вот потом... Беднягам придется помучаться...Придумывать новое пророчество, или что-то в этом духе". Правда, все это меня мало волновало. Деньги я получил, а остальное... Вот только радикулит замучил...
    Стар я становлюсь для такой работы... Пора завершать карьеру.

    ***

    Через три месяца калавир залил мою комнату привычным ровным светом.
    - Здравствуйте. Я, Элдрус Ясный, глава Конвента Сил Добра. Откуда? Из Верна. Нам посоветовал к вам обратиться Васен Светлый... Понимаете, у нас такая проблема...
     
    Прокопов Константин Андреевич Наверное бог  
     
     
    - Доктор Джефферсон, к вам посетитель - мистер Чактор. Пришел три минуты назад.
    Джефферсон взглянул на часы - одиннадцать ноль три. “Чертовски пунктуальный тип, может в этом и есть его проблема” - с легким раздражением подумал он.
    - Пусть войдет, - ответил он секретарше, нажав на кнопку коммуникатора.
    Пока новый клиент шел через прихожую, доктор в тысячный раз с удовольствием осмотрел кабинет: множество корешков солидных книг на полках, ненавязчивый морской пейзаж на стене, массивный стол, кушетка, темный ковер с коротким ворсом, приглушенный свет. Большинство пациентов именно так представляют себе кабинет психиатра, так зачем же их разочаровывать?
    От созерцания его оторвал пунктуальный посетитель. Он уверено вошел в комнату, сразу подошел к столу и положил на него увесистую папку. Это застигло Джефферсона врасплох, и он даже не успел встать, что опять слегка разозлило его. Тем более что Чактор оказался молодым мальчишкой лет тридцати, с лицом и фигурой, которые очень любят показывать в бесконечных сериалах. Ему было известно, какое впечатление он произвел на хозяина кабинета, и это его забавляло. Он медленно достал из внутреннего кармана строгого костюма удостоверение, развернул его и небрежно положил на стол.
    - ЭрДиАй, агент Чактор Эниктор.
    Джефферсон расслабился и даже откинулся в кресле. Странный посетитель объяснил свое поведение, и дальше уже было ясно, чего от него ждать.
    - Что же ЭрДиАй понадобилось от изгоя и шарлатана? - с широкой улыбкой спросил он.
    - Я уполномочен заявить, что вы призываетесь на государственную службу. С этой минуты вы не имеете права разглашать полученную информацию и обязаны проследовать со мной в штаб-квартиру для разъяснения ситуации.
    - Э нет, молодой человек, никуда я не пойду. Лучше позвоню своему адвокату.
    - Вы не имеете права.
    Психиатр с наигранным изумлением приподнял брови.
    - Вот как? А разве у нас не свободная страна?
    Чактор неожиданно улыбнулся.
    - Свободная. Но уже не для вас... Вы прошли проверку, и я имею право объяснить ситуацию на месте, после чего вы, безусловно, пойдете на сотрудничество.
    Джефферсон задумчиво кивнул головой, вспоминая нескольких странных клиентов, с которыми он начал работать за последний месяц; по всей видимости, это и были проверяющие. Если здоровый человек тщательно симулирует психическое заболевание перед опытным специалистом, то это странно. Хотя платили они исправно, а это самое главное.
    - Доктор Джефферсон, как вы относитесь к идее бога? - между тем начал агент, наконец сев в кресло для посетителей.
    - Довольно удобная концепция. Профессионально составлена. Многим людям и в самом деле помогает.
    - Но сами вы не верите в бога?
    - Нет, сам не верю.
    - Наше ведомство двадцать четыре года назад нашло человека, который довольно точно соответствует концепции бога.
    - У него лебединые крылья и фонарик над головой? - иронично спросил доктор.
    - Нет. У него разум, с помощью которого он может изменять действительность.
    - То есть?
    - Ну, допустим, если его убедить, что космические полеты это реальность, то на следующий день в этой области происходит прорыв, и через год вылетает экспедиция на Марс. Или, к примеру, убедить его, что национальная валюта самая крепкая в мире, и опа, готово экономическое чудо. Или же убедить его, что государства Сейлот не существует, и оказывается, что об этом государстве никто никогда не слышал.
    - И в самом деле, я о нем не слышал. А откуда же о нем узнали вы? - Джефферсон сидел с серьезным лицом, и его эмоций уже ничто не выдавало.
    - В архивах находятся специальным образом закодированные записи.
    - Вы можете объяснить, как это происходит?
    - Естественно. Была разработана теория, а в дальнейшем она экспериментально подтвердилась. Ее суть в том, что весь мир существует лишь в воображении этого человека и является результатом работы его мозга. Причем сам он этого не осознает.
    - И мы с вами тоже, в некотором роде, существуем лишь в воображении этого человека?
    - Да.
    - И другие люди?
    - Да.
    - Так как же вам удается его в чем-то убедить?
    - По теории, поступками живых существ заведует его подсознание. На сознательном уровне невозможно обработать такой колоссальный объем информации. Дальше идет самообман и другие вещи. Вы психиатр и должны лучше в этом разбираться.
    - Да, вы правы, я психиатр, - невозмутимо сказал Джефферсон. - У вас очень интересная теория...
    Внезапно Чактор вскочил с кресла и, нагнувшись через стол, удивленно спросил у Джефферсона.
    - Вы мне не верите? Считаете меня сумасшедшим?
    - Нет, почему же. Я против такого грубого диагноза. У вас просто небольшая дисфункция...
    - Но я же из ЭрДиАй!? - взволновано прокричал гость.
    - Сядьте, - психиатр сохранял спокойствие. - Вы считаете, что служба в ЭрДиАй может защитить вас от психического заболевания?
    - Нет, но...
    - Я понимаю, у вас квалифицированные врачи...
    - Подождите, не перебивайте, - посетитель успокоился и сел обратно. - В этой папке - доказательства.
    - Допустим, - кивнул Джефферсон. - Но в случае, если это правда, что вам от меня надо? Судя по разговору - в чем-то убедить. В чем? Что у ваших специалистов не получается?
    - Он никак не может согласиться с мыслью, что человек бессмертен.
    - Зачем вам это?
    - Доктор, он старый человек, ему восемьдесят шесть лет. Перенес четыре операции на сердце. И наши специалисты плохо представляют, что случится с миром, когда он умрет.

    Харьков, 5 февраля 2000 г.
     
