Тим страшно обрадовался, когда однажды летом около деканата декан Вениамин Эдуардович поздоровался с ним не обычным поспешным кивком, а по всей форме, с пожатием м потряхиванием руки:
— Ну, как поживаешь, сыщик? Как Настя твоя? Надумала она
к нам переводиться?
— Спасибо, хорошо, — ответил студент, умолчав о всегдашних своих «хвостах». — А Настя хотела бы… — Но тут декан увидел кого-то на подходе и торопливо сказал:
— Извини, я на минутку. Стой тут, не уходи! — И поспешил навстречу входящему в деканат коллеге.
Тим оперся задом о выступ подоконника, задумался. Неспроста такое внимание! Может, декан хочет поручить им с Ником какое-то дело? Но почему тогда разговор на виду у всех, не наедине? Наверное, сначала отдаст дань светским приличиям, выяснит, насколько сыщики летом свободны, и уж тогда…
«Минутка» явно затягивалась. Студент от нечего делать начал прислушиваться к разговору вполголоса двух мужчин, стоящих сбоку от дверей деканата. Они жестикулировали так, словно оба были возмущены одним и тем же и поддакивают друг другу. Слышались обрывочные фразы:
«Засняли его, видите ли, не так», «Хвощиков, эта канцелярская крыса, лезет в доктора», «Что ему, маккартистом заделаться, в каких шествиях студы ходят, это их личное дело». Наконец, Вениамин Эдуардович бросил случайный взгляд в сторону, увидел, что его ждут, и закруглил разговор:
— Молодец, Архип Мстиславович, что надумал расчеркнуться. Листы вон там, на тумбочке, — он сделал жест рукой в открытую дверь деканата и вернулся к заждавшемуся студенту. — Ну, что Настя? Ты сказал, она хотела бы перевестись?
— Не совсем так, — Тим чуть не зевнул, но вовремя спохватился. — Всё-таки из вуза в вуз — это очень резко, сразу не решишься. А вот чего она хотела бы, так это получить комнату в общаге, поближе ко мне. Как-никак, на другом конце города живёт. И мне на учёбу больше времени останется, — привёл он несокрушимый аргумент.
Вениамин Эдуардович малость помедлил.
— Официально мы прописать чужачку не имеем права, — задумчиво проговорил он. — Тем более, с ректором сейчас такая заварушка… Ладно, придумаем что-нибудь. Она, вроде,
на нашу Милу похожа?
— Ну… Общее сходство, не портретное. Вы же знаете.
— В общем, так. Веру я от Милы переведу в другую комнату, и никого на её место селить не буду, пока обстоятельства за горло не возьмут. Хватит этого?
Счастливый любовник понятливо кивнул и принялся благодарить.
— Ладно, теперь о деле, — остановил его декан. — Кстати, Никифор где, не поблизости?
Но второй сыщик уже ушёл: у него, как знал Тим, была назначена встреча с клиентом.
— Но из вас двоих ты главный, поэтому слушай сюда и ему передашь. Завтра Минерва Степановна понесёт документы в МВД, надо её эскортировать. Мало ли что может случиться, один раз какой-то кавказец выхватил сумку с бланками дипломов. Я не знаю, есть ли у вас оружие, и не хочу знать, но… Ты меня понял?
— Понял, Вениамин Эдуардович! — Из оружия на двоих был один кастет, полученный в счёт гонорара от
молодого докторанта. — Вот только куда провожать Минерву Степановну: туда или оттуда? Бланки-то она оттуда понесёт?
— Да, конечно. Я не так сказал. Туда она понесёт список выпускников, получит на всех бланки дипломов и вернётся на факультет. Но если у вас с Никифором целый день свободен, то лучше бы вы её и туда проводили. Но не рядом, а в отдалении, как бы выслеживая. Проверите, не хвостится ли кто за ней, на обратном пути легче будет, зная, чего можно ждать. Ну как — поможете?
— Конечно, Вениамин Эдуардович! Я только не пойму, зачем милиции список выпускников? И почему бланки дипломов выдаёт не министерство образования? Ничего, что я так любопытен?
— А сыщик и должен быть любопытным. Объясню, только ты уж не разглашай. В прошлом году был на вручении дипломов?
— Нет, Вениамин Эдуардович. Не нам же вручали.
— Так вот, вернулся я с этой церемонии в деканат, занялся текущими делами. Полчаса не прошло — являются два милиционера, то ли арестовать, то ли пригласить на допрос, я не понял.
— Вас?!
— Да нет, не меня, а одного из выпускников. А никого нет уже. Представь, что тебе дали диплом, стал бы ты ещё в корпусе ошиваться? Я вот помню, как Аристарх Афанасьевич в 85-м году — молодой ещё был! — сказал одному такому: «Я знаю, куда ты пойдёшь, получив диплом, но учти — издан Указ!» Помнишь, какой, Тимофей?
— Ну да… — Надо будет просмотреть старые подшивки. — Значит, подозреваемый улизнул? Скрылся от правосудия?
