Скляров Владимир Николаевич : другие произведения.

Пустота и холод

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я более не в силах был сдерживать себя... Мой прыжок был стремителен...
    Обновлено 11.06.09 - капитальный ремонт.
    Читать предысторию: Читать продолжение:

Но меркнет день - настала ночь;
Пришла - и, с мира рокового
Ткань благодатную покрова
Сорвав, отбрасывает прочь...
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами -
Вот отчего нам ночь страшна!
 Ф. И. Тютчев, "День и ночь".



Пролог

Ты смотрел когда-нибудь на звёздное небо иными глазами? Когда ничего более в мире для тебя не существует. Ничего, кроме далёких мерцающих огоньков.
Ты впускал их в свою душу?
А Луну ты когда-нибудь видел по-настоящему? В том облике, какой дано лицезреть не каждому. Когда ночь призрачной тенью окутывает тебя, нежно, словно мать младенца, заключает в объятья; когда она шепчет на самое ухо слова, которым ты с трепетом в сердце внимаешь; слова, идущие с тобой до конца жизни, какой бы она ни была - длинной, словно Млечный Путь, или короткой, словно росчерк, оставленный падающей звездой...
Ты следовал этим словам?
Сон - Забвение - Вечность.
Вечность - Забвение - Сон.
Свобода!!!
Ты ощущал её? Ты владел этой силой? Был свободен?..
Если твой ответ хотя бы на последний вопрос - да, тогда я скажу: ты - один из нас!
Но не стоит этому радоваться. Ибо каждый из нас мечтает о несбыточном. Каждый хочет жить так, как велит сердце.
И не важно, что нас ждёт впереди. Зачем знать дорогу, если конец у неё всё равно один? Гораздо важней то, ради чего мы живём. А живём мы ради жизни. Той, которую видим во снах. А иногда наяву - в отражении холодной стали...
Ты тоже мечтаешь?
Тогда стерегись. Любой, живущий мечтами, близок к смерти. Да, это она прячется там, за твоими грёзами.
Ты этого ещё не понял?..
Я понял. И потому - готов к роковой встрече.
Встрече со смертью.

Глава 1

Погодка отличная, ничего не скажешь. Вот только б тучи на небе разогнать да тракт подсушить, и ничего - был бы полный порядок
А ещё солнца, солнца побольше! Да что б грело, а не только светило.
А то, видишь, какое? В последнее время только светит. Если светит вообще...
Господи, холодно-то как! Льёт, как из ведра.
Я плотнее закутался в плащ и попытался глубже засунуть голову в капюшон. Хотя, казалось бы, куда уж плотнее и, тем более, куда глубже?
От долгой езды тело ныло, пальцев рук я уже не чувствовал. Было, с чего впасть в отчаяние. Благо, отчаяться всё же не успел - вместе с холодным ветром, задувавшим ледяные дождевые капли точно мне под капюшон, я почувствовал запах дыма.
А чуть погодя вдали начали вырисовываться очертания жилых домов. Я легонько пришпорил коня, и он, недовольно фыркнув, быстрее затрусил по вконец раскисшей дороге.
Постоялый двор находился сразу при въезде в деревушку, что меня несказанно обрадовало. Казалось, ещё хоть мгновение под дождём, и воспаление лёгких, как и умопомешательство, мне обеспечены.
Спешившись, я первым делом озаботился устройством коня, а уж после заговорил с хозяином о собственном ночлеге.
Внутри двухэтажного здания - по-видимому, самого большого в деревне - было чрезвычайно тепло, из-за чего мне это место сразу понравилось. Вот только людей в общей зале было маловато. И это несмотря на то, что пиво, как я с удивлением отметил, здесь подавали превосходнейшее. Равно как и жаркое.
- Значит, договорились, - уточнял хозяин двора, добродушного вида невысокий толстячок, - десять медяков за ночь.
- Договорились, - улыбнулся я, сытно причмокнув и откинувшись на спинку стула. После чего поинтересовался: - Скажите, а почему так дёшево? В других постоялых дворах берут втридорога.
Толстяк прищурился:
- Вы действительно хотите знать?
- Почему бы и нет? - удивился я.
- Да потому что... - вздохнул хозяин, - потому что по-хорошему я должен был сразу вас попросить покинуть нашу деревню, но нужда заставляет меня предоставить вам ночлег. Здесь и так-то проезжих мало бывало, а теперь... Вы первый за этот месяц.
- Что же случилось?
- Оборотень, - грустно вздохнул хозяин, - у нас вновь объявился оборотень.
Разговор становился интереснее.
- И что, господин... э-э-э...
- Анхель.
- И что, господин Анхель, как давно здесь промышляет эта тварь?
Толстяк усмехнулся.
- Вы знаете, господин...
- Алленмар.
- ...знаете, господин Алленмар, первый раз он с год назад объявился. Порезвился с пару недель да и исчез. Затем снова через пару месяцев. И так по сей день. Совсем спасу нет - вконец народ запугал. Люди даже днём на улицу боятся выйти.
- А загнать пробовали? Ну... как волка. Кстати, он волком обращается?
Хозяин кивнул.
- Волком, волком... Пробовали загнать. Половина тогда из всех, кто ходил в лес, не вернулись. А те, кто вернулись - ворох страхов за спиной принесли. Говорю же - на улицу теперь выйти боятся.
- Так может он не один?.. Хм... А почему за Охотником не послали? - изумился я. - Давно бы дело решилось.
- Посылали, господин Алленмар. Никого не было. Да и никто из гонцов наших не вернулся. Либо сгинули где, либо нашли себе жильё побезопаснее.
- Странно... - только и пробормотал я. - Ладно, господин Анхель, можете считать, что вам повезло. Я - Охотник.
- Да ну?! - Мужичок вытаращился на меня так, будто в имперскую казну попал.
- Разрешите представиться, - как можно громче произнёс я, окрылённый столь неожиданной реакцией толстяка. - Меня зовут сэром Алленнмаром, рыцарем Первого Престола истинного императора Сореля, законным лордом Мелвиллом де Виссаром д'Орвейлом, Охотником за нечистью.
Убедившись, что церемония моего представления, как всегда, прошла "на ура", я вновь обратился к хозяину:
- Итак, господин Анхель, если не возражаете, я хотел бы отдохнуть. А вашим оборотнем займёмся завтра, с утра. Не возражаете?..
- А... э... нет, - наконец сподобился произнести толстяк, - конечно. Я вас проведу.
Выйдя за двери хоть и неказистой, но успевшей полюбиться мне комнатёнки, я чуть не задохнулся запахом пережаренного лука и ещё чего-то такого непонятного, имеющего кисловато-пряный запах. Нельзя сказать, что я не чувствовал его в комнате, но покинув её, понял, что такое чувствовать запах.
Да, сегодня кухня этого заведения оставляла желать лучшего. Сгорело что-то. А жаль. Хотя, странно, но аппетит не пропал.
Я быстро запер дверь и, зажав нос пальцами, стал продвигаться к лестнице, ведущей в общую залу.
Проклятье! Темно-то как! Светильник, что ли, какой-нибудь повесили бы...
Выйдя на лестницу, я почувствовал себя более уверенно - снизу ступени освещались. Свет лился из общей залы трактира.
Спустившись в гостеприимное, пока ещё пустое помещение, я занял первый попавшийся столик и подозвал трактирщика:
- Любезный Анхель, сообразите-ка мне какой-нибудь завтрак! Только что-нибудь с более приятным ароматом... Да поскорее - оборотня пойду вашего искать.
Добрый хозяин тут же скрылся из виду, а появившиеся разносчицы в мгновение ока накрыли на стол.
В самый разгар процесса удовлетворения моего недюжинного аппетита, трактирщик подсел ко мне. Я так и замер с куриной ножкой во рту.
- Простите, сэр Алленмар, что прерываю вашу трапезу, но у меня к вам маленький вопрос...
Я с недовольством отложил ножку и, не церемонясь, отёр руки о скатерть. Трактирщик проследил за моими действиями грустным взглядом и, вздохнув, спросил:
- Сэр, вы же не бесплатно затеваете Охоту?
- Вы поразительно догадливы, мой друг, - улыбнулся я. - Но не волнуйтесь, у моих услуг вполне благоразумная цена. Если собрать со всей деревни, то с человека выйдет всего лишь по...
- Мне всё равно, сэр Алленмар, сколько с человека, - так же грустно продолжал трактирщик Анхель. - Если вы убьёте это адское отродье, я лично уплачу вам столько, сколько скажете.
- С чего бы это? - удивился я.
- Он убил моего сына! И жену! И ещё, я был бы не против сам поучаствовать в Охоте. Если смогу, конечно, чем-нибудь помочь. Если не буду обузой...
- Сожалею, мой друг, - вздохнул я, - я сочувствую вашему горю, но единственная помощь, которую вы можете мне оказать - это не вмешиваться. И довериться мне. Я принесу вам его клыки. Обещаю!
С этими словами я поднялся и вышел. Аппетит был перебит окончательно, а потому пора приниматься за работу.
Выйдя за дверь, я зябко поёжился. Не прекращающийся двое суток дождь наконец закончился - лишь с навеса над порогом лениво капало напоминание о нём.
Сыро, уныло - нехорошо.
Грязь под ногами тоскливо хлюпала, пока я шёл через двор в конюшню, налетевший порыв ветра заставил укутаться в плащ.
Мой конь, носивший гордое имя Сальварт, неторопливо вышагивал вдоль деревенской улицы. Народу на ней было немного. Точнее, совсем не было. Лишь какой-то старик вышел за ворота воды в колодце набрать. Завидев меня, он грустно улыбнулся беззубым ртом и с тёплой ноткой в голосе произнёс:
- Доброго вам дня, сэр Алленмар. И тысячу славных побед!
Надо же, мелькнула мысль, быстро вести здесь разлетаются.
- Спасибо тебе на добром слове, старче. Приму твои слова с честью и радостью. Позволь спросить, не нужна ли тебе моя помощь? - спросил я по обычаю.
- О нет, что вы, сэр рыцарь, - махнул рукой старик, - ничего не нужно. Старому солдату уже давно ничего не нужно, разве что уснуть навеки...
- Да что ж ты такое говоришь, отец? Неужто некому скрасить твою почётную старость?
Старик усмехнулся:
- Некому, некому, сэр рыцарь. Год уж минул, как проклятый Гарольд утащил всю мою семью в Чёрную Бездну. С тех пор и живу-доживаю...
- Позволь тебя спросить, почтенный? - удивился я. - О каком Гарольде ты говоришь?
- Да уж конечно не о мельнике нашем, - развёл руками старик. - Об оборотне-мерзавце.
- Ладно, отец, - вздохнул я, - не грусти. Больше эта тварь никому не причинит вреда. Я обещаю.
Что-то разобещался тут. Как бы в лужу не сесть.
- Удачи вам, сэр Алленмар, - улыбнулся старик. - Пусть никогда не дрогнет ваша рука, и пусть ваш меч всегда карает виновных. Удачи.
- Отец, - вновь окликнул я его, - если я могу чем-то помочь...
- Нет, - вдруг, резко развернувшись, сказал старик, - вы и так уже делаете всё, что можете. Теперь мне спокойнее, когда я знаю, что души моих детей и внуков станут свободны, раз будут отомщены.
- Святое Писание запрещает месть, - тихо сказал я. - Души твоих детей и внуков в любом случае обрели свободу.
- Да, да, - уходя, говорил старик, - знаю... Что мне до ваших писанин? Я их и в глаза-то не видел...
Я только покачал головой - услышь нас сейчас хоть какой-нибудь захудалый монашек, на старичка непременно донесли бы. А так, что ж, пусть себе "живёт-доживает". "Светлого тебе пути, светлого покоя", - произнес я старые прощальные слова для готовившихся уйти на тот свет.
Да уж, грустно.
Интересно, что это за гад такой убивает тут всех? Да ещё привередничает - старого и немощного в живых оставил. Народ бы порасспросить, так где же его найти, этот народ? Люди сейчас, похоже, расположены сидеть в тёплых домах и не показывать носа наружу. Их можно понять. Что ж мне, по домам идти?
Ладно, сам пока присмотрюсь, а потом уж, если что, по домам.
Стоп! Старик знает имя оборотня?!
- Сэр, - вновь позвал я его, - откуда вы знаете имя оборотня? Он из местных? Хозяин постоялого двора Анхель мне говорил совершенно другое.
- А об этом вы у него самого спросите! - обернулся старик. - Я не вправе за него отвечать. Всего доброго.
Интересно. Ладно, потом поговорим с Анхелем. Сейчас надо оборотнем заняться. Вдруг повезёт? Раньше всегда везло.
Так, лес. Мне нужен лес. В деревеньке прятаться негде - только там.
Свернув направо на первом же перекрёстке, я пустил коня вскачь, пронёсся мимо аккуратных, пока ещё густо окутанных зеленью, домиков, и выскочил на опушку леса. Что-то мне подсказывало - путь я выбрал верный.
Дорога вела дальше. Я, не колеблясь, направил коня вглубь леса. Странно, несмотря на зло, поселившееся в нём, я чувствовал себя на удивление умиротворённо. Запахи хвои и листвы в сочетании с осенней, последождевой сыростью, кружил голову.
Обычно во время Охоты я испытываю совершенно иные ощущения. Напряжение, готовность к опасности. Все чувства словно обостряются.
Но сейчас этого не было. Хотелось натянуть поводья, спешится и просто пойти сквозь лес, вдыхая его ароматы. Голова действительно кружилась. Думать не хотелось совершенно. И я не думал.
Конь встревоженно заржал и дёрнулся, словно пытаясь повернуть назад. Умиротворение тут же сменилось головной болью, я удивлённо осмотрелся, словно увидев окружающий меня лес только что. Сознание медленно выползало из тумана.
Чёрт возьми. Что за наваждение? Я потряс головой. Зло выругался и сосредоточился на дороге.
Ехать становилось труднее: дорога постепенно превращалась в тропу, а тропа - в еле заметную узенькую просеку.
Давно тут не ступала нога человека. А кона, так тем более...
Я спешился и повёл коня в поводу. Огляделся. Вековечные дубы окружали меня со всех сторон. Они мерно и тоскливо поскрипывали, время от времени отпуская на землю несколько отживших своё листьев. Иногда где-то в стороне виднелись дикие яблоньки или груши, ветви которых щедро были усыпаны плодами-недоростками. Ещё реже на глаз попадались низкорослые ели. Сосен уже не было.
В лесу стояла тишина. Звери и птицы укрылись в от недавнего проливного дождя. Да, задождило в этом году рано. Стояла только середина сентября, которая всегда радовала приятными напоминаниями о лете. Дожди же должны были пойти в октябре, ближе к его середине, а то и позже.
На следы я наткнулся очень скоро. Оборотень, похоже, был уверен в своей безопасности, а потому не скрывался.
Здоровый, скотина! Отпечаток лапы в добрую ладонь. Недавно он, похоже, здесь тёрся. Путь он явно держал в направлении деревни. Но потом вдруг повернул обратно. Что же его спугнуло? Неужели почувствовал моё приближение?
Возможно. Да, вот только было это не один час назад. Что ж, пойдём по следу.