    Певзнер Марк Яковлевич К вопросу о коллекционировании  
     
     
    Существует много видов коллекционирования. Люди собирают марки, монеты, спичечные этикетки, диски, комиксы. Богатые могут позволить себе произведения искусства - картины, скульптуры, ювелирные изделия. Некоторые имеют страсть к старым автомобилям, другие предпочитают заполнять свои подвалы редкими сортами вин. Интеллектуалы дрожат над антикварными книгами, те кто попроще - любуются разноцветными значками или пробками от пивных бутылок.
    Удивительно, как много в мире странных видов коллекционирования. Легкомысленные повесы собирают трусики своих бывших подружек. Фанатики рока лелеют фотографии с автографами своих кумиров, другие с завидным упрямством разыскивают диковинные дверные ручки или допотопные утюги. Я читал об одном странном типе, собирающем художественно исполненные крышки от унитазов! В ряд коллекционеров входят и те безумцы, которые добавляют к своему списку покорённые горные вершины, снимки акул с раскрытой пастью и прайда львов во время охоты.
    Страсть к коллекционированию приходит к людям различными путями. Это может быть коллекция, полученная от отца или старшего брата. Как правило, такой коллекцией занимаются несколько лет, а затем забрасывают, передают кому-нибудь другому, дарят или продают. Некоторые собирают то, что принято собирать людям их круга, с их достатком и положением в обществе, чтобы казаться солидными и интересными людьми в чужих глазах. В таких нет настоящей, всепоглощающей страсти. Но есть и другие - коллекционеры велением сердца, собиратели по призванию, истинные фанатики. Они, как правило, относятся к разряду самовозгорающихся смесей. Заряд, энергия уже были заложены в них самой природой, потребовался лишь незначительный импульс, триггер, искра, чтобы возгорелась тайная, прятавшаяся до этого страсть. И тогда их не может остановить никто и ничто. Они служат делу собирательства свято и самоотверженно, отдавая этому всё своё время и все душевные силы. О деньгах не стоит и упоминать. Купюры превращаются лишь в бесцветные жетончики для приобретения новой вещицы в коллекцию, и не имеют иного смысла.
    Но истинных коллекционеров мало, очень мало. Существует ли муза коллекционирования? Если да, то у неё множество поклонников, но большинство из них легкомысленны и непостоянны.
    Нужны ли для истинного коллекционера удача, счастливый случай? Разумеется. И сегодня мне сказочно, неимоверно повезло. Вы скажете, такое случается раз в жизни. Возможно. Очень вероятно, что я везучий человек.
    На общественной урне, прямо на груде мусора стояла бутылка странной формы, из которой на меня умоляюще смотрел малюсенький джинн, плавая в клубах бело-голубого тумана. Он показывал пальчиком то на меня, то на себя, делая одновременно выразительные жесты в направлении пробки, которая затыкала бутылку. Я кивнул ему, приложил палец к губам, мгновенно оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что никто за мной не следит, схватил бутылку с урны и тут же засунул её во внутренний карман моего мешковатого плаща, направившись сразу же к загородной электричке. Бутылка тихонька вибрировала у меня на груди, скрытая от назойливых взоров прохожих.
    Весь путь по дороге к моему скромному загородному домику меня снедало любопытство, но я невероятным усилием воли подавлял его.
    Ну вот. Моя станция. Я неторопливо вышел из вагона и ленивой походкой зашагал к моему особнячку, чтобы, не дай бог, никто не подумал, что я зачем-то спешу. Внутренне же я готов был мчаться, нестись как сумасшедший гонщик, как ураган. Войдя домой я старательно запер дверь на все замки, зашторил окна и включил охранную сигнализацию. Теперь-то можно беспрепятственно заняться делом. Поднатужившись, я сдвинул шкаф в дальнем тёмном углу комнаты, затем я откинул старый пыльный ковёр, под которым обнаружился стальной люк в подвальное помещение. Я набрал два секретных кода. Что-то внутри крышки щёлкнуло и она приоткрылась. Тогда я вытащил бутылку с безмолвно вопящим в ней джинном и спустился вниз, к моей коллекции, по ходу зажигая в подвальчике свет.
    На полочках ровными рядами были установлены бутылочки разной формы и расцветки. Внутри них, расплющивая рыльца о стекло, махая крошечными кулачками, строя презабавнейшие и престрашнейшие рожи, искажённые выпуклостями и изгибами сосудов, находились джинны.
    Весь подвал наполнился тихим жужжанием, безнадёжными мольбами об освобождении и проклятьями на древних языках. Но всё перекрывал один приглушённый стеклом призыв, назойливо устремляющийся в мой мозг: "Желание! Освободи за любое желание!"
    Какая-то неведомая сила заточила джиннов в эти странные разноцветные сосуды тысячелетия назад и раскидала по всему свету. Я же, как истинный коллекционер, поставил целью своей жизни собрать их как можно больше, упиваясь ни с чем не сравнимым наслаждением владения "не откупоренными" джиннами. Мне не нужно никакое исполнение желания. Мне требуется всё больше и больше бутылочек с джинами, ведь каждая из них уникальна. И как истинному коллекционеру мне сопутствует удача!
    Джинн потрясённо взирал на всё окружающее выпученными от изумления глазами. Я тщательно протёр новую бутылочку чистой тряпочкой. Затем я взял номерок, аккуратно вывел на нём цифры 357 и повесил его на узкое горлышко, после чего с гордостью поставил бутылочку на полку.
     