— Какое там скрылся! Они к нему домой приезжали, там говорят: ушёл получать диплом. Они сюда — а на полдороге бензин кончился. Не советские времена! Притаранили пешком — его нет. Ещё куда-то им тащиться лень, проще на человека наехать. Говорят: зачем вы раздали дипломы на полчаса раньше ареста? Пахнет укрывательством. Его, может, только диплом здесь и держал, получил — и фьюить, ищи ветра в поле!
— Абсурд! — фыркнул Тим. — Настоящего преступника им не взять, коли маловиновного не могут. И зачем человеку диплом на имя, под которым его ищут?
— И вот теперь бланки дипломов поступают в МВД, мы им носим список выпускников, они проверяют по компьютеру, все ли чисты, и тогда выдают соответствующее число корочек. Только ты молчи, это вообще-то незаконно. По закону мы должны выдать диплом каждому, кто успешно окончил факультет, что бы он ни совершил. Хоть убийство! Просто тому, кто в милицейские лапы попадёт, уже не до диплома, а если он очистится от подозрений, нам на него корочки выдадут отдельно и мы нашего каллиграфа из отпуска на час отзовём.
— Чёрт возьми! — не удержался студент. — Как будто у нас одни преступники учатся!
— Конечно, нет. Ты же знаешь наших ребят. Но если власти хотят выдавать новые документы только «чистым» гражданам, это их дело, не нам встревать. Ректор наш как-то пикнул… Ну, так как, берётесь с Никифором эскортировать Минерву Степановну, поохранять документы от лихих людей?
— Берёмся, по рукам, Вениамин Эдуардович! Нам завтра как раз делать нечего.
— Ладно, тогда будьте оба в девять утра в деканате. А записку коменданту насчёт Веры я тебе сейчас напишу. Пойдём! — И двое мужчин направились в деканат.
Когда Тим возвратился в свою комнату в общаге, его друга ещё не было. Студент переобулся, потом провёл предплечьем по загромождённому столу, освобождая место. Положил на него линейку, часы, листок бумаги с ручкой и, прихватив деканову записку, направился в кухню.
Вера была там, помешивая половником в кастрюле, откуда тянуло чем-то вкусненьким, чего не удаётся вкушать холостякам. Повертела переданную ей бумажку, пожала плечами. Переезжать так переезжать, она никогда не спорила. Только вот зачем писать тут о неуживчивости, они же с Милой прекрасно ладили, поладит ли так же с ней Настя? А-а, понятно, для легенды, если кто спросит, зачем такой переезд. Ладно, ну-ну. Толстая девушка с изрытым лицом снова взялась за половник, принюхалась к вареву.
Тим открыл холодильник и достал из него коробочку с иогуртом. Любви к молочному за ним до сей поры не замечали, стряпающие девчонки подняли брови, кто-то хихикнул. Не обращая внимания, студент причмокнул губами и вышел.
В комнате он содрал с коробки скотч, запустил в неё пальцы и вытащил какой-то металлический предмет, похожий на маленькую призму уголком. Пристроил его к краю линейки, взглянул на часы и записал время. Затем пододвинул стул, сел и, взяв очередной детектив, углубился в чтение, время от времени поглядывая на часы.
Когда в комнату, потирая ладони, вошёл весёлый Ник, листок был наполовину исписан цифрами, а с уголком произошла интересная метаморфоза. Угловая боковая грань выдвинулась со своего места примерно на сантиметр, и показалась толстая пружина, к которой эта грань была припаяна. Линейка с миллиметровыми делениями бесстрастно отмечала ход выдвижения.
— Ну как, работает? — спросил Ник, заглядывая через плечо другу. — А знаешь, оно нам может пригодиться уже сегодня — я дело для нашего агентства добыл.
— Ну и что, я тоже дело достал, — невозмутимо ответил Тим, записывая очередную цифру.
— Иди ты! Вот это жизнь: то ничего-ничего, а то два дела сразу. Слушай, а не пересекутся они? Справимся? Ты на когда договорился?
— Завтра с девяти утра и до обеда. Осторожно, не тряси стол. А ты?
— А я на сегодня в конце дня или вечером. Порядок! Сначала моё дело провернём, а потом — твоё. Рассказывай, что у тебя!
— Давай сначала ты, а я последу за этой штукой ещё пару минут. — Тим перевернул листок чистой стороной кверху и поправил линейку.
— Ладно, сначала пусть я. Нам такой секрет доверили, ты никому ничего не говори.
— О том, что нам сделать предстоит?
— Нет, это само собой. А тут секрет отдельный, такой вопиющий факт, из-за которого нас и нанимают. Ты слушаешь?
— Ну-ну… — Ручка записала очередное значение.
— Оказывается, всех наших выпускников, прежде чем вручить дипломы, капитально проверяют через компьютер в милиции! Гадство какое! Секретарша носит список в МВД и там ей дают корочки только на чистых. Ну ты представляешь, до чего у нас опустились, прямо полицейское государство!
— Хм… Ну, проверяют. А чего ты кипятишься? Ведь это резонно. Выпускники подписывают везде обходной лист — мол, чисты перед всеми подразделениями вуза, так пусть уж заодно и в милиции подпишут. Наоборот, они благодарны должны быть, что их толпиться там не заставляют, сами всё за них делают.