* * *

Напал он внезапно. Хотя, чего ещё следовало ожидать от оборотня? Чёрт возьми, до сих пор ума не приложу, как он мог подобраться незаметно? Да, было уже темно - по лесу я шастал весь день. Но как мой Сальварт не учуял хищника? Ведь у этого коня чутьё необычайное. Вот этого я до сих пор понять не могу.
Он прыгнул со спины. Годы активной практики сделали своё дело - тело само приняло решение. Отчаянный рывок в сторону, и молниеносная тень, словно лоскуток самой тьмы, несомый порывом ветра, промчалась мимо меня. Мягко спружинили лапы о травяной ковёр, щедро припорошенный листвой. Ещё мгновение, лёгкий шорох листьев, и в поле моего зрения вновь никого и ничего не было.
Мой скакун стоял на месте, как вкопанный.
- Дружок, что ж ты, - прошептал я, взявшись за прохладную рукоять меча, - что с тобой?
Конь не реагировал. Лишь вырывающийся из его ноздрей пар говорил о том, что он хотя бы дышит. Чёрт возьми! Что за ступор? Оборотень колдует? А моё недавнее состояние, когда я занюхался лесными ароматами? Тоже его, сволочи, рук дело? Видимо, зверь ещё тогда хотел напасть на меня, потерявшего рассудок. Но, благодаря коню, мне удалось сбросить наваждение. И он затаился.
Сейчас он вновь попробовал свои уловки, но досталось только коню. Сальварт, бедняга, оцепенел от ужаса. Я же с детства заговорён от волшбы - спасибо моим родителям.
А с оборотнем мне, судя по всему, подфартило. Гарольд - Высший. Только они могут такими фокусами баловаться. Воздействие их на человека может быть самым разным, но цель одна - увести рассудок жертвы как можно дальше от реальности. И лишь в момент нападения вернуть сознание, чтобы сполна насладиться ужасом осознающего скорую смерть человека.
Я вышел на более открытое пространство. Было настолько тихо, что я вновь усомнился в реальности происходящего. Осторожно оборачиваясь вокруг, я всё же пытался уловить хоть малейший звук. Мой взгляд скользил по тёмным зарослям.
Покажется. Даст о себе знать, думал я. Второй раз меня врасплох не застать.
Я не ошибся. За спиной послышался еле различимый, короткий шорох листвы.
В следующее мгновение молнией блеснул мой меч, раздался невнятный стонущий рык, и первыми каплями крови обагрилась сталь. Размытая тень приобрела чёткие очертания и мягко плюхнулась слева от меня. Я, одновременно радуясь и удивляясь столь лёгкой победе, шагнул вперёд, чтобы добить тварь, но волк, вдруг ловко извернувшись, избежал укола клинка и резким рывком метнулся в мою сторону. Я ещё успел, инстинктивно выставляя перед собой меч, несколько уклониться в сторону, но лапа, оснащённая пятью длинными когтями, прошлась по моей груди. Меня с невероятной силой отбросило в сторону. Я крепко приложился спиной и затылком о ствол дерева. Меч, постыдно не удержанный рукой, отлетел в сторону.
Произошло это в считанные мгновения, так как волк ещё не успел развернуться. Движения давались оборотню с трудом - каждое мгновение он терял кровь, сочащуюся из глубокого пореза на левом боку.
Я схватился за грудь - несколько колец кольчуги было разорвано, но до тела удар не дошёл. Волк изготовился к атаке. Ярый оскал, глухой рык. Я бросил взгляд на кусты, в которые, показалось, упал мой клинок.
Оборотень прыгнул. Я успел завалиться в сторону и садануть наскочившего на дерево зверя ногой в кровоточащий бок. Волк заскулил, но всё равно ринулся ко мне. Наскочив на меня, он начал с неистовой силой драть когтями кольчугу, одновременно пытаясь добраться зубами до горла.
Насколько же приятнее иметь дело с обычными волками. Было дело - сталкивался. У тех тактика совсем иная. Они наскакивают, кусают, разрезая зубами плоть подобно ножницам, и отскакивают. Метят в горло, в живот, в пах. В любом из наскоков я бы легко его сразил.
А этот напрыгнул и не пускает. Господи, надо будет щедро отблагодарить кузнеца, смастерившего доспех. Я отчаянно выставил вперёд левую руку. Правой же нервно нашаривал на поясе рукоять охотничьего ножа. Зловонная слюна волка капала мне на лицо. Наконец, я отыскал нож, и моя ладонь цепко ухватилась за этот шанс. Резко рванув клинок из ножен, я, судорожно перехватив рукоять обратным хватом, со всей силой вогнал нож в истекающий кровью бок зверя. Волк неистово взвыл, но натиск лишь усилил. Я вынул лезвие ножа и вновь с силой вогнал его. И так ещё с десяток раз, пока удары зверя не стали ослабевать, взгляд - тускнеть, и, в конце концов, его тело не обмякло и не навалилось на меня всей тяжестью.
Свалив с себя тушу волка, я, взахлёб глотая холодный воздух, отполз подальше. Сейчас убитый оборотень должен вернуться в человеческий облик.
Я позволил себе забыться.
Сильно болело лицо. Грудь, казалось, превратилась в один большой нервный пучок, куда ни коснись - адская боль. Наверняка пара рёбер сломана.
С трудом открыв глаза, я повернул голову в сторону оборотня, ожидая увидеть тело мёртвого человека.
Окровавленный бок еле заметно вздымался и опускался. Слипшаяся от крови шерсть мрачно блестела в призрачно-бледном свете луны. Чёрт, сколько же мы с ним провалялись, если небо уже расчистилось от туч и луна успела взойти?
Живой, дошло вдруг до меня. Когда же ты сдохнешь, скотина?!
Преодолевая боль, я перевернулся на живот. Упираясь руками в землю и поджимая колени, сделал попытку приподняться. В глазах тут же потемнело, центр тяжести куда-то сместился, и я вновь рухнул на бок.
Луна стояла высоко. По-видимому, ей хотелось досмотреть это представление до конца.
Меня насторожил шорох за спиной и тихий рык. Я, закричав от нахлынувшей боли, упираясь рукой в землю, рывком встал на одно колено. Осторожно скосил взгляд в сторону оборотня.
Его не было. Большая лужа крови собралась в выдавленном телом волка углублении.
Я отчаянно застонал. Взял себя в руки и пробежал глазами по месту схватки. Так - нож вот он, рядом со мной, а вон там, у могучего ствола древнего дуба... Клинок неясно поблёскивал, припорошенный листвой и взрытой нашей борьбой землёй. До него каких-то два-три шага. Сделав ещё одно невероятное усилие, я, согнувшись словно девяностолетний старик, прижимая правой ладонью ноющую левую руку к разрываемой болью груди, медленно поднялся.
Каждую секунду ожидая нападения, я сделал первый шаг к мечу. О ноже я, идиот, почему-то начисто забыл. Он так и остался лежать на земле. Я сделал ещё шаг и остановился, озираясь - мне послышался какой-то звук. Словно ветка треснула. Проклятье! Не раздумывая более, я закричал и одним прыжком преодолел отделявшее меня от оружия расстояние. Со стоном наклонился, поднял меч и попытался вновь отойти на несколько шагов от стены деревьев.
Но не успел. Оборотень тут же навалился на меня сзади, придавливая к земле. Острые зубы попытались вонзиться в шею, но, благо, безрезультатно - хауберк надёжно защищал и её, и затылок, хотя и не был надет на голову. Вдруг чей-то кулак обрушился мне на голову, откуда-то же взявшаяся рука резким рывком перевернула меня на спину...
Зрелище, открывшееся мне, было не для слабонервных.
Оборотни регенерируют быстро, но для этого они должны находиться в облике животного. Гарольд был мной тяжело ранен, и сил, большая часть которых ушла с потерянной кровью, на поддержание магического облика у него было явно маловато. Оборотень слишком ослабел, и зная, что обратная трансформация в человека для него означает смерть, нашёл единственно возможный выход из сложившейся ситуации. Он не стал полностью обращаться в человека.
Я широко раскрытыми глазами - более от изумления, чем от страха - смотрел на ужасную помесь человека и волка. Надо мной склонилось покрытое шерстью вытянутое лицо. Челюсти очень сильно выдавались вперёд, пасть - не рот, а именно пасть - с огромными клыками была раскрыта на невероятную ширину, невозможную для человека. Уши оборотня также были покрыты шерстью и заметно заострены на кончиках, словно у мифических эльфов. Они сохраняли способность двигаться.
Гарольд был обнажён, и шерсть покрывала всё его тело, однако не таким густым слоем, как в облике зверя. Избавлены от покрова были лишь ладони. Ступни ног, по-видимому, тоже - я не видел.
Естественно, я только теперь могу в подробностях собрать воедино всё, увиденное за одно мгновение. Страх сковал душу - это существо гораздо опаснее человека и волка вместе взятых. Обладая силой, выносливостью и ловкостью волка, оборотень сейчас ещё имел в своём распоряжении человеческое - или почти человеческое - тело, имеющее на вооружении руки и ноги.
- Убью! - зарычал Гарольд, уже начиная опускать мне на лицо руку с растопыренными пальцами, на которых красовались ужасающего вида когти.
Ах, дружок, а вот и ошибочка твоя. Собрался убить? Не медли. И, тем более, не заговаривай с жертвой. Я тут же понял, что оборотень меня боится. Это придало мне уверенности.
Поскольку меч вновь был обронён при падении, я пнул чудовище кулаком в кровоточащий бок. Гарольд отчаянно взвыл, схватившись обеими руками за рану, а я, не теряя ни секунды, повернувшись, правой рукой схватил рукоять клинка, лежавшего слева от меня и тут же, добавляя в силу замаха свой разворот в прежнее положение, рубанул оборотня по шее.
Мой удар всё же был слабоват для того, чтобы лишить чудовище, особенно живучее в подобном облике, головы, но яремную вену он перерубил играючи. Фонтаном брызнула кровь из раны, а вместо рыка у оборотня вырвался невнятный, булькающий хрип...