    Шленский Александр Семенович Охота на колбасу  
     
     
    Краткая антология мировых традиций в научно-популярном изложении

    Как известно, профессиональная охота является профессией не менее древней, чем всем известная древнейшая профессия. Тем, кто не верит, можно это легко доказать, основываясь на том факте, что люди занимались охотой задолго до появления земледелия, ремесел и денежного обращения, и поэтому расплатиться с представительницей древнейшей профессии в те далекие времена можно было только частью добычи, принесенной с охоты. Охота как род занятий изучена в мельчайших подробностях в этнографическом, историко-культурном, национальном, географическом и экономическом аспектах, написано множество подробных трудов об охотничьих традициях, принадлежностях, о названиях, внешнем виде, повадках и вкусе добычи, исследованы социально- психологические типы охотников на всяческую живность во все времена и почти во всех регионах, за исключением тех, где пользуется популярностью охота на естествоиспытателей, изучающих охотничьи традиции туземцев.
    Стараниями историков, антропологов, географов, естествоиспытателей, биографов и литераторов с большой любовью, правдивостью и во всех подробностях описаны личности выдающихся и прославленных охотников всех времен и народов. Среди них не пропущены даже такие редкие типажи как Тартарен из Тарраскона, Вильгельм Телль, барон Мюнхгаузен, Жан Грандье, и даже такие забавные и диковинные представители племени охотников как известный охотник на крыс из Гаммельна, использовавший в качесте орудия массового отлова флейту, а также прославленный охотник за крокодилами Мпепо Нгботсава из Новой Гвинеи, известный тем, что он убивал матерых крокодилов голыми руками, перекручивая им языки, когда они разевали свою кровожадную пасть, чтобы проглотить отважного охотника. О подвигах последнего можно прочитать в замечательной путевой книге английского естествоиспытателя Jobe D. Blow "Dancing With Red Crocodile" издательства Pergamon Press, London 1969. В 1993 году эта книга в переводе Стайлуса Файнридера впервые издана на русском языке в Москве издательством ЧИНГИЗ, десятитысячным тиражом. Впрочем, мне не хотелось бы утомлять читателя многочисленными историческими подробностями. Речь в этой статье пойдет не об охоте вообще, а об одном популярном виде охоты, который по вопиющей несправедливости был почти обойден вниманием как современников, так и историков, и остался совершенно малоизвестным и по существу почти неописанным и по сей день.
    Жизнь столь изменчива и многообразна, что к сожалению весьма нередко исторические, этнографические, литературные и даже узкоспециальные научные издания типа журнала "Физика и смерть" не охватывают некоторых предметов, а иногда в них вкрадываются досадные ошибки. Это отразилось и на освещении такого многообразного предмета, каковым является охота. Например, одним из распространенных и досадных заблуждений, разделяемым практически всеми, является мнение, что охотники за скальпами в Северной Америке, которых насчитывалось немало еще полтора- два столетия назад, срывали эти скальпы с голов мертвых, и даже живых людей в качестве военного трофея. Что удивительно, практически все, начиная с маленьких детей, читающих приключенческие книжки, и кончая маститыми историками и этнографами убеждены на сто процентов, что это чудовищное варварство действительно имело место в не столь отдаленном прошлом на Американском континенте.
    Между тем, группа зоологов из научно- исследовательского отдела Федерации защиты животных Новой Англии предприняла собственное независимое исследование, проводившееся в восьмидесятых годах и закончившееся в начале девяностых. Результатыих исследования, опубликованные в ежегодном альманахе "Пису - Пис" организации Гринпис, резко отличаются от общепринятой точки зрения. Согласно данным этой независимой группы ученых, ныне уже не встречающийся скальп представлял собой весьма распространенное водоплавающее животное из семейства мускусных, шерсть которого была чрезвычайно похожа на растительность, украшающую человеческую голову. Охотники за скальпами охотились за этими безобидными зверьками, у которых было вкусное мясо, когда они вылезали из воды погреться на солнышке. По традиции охотники за скальпами нападали на свои жертвы, подкрадываясь из густых дремучих кустов, и с дикими воплями поражали их метко пущенными боевыми топорами (по другим данным это были ракеты класса земля-земля типа "Томагавк"). С убитых животных снимали шкуру и привязывали ее на шест для просушки, а тушки животных шли на засолку. В дальнейшем шкурки скальпов использовались в декоративных целях для украшения помещений и назывались просто скальпами. Возможно, именно по этой причине и возникла вышеуказанная путаница.
    Защитники преобладающей поныне варварской теории происхождения скальпов указывают в защиту своей теории на факт существования темных и светлых скальпов, которые якобы были сняты соответственно с индейцев и белых людей. Однако, они не хотят принимать во внимание, что зоологи описали два подвида скальпа обыкновенного - скальп бурый и скальп-альбинос, причем скальп-альбинос более редко встречался в природе, и соответственно до нас дошло меньше светлых выделанных шкурок, чем темных. Более серьезный аргумент сторонников варварской теории был также с блеском разбит. Зоологам удалось выяснить, что скальп, в отличие от других мускусных, обладал уникальным приспособительным механизмом. При нападении на него хищника он отбрасывал не только хвост, но также лапы, голову и половые органы, которые и поедались хищником, а туловище скальпа впадало в состояние зимней спячки и маскировалось под водоросль. Поэтому ни на одном из дошедших до нас скальпов нет ни мордочки, ни хвоста, ни лап этого славного, безобидного животного, подвергшегося хищническому истреблению людьми. Впрочем, обратимся наконец к теме, обозначенной в названии данной статьи.
    Прежде всего необходимо указать, что та колбаса, которую в настоящее время продают в продуктовых магазинах - это не настоящее животное, а всего лишь его дешевая и неумелая подделка. Человечество подделывает множество вещей - крабовые палочки из трески, черную икру из сои, черепаху из говядины, мясо лобстера из куриных ног, котика из кролика и т.п. Колбасу вообще подделывают из всего, что попало - крови, скапливающейся в моргах при обескровливании трупов, полупротухшего жилистого мяса, дурно пахнущего ливера, вымени, рогов, копыт и обрезков шкуры крупного рогатого скота, смолотых в фарш, с добавлением крахмала, селитры, серы и бертолетовой соли для придания приятного розового цвета отвратительной серой студенистой массе, получающейся при смешивании исходных материалов. Надо признать, что правительство прежнего режима, проводя жестокую внутреннюю политику, добилось смены понятий, и до сих пор почти все население страны считает колбасой именно этот эрзац, состряпанный из субпродуктов пополам с рубленой туалетной бумагой, и упакованный в оболочку из акушерско-гинекологической клеенки. Настало время узнать всем, что это не настоящая колбаса, а один из одиозных мифов прежнего режима. Но становится также очевидным, что рассеять этот миф будет не легко, ибо настоящая колбаса, выросшая в дебрях дикой природы и убитая на охоте, пока что продается в нашей стране только в ограниченном числе валютных магазинов и стоит весьма дорого. Поэтому-то в настоящий момент так важно донести правду об этом замечательном животном и о славных традициях охоты на него до широких народных масс.
    Итак, первые упоминания о колбасе и описание сцен охоты на это животное встречается в Шумерской клинописи. В этой уникальной письменности был обнаружен специальный знак - слегка искривленный округлой формы клинышек с небольшой зазубриной, который, как выяснили ученые, обозначает колбасу. Из шумерских клинописных документов удалось установить, что дикая колбаса в те времена в изобилии водилась в лесисто-болотистой местности, в долинах рек и на побережьях озер. Хотя шумерская колбаса жила в норах, она большую часть времени проводила на деревьях, с удивительной ловкостью прыгая с ветки на ветку. Древние шумеры охотились за колбасой с луками и небольшими копьями, настигая ее на деревьях, и пронзая насквозь меткими выстрелами из луков и бросками копий. Устраивалась также периодически и охота с помощью норных собак. Собак для этой цели специально выращивали и обучали, ибо забраться в нору и выгнать наружу бешено огрызающегося матерого самца колбасы с его зубами и когтями было делом нелегким, и собаки нередко погибали на охоте. На одной из сохранившихся до настоящего времени шумерских керамических монет выбито изображение сидящей на ветке взрослой колбасы-самки с цепляющимся за ее шерсть колбасёнком на спине, изготовившейся к прыжку.