— Ну, ты даёшь! Во-первых, и обходной лист незаконен…
— А тянуть казённое имущество законно?! — вдруг вскипел Тим, забыв о своих измерениях. — Мне зимой на физре коньки не дали, мол, поди получи с задолжников. Если бы не обходные, всё имущество разлетелось бы в один час, поди собери!
Ник хотел сказать, что тот всё равно не умеет кататься на коньках, но решил не обострять ситуацию.
— Не кипятись, дружище! Пойми, хороший человек из-за какой-то ерунды может сильно залететь. Про него и забыли все давно, а компьютер скажет «виновен» — и всё пропало. Снова завертится карусель, и диплома не дадут, по судам загоняют.
— Та-ак… И этот «хороший человек», как я понимаю, тебя нанял в помощь. Выкладывай уж всё.
— Нас наняли, — сделал ударение на первое слово честный Ник. — Неужели ты думаешь, что я один всё загребу, без тебя? Кстати, вот, смотри — аванс! — Он положил на стол бумажник.
Тим заглянул внутрь, брови его поднялись, затем нахмурились. Щёлкнула застёжка.
— Давай, выкладывай. Да нет, не деньги. Что, где, когда?
— Вот я и говорю, — дюжий сыщик сел на стул верхом, — завтра список понесут на проверку в МВД. А тут как раз такое дело. Ребята семнадцатого мая праздновали годовщину Указа…
— Какого ещё указа?
— Ну, в восемьдесят пятом году, в мае указ такой вышел, в общем — сухой закон, чтобы люди не пили. И вот ребята с пятого курса отпраздновали эту дату и славно назюзюкались. И гурьбой перешли улицу в неположенном месте. Их засекли, переписали и велели ждать повестки к мировому судье. Ждут-пождут, а повесток нет. Кто-то ходил в милицию, да там от него отмахнулись.
— Ну и пускай себе ждут до истечения срока давности. Дело-то мелкое.
— Да ведь выпускников-то проверяют на компьютере! Вылезет всё это наружу и вновь начнётся бодяга. Как минимум, дипломы дадут с опозданием, а рабочие-то места ждать не будут. В общем, ребята прикинули, во сколько это им обойдётся. перевели на деньги и отстегнули нам жирный процент. — Кивок на бумажник. — Неплохо за час работы, верно?
— Погоди-погоди… Что надо делать и кто тебя нанял, скажи толком.
— Делать надо всего ничего: забраться сегодня вечером в деканат, найти папку со списком проверяемых и подменить его вот на это. — Ник вытащил из кармана и развернул листок. — Очень похож на настоящий, но некоторые буквы в фамилиях подменены: Кутепов — Кетчупов, Трусов — Турусов, Лажин — Лежан. Минерва Степановна не должна заметить, а компьютер пропустит.
— Очень похоже на
дело с кастингом, — глубокомысленно проговорил Тим. — Помнишь, на экзамене: главное, чтобы кто-то похожий сидел. Ха-ха-ха!
Несколько минут друзья смеялись, вспомнив то дело.
— А ещё будет смеху, если компьютер заругается на фальшивую фамилию. Вдруг этот… как его… Лежан, да, Лежан, разыскивается за серийное убийство? Пока разберутся, что к чему, нас так ославят в газетах. Питомник негодяев! Репортёры у нас шустрые.
Комната задрожала от богатырского хохота Ника. Немного отойдя, он сказал:
— Это их проблемы, наше дело маленькое — листок подменить. И я уже подумал, как. Когда Минерва Степановна соберётся сегодня уходить, один из нас отвлечёт её каким-нибудь вопросом, а второй зайдёт в дверь как будто за компанию и под шумок вставит в паз для язычка замка вот этот твой уголок. Потом опять чем-нибудь отвлечём секретаршу, чтобы не заметила, выходя. Сами дверь захлопнем, подёргаем ручку. Потом потусуемся где-нибудь поблизости, пока пружина не нагреется и не отожмёт язычок. Кстати, сколько времени на это надо, ты засёк?
Тим перевернул листок, скользнул глазами по цифрам.
— Думаю, минут двадцать-тридцать. Это смотря какая глубина паза и какая начальная температура.
— Ну вот, — продолжал его друг. — Покрутимся полчасика или снова в шахматы сыграем,
как тогда, потом вернёмся к деканату и скажем: «Сезам, откройся!» Я — на стремя, ты — на подмену или наоборот. И дело в шляпе.
— Нет, — возразил главный сыщик. — На стреме стоят тогда, когда есть куда отступать, а из деканата разве только в окно по верёвке улезешь, как
Фёдор тогда. Нет, лучше ты вообще уходи, а я всё обтяпаю сам. Пойми, — заметил он обиду в глазах товарища, — двоим там делать нечего, только людям глаза мозолить. Не убедил? Ладно, последний довод. Кто завтрашнее дело провернёт, если нас обоих повяжут?
— Какое завтрашнее дело?
И Тим пересказал другу свой разговор с деканом. Удивлению Ника не было предела:
— Смотри ты! Это что же, мы сами против себя действовать будем? Конфликт интересов?