* * *

Я попытался пошевелиться, но безуспешно - даже маломальское движение причиняло страшную боль.
Только тогда я решился на попытку открыть глаза.
Попытка увенчалась успехом - веки поднялись довольно безболезненно. Ослепил солнечный свет, который изливало на меня распахнутое окно. Я дёрнул головой в сторону и застонал от боли. Когда боль утихла, обвёл комнату изучающим взглядом, не поворачивая головы.
Комната как комната. Особыми излишествами не блещет, а вот страсть хозяина дома к охоте прослеживается весьма откровенно: стены буквально облеплены всевозможными охотничьими трофеями, вроде оленьих и кабаньих голов, перемежающимися от места к месту масляными картинами с природными пейзажами.
Признаться, смотрелось это обилие флоры и фауны не ахти как - хозяину дома явно не хватало чувства гармонии.
Не в силах шевельнуться от боли в груди, я лишь, насколько смог, приподнял голову и осмотрел себя. Моя грудь и правое плечо были умело перевязаны тугой повязкой; заглянув под одеяло, я увидел, что на мне ничего нет, а тело моё бренное чисто, словно бархатная белоснежная простыня, на которой я лежал.
Как и почему я оказался в этом месте, было совершенно неизвестно. Голова не то что вспоминать, даже просто думать отказывалась.
А потому я решил ещё немножко вздремнуть. И вздремнул бы наверное, если бы дверь в комнату не приоткрылась, а в образовавшуюся щель не просунулось милое личико девочки лет восьми. Увидев, что я не сплю, девчушка вновь скрылась за дверью. Послышался приглушённый детский визг: "Мама, он проснулся! Мама!.."
"О, Господи! - мелькнула мысль. - Накрылся сон мой медным тазом!"
В комнату вошла молодая женщина или, я бы даже сказал, - девушка, даром, что дочка у неё восьмилетняя или семилетняя. Стройна, хорошо сложена - красный пояс, обтягивающий грубую конопляную сорочку вокруг талии, тонко подчёркивал это. Длинные каштановые волосы были заплетены в косу, переброшенную на грудь; в волосах деревянный обруч. Тёмно-карие, под густыми дугами бровей, глаза на красивом аристократическом лице с прямым маленьким носом и чуть пухленькими губками, смотрели с интересом и лёгкой растерянностью.
Наверное, я слишком искренне разглядывал девушку, так как она вдруг залилась краской и опустила взгляд. Тут же опомнившись, она улыбнулась и произнесла:
- Добрый день, сэр. Как вам спалось? Я думала, что вы проспите вдвое больше.
Я улыбнулся:
- Спасибо, хорошо поспал... наверное. Позвольте спросить, милая девушка, где я, как сюда попал и который нынче час?
- Вас мой муж нашёл на окраине деревни, у леса, когда охотиться ходил. Вы в нашем доме. Время сейчас - три часа пополудни. Десять часов всего лишь минуло, как вас уложили на эту кровать.
Всего лишь? А мне-то думалось...
- Позвольте спросить, - поморщился я, - а что я делал у леса?
Брови девушки поползли вверх:
- Как что? - воскликнула она. - Вы на оборотня охотились! Сильно вам, видать, от него досталось...
Ах, оборотень! Точно!.. Нет, ни черта не помню. Что за напасть такая?
Из-за спины хозяйки вдруг выглянула её маленькая точная копия и начала пристально меня изучать. Я несколько засмущался под этим взглядом и спросил, уводя разговор в иное русло:
- А кто же, позвольте спросить, раздел и обмыл меня, перевязал?
- Я с мужем, - смущённо ответила девушка. - А что?
Я тихонько - так, чтобы не было больно - потёр лоб и растерянно промямлил:
- Да так, ничего... А как вас зовут, простите?
- Донни. Донни Барчет, - охотно ответила девушка. - А это дочь моя - Элен Барчет, - представила она девчушку, выводя её из-за спины.
- Странно, - сказал я, - когда-то я знал лорда Эдварда Барчета. По-другому - Эдвард Валемский. Вы, случайно, не приходитесь ему родственницей?
- Нет, - она пожала плечами, - у мужа спросите. Это ведь его фамилия. - Девушка засмеялась.
Я почувствовал себя полным идиотом. Проклятье! Ненавижу чувствовать себя идиотом. Хотя, покажите мне того, кто это любит.
Смех девушки тем временем угас, и я спросил:
- Донни, вы не возражаете, если я ещё немного посплю?
- Конечно, сэр! Отдыхайте...
Она выпихнула в проход сопротивляющуюся дочь и вышла сама, тихонько притворив за собой дверь.
Я закрыл глаза. Сон пришёл мгновенно...