    Некоторое представление об охоте на колбасу в древней Греции мы можем получить из дошедших до наших дней трудов Плутарха и Геродота. Пространные рассуждения о колбасе встречаются также в труде Аристотеля "Учение о категориях", где на примере жизни колбасы в дикой природе дается понятие о цикличности в мироздании, и только что вылупившийся из яйца детеныш колбасы отождествляется с началом цикла, юностью, порождением новой идеи и т.п. Известная и чрезвычайно спорная аристотелевская категория "претерпевать" также интерпретируется в этой работе с помощью "колбасной" парадигмы. Великий древнегреческий мыслитель показывает стадиальность развития событий в мире на примере изменений, претерпеваемых колбасой на пути из дикого леса до очага и сковородки. Правда, необходимо особо указать, что некоторые ученые считают книгу "Учение о категориях" позднейшей подделкой и приблизительно датируют ее одиннадцатым веком нашей эры, а местом ее происхождения считают территорию современной Италии. Математический анализ оригинального текста книги "Учение о категориях", проведенный российским ученым Виктором Еременко (В.С.Еременко "Бифуркационный анализ нарративных текстов" М.1992), показал, что смысловые пары, образованные словом "колбаса", в сравнении с частотным словарем греческого языка, дают хорошее совпадение с таковыми, употребляемыми греческими колонистами на территории современной Италии в одиннадцатом-двенадцатом веках нашей эры.
    Эту точку зрения, разрушающую устоявшиеся представления об античном мире, решительно оспаривает другая более многочисленная группа ортодоксальных ученых, которая основывает свои выводы на результатах радиоуглеродного анализа колбасных шкурок, обнаруженных в оригинальной рукописной книге "Учение о категориях". Есть основания предполагать, что колбасные шкурки использовались самим Аристотелем в качестве закладок, но в виду отсутствия прямых доказательств, это предположение остается на уровне гипотезы. Древние греки не охотились на колбасу для пропитания, так как необходимую белковую пищу давала рыбная ловля и скотоводство, но в состав Олимпийских игр того периода входила охота на колбасу. Колбаса для Игр отлавливалась рабами в окрестных лесах, и атлеты на соревнованиях догоняли быстроногую, проворную колбасу, убегающую прочь кругами по стадиону, а догнав, пронзали ее копьем.
    Следующие упоминания о колбасе мы находим у Плиния, Катулла, Цицерона, а также Секста Эмпирика и Марка Порция Катона старшего. У древних римлян сложилась совершенно иная традиция. Колбаса отлавливалась рабами живьем прямо в своих норах в окрестных лесах, причем рабы с откушенными пальцами и погрызенными ладонями безжалостно умерщвлялись и закапывались другими рабами там же, в лесу, по приказу жестоких надсмотрщиков- каппадокийцев. Пойманная колбаса привозилась в Рим живьем и содержалась в просторных деревянных клетках под наблюдением специальных рабов, которые ее кормили живой рыбой и убирали за ней навоз. В самый разгар оргии по знаку патриция-хозяина рабы выпускали колбасу из клеток в центре зала, и та заметалась по помещению с воем и рычанием, не находя выхода. Высокородные гости вооружались специальными колбасными трезубцами и сетями и гонялись за бедными животными по всему пиршественному залу. Колбасу накрывали сетью, пронзали трезубцем и швыряли ее на стол, после чего ей вспарывался живот, и ее дымящиеся окровавленные внутренности пожирались гостями под крики и рукоплескания, и запивались большими дозами фалернского вина, в которое гости сыпали лепестки роз с венков, возлежащих на их головах. Сохранилось древнеримское выражение "botulus in simposia", которое можно перевести как "колбаса на пиру". Так древние римляне называли гладиаторов, вооруженных коротким оружием, выставленных драться против ретиариев с длинными трезубцами и сетями на длинных рукоятках. На этих боях, исход которых был почти предрешен, ибо сопротивляться длинному трезубцу, имея в руках всего лишь короткий меч, было практически невозможно, с трибун амфитеатра раздавались жуткие крики: "Ух! Ух! Угу!! Угу!! Угу!! Пронзи его как колбасу!!! Кишки! Кишки! Покажи нам кишки!". Кричали и патриции, и плебеи, и даже вольноотпущенники, забыв, что еще недавно они были такими же рабами, как их бывшие собратья на арене, обреченные безвременной и позорной смерти. Традиции древнего Рима, связанные с колбасой, лишний раз подчеркивают духовную растленность этого народа и привносят свою лепту в объяснение причин легкости завоевания варварами древнего Рима.
    Традиция охоты на колбасу в древней Руси была совершенно иная. До обращения к Христу колбасу на Руси обожествляли. Водоплавающая длинношерстная колбаса считалась любимым животным Даждьбога, и убивать ее на охоте разрешалось только после специального очистительного ритуала с троекратным омовением рук и прыжком через огонь. Часть мяса добытой на охоте колбасы, а также вся шкура приносились Даждьбогу в качестве искупительной жертвы. Раз в год по весне разрешалось использовать шкуру колбасы для гадания, это был красочный ритуал, в конце которого произносились мистические предсказания. Этот ритуал, известный как "гадание на колбасных шкурках", не был забыт и после крещения Руси и просуществовал в России вплоть до 1917 года. В последний раз этот ритуал осуществлялся В.И.Ульяновым-Лениным и его ближайшими соратниками в ночь с 24 на 25 октября 1917 года по старому стилю. После Октябрьской революции гадание на колбасных шкурках было запрещено большевиками как вредный буржуазный пережиток. Утверждают, что этот запрет был опубликован в одном из не дошедших до наших дней секретных ленинских декретов и совпадал по времени с казнью семьи императора Николая Второго.
    В советские времена колбасу постигла печальная участь. Массовая коллективизация и индустриализация, освоение целины, прокладка Беломорканала, последующее быстрое ухудшение экологической обстановки привели к массовому изгнанию колбасы из лесов, измельчанию и почти полному вымиранию этого вида животных на территории России. Никто не встал на защиту исчезающего вида животных, что не удивительно, поскольку при прежнем режиме исчезали не только отдельные виды животных, но и целые народы, и некому было их защитить. У последних уцелевших представителей этого вида животных уже не шесть ног, а всего четыре. Если раньше они жили в норах, тявкали и музыкально мурлыкали, то нынешняя колбаса уже не тявкает, но зато она научилась мерзейшим образом мяукать, шипеть, урчать при поглаживании и с грохотом и воем носиться по железным крышам сараев и гаражей. Нынешняя полудикая городская колбаса умеет также ловить мышей, крыс и птиц, драться с кошками за территорию и вообще по своему внешнему виду абсолютно неотличима от кошачьего племени. Безошибочно отличить бродячую колбасу от бродячей кошки умеют только бомжи с большим стажем, которые отлавливают ее, подманивая остатками рыбы, найденными на помойках, душат, и едят, зажарив на костре.
    Ходят упорные и далеко небеспочвенные слухи, что новые русские серьезно подумывают об организации элитного "Русского клуба охоты на колбасу". Для этого предполагается привезти и адаптировать в России гигантскую шерстистую колбасу, обитающую в Гималайском высокогорье. Это животное размером в полтора раза больше российского бурого медведя обладает восемью мощными когтистыми лапами и челюстями, напоминающими челюсти питбуля, только в десять раз больших размеров. Гималайская шерстистая колбаса -это прожорливое животное- убийца, которого боится даже гималайский снежный человек, оно передвигается по местности пятнадцатиметровыми прыжками, опираясь на мощные задние лапы и громадный хвост, нападает как прыжком из засады, так и догоняя жертву на открытой местности, и поедает любую встреченную на пути живность. Даже в сытом состоянии это грозное животное чрезвычайно агрессивно. Восемь лап этого могучего животного роют любой грунт как буровая установка и легко крошат железобетонные плиты. Гималайская шерстистая колбаса с невероятной быстротой выкапывает под землей норы, сравнимые по диаметру и длине с тоннелями Московского метрополитена, и способна одним движением мощных челюстей перекусить кабель толщиной в человеческое бедро с толстой оплеткой из легированной стали. Есть подробные проекты размещения этого животного в подмосковных лесах, с этой целью планируется создание сети специализированных егерских охотохозяйств.
    На межрегиональных правительственных переговорах достигнута договоренность, что оплачивать первоначальные расходы по содержанию охотохозяйств будет РАО Газпром, которое взамен получит большие налоговые льготы. В дальнейшем предполагается перевести новые охотничьи хозяйства на полную самоокупаемость. Экономисты изучили ценовые намерения обеспеченной части российского населения и пришли к выводу, что охота в этих хозяйствах будет приносить бешеную прибыль. Предполагается, что новые русские будут охотиться на Гималайскую шерстистую колбасу, догоняя ее на армейских джипах и бронетранспортерах, одетые в каски и бронежилеты и вооруженные автоматами Калашникова с подствольным гранатометом. Если этот уже близкий к осуществлению проект вызывает у вас внутренний протест, обратитесь по адресу 107000, г. Москва, ул. акад. Королева д.13 и изложите свои возражения против этого проекта. Граждане России, проживающие на территории США, могут позвонить по телефону 1-800-SAUSAGE, и русскоязычный оператор ответит на все ваши вопросы в течение 24 часов семь дней в неделю. По этому телефону вы также можете заказать видеофильмы "Жизнь колбасы в природе" и "Традиции охоты на колбасу", а также красочный альбом "Не просто колбаса", содержащий 500 лучших фотографий различных видов этого редкого животного, сделанных профессиональными фотографами в красивейших заповедных зонах по всему миру. Мы будем рады вашим звонкам и заказам. Следите за нашими дальнейшими публикациями и всего вам наилучшего.