— Никакого противоречия нет, — авторитетно заявил глава детективного агентства. — Декан не просил меня сторожить список. Охранять мы будем только бланки дипломов, а туда проводим Минерву Степановну, чтобы проверить, не следит ли за ней кто. И если со мной в деканате что-нибудь случится, эскорт будет полностью на тебе, а для этого тебе нужно полное алиби на сегодня. Поэтому как только вставим уголок, уходим вместе с Минервой Степановной, ты её проводишь как можно дальше, сумочку поднесёшь, а я по дороге отстану. А потом иди сразу в общагу и мозоль кому-нибудь глаза.
— Это что же получается: ты для меня дело находишь, а я — для тебя? Интересно как!
— Да так вот вышло. Теперь надо подумать, как отжимку охлаждать. Наш холодильник отпадает — идти до корпуса десять минут по жаре, да и пораньше надо прийти, на всякий случай. Холодильники на кафедрах тоже не годятся — никого в это дело посвящать нельзя. И остаётся только ведёрко со льдом.
— А знаешь что? Давай попросим сухого льду в «Шустрожоре»! Там у них к концу дня остаётся, я как-то видел. Они же соки охлаждают в такую жару, мороженое. Не дадут так — купим.
— Неплохая идея, — Тим даже поскучнел — почему не додумался сам. — Ладно, будь по-твоему, купим сухой лёд. А для легенды наденем белые халаты и скажем, что лёд нужен для опытов.
— Да ведь семестр-то кончился, вон дипломы уже выдают!
— А мы по легенде занимаемся научной работой, — выдумал главный сыщик. — Кстати, ведёрко должно быть двойным, а в промежуток наложим обычного льда, чтобы сухой не так быстро испарялся. Сможешь достать?
Ник кивнул.
— И возьми ещё что-нибудь, чтобы брать лёд и отжимку после охлаждения, а то пальцы примёрзнут.
— Это само собой!
Уточнив ещё некоторые детали, друзья собрались перекусить на дорожку, но тут Тим вспомнил:
— Да, а кто тебя нанял? Конкретно.
— Дружан выпускного курса, который вместе с ними тогда бухал. Викентий по имени.
— А кто им о нас рассказал, что мы такими делами занимаемся?
— Вроде Карп.
— Карп? Знаешь что, сходи-ка ты к нему и узнай, что да как. Я после того
удара ногой в живот видеть его не могу!
— Ладно.
Но не прошло и двух минут, как обескураженный Ник вернулся.
— Карп сдал всю сессию и уехал в деревню, — доложил он. — До осени. Рыбу ловить будет, купаться, загорать. Счастливый, правда?
— Уехал, говоришь? Ну-ка, подай мне бумажник.
С большой тщательностью Тим просмотрел сторублёвки на свет, прощупал пальцами.
— Вроде настоящие, — нехотя признал он. — Но всё равно подозрительно всё это. Фактически анонимный клиент, которому непонятно кто нас рекомендовал, почти криминальное дело…
— Почему криминальное? Мы же ничего плохого не сделаем.
— Ну, это мы с тобой знаем, что плохого не будет, а коли повяжут меня во взломанном деканате? Доказывай тогда, что ты не верблюд, что забрался с благими целями.
— На верблюда забрался?
— В деканат!
— Ну, давай тогда я туда полезу. Мне уже как-то приходилось доказывать, что я не верблюд.
— И доказал?
— Нет. Я просто плюнул и ушёл.
Тим взорвался хохотом. Похрюкал, потёр нос, потом сказал:
— Нет уж, готовься к завтрашнему эскорту. В деканате сила не нужна, а вот завтра понадобится.
— Ладно, уговорил. — Улыбка. — Пойдём перекусим, а то скоро выходить.
И друзья двинулись на кухню.
Через полчаса они уже шли по дорожке, ведущей от общежития к учебному корпусу. Ник держал в руках ведёрко, в котором виднелось ещё одно, поменьше, и давал другу последние инструкции:
— Папка должна лежать на столе секретарши или в одном из его ящиков. Они не заперты.
— А не в сейфе? Тогда мы швах.
— Про сейф Викентий ничего не говорил. Но если папки не будет в открытом доступе, мы умываем руки. Не наша вина, что не удалось. Аванс, конечно, оставим себе.
— Аванс меня успокаивает, но не полностью. Что-то тревожно… Ладно, скоро всё выяснится.
Они вошли в корпус и приготовились объяснить вахтёру своё позднее посещение. Но Карл Потапыч с увлечением читал вузовскую многотиражку и не обратил на них ни малейшего внимания. Тим успел заметить, что гвоздик «Деканат» пуст. Хороший знак!
Поднялись по лестнице. На подоконнике окна посреди пролёта лежала стопка той же газеты. Так бывало, когда порой печатались сенсационные вещи или же официальные известия, которые полагалось доводить до каждого. Тим взял одну газету.
— На досуге почитаем, — сказал он. — Пока не подошли к «Шустрожору» — надевай халаты!