Глава 2

Меня часто спрашивают, как появляются оборотни. Увы, как появился первый из них, я сказать не могу. Возможно, кто-то экспериментировал с волшбой и научился превращаться или кого-то превращать в животное, пока эти опыты однажды самым обычным образом не вышли из-под контроля. Может быть, кто-то просто родился таким. Ведь бывают же атавизмы у людей. Возможно, способность оборачиваться зверем и есть своеобразный атавизм, от которого может избавить, к сожалению, только смерть. Не знаю. Знаю лишь, что род свой оборотни продолжают как обычные люди. У оборотня мужчины и человеческой женщины либо женщины-оборотня в любом случае рождается оборотень-ребёнок. Неизвестно лишь, облик какого животного ребёнок будет принимать при трансформации. Это зависит только от его внутреннего состояния, его воли, его характера.
Мне случалось убивать целые семьи оборотней. Не скажу, что это приятно. Быть палачом - хорошего тут мало. Для окружающих убитые мной являлись обычными людьми: хорошими, добрыми, порядочными, или злыми, подлыми, язвительными. Но однозначно не заслуживающими смерти. Только не для тех, кто однажды ночью оказался у них на пути. К сожалению, почти ни один оборотень не помнит днём, кем он был ночью и что вытворял при лунном свете. С удивлением эти люди утром обнаруживают в своём доме клоки шерсти, пятна крови или уличную грязь на постели.
И мне приходилось их убивать. Глядя в безумные глаза красивой молодой женщины, не знающей, кто она на самом деле, ничего не понимающего малютки-сына - не подозревающего, что он болен страшно и неизлечимо, проклят ещё до рождения. Никто из них не знает, что в посмертии дорога им уготована одна - в Преисподнюю. Я убивал пытающегося защитить свою семью мужа, решившего, что к ним, в такой уютный и прекрасный мир ворвался какой-то сумасшедший. Мне было их жаль, и всё же я это делал. С именем Бога на устах я убивал.
Великий Яхве1, я губил ни в чём не повинных людей и никогда себе этого не прощал. Лишь у тебя я просил прощения, но никогда, помолившись, не испытывал облегчения...
Но я не договорил. Оборотни - магические существа. И сила, поддерживающая их облик после трансформации имеет магическую основу. И чтобы эта сила у них была - им нужны свежие кровь и плоть, желательно человеческие. Можно любого иного существа: животного, птицы. Можно. Но желательно, чтобы жертва была разумна, обладала сознанием. Тогда и только тогда оборотень сможет по-настоящему насытиться, не только утоляя жажду кровью и голод - плотью, но и поглощая эмоции жертвы, её переживания, страх, осознание того, что сейчас она умрёт. Вот это для него Сила! Вот это наслаждение!
Однако оборотнями не только рождаются. Ими ещё и становятся. Оборотень может обратить любого человека в себе подобного - конечно, не без использования магии. Обряд проводится в человеческом облике, трансформации подвергаются лишь зубы. Оборотни, умеющие обращаться в зверя в любой момент, оборотни Высшего порядка, обладающие изрядной Силой, оборотни, подобные Гарольду, умеют это делать. К счастью, Высшими становятся по воле случая. Укусив человека, подлежащего обращению в ночь полнолуния за час до полуночи и только тогда, он должен укусить его, а затем себя. После, оросив рану жертвы своей кровью, произнести необходимое по обряду заклинание, которое знает любой Высший.
Заклинанию нигде не учат. Слова сами приходят в нужный момент, прорываясь из глубины веков, когда некто, более могущественный, чем вся существующая современная нечисть, составлял их, проводя бессонные часы в непрерывных исследованиях, вытягивая букву за буквой из черноты могильных подземелий, изучая не поддающийся никаким правилам язык животных, проводя опыты на бесчисленных жертвах.
Заражённая кровь тут же разносится по телу, навсегда изменяя саму основу человеческого организма и пленяя беззащитную душу. Трансформация начинается немедленно. И немедленно "новорожденный" оборотень отправляется на поиски жертвы, наутро возвращаясь к себе, в человеческое жилище, и с пробуждением ничего не помня, кроме странного ночного кошмара. Следует отметить, что после Обряда принимает человек облик его обратившего, ибо именно его кровь смывает ту тонкую грань, что отделяла человека от животного.
Я часто задумывался над этим. Над этой самой гранью. И всегда в моей душе загорался огонёк надежды. Кто знает, быть может убив в себе звериные инстинкты, порой преобладающие над человеческим разумом, победив страх, гнев, жадность, безразличие к окружающим, которое и то бывает не у каждого животного, мы всё-таки сможем навсегда лишиться возможности поворачивать эволюцию вспять, возвращаться к началу ещё не пройденного нами этапа, по завершении которого мы всё-таки станем Людьми и перестанем быть глупым и безобразным зверьём?
Быть может...
Зачем я это рассказываю? Чёртов стервец укусил меня. На последнем издыхании эта скотина, заливая меня своей кровью, неистовым рывком разодрала мне кольчугу на плече и, уже начиная терять сознание, впилась в него зубами. А затем так и испустила дух. Мне, ослабевшему, стоило немалых усилий, извлечь клыки из себя.
Сукин сын!
Нет, оборотень не произносил никаких магических слов. Да и было далеко не полнолуние. Но жизнь полна неожиданностей. Историй с обращением Охотников ходит немало. Как правдивых, так и не очень. И далеко не всегда там фигурирует факт произведённого обряда. Бывают настолько сильные оборотни, что заражают человека в два счёта.
Мне стало страшно. По-настоящему, как никогда в жизни. В моей профессии хуже всего становиться одним из тех, с кем всю жизнь боролся. И став таким, остаётся либо покончить с собой, либо продолжать жить единственным доступным способом - убивать, проклиная себя за слабость. И всю оставшуюся жизнь прятаться от Охотников - одним из которых ты был. Хотя, кто знает?.. Может всё совершенно иначе. Убитые мною Высшие оборотни не были похожи на раскаивающихся и страдающих.
Всё равно! Я боюсь! Я не хочу!
Остаётся поблагодарить Судьбу, что Гарольд был не вампиром. Вампиры бессмертны и убить себя не получится. Ну, разве что явиться с повинной и склонить покорно голову перед мечом Охотника. А захочешь ли ты умирать? Став бессмертным, цена твоей жизни увеличится десятикратно.
Стянув с себя тушу оборотня, я, глубоко и часто дыша, наплевав на всякую боль и терзаясь мыслями об укусе, поднялся на ноги. Передо мной лежал мёртвый человек. Чёрт возьми, да он совсем молод. Парню от силы лет двадцать. Вот это да! Бедняга.
Хотя, может он и гораздо старше - оборотни стареют медленно.
Я подобрал меч и ткнул пару раз тело. На этот раз Гарольд был действительно мёртв. Я принялся обдумывать своё положение.
То, что я - по-прежнему Я, оставляло мне довольно большие надежды. Сэр Алленмар, Охотник за нечистью, ещё не превратился в оборотня. Что ж, отлично! Значит, хотя бы время у меня есть. Итак, что нужно сделать сейчас? Зачастую оборотней сжигают. Якобы для того, чтобы зараза не распространялась. Лично я не слышал, чтобы кто-либо заразился от мёртвого оборотня, но традициям перечить не стоит.
Но в редких случаях, таких, как мой, оборотня, укусившего тебя, ни в коем случае нельзя сжигать. И я, со стоном начав долбать землю мечом, вспоминал все подобные случаи, происходившие с Охотниками.
Седрик из Уолтона. На него самого начали охоту два оборотня, и им удалось его поймать живым. Оглушив, они провели полный ритуал и обратили Охотника. Он стал львом. Надо сказать, что оборотни, обратившие Седрика, просчитались. Он не стал Высшим и обращался зверем только в полнолуние. Ничего не подозревая, все остальные дни и ночи Седрик продолжал выполнять свою работу. Но однажды, обнаружив на постели следы крови, сырой ещё земли и небольшой клок шерсти, он покончил с собой, вогнав себе нож в сердце. Несмотря на то, что за два полнолуния Седрик убил двух человек: молодую женщину, к счастью одинокую, и немощного старика, - Охотника похоронили как героя, со всеми почестями, по обычаю его предков. Опять же, к счастью, он происходил из народа славаров, живущих далеко на севере, за хребтом Стражей. Там мёртвых было принято сжигать. Это всех устраивало - ведь оборотней лучше всего сжигать. Пышные были похороны. Хотя, конечно, неизвестно, как бы окружающие отнеслись к покойному Седрику, если бы он убил, например, ребёнка.
Я задумался, а затем крепко выругался - ведь это не мой случай, там был произведён полный обряд.
Так, Свид Морульский. Его укусили в бою, и оборотнем он не стал, хотя охотиться прекратил навсегда, избрав своим новым увлечением отшельничество в Тийской Глуши. Странный случай, но опять - не мой.
О, Господи, кого я ещё знаю? Эвед Мастер. Сотни раз был на волоске, но так и не попался. Очень юный, но невероятно талантливый боец. Сэр Хевад де Мор? Вполне себе сейчас здравствует в именном замке в пригороде Демара. Водан Огненосец? Сомневаюсь, что этого увальня вообще хоть одна зараза может взять. Нет, нет, и ещё раз нет, чёрт возьми!
Ага, вот! Как я мог забыть? Сэр Эрби д'Агнестон, рыцарь Святого Престола и, как и я, носитель золотых шпор. Охотился на Высшего, точнее - Высшую. Как сейчас помню - дело Кори Ванни. Эта дама-оборотень тогда в одном восточном селе уйму народу пережрала. Эпидемия чумы, и та лучше бы не справилась. Как и я, сэр Эрби выследил зверюгу и прикончил её в лесу, но та перед смертью исхитрилась укусить его. Что же он сделал?
Он закопал труп девушки. Затем позвал священника, который провёл над могилой оборотня древний ритуал, уходящий в века язычества, когда в ходу была некромантия. За неведением иных, более подходящих истинной вере обрядов, ритуал был несколько изменён под кристианский - с неизменным обращением к Великому Яхве. Из-за этих изменений часть истинной силы ритуала была утеряна, но он до сих пор оставался действенным.
Итак, вспоминал я, священник запечатывал могилу Святой Печатью, призывал душу оборотня, вселял её снова в тело и, подчиняя себе Заклятием Преданности - из арсенала той же некромантии - заставлял натурального живого мертвеца снять с укушенного проклятие.
Дело в заклинании, произносимом во время обряда. На самом деле это проклятье. Сам по себе укус не так страшен. И даже с заражением крови организм сильного человека способен справиться. А вот проклятие - штука страшная. Проклятие и ненависть ко всему роду людскому. В попытках понять, откуда взялась эта ненависть, можно множество теорий строить. Но ясно одно - она была в первом из оборотней. А значит - и в его создателе. Тот был, видимо, исключительным мизантропом.
После того, как проклятие было снято, слуга Господа изгонял душу из мёртвого тела и отпускал её. Могила оборотня и земля вокруг неё освящалась, а проклятое место обходили десятой дорогой.
После проведённого ритуала сэр Эрби, вернувшись в родовой замок, всё ещё опасался превратиться в оборотня. Он зная, что такой укус не действует мгновенно - на обращение может понадобиться несколько дней. Охотник неделю спал под неусыпной стражей, отдав ей приказ: при первых же намёках на превращение изрубить его на мелкие кусочки. Но ничего не произошло, и сэр Эрби по-прежнему продолжал охотиться. А однажды, наткнувшись на целую семью Высших, что бывает крайне редко, был убит в схватке.
Я думал обо всём этом, и верил. Верил в удачу и думал. Не может быть такого, чтобы я... Я - стал оборотнем. Такое даже в мыслях не должно приходить. Но вот незадача - приходило ведь, да так назойливо, что впору было ума лишиться. Но я долбал мечом землю, выгребал её руками и надеялся на лучшее.
Закопав кое-как труп Гарольда, я, еле дыша, выбрался на дорогу. Добрёв до опушки леса, рухнул на землю. Последней мыслью была мысль о Сальварте, который неизвестно когда и куда исчез с места схватки.
Я очень надеялся, что с ним было всё хорошо
А ещё, погружаясь в забытьё, мне показалось, что надо мной кто-то стоит. Человек. Невысокого роста, полный. Глаза у него только странно блестели в лунном свете. Как у оборотня. Очень похож на...