    May 1999, Dallas, TX

     
    Прокопов Константин Андреевич Ломака  
     
     
    "Быстрей! Скорей! Мигом!" Ян, еще не окончательно проснувшись, очумело кивал головой на каждый приказ телефонной трубки. Когда на том конце провода, наконец, установилась тишина, он отшвырнул аппарат и побежал в ванную. Судя по спешке начальства, начиналась новая мировая война или вновь приземлились пришельцы.
    Приведя себя в порядок, он тихо заглянул в комнату дочки. В комнате было пусто. Не поддаваясь панике, Ян спустился в холл и проверил входную дверь - ребёнок был ещё в доме. Однако его не было на кухне, не было в гостиной, не было...
    - Вика!
    Четырехлетняя девочка обернулась и с осуждающим видом посмотрела на встрёпанного родителя. Затем с сознанием выполненного долга положила маркер на ковёр и протянула свои испачканные ручонки навстречу папе.
    - А, я рисовала, - счастливая улыбка озарила её лицо.
    - Да, дорогая. Ты у меня молодец. Только скажи, почему ты рисовала не на стенке, а на моём последнем чистом пиджаке?
    - Рисовала! - радостно подтвердила Вика.
    Посадив дочку на диван, Ян поднял с пола видеофон с аккуратно зарисованным экраном и собрался позвонить домработнице, но аппарат молчал. Через две минуты поиска неисправности зам начальника электронного исследовательского центра признал, что работа была проведена очень тонкая и аккуратная - никаких внешних следов повреждения не было, но аппарат упорно не работал. Удивляться подобным вещам Ян прекратил после того, как Вика опрокинула тяжелый старинный шкаф, маленькая девочка непостижимым образом могла сломать или испортить любой предмет, который оказывался в её поле зрения.
    Позвонив со стационарного видеофона сначала домработнице, а затем в центр и покорно выслушав упрёки от обеих сторон, он перенёс дочку на кухню и попытался её покормить...
    Уже подъезжая к зданию центра, Ян понял, что неприятности серьезней, чем он думал. Вся стоянка была забита, рядом с оградой стояли два бронетранспортёра, и везде сновала куча военных. Пропуск проверяли все, кому не лень, через каждые пять метров.
    Внутри было не лучше. Несмотря на ранний час, все сотрудники уже были на своих местах. Или, вернее, возле своих мест, бестолково бегая, разнося новое оборудование и интересуясь друг у друга, что всё это значит. Ян медленно пробирался через этот бедлам, ежесекундно останавливаясь, чтобы пропустить тележки, здороваясь с многочисленными подчиненными и предъявляя пропуск у всего, что можно было принять за дверь.
    - Входите! - крик был очень доброжелательным и спокойным, словно спрашивая у посетителя, сколько минут тот надеялся прожить, постучав в данный кабинет.
    Ян открыл дверь и подошел к столу, стараясь не обращать внимания на бумаги с грифом "совершенно секретно" в большом количестве валяющиеся под ногами.
    - Ты! - Стив, не подымая головы от клавиатуры, ткнул пальцем куда-то в стенку. - Говори быстро.
    - Что случилось? - Ян был почти спокоен, по крайней мере, кричал в ответ тише.
    Стив удивленно поднял голову.
    - Ты чего без пиджака? - неожиданно спокойно спросил он.
    - Не обращай внимания. Что происходит?
    - Пошли. Но учти, когда всё это закончится, ты уволен за опоздание.
    Директор встал, и они вместе спустились в подземную часть.
    - Это ксидиты... - Он и не думал прятать пропуск в карман, размахивая им в разные стороны. - Два месяца назад они установили контакт с ООН и подбросили им Головоломку. А эти олухи засекретили всё, но теперь, когда срок выходит, обратились к нам.
    - Естественно, понимаю. Только объясни ещё раз.
    Стив махнул рукой.
    - Ты думаешь, я понимаю? Хм, это было бы восхитительно.
    Миновав последний дверной проем, который больше напоминал короткий коридор, они вошли в комнату, где почти не было людей. В центре же парило... Ян сразу понял, что это и есть Головоломка. Медленно вращающиеся круги, ничем не соединенные ни друг с другом, ни с полом, а в центре - непонятный символ, переливающийся всеми цветами, или нет, меняющий материал, из которого он состоит.
    К ним подошел человек громадного телосложения с выправкой военного, но в белом халате лаборанта. Не обращая ни малейшего внимания на Стива, он пожал Яну руку и представился.
    - Доктор Эрнест Клавдий. Я введу вас в курс дела.
    Он откуда-то достал толстую папку и протянул её Яну.
    - Вот все материалы. Выносить их за пределы этой комнаты запрещено. Однако у вас нет времени читать всю эту...
    Ян передал папку Стиву и подошёл поближе к Головоломке.
    - Шестьдесят один день назад, во время заседания ООН в полностью контролируемом зале внезапно появился контейнер из неизвестного материала. В нём было Это и записка на английском языке, где объяснялось, что "космическое сообщество Ксидит, рассматривает наше образование на предмет вступления в космическую эру... В качестве проверки умственного уровня образования Земля, последнему надлежит в течение семидесяти дней разрушить специально для данной цели сконструированный предмет... При невыполнении теста образование будет уничтожено как мало перспективное и даже вредное". Всего на шесть страниц, копия в папке.
    - И что вы пробовали?
    - Физическое, химическое, электрическое, радиационное, умственное воздействия. Применяли лазер, невесомость, вакуум, ускоритель частиц. Всё это в различных сочетаниях. Помещали в эпицентр атомного взрыва.
    - И как Это себя ведет?
    - По-разному. На одинаковые воздействия может ответить самыми разными способами, мои парни даже тотализатор устроили. Чаще всего просто уничтожает оборудование или игнорирует...
    Эрнест открыл один из ящиков и достал большой молот. Удар, и молот с силой ударился об пол, пройдя сквозь Головоломку. Еще один, и молот исчез в яркой вспышке.
    - Несколько раз так пропадали люди, - спокойно сказал Эрнест...
    Через неделю Ян помнил число пи до трёхсотого знака, знал решение всех головоломок, в которых использовались круги, но так ничего и не смог сделать с этой Головоломкой.
    Придя домой поздно вечером, он аккуратно расстегнул карман, и Головоломка мгновенно выскользнула из него и заняла место точно в центре комнаты. Ян достал отвертку, взял Это в руки и в тысячный раз начал перемещать кольца, пытаясь достать из середины непонятный знак...
    Проснулся он поздно утром от громкого стука в дверь.
    - Элкейр, сдавайтесь! Дом окружен! - кричал мегафон.
    На улице слышался шум вертолетов и грохот подъезжающих армейских грузовиков. Затем раздался треск ломающегося дерева и звон разбитого стекла. Однако Ян не обращал на это ни малейшего внимания. Он строгим взглядом смотрел на Вику, которая сосредоточенно старалась собрать разноцветные кольца.
    - Вика, что это значит?
    Девочка выронила детали и с удивлением посмотрела на них. И в самом деле, как это здесь оказалось?
    - Виктория, что это значит??
    - Извини, папа. Я больше не буду.
    - Ты сломала её!
    - Я нечаянно, - она поднесла кулачки к глазам и принялась их тереть. - Я больше не буду!
    - Да ладно, Вика, не бери в голову, - Ян поднял дочку с пола и посадил к себе на колени. - Я вчера новый пиджак купил. Хочешь порисовать?

    Харьков, 17 ноября 1997 г.
     