Друзья облачились в белое и, завернув за угол, пошли мимо столиков, вереницей тянущихся вдоль длинной стены. За одним из них стоял седовласый человек с морщинистым лицом и кустистыми бровями, показавшийся смутно знакомым. Он потихоньку цедил из полупрозрачного стаканчика какое-то тёмное питьё и мелко кусал галетку крепкими белыми зубами.
— Здравствуйте, Никандр Федотович! — сказал Тим, вспомнив, кто это мог быть. Ник машинально произнёс: — Добрый день!
Седой человек посмотрел на них, немного нахмурился и кивнул головой. Затем повернулся в другую сторону и снова поднёс стаканчик к губам. Вкусно пахло свежесваренным кофе.
Сыщики завернули за угол.
— Это же Никандр Федотыч, — зашептал Тим. — Помнишь
дело о последней переэкзаменовке Артёма? Ну, минералог, у которого Кешка увёл всю коллекцию. Ему ещё тогда слабительного дали вместо сердечного.
— Разве это он? — удивился Ник. — По моему, просто похожий человек. Я просто за компанию поздоровался. Ты, наверное, ошибся.
— Но он же не сказал, что его зовут иначе. Вот тебя назови девушка Колей — ты же взовьёшься! Просто мы мало этого Эн-Эф видели, только в тот самый день, вот ты его и не запомнил как следует. И нахмурился он правильно — ведь именно в нашем присутствии ему тогда дали слабительное. Условный рефлекс! Но здороваться надо, хоть он нас и не любит.
— Вот я и сказал: «Добрый день!» По-моему, после слабительного «Здравствуйте!» издевательски звучит.
— Ладно, перездоровываться не будем. Чего мы это сюда пришли? Надо вперёд обычного льду накласть. Пошли к Бурычу!
На кафедре термохимии рабочий день, как и везде, близился к концу. Сотрудников уже как ветром сдуло. И, конечно, у буровского стола сидела Нина и приглядывала за кипятильником. Сам Куприян Венедиктович, без пиджака, углубился в чтение многотиражки, забыв о дымящемся стакане. С неудовольствием оторвавшись и узнав, что требуется, не дослушав, зачем, велел парням пошарить в холодильнике.
— Только осторожнее отдирайте, — попросил он. — Не повредите обшивку испарителя.
Нина протянула сыщикам скальпель.
— Вообще-то, на термохимию надо приходить за горячим, — пошутила она. — Горячим чаем, например. А кому нужен лёд — иди на кафедру криохимии.
Друзья шуровали вовсю, по плечи втиснувшись в холод, в ведёрко с шорохом и скрежетом сыпались ледышки и снег.
— Да, Ниночка, чаю им тоже налей, замёрзнут, — попросил доцент, не в силах оторваться от чтения.
— Спасибо, — сказал Ник, убрав голову из ледяного царства и вставив в большое ведёрко маленькое. — Но Тиму некогда, а я его провожу и приду. С удовольствием попью ваш чай, Куприян Венедиктович.
С леопардом, как всегда? — Он вспомнил о нужде в алиби.
— Лучше бы сейчас — я скоро ухожу. Вот только статью дочитаю и чай допью. Интересная статья, про нашего ректора. Вы не читали?
Тим показал свистнутую на лестнице газету.
— По всему корпусу валяются, — преувеличил он. — Мы потом в общаге почитаем. Спасибо за лёд, Куприян Венедиктович, хватит нам. Пойдём мы. До свидания.
— Пока!
Сыщики вернулись к «Шустрожору». Народу никого не было, но с тёткой-продавщицей беседовал Аристарх Афанасьевич. Пришлось переждать, делая вид, что разглядывают пустую витрину.
— … измордовали ребят до полусмерти, — слышался возмущённый голос старого доцента, — а потом ещё и претензии к ректору — почему его студенты ходят на митинги левых, антиглобусничают? Дожили! Ректор, им жандармом должен быть, запрещать членство в политических партиях. Только «медвежатами» быть студентам, видно, можно.
Тётка сочувственно поддакивала:
— Я вижу постоянно, ходят некоторые и на витрину голодными глазами глядят, а ничего не покупают. Или берут студенческую булочку за полтора рубля и чай без сахара. Жалко мне их! Что же им, к толстопузым примыкать? На какие демонстрации им и ходить, как не на коммунистические!
— И успеваемость невысокая, — продолжал Шелупанов. — Набираем-то студентов только из детей богатых родителей, и интеллектуальная база резко сужена по сравнению с советскими временами. Нет, ректор наш молодец, что держится. Но надолго ли его хватит? Говорят, есть инструкция заменять на спецслужбистов… — Заметил студентов, чинно с ним поздоровавшихся, заспешил: — Ладно, всего хорошего вам, пойду.
Тётка вопросительно посмотрела на друзей.
— Почти ничего не осталось, — возвестила она. — Поздно пришли, голубчики.
— И сока не осталось? И мороженого?
— Ни-че-го!
— Вот и хорошо, — последовал неожиданный вывод. — Значит, сухой лёд у вас освободился, охлаждать больше нечего. Не могли бы вы, тётенька, дать нам сухого льду? Нам для опытов нужно, по криохимии, — он выпятил свой белый халат.