* * *

Проснулся я в холодном поту. Священник! Мне нужен священник!
- Донни! - заорал я. - Донни... как вас там! Барчет!
Бедная девушка ветром влетела в комнату. Увидев, что со мной вроде как всё в порядке, она облегчённо вздохнула:
- Господи, сэр Алленмар, ну вы меня напугали. Кошмар приснился?
Из-за её спины высунулось перепуганное личико Элен. Увидев девочку, я несколько успокоился. Дети всегда на меня действовали успокаивающе.
- Сударыня, - взволнованно произнёс я, - где мне найти священника? Мне очень он необходим.
Молодая женщина изумлённо посмотрела на меня, но всё же ответила:
- У нас - нигде. Гарольд его чуть ли ни самым первым загрыз, когда второй раз вернулся. А больше нет. Разве что в Хоттинском монастыре в пяти милях на север отсюда. Мы теперь туда только и ходим. Много раз просили, чтобы они нам священнослужителя прислали, но никто не хочет идти - участи предыдущего боятся. Да только зачем вам? Не поедете же вы к нему сейчас?
- Ошибаетесь, сударыня, - решительно произнёс я. - Донни, можно сделать так, чтобы принесли мою одежду?
Она вновь посмотрела на меня, как на только что спустившуюся с дерева обезьяну. Впрочем, вряд ли она знала о существовании этих премилых созданий. Вслух девушка всё же произнесла другое:
- Сэр, вам ни в коем случае нельзя сегодня вставать с постели. Вы тяжело ранены. У вас треснуто не менее половины рёбер. Поверьте, я знаю - училась в своё время у целительницы.
- Девочка моя, - вспыхнул я, - я себя лучше знаю, а потому говорю - я в порядке, и если я сказал, что мне нужен священник, значит так оно и есть.
Девушка пожала плечами, мол "дурак - не знаешь, что делаешь", и удалилась.
Ошибаешься, я знаю, что делаю. Спасаю свою жизнь. Даже нет, не жизнь - душу. От проклятий, что полетят в её сторону, от бесконечного одиночества, вечного страха во мне и вокруг меня, от всепоглощающей жажды крови. Я спасаю свою душу от Преисподней, от Проклятия Яхве, что обречёт меня на вечные муки в ледяном вечном огне. Я спасаю душу в первую очередь от своего проклятия, которое непременно произнесу, став другим - язык не поворачивается называть себя так. Я спасаю душу от жалости, которую буду испытывать к себе. А ведь я всегда был убеждён, что это самое страшное - жалеть себя. Жалеть, словно больной, который знает, что неизлечимо болен, знает, что ему никогда не стать прежним, и всё же греет внутри себя маленькую-премаленькую надеждочку, более похожую на мечту, на добрый детский сон - надежду на выздоровление.
Прервав размышления, в комнату вошла маленькая Элен, с видимым трудом держа в руках мою одежду: кожаные штаны, полотняную рубаху, гамбизон и ничем не примечательный, потёртый и потрескавшийся кожаный пояс. Оружия, конечно же, не было. Я хотел было откинуть одеяло и начать одеваться, но остановился, встретив заинтересованный взгляд девочки. Я деликатно покашлял, и юная Барчет, весело захихикав, словно мышка, нашедшая кусочек сыра, выбежала из комнаты, хлопнув за собой дверью.
Я сел в постели, с изумлением и страхом обнаруживая, что мои "треснутые" ребра не так уж и сильно болят. При резких движениях было больно, а так - вполне терпимо.
Плохой знак.
Одевшись, я всё же оставался босым. Только хотел подумать над решением этой проблемы, как вновь вбежала маленькая хозяйка и принесла мои сапоги с постиранными портянками и мой старый поношенный плащ.
Напялив на себя и это, я вышел в соседнюю комнату - по-видимому, гостиную. Выглядела гостиная очень уютно: сосновые стол и резные стулья, домотканые половички, маленькая, но аккуратная печурка, книжный шкаф, забитый книгами - где и взяли-то столько? Завершали картину настенные полки с разнообразными, деревянными лакированными фигурками: животными и людьми.
Пройдя гостиную и выйдя на просторную веранду, я решился окликнуть хозяйку. Как вдруг в двери ввалился высокий, атлетически сложённый человек с простоватым обветренным лицом. На вид ему было около тридцати. Увидев меня, он радостно воскликнул:
- Ба, сэр рыцарь! очнулись!? А я уж и не чаял с вами сегодня побеседовать. Однако, неплохо выглядите. Должен вам сказать, что вчера, свисая вниз головой с моего плеча, - при этом он согнул руку в локте, показывая как меня нёс, так, что под одеждой тут же забегали живые холмы мышц, - вы выглядели очень и очень плохо.
Он громко засмеялся, радуясь собственной шутке, и добавил:
- Пойдём, сэр, народ заждался. - На "ты" он перешёл вполне беззаботно и, по-видимому, без каких-либо угрызений совести.
- Какой народ? - недоумённо на него уставившись, спросил я.
- Как "какой"? Деревня вся наша. Поздравить тебя с победой над Гарольдом окаянным, хвалу вознести тебе.
- Хвалу пусть Господу возносят, - небрежно бросил я, а затем задал вопрос, мучивший меня от самого моего пробуждения. - Откуда все знают, что я Гарольда прикончил?
- Как же откуда? Сам мне сегодня утром в бреду и сообщил. Во всех подробностях.
- В каких это подробностях? - Меня проняло холодным потом. Если они узнают, что меня укусил оборотень, да ещё то, что в рану попала его кровь - мне и к священнику не надо будет, разве что за предсмертной исповедью...
И тут я вдруг понял, что этот парень, стоящий передо мной, видел мой укус и обрабатывал эту рану. Словно прочитав мысли, он, весело подмигнув, сказал:
- Вы насчёт укуса беспокоитесь? Так это не бойтесь - я никому не скажу. Он-то ма-а-ленький, да и зверюгой же вы не стали, хотя ещё темно было.
"Так ведь и не полнолуние было, - мысленно ответил я, - и процесс обращения при таком укусе продолжается не один день". А вслух сказал:
- Спасибо, э-э-э...
- Меч. Меч Барчет.
- Однако, странное имя.
- Да, странное, а что ж поделаешь? Живу же. И здравствую. - Он вновь согнул руку в локте, поигрывая мышцами и заставляя меня бросить незаметный жалостливый взгляд на свой хилый торс.
- Да, кстати, - он нахмурился, - погоди минутку. Там, наверное, кольчугу твою подправленную принесли - я, только тебя притащил, распорядился. Должен же ты при доспехе выйти к народу, а то он совсем и не поверит, что ты рыцарь.
- Кто "он"? - глупо переспросил я.
- На-род, - по слогам повторил парень. - А меч, перчатки и кинжал здесь. - Он прошёл в гостиную - я последовал за ним, - подошёл к сундуку у печки и извлёк всё вышеперечисленное. Отдав мне вещи, он сказал: - Ну и кровищи на них было! Но, как видишь, я всё вымыл. Держи, рыцарь, и больше не теряй. Не слишком-то ты похож на носителя золотых шпор, конечно, - сказал он, с сомнением оглядывая меня, - но, что ж поделаешь, на безрыбье...
Парень сделал многозначительную паузу и вновь громко засмеялся. Я лишь, молча глотая негодование, граничащее с неизбывной тоской, смотрел на него.
"Тьфу ты, дьявольщина!" - выругался я про себя, натягивая своё нехитрое снаряжение.
Дальше помню, что вышел из дома вслед за Барчетом, вряд ли имеющим какие-то родственные связи с ныне покойным благородным лордом, и, пройдя обширный двор с хлевом и курятником, вышел через большие резные ворота на улицу. Там, меня дожидаясь, стояли длинные столы, сооружённые из меньших, принесённых, видимо со всей деревни. Они были уставлены всеразличными яствами, от разнообразия и обилия которых у любого потекла бы слюна. Я не был исключением. Вспомнив, что не ел больше суток, мой желудок требовательно подал голос, агитируя разум к исправлению столь прямо-таки неприличной ошибки.
Кроме столов меня ждала толпа, которая, завидев мою скромную персону, ринулась к ней немедленно. И подбрасывать её в воздух прекратила только тогда, когда, по милости каких-то уже пьяных рож, меня чуть не обронили пару раз на землю.
Далее всё расплывается в сизом отрадном тумане: и "восхваление" меня, и бесконечные слова благодарности; а также светлые и добрые пожелания, вроде "долгих лет жизни" и "чтоб стоял и не падал", - к кому или чему именно относились последние слова, я так и не понял, но мне было уже всё равно...

* * *

Сильно болела голова - только я с трудом разлепил непослушные веки, тут же схватился за многострадальную. Сколько же ты выпила, бедная?..
Вопрос, конечно, был риторическим. Я огляделся. Интересно, где это я? Комната значительно отличалась от спальни в доме Барчетов, но казалась не менее уютной. И ладно. И хорошо. И поспим ещё часок-другой.
Я повернулся на бок, и взгляд мой наткнулся на копну каштановых волос, выглядывающих из-под одеяла. Я приподнялся на локте. Вгляделся в искажённые одеялом черты человеческого тела. То-то мне так тесно спать было.
Я осторожно приподнял край одеяла. Мирно спящая девушка была весьма симпатичной. Румяная, губастенькая. Так сладко спит, сжав губки. Я приподнял одеяло выше, оглядывая красивую грудь, изгибы талии, бедёр, чёрный треугольник в низу живота и длинные ноги. Самодовольно усмехнулся. Так, здесь не оплошал. И хорошо, можно ещё поспать Я развернулся на другой бок и закрыл глаза. Но сон, несмотря на слипающиеся веки, почему-то не приходил. Что-то не давало мне покоя.
Я начал мучительно думать...
Боже милостивый! Священник!
Я вскочил и огляделся. Одежда и снаряжение висели рядом, на спинке стула. На столе стоял умывальный таз и кувшин с водой. Полотенце на вешалке на стене. Я мысленно поблагодарил хозяина постоялого двора. Ибо находился я именно в той комнате, которую снял пару дней назад.
Я спустился в общую залу. Народ, сидевший за столиками, тут же воскликнул: "Ура сэру Алленмару, Охотнику за нечистью!" Я благосклонно улыбнулся в ответ и немедленно подошёл к стойке, за которой стоял неизменный хозяин, протирая неказистой тряпочкой пивные кружки. Вид его был несколько мрачен, что весьма контрастировало с общим настроением в зале.
Оставался один невыясненный вопрос.
- Доброе утро, милостивый Анхель.
- Добрый день, - учтиво склонив голову, поздоровался хозяин.
- День? - удивился я. Затем усмехнулся: - А, неважно... Скажите, отчего у вас столь мрачный вид?
Анхель грустно улыбнулся:
- Дождь, сэр Алленмар. С утра моросил дождь, на дворе пасмурно. Потому и настроение неважное.
- Да? А народ, как я посмотрю, веселится. - Я обернулся и воскликнул: - Верно, люди добрые? Никакой дождь не омрачит ваш праздник?!
Ответом мне был многоголосый ликующий гул. Я повернулся к хозяину. И мне показалось, он стал ещё хмурее, чем был.
- Да что с вами, мой друг? - обеспокоенно поинтересовался я.
Анхель прекратил елозить тряпкой по отполированной до блеска кружке, поставил её на стойку и недобро уставился на меня.
- Сэр, - тихо сказал он, - со мной всё в порядке.
- Нет, не всё. - Я перегнулся через стойку и шепнул: - Я видел вас там, на опушке леса. За миг до того, как потерял сознание.
Хозяин опустил взгляд.
- Анхель, у меня мало времени, - вновь заговорил я, - где мы сможем поговорить?
- Что толку говорить? Вы и так всё поняли. Делайте своё дело. Я не буду противиться судьбе.
Я покачал головой:
- Ваша судьба ещё не решена. Я должен понять. Надо поговорить.
Хозяин кивнул:
- Хорошо, идите за мной...
Она направился за стойку и далее - в открытую дверь. Я - следом за ним. Мы прошли по недлинному коридору, в конце которого оказалась ещё одна дверь. Анхель отпер навесной замок и мы вошли. Чиркнуло огниво - зажглась свеча.
Это был склад. Стояли мешки с мукой, сахаром, различными крупами и прочим съедобным скарбом. На полу виднелся люк в погреб. Здесь же стоял потемневший от времени деревянный стол с кучей бумажек на нём. Рядом - такой же неказистый табурет. Судя по всему, здесь предприимчивый хозяин подсчитывал свои доходы и убытки - словно подтверждая догадку, на столе стояла чернильница с гусиным пером в ней и, как ни странно, большая бутыль. Рядом с ней кружка.
Анхель налил себе из бутыли - мне предлагать не стал. А затем вдруг бессильно опустился на табурет и жадно приложился к кружке.
- Что вы хотите знать? - опустив голову, севшим голосом спросил он.
- Вы оборотень, - пожав плечами, сказал я. Не спрашивал, а просто констатировал факт.
- Да, - покорно произнёс трактирщик.
- Вот об этом и расскажите, - вновь пожал плечами я.
Анхель вздохнул.
- Нечего рассказывать. Я такой с рождения. Мой отец был оборотнем, дед, прадед... уж и не знаю, до какого колена считать...
Я невольно присвистнул.
- Целая династия! Как же это возможно? Как смогли выжить ваши предки? Я понимаю, что моей профессии всего около полторы сотни лет, но ведь на оборотней всегда охотились...
Анхель грустно усмехнулся:
- А кто сказал, что мои предки доживали до старости? Их всех убивали. И отца моего тоже. Но все они успевали продлить род... - Он вздохнул. - А вы вот его прервали.
- Сожалею, - соврал я. - Сколько человек вы убили? Где? Как вы охотились?
- Вы мне не поверите, но я не погубил ни единой души...
- Поверю. Бывали случаи.
Хозяин вновь наполнил кружку и вновь залпом опорожнил её.
- Мы питались домашним скотом. Конечно, приходилось с особой жестокостью убивать животных. Вы же знаете - нам необходим ужас жертвы. Мы убивали их и ели сырое мясо. Не всегда, конечно. Большую часть жизни мы питаемся как люди. - Анхель вновь наполнил кружку. - Мой род всегда мог контролировать свои животные инстинкты. Все мы были Высшими. Я бы даже сказал, Высшими особого разряда. Но мой сын... Мой бедный сын оказался слишком слаб...
Мне вдруг стало жаль об... человека, сидящего передо мной. Ведь он сейчас разговаривал с убийцей собственного сына.
- Я сожалею, - повторил я. На этот раз искренне. - Вот почему вы хотели выйти со мной на Охоту. Думали как-то уберечь его, предупредить...
- Убить, - коротко бросил хозяин. - Я его отец. Я вправе был это сделать. В конце концов то, что он стал таким - моя ошибка. Вы знаете, ведь я не соврал, когда сказал, что оборотень убил мою жену и сына. Жену, свою мать, действительно загрыз он... После этого он перестал быть мне сыном...
- Всё ясно, - вздохнул я, - какие гарантии вы можете мне дать? Чтобы оставить вас в живых, мне нужно быть уверенным, что вы никого не убьёте.
Анхель пожал плечами:
- У меня есть только моё слово. Но я не собираюсь вам его давать.
Последняя капля упала из горла бутыли в кружку. Хозяин вновь опорожнил её. И твёрдо сказал:
- Я хочу, чтобы вы убили меня.
Я покачал головой:
- Я не палач.
- Но вы Охотник, а я - оборотень. Сделайте свою работу. Вы боитесь, что о вас скажут люди? Ведь они не знают моей тайны. Не беда - я обращусь при всех в зверя и нападу на вас. Никто вас не осудит.
- Нет, - резко ответил я. - Вы не нападёте ни на меня, ни на кого-то ещё. Живите, как жили.
- А как я живу?! - вдруг воскликнул Анхель и вскочил со стула. - Как я живу?.. - тихо повторил он. Глаза его были наполнены слезами. - Разве это жизнь? У меня никого нет. Сам я чудовище. Убейте меня. Я бы сделал это сам, но не смогу взять грех на душу.
Я покачал головой:
- То, что убью вас я, ничего не изменит. Вы желаете этого. Всё равно, что самоубийство...
- Сэр, мне уже плевать. Я только знаю, что сам этого сделать не смогу. Поэтому прошу вас... Я... я заплачу...
Нет, ну это уж слишком.
- Господин Анхель, - зло воскликнул я, - я не наёмный убийца! Я Охотник за нечисть...
Договорить я не успел. Хозяин вдруг сбил со стола свечу, прыгнул на меня и повалил на пол, а сам рванул в коридор. Падая, я ударился затылком о дверной косяк - в глазах что-то вспыхнуло и погасло. Господи, головушка моя. Ещё не успев оклематься, я уже пытался встать на ноги и нашарить выход из комнаты. Наконец, появился какой-то проблеск, и я, обнажив меч, пошёл на свет.
На свет и на крики.
Я ворвался в залу. У стойки наткнулся на разорванную в клочья одежду. Одежду Анхеля. Несколько столов были перевёрнуты, у одного из них кто-то лежал. Помещение было пусто. Я подбежал к лежащему. Чёрт возьми, какой-то пьяный идиот.
Я выскочил на двор. Ворота были распахнуты. За ними, на деревенской улице я увидел толпу галдящих людей. Слышались выкрики: "Сзади обходи!.. Осторожней!.. Гляди, щас цапнет!.."
Я выбежал на улицу и заорал:
- С дороги! С дороги, проклятые!
Народ, обступивший кого-то или что-то кругом, изумлённо расступался.
- О, гляди-ка, - воскликнул кто-то, - живой...
Я протиснулся сквозь толпу. В центре круга стоял затравленно озирающийся и скалящийся огромный волк. Шерсть на его спине топорщилась, мышцы были напряжены. Несколько смельчаков с вилами и рогачами делали неумелые выпады, пытаясь достать зверя. Тот, клацая зубастой пастью, и несколько подаваясь вперёд, отгонял их обратно. Волк постоянно вертелся и озирался.
Наконец его взгляд встретился с моим. Зрачки зверя сузились.
- Анхель, - сказал я, - ещё не поздно отступить. Обратись в человека. Обещаю - тебя не тронут.
- Не тронут?! - заорал кто-то из толпы. - Эта падла мне штаны пор...
Крик прервался. Видать, кто-то одёрнул крикуна.
- Анхель, - вновь повторил я, - ты за всю жизнь не убил ни одного человека. Не сделаешь это и сейчас. А я... Я тоже не убиваю людей, слышишь?
Но он не слышал. На мгновение он замер. А затем прыгнул.
На меня.
Народ испуганно ахнул...