    Певзнер Марк Яковлевич Горючее  
     
     
    У меня кончилось горючее. То есть оставалось ещё каких-нибудь пол-спирита доползти до обитаемой планеты, и всё. Я с грустью посмотрел через прозрачную перегородку в топливный отсек. В баке перекатывались какие-то жалкие угольки, оставляя следы в пепельной пыли.
    И тогда я сделал то, что делал уже много раз.
    Прежде всего пришлось изрядно попотеть мне, а ещё больше бортовому компьютеру, разыскивая в каталогах ближайшую планету, вращая так и сяк карты незнакомых звёздных путей и сверяя их с моим маршрутом.
    Методичные усилия всегда приносят плоды. Мой труд также был вознаграждён. Захолустная звёздная система. Одна обитаемая планета. Индекс развития 161. Индекс интеллекта 12. Бывало и похуже. Имеются ракетные базы, спутники, лазерная следящая аппаратура. Это уже интересно. Просто придётся быть чуть поосторожнее. Экран компьютера пестрил данными о самых крупных городах. Вот как? Даже три космодрома? Бедняги, они ещё ползают между своих планеток. Тяжкая же работа им предстоит, чтобы осилить межзвёздные расстояния, приблизиться к световым скоростям. А преодоление светового барьера готовит им неприятный сюрприз.
    На время, необходимое для приземления, я заблокировал все их следящие и сбивающие устройства. Компьютер спешно мнемографировал мне в мозг их язык. Я накрепко закрыл все отсеки. Ну...почти все. Операция может занять недели две планетарного времени, поэтому я съел несколько таблеток концетраэрга. Теперь действовать должно только сознание. Тело пусть пока что отдохнёт. Я расслабился в кресле.
    Мой корабль приземлился точно в центре их крупнейшего космодрома. Ох, и суета же началась кругом! Забегали, всполошились! Ещё бы. Не каждый день совершенно внезапно приземляется у всех навиду звездолёт инопланетного разума. Первым делом они окружили всю территорию танками. Что же это они, серьёзно? Я ведь на своём корабле и сквозь солнца пролетал и сквозь метеоритный рой, из чёрных дыр выбирался. А тут танки... Обидно даже как-то стало.
    Неожиданно для моих друзей я взял и открыл люк. Да не просто так, а всё чин-чином, со ступеньками. Мол заходите, милости просим. Камеры докладывают - всполошились они ещё больше. Правда, танки немного в сторонку отодвинули, но окончательно не убрали. На всякий случай. Бегают вокруг, совещаются что делать, а заходить боятся. Послали маленького роботика с камерой. Тот вполз по ступенькам и медленно-медленно покатил по отсекам, что я оставил открытыми. Наконец добрался и до моего кресла. И застыл на минуту, поражённый. Вернее, онемели наблюдатели, которые им дистанционно управляли. Ясное дело! Я же от них в принципе отличаюсь. Волос у меня на теле больше, два энергорога украшают мощный череп. Ноги оканчиваются копытами. И главное - боевой хвост с копьевидным окончанием и антигравитационные чёрные крылья.
    Сижу я, значит, в кресле пилота как бы без сознания. Мой красный мундир поблескивает золотыми нитями знаков отличия, а робот с камерой так и ходит вокруг меня, снимает со всех ракурсов.
    Я-то без сознания, а моё астральное тело за всем наблюдает и держит связь с бортовыми приборами.
    Тут я заметил, что движется по направлению к кораблю группа из пяти человек. Все в скафандрах, переговариваются между собой через встроенное радио. Двое несут кинокамеры. Из их разговоров я понял то, что собственно и пытался им внушить, - одинокий астронавт по техническим причинам вынужден высадиться на ближайшей планете. К тому же он (я) чем-то болен. Ему требуется помощь и дружеское участие братской цивилизации. Дотянув из последних сил до космодрома, он теряет сознание и отдаёт себя в полное распоряжение братьев по разуму... Не ясно только, почему следящие установки не засекли инородное тело.
    Так вот, они медленно входят по ступенькам, поднимаются на борт. Всё тщательно фотографируют, приближаются к моему креслу. Я сижу, не шевелюсь, внимательно наблюдаю через астральное тело. Они осторожно подымают меня и выносят из корабля. Видно, как им трудно. Я выше их среднего роста раза в полтора и соответственно вешу.
    Подъезжает машина и меня увозят в ближайшее здание, аккуратно кладут на стол в изолированной комнате, где воссоздано процентное соотношение газов в воздухе на моём корабле. Какое трогательное внимание! Вообще-то я могу совсем не дышать больше месяца. Комната, по всей видимости, предназначена для медицинских исследований. К моему телу подключают различные проводки и датчики, не перестают фотографировать и что-то записывать. Входят в комнату только через вакуумную камеру в специальных герметических костюмах со шлемами.
    Тем временем приборы с корабля передают мне через астральное тело следующую информацию.
    Ещё одна группа из четырнадцати человек в скафандрах приближается к звездолёту. Пятеро из них уже побывали в нём один раз. Они начинают бесцельно шляться по кораблю, изредка пытаясь открыть запрещённые для них двери. Разумеется, безуспешно.
    Теперь наступил самый подходящий момент, и я мысленным приказом внезапно открыл одну из запертых дверей. За этой дверью в пустой комнате я заранее выставил карты звёздных путей, трёхмерные изображения животных и людей с далёких планет, математические справочники, переливающиеся радужным многоцветьем кристаллы, выполненные роботом макеты красивейших городов и планет, и многое-многое другое. Все четырнадцать онемели от восхищения, а затем ринулись в эту комнату, привлечённые открывшимся их взору богатством. Вопреки распространенному мнению, жажда к новому и неизведанному, к знанию, гораздо сильнее тяги к деньгам.
    Настала пора решительных действий.
    Мысленным приказом я захлопнул двери комнаты-кладовой. Все четырнадцать человек оказались в ловушке.
    Мгновенно воссоединив астральное и материальное тела, я рывком смёл все подсоединённые ко мне проводки и датчики, разрядом из энергорогов расплавил пластиковую загородку, выскочил наружу. Двое людей пытались вцепиться в меня и не дать убежать. Ну что же, им повезло больше, чем тем четырнадцати. Ударом боевого хвоста с копьевидным окончанием я рассёк их герметические комбинезоны вместе с шейными артериями. Во все стороны брызнула темно-красная кровь. Пробив мощным телом стену строения, я сразу же увидел свой звездолёт. Расправив антигравитационные чёрные крылья, я понёсся к нему по воздуху. Стелой я ворвался в открытый люк, высекая искры твёрдыми копытовидными ступнями из обшивки пола.
    И вовремя.
    Танки и лазерные установки, как бы опомнившись, открыли яростный огонь в сторону космического корабля.
    Я плотно задраил люк и включил защиту. Заряды даже не достигали обшивки, взрываясь на границе защитного поля и корёжа бетонные платформы космодрома. Я скомандовал снова открыть на корабле все двери. Ну...почти все. Кроме той, в которую так неосмотрительно ринулись люди. Я сделал её сейчас прозрачной. Ведь дверь эта вела в топливное отделение, а все безделушки подложил я туда нарочно, чтобы заманить людей в ловушку.
    Ведь они и были целью мой посадки на этой планете. Люди, их души, являлись лучшим и незаменимым горючим для космических кораблей, преодолевающих световые барьеры. Только души живых и мыслящих существ могут нестись со сверхсветовой скоростью. Если угодно, топливное отделение и двигатель звездолётов были миниатюрным адом, в котором и горели души. Сейчас люди беспомощно метались в закрытом пространстве, топча ногами чёрные угольки и пепельную пыль, не подозревая, что это их жалкое будущее. Некоторые в немом ужасе взирали на меня через прозрачные стены. Глядя в расширенные от страха глаза, я не мог сдержать хохота. Цель была достигнута. Я поставил двигатель на прогревание, слыша крики, стоны и мольбы о помощи. Люди упали на пол и корчились там в жесточайших муках.
    Для меня это была сладчайшая музыка. Баки полны топливом. Шутка ли - примерно четырнадцать миллионов спиритов, - этого хватит надолго.
    До появления угольков.
    До новой планеты.
     