Просьбу пришлось повторить, прежде чем продавщица неохотно открыла металлический контейнер.
— А у вас есть, чем брать? — спросила она. — А то ведь он жутко холодный.
Ник вытянул вперёд руку в солидной варежке, которую успел надеть.
— Ну так бери!
Варежка нырнула внутрь, задёргалась, наконец, выудила маленький кусочек, который тут же отправился в ведёрко.
— Ещё!
Рука повторила свой манёвр, но оказалась пустой.
— Там больше ничего нет, — растерянно сказал Ник.
— Как нет?
— Как так нет? — не поверила тётка. Заглянула сама, потрясла контейнер. — Всегда фунт-другой оставался, без этого еду не охладишь. В самом деле нет. Украли, не иначе, украли. Караул!
— Украсть не могли, раз эта штука возле вас всё время стояла.
— Но я же отлучалась руки мыть!
— Скажите, а клиенты жаловались на тёплый сок? Может, на подтаявшее мороженое?
— Нет вроде.
— Значит, лёд украли — если украли, а не испарился сам — совсем недавно. Вы когда последний раз уходили мыть руки?
— Да минут двадцать назад. Может, полчаса.
— Вот, наверное, в это время лёд и испарился. Вы не замечали, здесь никто подолгу не стоял, не ждал, когда вы уйдёте?
— Не заметила, вряд ли. А ты, случаем, не сыщик? Как-то ловко у тебя это получается — доискиваться до правды. Я слышала, что у нас на факультете есть два знаменитых сыщика. Вы не они будете или, раз молоденькие, — ученики их?
— Нет, не ученики, — почти не соврал Тим. — Нам, извините, в лабораторию надо ворочаться. Спасибо вам огромное, хотя ледышка, конечно, махонькая.
— Не за что!
Оставив тётку в недоумении смотреть на пустой контейнер, друзья двинулись к деканату, скидывая на ходу уже ненужные халаты.
— А ты не думаешь… — начал Ник и осёкся. Из деканата вышел Никандр Федотович и стал спускаться по лестнице.
— Ты не думаешь, что это он? — свистящим шёпотом спросил Ник, смотря вслед согбенной фигуре. — Больно уж медленно ел и пил, будто ждал чего-то.
— Это — вряд ли, — усомнился Тим. — Такой солидный человек не будет воровать лёд. Ему и так дадут, если попросит. Хотя зачем минералогу сухой лёд — ума не приложу. В природе он не встречается.
— Но тогда выходит, что украсть лёд не мог никто, — растерянно произнёс второй сыщик. — Зачем красть, если даже студам так дают, как нам вот дали?
— Ну, если лёд нужен для нехороших дел, скажем, подложить на стул кому-нибудь, то светиться, выпрашивая, никто не будет. Но я думаю, что он или сам испарился или же тётка его кому-то толкнула и использовала нас себе на алиби. Заметил, как ловко она ввернула, что не знает, сыщики ли мы?
— Ш-ш-ш! Минерва Степановна.
И верно, секретарша вышла из деканата с явным намерением запереть дверь. Сыщики на полных парах устремились к ней.
— Подождите, пожалуйста, Минерва Степановна!
Женщина с ключом в руках обернулась.
— Извините, но Куприян Венедиктович уезжает в командировку и просит вас проверить, всему ли курсу он выставил зачёт по теории энтропии. А то Аристарх Афанасьевич экзамен не примет.
Секретарша тихо заворчала и в сопровождении Тима вернулась в деканат. Ник замешкался у двери со своим ведёрком.
— Вот и найди тут эту вашу ентропию, — водила Минерва Степановна глазами по полкам с толстыми папками. — Здесь, кажись. Какой это курс? Я ведь на память всю эту науку не беру.
Тим принялся медленно развязывать тесёмки и рыться в папке с ведомостями, скашивая глаз на возящегося у косяка друга. Оказалось, что Буров на этом курсе вообще ничего не ведёт. Пришлось взять первую попавшуюся (последнюю в папке) ведомость и сделать вид, что проверяешь её.
— Нет, у всех есть зачёт, — пробормотал сыщик и тут же заметил, что эта ведомость сугубо экзаменационная. Шустро спрятав её в ворох других, принялся завязывать тесёмки. — Извините, Минерва Степановна, за беспокойство, но вы же знаете, как это бывает. Не все приходят на зачёт, ведомость сдаётся с пробелами, потом хвостисты тянутся по одному…
Тим знал, что говорил — сам был из таких. Не жалея красок, расписал трудности работы преподавателей с лодырями и лентяями.
— Ладно, клади папку, мне домой пора, — прервала его красочную исповедь секретарша.
Сыщик выполнил указание и двинулся за ней к выходу.
— Завтра мы вас сопровождать будем, в МВД и обратно, — молол он не переставая. — Видите, — жест рукой, — какой он сильный, никто корочки отобрать не посмеет.
Минерва Степановна машинально посмотрела вслед за вытянутой рукой на мускулистую фигуру — значит, не посмотрела на паз язычка замка, в котором что-то блестело. Тим сам захлопнул дверь, скрыв предательский блеск.