* * *

Я снял плащ и накрыл тело Анхеля. Прошептал: "Светлого пути тебе, светлого покоя..."
Развернулся к людям. Сказал:
- Похороните его в земле.
После чего пошёл к воротам бесхозного постоялого двора. Народ молчаливо расступался. Какой-то мужичонка, мимо которого я проходил, воскликнул:
- Но он же был оборотнем!
Я остановился, покачал головой:
- Нет, он был человеком.
Проходя мимо конюшен, я не поверил своим ушам. Мне послышалось фырканье моего Сальварта. Вбежав в конюшни, я не поверил и своим глазам. Конь, как ни в чём ни бывало, рыл копытом землю за загородкой, приветствуя меня.
- Дружище, - воскликнул я, - как же я рад, что хоть с тобой-то всё в порядке.

Глава 3

Я мчался во весь опор, ничего не видя и не слыша, скакал по широкому наезженному, хотя и размокшему после дождя, тракту. Зажившие раны не давали покоя моему сердцу, настойчиво пытающемуся вырваться из тесной груди. Так быстро регенерировав, мой организм дал мне понять, что процесс обращения начался. И хотя я не слышал, чтобы оборотень в человеческом облике заживлял раны так быстро, мне было очень страшно. Могут это оборотни, не могут - главное, что Я раньше не мог подобного. К глазам то и дело подступали горькие слёзы обиды и страха.
Со скоростью ветра проносились мимо меня ещё зелёные, но уже с лёгким налётом позолоты, рощицы и совсем уже пожелтевшие поля; на небе нехотя, так, словно его бесцеремонно потревожили, из-за огромной пузатой тучи выглянуло заспанное солнце, всё ещё укрытое полупрозрачной облачной пеленой. Воздух постепенно становился более сухим, и вскоре в нём уже можно было различить нежный аромат полевых цветов и запах дыма от костра: в недалёких маленьких поселениях, где селились отшельники, кто-то запалил кучу не до конца промокшего растительного мусора, собранного с огорода. Проезжая пастбища, которые принадлежали монастырю, стало ясно, что путь я почти одолел. На траве паслось огромное стадо овец. Пастух спал под одиноким деревом и в ус не дуя, что барашков нужно гнать домой.
Сколько времени прошло - не знаю, но я и обдумать-то свой предстоящий разговор со священником не успел, как, свернув с основной дороги и проскакав несколько минут по хорошо накатанной колее, увидел высокие башни монастыря. Подъехав ближе, я невольно остановился, разглядывая древнюю неприступную крепость. Её, как любое подобное произведение архитектурного искусства, окружал глубокий ров, заполненный водой. Мост был опущен, однако вход перекрывала исполинская решётка с прутьями толщиной в руку.
За ней стоял стражник с причёской "под горшок". Только вот у горшка, по-видимому, когда его надевали на шевелюру, не было дна, так как макушка на голове парня светилась гладко выбритой лысиной. Я подъехал к арке. Монах отрешённо на меня взглянул и так же скучно осведомился:
- Кто таков?
Тут я задумался. Дело у меня серьёзное, надо и браться за него серьёзно.
- Мне нужен аббат этого монастыря, - сказал я, - дело не требует отлагательств.
- Какое такое дело, сударь? - так же скучно промямлил стражник. - И кто вы, спрашиваю вновь, такой?
Я подумал, что скрывать имя не имеет смысла, тем более, что оно могло произвести должное впечатление на монаха. Всё-таки я был известен во многих землях.
- Меня зовут сэр Алленмар, рыцарь Первого Престола Его Величества, правителя Сореля.
Стражник тут же подобрался и, пролопотав скороговоркой какие-то извинения, бренча своим нехитрым доспехом, побежал докладывать обо мне начальству.
Ждал я довольно долго, причём вне монастыря, что меня злило больше всего. Может я и выгляжу как разбойник с большой дороги, но такого приёма не заслужил. Чёрт возьми, ведь я назвал своё имя! Через некоторое время я увидел спешащих ко мне трёх человек: того самого стражника, что бессовестно меня оставил "за решёткой", ещё одного в подобном доспехе, и молодого полного монаха довольно приятной наружности. Сверкая в вечернем солнце традиционной лысиной и дружелюбно улыбаясь, он пересёк двор и, отдышавшись после быстрой ходьбы, произнёс:
- Доброго вечера вам, сэр рыцарь. Меня зовут Сольтест, я декан2 cей скромной обители Божьей. - На груди монаха на обычном овечьем шнурке болтался искусно вырезанный из дерева, тщательно отполированный и покрытый лаком крест. - Прошу прощения за неудобства, причинённые вам. Сейчас мы всё исправим.
- Да уж, неплохо бы, - буркнул я, небрежно поклонившись.
Монах кивнул стражнику, и тот со своим товарищем с видимым усилием стали крутить колесо, находящееся слева от арки ворот. Цепь с грохотом пришла в движение, а вместе с ней, скрипя и постанывая, начала медленно подниматься решётка. Наконец она поднялась, и стражники закрепили колесо. Я ступил на обширный земляной двор.
Внутри монастыря было множество зданий. Мы миновали кузницу, конюшни, спальные корпуса, кухню и скотный двор, и только тогда подошли к зданию собственно Храма Божьего. Здание белого камня хоть и не отличалось большими размерами, но в архитектурном плане поражало одновременно изяществом и простотой. Да и не только - одни витражи чего стоили с изображёнными на них сценами из Святого Писания. Прямо над аркой входа умелый мастер изобразил в мозаике цветных стёкол поникшего Спасителя, распятого на кресте, объятого огнём3. Я невольно остановился, поражённый умением и фантазией художника, изобразившем на витраже стайку белых голубей, взмывающих над горящим распятием в небо - навстречу солнечным золотым лучам.
Мы вошли в храм, прошли белоснежную колоннаду и подошли к хору4, у которого стоял пожилой человек, сомкнув перед собой руки в молитвенном жесте. Веки его были опущены, губы что-то беззвучно шептали. Одет он был в красноватого оттенка монашескую рясу; на голове красовалась того же цвета шапочка, прикрывавшая темя. Единственное, что выдавало в человеке аббата монастыря - это серебряный крест, болтавшийся на его груди. Мы стояли молча и не шевелясь.
Наконец священнослужитель произнёс "амэн" и, широко улыбаясь, повернулся к нам.
- Рад вас приветствовать в сем скромном Храме Божием, сэр рыцарь. Я аббат Борвье. - Монах чуть наклонил голову.
- Сэр Алленмар, лорд Мелвилл де Виссар д'Орвейл, рыцарь Первого Престола Его Величества Императора Сореля, обладатель золотых шпор. - Я низко поклонился.
- Вы забыли добавить: "Охотник за нечистью". Я прав?
- Да, аббат.
- Я рад, что встретился с вами, сэр. Мне всегда приятно общение с людьми, занимающимися богоугодным делом. Я так полагаю, что вы в наших краях из-за оборотня Гарольда, держащего в страхе всю округу. Я этому безумно рад, вы даже не представляете себе, как. Воистину, мои молитвы были услышаны! С тех пор, как этот негодник объявился в наших краях, добрые слуги господни боятся со страху выйти за пределы монастыря, а вполне безобидных путников, нуждающихся в еде и ночлеге, мы вынуждены не впускать к себе, опасаясь, что любой из них может оказаться этим оборотнем.
- И тем не менее вы меня впустили.
- О-о-о, услышав кто к нам пожаловал, у меня и в мыслях не было сомневаться, что вы - это вы.
- Благодарю за доверие, - вновь поклонился я. - Но вдруг бы я стал жертвой оборотня и был бы обращён?
- Типун вам на язык, прости Господи, за подобные слова. Истинно вам говорю, не смейте более строить такие дурацкие предположения, иначе накличете беду.
- По правде говоря, - виновато улыбнулся я, - в ваших местах я проездом. Никто за мной не посылал, но... В общем, Гарольд мёртв.
Глаза обоих монахов расширились до неузнаваемости, причём у аббата ещё и челюсть готова была отвалиться.
- Но... Но как? Когда? - только и смог выговорить он.
- Позапрошлой ночью. Я его убил. А теперь, аббат, если не возражаете, я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз.
Борвье пристально и, как мне показалось, подозрительно посмотрел на меня, затем повернулся к декану и сказал:
- Сольтест, распорядись о приготовлениях к вечере, нам же подайте ужин в мой кабинет - сегодня я не смогу спуститься к вам. Да, и пошли кого-нибудь на пастбища - пусть узнают, почему овцы ещё не приведены.