    Балабченков Александр Евгеньевич Адамово Яблоко  
     
     
    Капитан размышлял. Абсолютная тишина. Что привело его сюда, в этот инопланетный корабль, что мчался сквозь время и пространство? Единственная страсть человечества - жажда познания окружающего мира, неутомимое желание разгадать все тайны вселенной. В течение долго времени человечество тешило себя байками и мистификациями о том, что мы не одиноки во вселенной: катастрофа в Розуэлле, зона-51, ангар-18, люди в черном, похищения, аутопсия тел якобы инопланетян на плохонькой черно-белой пленке. И тешило не напрасно, хотя байки так и остались байками, легенды остались легендами. Так было всегда, сначала рождался миф, затем спустя много лет миф приобретал рациональное объяснение и становился орудием прогресса, еще одной ступенькой к недостижимой вершине абсолютного знания. К вершине вавилонской башни.
    Так случилось и в 2035 году, миф об иных цивилизациях обрел плоть. Бригада рабочих из первой международной экспедиции по колонизации Марса при закладке фундамента первой марсианской атомной электростанции, что должна была стать в последствии источником энергии для всего проекта колонизации, откопала из красного марсианского песка инопланетный корабль. Пустой. Из неведомых материалов и элементов, для которых даже не было подходящего места в периодической таблице Менделеева, сплошной монолит, никаких сварочных швов, никаких креплений. Корабль был словно выточен из цельной заготовки или же построен по неведомой наномолекулярной технологии.
    Как это ни странно, никто не стал прятать эту находку под грифом "совершенно секретно", ни правительства, ни министерства обороны стран-участниц. НАСА открыто объявила об уникальной находке всему человечеству. Все газеты мира пестрели фотографиями чужеродного красавца, так похожего на аквариумную рыбку скалярию, на своих первых полосах. Проект колонизации Марса был заморожен. Зачем нам Марс? У нас появился шанс освоить миры далеких звезд. Финансовые и научные ресурсы многих стран мира были брошены на разгадку тайны корабля. Проект "Пилигрим" стал самым дорогостоящим и наукоемким международным проектом, словно все человечество кинулось на встречу мечте, отбросив все свои проблемы и разногласия, что теперь казались ничтожными и мелочными пред светом новой эры, эры межзвездных путешествий.
    Но тщетно. Три года ученые бились над принципом действия двигателей "Пилигрима", так теперь все именовали инопланетный корабль, и так и не смогли его понять. Единственное, что удалось сделать, это научиться им управлять. Язык таинственных алуэрцев, оставивших не понятно когда и не понятно зачем свой корабль в песках Марса, был частично расшифрован. Корабль выполнял голосовые команды, произнесенные на алуэрском. Но сможет ли человечество покорить беспощадно большие межзвездные расстояния, обладая одним единственным кораблем, принципов работы которого они не понимали? Маленьким кораблем, рассчитанным на экипаж из трех человек? Скорее всего нет.
    Обида была велика, ибо корабль был ключом к победе над релятивистскими эффектами, но ключом без замка. Не было никакой надежды построить собственные корабли с аналогичным принципом действия. В конце концов ученые умы пришли к выводу, что у алуэрцев была разработана фундаментальная единая теория квантовой гравитации, а люди еще только-только делали первые шаги в этом направлении...
    - Капитан?
    - Да, Крис?.. - медленно ответил капитан.
    - Что-то вы не веселы. Чем ближе мы к цели нашего вояжа, тем вы мрачнее.
    - Гм.. - капитан Ирвин Эдам поскреб щеку и с некоторым для себя удивлением обнаружил, что он давно не брился. Дня три, наверное. "Так. Крис о чем-то спросил".
    - Капитан?
    - Видите ли, Крис... - капитан нахмурил лоб, словно пытался собрать свои мысли в единую концепцию. - С каждым парсеком, что приближает нас к этой черной дыре, меня все больше обуревают сомнения. Порой мне кажется, что человечество в своей неутолимой жажде познания неотвратимо несется к краю пропасти. Во вселенной должны быть вещи, о которых человеку, возможно, совсем не стоит знать. Те же черные дыры, к примеру. Одно время о черных дырах бытовала так называемая "гипотеза космической цензуры". Что есть черная дыра? Принято считать, что это точка сингулярности, плотность и кривизна пространства-времени в которой бесконечны. На самом деле, мы не можем знать, что же там на самом деле, поскольку все скрыто от глаз любого наблюдателя за горизонтом событий. Бог не терпит голой сингулярности. Позже, когда было доказано, что черные дыры все же излучают гамма-кванты интерес к этой гипотезе угас. Теперь же она мне кажется вполне достоверной. И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь.
    - Книга Бытия, глава вторая, стих шестнадцать.
    Капитан изумленно поднял бровь.
    - Я не думал, что вы настолько хорошо знаете писание. Вы религиозны?
    Крис невыразительно пожал плечами.
    - В этом изменчивом мире должно быть что-то незыблемое. Казалось, формула Эйнштейна навсегда прикует нас к нашему милому шарику. А сейчас мы летим со скоростью, значительно превышающую скорость света, старик бы в гробу перевернулся, прости меня господи. Похоже, вера человека - единственное, что не меняется со временем на протяжении его жизни. В этом есть какое-то умиротворение.
    - Да. - Добавил Ирвин и замолчал. Затем добавил: "А я всегда был скептиком. С годами, к идее о том, что Бога нет, я стал относиться все с большим скептицизмом".
    Капитан вновь погрузился в размышления и воспоминания. Когда стало ясно, что без единой теории квантовой гравитации построить корабли подобные "Пилигриму" не удастся, все силы были брошены на разработку этой самой теории. И снова ученая мысль зашла в тупик. Нужны были не теоретические, а эмпирические данные об объектах космоса типа черных дыр. Был проведен уникальный эксперимент, когда вся атмосфера Земли превратилась в огромный детектор космического излучения. Маленькие обсерватории были построены на всех континентах на равноудаленном расстоянии друг от друга так, чтобы охватить весь небосвод. Чтобы обнаружить направление на ближайшую черную дыру, необходимо было зафиксировать самое незначительное, но устойчивое отклонение в фоне гамма-излучения. Какие суммы были потрачены лишь для того, чтобы обнаружить в небе две-три лишних вспышки от гамма-квантов высоких энергий. Черенковское излучение. И ближайшая черная дыра была найдена. В системе Лебедь Х-1. Как и предполагалась. Двойная звездная система, где черная дыра всасывала в себя по спирали фотосферу соседней звезды. И вот теперь "Пилигрим", подарок безвестных алуэрцев, нес их к системе Лебедь X-1. Нес за новым знанием.
    - Капитан Эдам, ваша вахта кончилась пятнадцать минут назад. Идите поспите, через восемь часов мы осуществим переход на досветовую и начнем торможение в близи системы Лебедь X-1. Вам лучше выспаться, Сергей вас разбудит.
    Ирвин кивнул в знак согласия, поднялся, и направился в свою каюту. Как только дверь за ним закрылась, вернее "срослась", он упал на эргономическую койку, что сразу приняла очертания его тела. Через пять минут Ирвин Эдам уже витал в мире сновидений. Тревожных сновидений. Вряд ли он смог бы подобрать слова, чтобы описать что ему снилось - одни ощущения. Падение, бесконечное падение в безвременье. Казалось, что каждый атом его тела распадался на кварки. Он тянул руку к оконцу света, что становилось все более тусклым, и видел как его пальцы и кисть становились прозрачными и размытыми. И голос: "Капитан. Капитан..."

    ***

    Скучно. С самого начала времени и пространства. Словно это было мгновение назад. Самое увлекательное событие - это собственное рождение. Да, это было приятно помнить. Но во вселенной не осталось ничего, что могло бы удовлетворить любопытство. Ни свет звезд, таких разных, ни обломки планет, ни что уже не приносило радости. Радости познания нового. Вселенная такая одинаковая. Все в себе. Единственно доступный способ познания - это впитать в себя. Как это скучно - знать так много. Сколько уже не происходит ничего нового? Долго. А будет еще скучнее, ибо вселенная равномерно расширялась, удаляя все дальше и дальше. И скоро рядом совсем ничего не останется, ничего кроме света звезд. Жаль. А хочется чего-то нового, чего-то удивительного. Но можно ли удивить существо, возраст которого равен возрасту самой вселенной? И эта унылая звезда. Сколько таких звезд уже познано? Много. Но... что это?

    ***

    "Капитан. Капитан:" Ирвин открыл глаза: "Потолок. Я все еще на корабле, уф!.."

    - Капитан Эдам, проснитесь.
    - Да, Сергей, что случилось?
    - Ничего, но мы уже начали торможение. Через минуту на экранах появится Лебедь X-1.
    - Иду. - С этими словами Ирвин поднялся с койки. По переносице стекла капля пота. Он отер ладонью лоб. "Что-то снилось, неприятное".
    Дверь раскрылась, и Ирвин взошел на мостик. Крис и Сергей даже не обернулись, их глаза были прикованы к экранам. Даже сквозь фильтры, это было феерическое зрелище. Два гигантских объекта медленно вращались вокруг друг друга. Со звезды, потоком, стекала фотосфера в темное сферическое ничто. Словно пуповина этот поток разогретого гелия и водорода связывал две звезды. Кто из них мать, кто дитя? Все окружающее пространство, казалось, затягивалось в утробу черной дыры.
    - Мы на безопасном расстоянии?
    - Да, капитан, достаточно далеко от горизонта событий. Гравитация черной дыры не сможет до нас дотянуться, даже когда дыра окажется в самой близкой точке от нас.
    - Ясно. Но все равно, выведите антирграв на полную мощность. Ну что ж, господа. Мы здесь, чтобы надкусить это черное адамово яблоко. Как только дыра окажется в ближайшей к нам точке, задействуйте все регистрационное оборудование.
    - Есть, капитан.
    Черная дыра медленно к ним приближалась, наконец Крис отдал команду и разнообразные датчики, регистраторы и камеры стали проявлять свое любопытство к черной звезде.
    "О, Боже!" только и успел прошептать капитан, когда диаметр темного, как сажа, ничто стал стремительно увеличиваться. Через сотые доли секунды "Пилигрим" исчез за горизонтом событий, за пеленой, откуда не мог вырваться даже свет.