— Завтра нам ровно к девяти приходить или пораньше? — прозвучал невинный вопрос. Но женщине было не до мелочей.
— Что-то замок заедает, — озабоченно проговорила она, крутя ключ. — Не засорился ли паз? — Она взялась за ручку.
Тим подмигнул, и Ник сразу же вежливо отобрал у неё ключ и с недюжинной силой повернул в замке. Замок удивлённо крякнул. Ключ вернулся в руку секретарше, а Тим снял с подоконника ненужное уже ведро.
— Приходите в девять, чего уж там, — разрешила Минерва Степановна. Тяжёлых вещей при ней, оказывается, не было, и повод для проводов отпадал.
Парни попрощались и быстро пошли в туалет — освободить ведёрко.
— Чёрт бы её побрал, — проворчал Тим, убедившись, что в туалете никого нет. — Повернула ключ! Уголок рассчитан на отжатие язычка при свободном защёлкивании, а после поворота ключа язык фиг сдвинешь.
— Зачем же ты мне мигал, просил помочь повернуть ключ? — спросил Ник, ударяя ладонью по жалобно звенящему донышку ведра.
— Как будто был выбор! Она же хотела паз осматривать. М-да, ситуация…
— Может, сработает, — тоскливо предположил дюжий сыщик, переворачивая опустошённое ведро.
— А может, и нет. Придётся тебе меня подстраховать. Иди сейчас в общагу, бери наши отмычки и жди меня там, откуда видно окно тамбура туалетов. Ну-ка, выйди и посмотри в это окно.
Ник исполнил указание и кивнул: да, он знает, где сидеть.
— Я тебе отсюда помашу, если инструменты понадобятся, — продолжал главарь. — А нет, так выйду и подойду. А ты сейчас, когда будешь уходить, шумно попрощайся с вахтёром, вот алиби и будет.
Студенты вышли из туалета. Ник было направился к выходу.
— Да, одно ведёрко-то оставь, — велел Тим. — Мне оно может пригодиться.
Друг подчинился, и через минуту стало слышно, как он громко спрашивает у вахтёра, который час.
Главный сыщик не стал возвращаться в туалет. Было общеизвестно, что горячая вода с начала «реформ» подаётся только в женский. Хотя рабочий день формально закончился, женщины в корпусе, наверное, оставались, рисковать не следовало.
Тим присел на подоконник и взглянул на часы. Уголок, небось, уже начал нагреваться и бороться с язычком. Скоро ему понадобится помощь. Что же никто не идёт — едят ведь бабы и пьют, витрина «Шустрожора» пустая, а последствия где?
По коридору застучали каблучки — явно сюда. Но радость нашего героя была недолгой — перед ним возникла Жанка-парижанка, отношения с которой после
следственного эксперимента были испорчены.
— Привет, Жанок, — подобострастно произнёс Тим.
— Привет-привет, — сухо сказали губы, накрашенные белой с примесью розового помадой. Со стороны казалось, что неряха не вытерла утром зубную пасту. Ну и мода!
— Жанночка, у меня беда, — продолжал унижаться сыщик, осторожно загораживая ей дорогу. — Прищемил сейчас дверью кабинки палец, — он посмотрел на кисть, страдальчески поморщился, сунул в рот, — надо бы его в ледяную воду, да отключили, гады. Будь добренька, набери в это ведёрко холодненькой водички из женского, а!
— В бачок сунь свой палец! — последовал холодный совет, красивые, но равнодушные глаза смотрели куда-то мимо.
— Так крышки же бачков приварены. Комендант приварил после
того случая с шантажом, — торопливо напомнил проситель.
— Тогда уж — прямо в унитаз, — ехидно посоветовала барышня, теряя терпение. — Говорят, мочой сейчас лечат.
— Да унитазы-то у нас с косым спуском, по локоть руку сунешь, а воды не достанешь. Ну, Жанночка, ну, миленькая!
— Вы, сыщики! — фыркнула девица, обдав нашего героя волной презрения. — Пари мне срывать горазды, а как приспичит, так «Жанночка, выручи!» Ладно уж, давай своё ведро!
Она не нагнулась к дужке, а шагнула вперёд и присела, и парень ощутил контакт упругой девичьей плоти, плотный контакт с волочением. Даже с недругами Жанна не отказывалась от своей сексапильности.
Звякнув ведром, она скрылась за дверью женского туалета. Тим, забыв про «больной» палец, потёр руки и вытащил из кармана носовой платок, сложил его в несколько раз. Из-за двери доносился звон струи о дно ведра, всё более и более приглушённый. Наконец, дверь приоткрылась и девичья рука с трудом выставила полное ведро за порог.
— Лечи свой палец, хлюпик! — прозвучал издевательский голос. — А у меня запор. — Дверь захлопнулась, шёлкнула задвижка.
Из ведра валил густой пар — кипяток! Тим для виду ругнулся, потом обмотал платком начавшую нагреваться дужку и пошёл прочь. По дороге он прихватил стоящую в углу тамбура ручку, явно от швабры.