* * *

- Что у вас стряслось? - спросил аббат, наливая в два серебряных кубка вино из хрустального графина.
Мы находились в здании библиотеки монастыря, у западной стены, где располагался кабинет аббата. Я вздохнул, сделал пару глотков, запивая кусок мяса, явно превосходящий объём моего ненасытного рта, - волнуясь, я всегда много ем, - и сказал:
- Меня укусил оборотень...
Я, как смог, в подробностях рассказал Борвье о моей охоте на оборотня, схватке с ним и её последствиях, умолчав лишь о постыдной пьянке, соврав, что весь день и ночь провёл в отдыхе.
Аббат долго молчал. Слишком долго. Затем потёр глаза и спросил:
- Как давно вы охотитесь?
- Двенадцать лет.
- Сколько вам было, когда вы начинали?
- Двадцать.
Аббат вздохнул.
- Сколько вы за эти годы убили оборотней? Вампиры, ведьмы и прочая тьма меня не интересуют.
Я нахмурился.
- Вот уж не припомню, - пожал плечами я. - Могу лишь сказать, что в год у меня выходило где-то по пятнадцать-двадцать охот. Некоторые за пределами Империи. Из всех них десять-двенадцать - на оборотней. Иногда больше.
- Хорошо, - сказал аббат, - пусть двенадцать в год. Ну ничего себе! Где вы их только находите? Тогда за двенадцать лет - около ста сорока четырёх, если не больше, оборотней. Ведь случалось так, что вы убивали целые семьи оборотней?
- Да, и часто, - всё больше волнуясь и хлебая вино, отвечал я.
- Бывало ли так, что вы истребляли эти семьи днём, когда они были обычными людьми и не осознавали, кто они?
- Да, чаще всего.
Аббат глубоко вздохнул, поставил локти на стол, заваленный чистыми и исписанными пергаментами, и накрыл лицо ладонями. В образовавшейся тишине я слышал шумное завывание поднявшегося ветра за окном, тиканье настенных часов и неприятные свистящие звуки, вызванные всё тем же ветром, невидимым хозяином разгуливающим во всевозможных щелях и тайных ходах, которые наверняка имелись в старом каменном здании. Огонь свечей на подсвечнике чуть заметно подрагивал. Пожалуй, молчание затянулось. Наконец, Борвье поднял на меня глаза. В них я не прочёл ничего хорошего.
- Хорошо, мы попробуем, - бодро сказал он. - Оканчивайте вашу трапезу, и мы выезжаем.
И всё равно мне было очень не по себе, хотя помощь и была предложена.
- Аббат, - дрожащим голосом спросил я, - что это значит? Может не получиться?
- Да.
- Почему? Вы специалист по оборотням? Почему?
- Да, в некотором роде я специалист по оборотням. Поймите, с тех пор, как в этих краях объявился оборотень, да ещё из разряда Высших, я углубился в чтение всевозможной литературы, имеющей какое-либо отношение к оборотням. Опустим количество прочитанных мною книг - их было очень много, поверьте. Но в одной из них, которая должна быть вам знакома по названию, но неизвестна по тексту, ибо читать вы её не могли, так как единственный экземпляр этого произведения находится в нашей библиотеке, я кое-что прочитал...
- "Тёмная Энциклопедия" Дюка Боринского, - заворожённо проговорил я.
- Именно. Вы знаете, что это за книга? Я вам расскажу. Во-первых, это перечень всех существ, порождённых Тьмой, Чёрной Магией, Велиаром5 наконец, с полным описанием их внешнего вида и особенностей, присущих каждому. Вы знаете, сколько их ранее насчитывалось видов? Нет? Тогда знайте - две тысячи шестьсот восемьдесят два... или три, кажется. Вы представляете себе это проклятие рода человеческого? Наше благо, что практически всё их поганое племя вымерло. Теперь их виды по пальцам можно пересчитать, неважно, что для этого потребуются ещё и пальцы ног, - результат-то всё равно налицо. Их теперь гораздо меньше. Но они принесли из глубины веков иное проклятие. По мере того, как мы истребляли адское племя, их ненависть к нам росла, их гнев к нам впитывался им в кровь и сознание, и был донесён до наших времён. Вы понимаете? Ненависть к нам течёт у них в крови. И даже у оборотней, хоть они и были когда-то людьми. Но ведь обращение происходит через кровь, а это значит, что кровь первого из них течёт в каждом последующем. В вашем случае, я полагаю, всё гораздо сложнее. Вы говорите, что убивали оборотней, когда те были людьми, обычными людьми с их маленькими слабостями: страхом, болью, верой; понимаете, они были обычными. Этого нельзя было делать. То есть это необходимо, но пагубно для охотника. Ибо ненависть человека и его проклятие страшнее смерти от руки оборотня. Ну, а если этот человек оборотень...
Я сидел не шевелясь. Хотя я не понимал ничего из слов аббата, они меня пугали. Я всё же посмел возразить.
- Аббат, по поводу ненависти мне знакома теория. Но, если Вам интересно, я считаю, что ею был... ммм... скажем так, заражён первый из них. Либо сам создатель, который и вложил в своё творение эту самую ненависть.
Борвье задумался.
- Хм. Что за "создатель"?
- Видите ли, я думаю, что нечисть - по крайней мере та, которая когда-то была людьми - в своих истоках имеет искусственное происхождение. Кто-то создал себе подобных тварей для достижения каких-то мерзких целей.
- Хм, - вновь задумался аббат, - интересная теория. И звучит довольно правдоподобно...
- Ладно, это не так уж важно, - нетерпеливо перебил его я. - Аббат, так о чём вы говорите? Чего мне следует бояться?
Борвье вдохнул.
- Чего, спрашиваете, бояться? Бойтесь себя. Только теперь это не имеет смысла. Убивая, пусть только оборотней, вампиров, ведьм - всё равно вы посеяли в своей душе семя зла, которое дало ростки. Их можно выполоть, но корни останутся навсегда. И корни эти необычайно схожи с корнями тех деревьев, что растут в душе любого чудовища и плодоносят, сея зло на Земле...
- Аббат, вы хотите сказать, что простого человека, не Охотника, Гарольд или любой другой такой же оборотень не смог бы обратить?
- Смог бы, конечно, смог бы, но не простым заражением крови. В вашем случае, его семя, его желание отомстить, пусть даже в вашей душе ещё не успел вырасти росток зла - в чём я сомневаюсь, - упало на удобренную почву. Понимаете? Да, так Высшие могут делать. Им не нужно при смерти полнолуние - они умирая видят его: видят пред закрывающимися глазами призрачное сияние луны, колышущуюся пелену ночи, манящее дыхание свободы, которая вот она, на расстоянии вытянутой руки - вашей руки с мечом в ладони; им не нужны заклинания, хватит одной лишь мысли. Такие вот своеобразные эстеты... Они очень любят ночь и Луну. Это тоже их сила. И она всегда с ними. Ненависть, Алленмар, - говорил он так, словно мы были давно знакомы, - ненависть оборотня, твои тщеславие, жестокость, беспощадность - всё это сделает из тебя оборотня.
- Не говорите так, прошу вас...
- Прости, я сделаю всё возможное, но если нет - ты станешь оборотнем, причём Высшим.
- Господи, почему Высшим-то?
- Потому что убийцы-люди становятся Высшими. Не знал? Ты думал, как появляются Высшие? Только когда желания и образ жизни человека схож, а то и совпадает со стремлениями оборотня.
- Да, но ведь наверное вы говорите о тех людях, которые убивают только ради развлечения. Мне-то убивать не нравилось. Я никогда не прощал себе убийство детей, женщин-оборотней. Я жалел их, я казнил себя... Господи, сколько бессонных ночей провёл я, видя перед собой их полные ужаса глаза! Я живу с этим. Нет ни дня, чтобы я не думал о них и не молился за их души...
- И за свою...
- И за свою, конечно.
- Да, конечно, тебе не нравилось их убивать, но тебе нравилась слава, нравилось быть героем, которого все любят и уважают. Тебе не нравилось их убивать, но тебе нравилась твоя работа Охотника. Ты жалел их, но ты жалел и себя. И до сих пор жалеешь. Чувства, рыцарь, обычные чувства, эмоции, привычки лежат в основе каждого человека и каждого чудовища. Именно они делают из человека животное, но беда - они не могут вернуть ему прежний облик. Ты видел когда-нибудь собаку - умную собаку, понимающую тебя, смотрящую на тебя ну совсем по-человечески? Да, она умна, да, в её взоре есть что-то человеческое, но это не значит, что она станет человеком. Беда в том, что это замкнутый круг: не будет чувств, эмоций, душевных переживаний - не будет человека.
Я совсем сник. Не может быть... Меня вдруг осенило. Может, всё не так уж плохо?..
- Аббат, но ведь если, как вы говорите, я стану Высшим, я обрету способность обращаться когда захочу...
- Я знаю, к чему ты клонишь. - Он позволил себе ухмыльнуться. - Да, у тебя будет такая возможность, за исключением, возможно, полнолуния - тогда ты, вероятно, будешь становиться волком вне зависимости от своей воли: с его обликом и желаниями, таким, как Гарольд, - меня передёрнуло, - но с человеческим разумом. Хотя не факт. Высшие оборотни - загадочны. Они не похожи один на другого. Но я понял тебя. Ты хотел сказать, что если ты будешь Высшим, то сохранишь свой разум, сознание, и в душе всё равно будешь оставаться Охотником, плюс, имея способности волка, может даже ещё лучшим.
- Разве я не прав?
- В некоторой степени. Первое время так и будет. Но, ты забыл - зверь не может стать человеком. Ты будешь держаться, долго будешь держаться. Труднее всего придётся в полнолуния, но ты изменишься, поверь. В один прекрасный день ты задумаешься: зачем ты убиваешь себе подобных?.. Ты изменишься.
- Аббат, - вздохнул я, - вы сказали "беспощадность". Для меня это почти синоним "бескомпромиссности". Хочу вам кое-что рассказать о том, откуда здесь появился Гарольд...
Я поведал аббату Борвье историю бедного Анхеля.
Аббат задумался.
- Анхель был Высшим, говоришь? - недоверчиво спросил он.
- Да.
- Странный случай. Высший, который не убивает. Выходит, он смог побороть свою сущность. - Аббат, казалось, говорил сам с собой. - Что ж, это оставляет большие надежды и вселяет веру в человечество. Как ни странно, ты принёс хорошие вести. Только вот весьма нехорошо то, что выходит, что Анхель получил способности Высшего по наследству. Так же было и с его отцом и дедом. Это нехорошие вести. Раньше, ты сам знаешь, это было делом случая. Ну да ладно, не сейчас об этом думать... - Борвье поднял взгляд на меня. Затем грустно усмехнулся и добавил: - А ведь, по сути... Ну и что, Алленмар? К чему это привело? Если даже в тебе сохранится всё человеческое, как в Анхеле, сможешь ли ты жить с этим? Он не смог.
- Он был одинок, - вставил в отчаянии я.
- А ты? Ты теперь разве не одинок?
- Нет! - зло, сквозь выступившие слёзы, шептал я. - Нет! Зачем вы всё это говорите мне?
- Чтобы ты был готов, - твёрдо сказал монах, - чтобы ты как никогда был полон решимости выдернуть росток Зла из своей души, либо... сам знаешь.
Я знал.
- Аббат, - простонал я, - я и так полон решимости. Иначе меня здесь бы не было.
- Я просто готовлю тебя...
- Заметили, что сразу к худшему?
- Да. Такова жизнь. Но не отчаивайся, мы ещё поборемся за твою душу. Скорей, к могиле Гарольда!