    ***

    Как интересно. Как удивительно. Разумные, живые существа. Совсем как я. Но другие. У них были имена. Ирвин Эдам, Крис О'Рейли, Сергей Лукьяненко. У меня никогда не было имени. А чувства? Такие разные, такие сильные. Любовь, страх, гордость, обида, дружба. И самое сильное - желание знать. Вон та маленькая желтая звездочка, они были оттуда, это так близко. Сколько их там? Несколько. Немного, звезд больше. Но звезды все такие скучные. Да, я хочу знать. Я хочу познать их мир, их Землю, ведь ничего более интересно уже не будет до конца времени:

    И двойная звездная система Лебедь Х-1 распалась. Черная дыра начала свое движение в сторону Солнечной системы. Сначала медленно. Потом быстрее. Быстрее. Быстрее... На поводу у своей бесконечной страсти к познанию.

    7 октября 2000 г.

     
    Козырев Олег Бой  
     
     
    Маклахмахкененнену, или просто Маклахмахкененненнениниште, как коротко звали его друзья, не удалось откосить от армии. В военкомате быстро просекли его хитрость с оторванной рукой, нашли ее, пришили и отправили служить бедного парня на эту всеми забытую планету.
    Глю была, в общем-то, хорошей планетой, тут даже бананы водились. Но господи, какая же это дыра!
    На всю планету ни одного кинозала, по телеку только 46 каналов, а в оперном театре репертуар меняется не чаще раза в неделю. Мобильный добивал в лучшем случае до туманности Андромеды, а про Интернет не стоит и вспоминать.
    Ну почему его не взяли служить в какой-нибудь штаб?
    Ну, гады. Интересно, а кто его заложил?
    Маклахмахкененнен задумался. А ведь и правда? Руку-то он надежно спрятал. Да и история со сбежавшим на космолете тигром и разбившемся рядом с Маклахмахкененненом, который и пришел на помощь тигру, за что и поплатился, выглядела достаточно правдоподобной.
    Новобранец шел по пыльной поверхности планеты. Он охранял.... А что он охранял-то? Склад какой-то, в котором, наверное, пару веков никто не появлялся. Тут если и было какое-то оружие, уже сгнило давно. Нет же, каждое утро начиналось с развода и направления караула на задание.
    Глю красивая планета.
    Маклахмахкененнен посмотрел вверх.
    Необыкновенно синее небо раскинулось над его головой. Звезды казались такими близкими, что можно было пересчитать каждую. Ветер мягко касался волос, и летел дальше, подхватывая сухие листики инопланетных деревьев.
    В чаще, которая подступала очень близко к складу, запел какой-то местный зверек. Никто никогда не видел, кто это поет, но песни зверька с Глю были настолько красивы, что записи с его пением продавались далеко за пределами этой планеты.
    Маклахмахкененнен присел, прислонился к шершавому стволу сейвы и закрыл глаза.
    Пение, ветер, звезды, - все это навевало отнюдь не армейские мысли.
    Маклахмахкененнен, почему-то, вспомнил молоко, которым поила его мама. Маленький Маклахмахкененнен за всю жизни ни разу не попробовал лекарств. Мама непостижимым образом умела находить какие-то старинные рецепты и ставила на ноги часто болевшего сына теплыми шерстяными носками и парным молоком.
    Мама...
    Так давно это было.
    Он стоял у ее постели, смотрел на ее старое лицо, и хотел плакать. Мама умирала.
    Маклахмахкененнен очнулся от сна. Рядом с собой он увидел проползавший банан. Маклахмахкененнен взял его, погладил милое существо, улыбнулся. Банан замурлыкал от удовольствия.
    Маклахмахкененнен прижал банан к щеке, потом посмотрел еще раз и, вздохнув, резко свернул ему голову, снял шкуру и съел.
    И тут же на Маклахмахкененнена напал монстр. Чудовище лязгало клыками, брызгало слюной, топтало землю копытами и рыкало страшно и зловеще.
    Маклахмахкененнен отскочил, быстро перезарядил нож и набросился на тварь.
    Монстры, подобные этой твари, появлялись периодически на каждой планете. Ходили легенды, что это потомки заблудившихся астронавтов. Их души блуждали по вселенной, поселяясь на пустынных базах.
    Шестиметровый монстр надвигался на солдата с безжалостной быстротой. Когти рассекали воздух все ближе. Маклахмахкененнен пригнулся и бросился в ноги чудовища. Он втыкал раз за разом нож в твердое тело тварюги. Кровь лилась не переставая.
    Лапы монстра сгребли Маклахмахкененнен а в охапку и стали давить. Силы оставили солдата и он умер.
    Душа взлетела вверх.
    Вначале Маклахмахкененнен увидел светлый коридор. Потом Мудреца.
    - Кто ты? - спросил Мудрец.
    - Я тень, исчезающая в полдень, вода, льющаяся в дождь, свет, забытый во вселенной.
    - Зачем ты здесь? - спросил Мудрец.
    - Получить ответы.
    - Ты не можешь их получить, ведь ты всего лишь персонаж, выдуманный Козыревым Олегом.
    - Но разве персонажи...
    - Ты много спрашиваешь. Давай помолчим.
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    - Нет-нет, еще рано... - сказал Мудрец.
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    - И сейчас еще не время.
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    .
    - А теперь - иди. Ты - Достиг!
    Достиг шел на работу и явно опаздывал. Жена, наверное, волнуется, вдруг не успею.
    Смешная она у меня. Сперва заставляет съесть весь завтрак, а потом волнуется, что я на работу опаздываю.
    Мы встретились в саду. Цвели розы. Я никогда не видел столько роз. Смотрел на них, на эти невероятные цветы и не мог оторвать глаза.
    И тут я увидел ее. Она шла по тротуару в розовом красивом платье, словно невеста. Розы, которые цвели вокруг, только добавляли сходства.
    Время словно остановилось. Я смотрел прямо в ее зеленые глаза. Она улыбалась мне!
    Подошла, спросила, сколько времени, а через неделю мы уже были мужем и женой.
    Любимая. Мы столько прошли вместе с тобой. И ты всегда была рядом. Спасибо тебе, дорогая.
    Автобус все не подъезжал. Достиг подошел к столбу и стал читать объявления про сдачу квартир.
    Здесь же висели фото террористов, взорвавших недавно магазин прямо в центре города.
    Вдруг Достиг увидел на другой стороне улицы странную женщину. Она подозрительно оглядывалась и как-то странно подмигивала кому-то через дорогу.
    Достиг обернулся и похолодел.
    Прямо за ним стоял один из террористов!
    Террорист, кажется, тоже заметил его.
    Что делать? Бежать в милицию? Но ведь он может убежать!
    Достиг бросился на террориста. Бандит, увидев Достига, полез в карман и выхватил гранату, выдернул чеку и бросил ее в толпу.
    Достиг обернулся. В толпе к нему бежала жена. Он забыл бутерброды.
    Нет!
    Очнулся Достиг в больнице. Под бормотание странной старухи.
    Старуха улыбнулась ему, подмигнула и исчезла.
    Тело Достига не нашли.
    Маклахмахкененнен очнулся от сна. Склад стоял на месте, но могло прийти начальство. Солдат встал и продолжил свой обход.
    Подходя к казарме, он увидел снежинку. Снежинка села ему на ладонь.
    Маклахмахкененнен улыбнулся.
    - Что ты делаешь здесь, снежинка?
    - А что ты делаешь здесь? - Спросила снежинка его. - Зачем ты читаешь весь этот бред?
    Маклахмахкененнен рассмеялся и дунул.
    Снежинка взвилась к небесам, и полетела к другим планетам.
    Ведь на каждой планете есть свои Маклахмахкененнены.

    14.06.2001
     

  • © Copyright Предгорье (denc@aaanet.ru)
  • Обновлено: 11/11/2002. 205k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Фантастика

  • Все вопросы и предложения по работе журнала присылайте Петриенко Павлу.

    Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
    О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

    Как попасть в этoт список