* * *

- ...Нет, - шептал я, глядя на развороченную могилу оборотня и его ещё дымящиеся обугленные останки на дне ямы - её даже не удосужились вновь закопать, - не может быть! Нет. - Слова с трудом выползали из гортани, здоровенный ком не позволял дышать, из глаз покатились слёзы - сперва два маленьких ручейка, а затем я рухнул на колени и разрыдался, словно маленький ребёнок.
Аббат не шевелился. Он подошёл ко мне, стоящему на коленях, положил ладонь на лоб, долго шептал какие-то слова - я смотрел ему в глаза, он же свои закрыл, - затем взглянул на меня, перекрестил двумя пальцами и сказал:
- Мне жаль, Алленмар, но здесь даже истинная некромантия бессильна, не то что подделка, подогнанная под кристианство. Теперь пред тобой стоит тяжкий выбор. Подумай хорошо - прежде, чем принять решение. Да простит и да благословит тебя Господь.
С этими словами он развернулся и пошёл туда, где мы оставили наших коней. Я долго смотрел ему вслед, смотрел до тех пор, пока он не стал бесшумной, еле различимой тенью, мелькающей среди деревьев. Я смотрел ему вслед, - даже тогда, когда он вовсе скрылся в непроглядной ночной мгле, и лишь шорох сухих листьев выдавал присутствие монаха. Затем я услышал радостное ржание его лошади и - недовольное - моего Сальварта. Раздался приглушённый, удаляющийся топот копыт. Я остался один.
Выбор.
Мне нужно сделать выбор.
Да что тут - нечего и думать, я уж сделал его давно, заранее предполагая такой исход моей недолгой жизнедеятельности.
Меня найдут - аббат Борвье покажет место. Он знает, какое решение я приму.
Я стоял на коленях и молился, закрыв глаза, видя сквозь опущенные веки почему-то этой ночью необычайно яркий свет Луны. Мне показалось, что она радуется, когда я, окончив молитву, посмотрел на неё. Да, она была прекрасна - раньше я не замечал этого. Ещё несколько дней, наступит полнолуние, и тогда она войдёт в свой истинный облик: прекрасный и в то же время пугающий, притягивающий и отталкивающий, добрый и злой, чужой и... такой близкий. И я последую за ней, если не сделаю то, что должен.
Я поднялся с колен, стянул кольчугу. Решительным быстрым движением вынул левой рукой свой охотничий кинжал из ножен и, перехватив его, взялся за рукоять двумя руками. Вытянул их, направляя остриё себе в грудь - туда, где неистово, зная всё и всё понимая, билось сердце.
Я сделал свой выбор. Теперь глубокий вдох и... выдох!

Эпилог

Слава... или нет - тщеславие. У меня было и то, и другое. Разница лишь в причине, их породившей. Свобода. Свобода? Я думал, что был свободен, но познал её только теперь. Мы знаем ей цену и бережём её, выискивая для этого все, доступные нам, возможности. Впрочем - и недоступные.
Я часто вспоминаю, как раньше заблуждался, следуя своим крохотным целям, незначительным, мелочным, ненужным идеалам. Людским идеалам. Я верил - всё у меня получится. Мечтал. Я мечтал, добивался наибольшей близости к своим грёзам, пытался ухватить хоть одну из них в трепещущую ладонь, одну, ближайшую, самую маленькую, но все они ускользали, словно песок сквозь пальцы, словно горный ручей, затерявшийся среди безжизненных камней, полных глухой тоски. Я думал, что был счастлив, ибо сперва ошибочно полагал, что мечты не ускользают из моих рук, а послушно ложатся на ладони. Согревая и лаская их, питая душу. Но постепенно, с течением времени, я понимал, что всё, чего я добился - это пустоты и холода в душе, тоски в сердце. Но что самое плохое - я не страдал от этого. Я жил этим и был счастлив, действительно счастлив, пока не понял - мои чувства, мои переживания, эмоции, рождённые моим сознанием, желания, мои самые заветные желания - лишь иллюзия, нечёткое изображение миража в колдовском тумане Судьбы.
Но теперь я понял: грош - цена моим ушедшим грёзам, моим давно забытым годам. Только теперь я понял всё. Теперь и только теперь я счастлив. Потому что свободен.
Я наконец-то свободен!.
А ты? Ты свободен? Ты чувствовал когда-нибудь то же, что чувствовал когда-то я, или то, что чувствую теперь? Мечтал ли ты когда-нибудь так, как я? Жил ли ты так, как жил я, или так, как живу теперь?
А Луну ты когда-нибудь видел по-настоящему?

Post Scriptum

Сегодня я вышел рано. Слегка поёжился - сыро. Ненавижу сырость, ненавижу туман, которым в этот час обильно была окутана округа. Я поднял голову - сквозь серую пелену проглядывала полная Луна. Ночь полнилась звуками: настырно ухал голодный филин, готовящийся вспорхнуть с насиженного места на дубовой ветке - на полях сейчас, наверное, полно мышей, совершенно не подозревающих, что через мгновение по их маленькие душонки прилетит ночной охотник; какой-то ёжик снова пустился в ночное путешествие, шурша лапками по сырой опавшей листве; мирно спящий заяц в норе вдруг проснулся, услышав какой-то подозрительный шум, и начал ещё глубже зарываться; лис, шныряющий рядом, не найдя способа добраться до лакомой добычи, затрусил дальше, вспарывая серую завесу.
Ночь жила, дышала, кормила сотни вечных обитателей, выбравших её своим временем суток. Я быстро продвигался среди тихо шелестящих последней листвой деревьев. В воздухе витал до боли знакомый запах, я потянул носом и, точно выбрав направление, ускорил шаг. Спугнул лиса. Минул втянувшего мордочку и ощетинившегося иголками ежа; филин давно покинул пригретое местечко, едва завидев мою тень, двигающуюся в тумане. Разрытую могилу оборотня Гарольда я старательно обошёл стороной - невозможно было находится даже поблизости этого места.
Вот и дорога, ведущая в деревню - сегодня в кои-то веки сухая, несмотря на туман. Плохо видно - за десятком шагов ни зги. Углубившись в примитивную сеть деревенских улиц, я наконец увидел то, что искал...
Девочка лет десяти, весело напевая какую-то песенку, вприпрыжку бежала по улице. Видать, задержалась с подругами, заболталась, сидя у дома одной из них на лавочке, щёлкая семечками. Увидев меня, она остановилась, но не побежала, а лишь всмотрелась - с интересом. Видать, уже который год люди могут спокойно ходить по здешним улицам, ничего не боясь.
Она начала подходить, однако слишком близко не приблизилась.
- Привет, собачка, - сказала она.
Мне хотелось ответить: "Я не собачка, глупая, я...", - мысль закончить не удалось - что-то меня поразило в её лице - я знал эту девочку. В голове у меня крутилось лишь одно имя - Донни Барчет, тогда... тогда это её дочь - Элен Барчет.
Между тем девочка осведомилась, подступая ближе:
- Ты ведь хорошая собачка, не укусишь меня? Я знаю - не укусишь. - Она протянула маленькую ручку, пытаясь дотянуться до моего уха.
Я смотрел в её глаза - жаль, цвета их не мог определить. В них читался лёгкий страх, но ещё больше жгучего интереса, подобного тому, когда тебе хочется сделать что-то запрещённое: умыкнуть пару ложек варенья из шкафа, пока родители не заметили, побежать с друзьями летней ночью купаться на речку, стащить что-нибудь с огорода соседа.
Девочка уже почти дотянулась до меня, когда я, сам себя не контролируя, глухо зарычал и оскалился. Она резко отдернулась и, оступившись, завалилась назад с тихим перепуганным выдохом:
- Волк...
Я более не в силах был сдерживать себя. Ах, аббат, смиренный мой аббат Борвье, как ты был прав. А я? Я - жалкий трус!
Мой прыжок был стремителен...

1Яхве - в реальном мире также Ягве и Иегова, предположительное произношение личного имени Бога в Ветхом Завете.<==
2Декан - в средневековых католических монастырях: должностное лицо из монахов, помогавшее аббату в управлении.<==
3В мире этой книги Сына Божьего, Кристиана, распяли и подожгли.<==
4Хор - архитектурная восточная часть католического храма, где находятся во время богослужения духовенство и певчие.<==
5Велиар - в реальном мире также Велиал и Белиар, в Библии демоническое существо, дух небытия, лжи и разрушения; в книге используется в значении Дьявола, также упоминается с прозвищами Разрушитель и Препятствующий.<==
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"