Вот и деканат. Сыщик поставил ведро на пол и, убедившись, что вокруг никого нет, нагнулся к замку. Изнутри доносился приглушённый, но яростный треск — нагревшийся уголок боролся с язычком. Ручка двери не поддалась, попытка просунуть в щель замка лезвие перочинного ножа оказалась безуспешной. Да, нужна помощь.
Сунув ручку в ведро, чтобы создать впечатление полной швабры, на минутку оставленной уборщицей, студент пошёл к «Шустрожору». Заведение уже закрылось, но мусор ещё не выносили. В большом пластиковом баке нашлось несколько одноразовых стаканчиков и картонных пакетиков из-под сока со вделанными соломинками. Прихватив отобранное, Тим вернулся к деканату.
Там он отодрал дно у коробки и, перевернув её, сунул носиком в щель над замком. Осторожно зачерпнул кипяток в стаканчик и стал лить его в импровизированную воронку. Треск внутри замка усилился, стал переходить в скрежет. В воздухе раздались ноты, свойственные туго натянутой басовой струне.
Лить кипяток приходилось осторожно, с оглядкой. Перед дверью появилась и начала растекаться лужа. На случай появления кого-либо была наготове легенда об уборщице, поручившей студенту унести дырявое ведро, из которого натекла лужа, и ушедшей за исправным.
Наконец, скрежет стал настолько сильным, что Тим испугался, что его услышат. Вдруг раздалось лязганье и металлический звон. Сыщик быстро дёрнул ручку двери и тут же отшатнулся от начавшей падать воронки с кипятком. Дверь отворилась, уголок победно торчал из паза и дрожал как камертон.
Сейчас всё решала быстрота. Правда, оперативник перед решительными действиями прислушался. Шаги, вроде бы звучавшие за поворотом, не подтвердились, и он начал шуровать.
Отодвинул ведро в сторону, ногой отшвырнул уже ненужный инвентарь подальше. Выдернул уголок и сунул в карман. Перешагнул лужу и вошёл в деканат, на ходу доставая листок для подмены.
Вот и стол секретарши. На нём и вправду лежала папка, но она оказалась набитой экзаменационными ведомостями. Жаль пяти секунд на развязывание тесёмок! Собственно, именно с помощью этой папки он с Ником отвлекал Минерву Степановну полчаса тому назад. Ещё пять секунд на завязывание…
Значит — в ящиках стола. Они начали выдвигаться и задвигаться. Обыск содержимого протекал очень оперативно — казалось, действует опытный грабитель.
К сожалению, быстрота означала стук и скрип, что заглушало приближающиеся, оказывается, к деканату шаги. Захлопнув очередной ящик, Тим вдруг услышал два шлепка — подходящий вляпался в лужу. Отступать было поздно и некуда. Сыщик бросился под прикрытие выступа стены, за которым его не должны были сразу увидеть. Чем чёрт не шутит, может, пронесёт! А если всё же застукают, скажет, что ищет тряпку вытереть лужу — уборщица, выглянув из деканата, попросила, а сама ушла.
Но подошедший невидимка явно не торопился поднимать тревогу. Он помедлил пару мгновений, а затем что-то мелькнуло в воздухе от двери и Тим услышал звук падения твёрдого предмета. По-видимому, брошенное угодило в канцелярский стаканчик, потому что по комнате полетели ручки и карандаши. Раздалось ещё несколько щелчков. Мишенью были уязвимые предметы — треснул графин с водой, лопнула крышка принтера, опрокинулась бутылочка с
чёрной штемпельной краской, запачкав весь стол. Всё молча: швырк, цок, бряк, шмяк! Напоследок послышался звук льющейся воды. Что интересно — ведро ни разу не звякнуло, разве что чуть-чуть, когда его пустым ставили на пол. Дело завершили тихие удаляющиеся шаги.
Сыщик выскочил из своего укрытия. Дело дрянь, надо спасаться! От двери шла волна кипятка, так просто не уйдёшь! Вот она накрыла какой-то блестящий предмет, и он отчаянно зашипел, задымил. Вскочивший на стол студент заметил ещё несколько таких белых кусков, лежавших там и сям. Слабые познания в химии подсказывали ему, что это — сухой лёд.
Ник беспечно сидел на лавочке, побрякивая связкой ключей, и поглядывал на уговоренное окно. Солнце мало-помалу клонилось к западу, его лучи начинали играть на стёклах, мешая рассматривать, что там, внутри. По дорожке ходили люди, иной раз — жмущиеся друг к другу парочки, всё больше по направлению к общаге, где по летнему времени было много пустых комнат. Ясно зачем!
Появилась фигура Тима, но не в окне, а наяву, тяжело дышащая, в покрытой мокрыми пятнами одежде. Башмаки были промочены насквозь, волосы взъерошены.
— Смываемся! Я в заварушку попал!
Сыщики умели «проваливаться сквозь землю», и сейчас они проделали именно это. Уже в безопасности, сидя в их комнате в общаге, Тим разоблачался от мокрого и рассказал другу о произошедшем в деканате.
— Значит, кто-то встал в дверях и принялся кидать сухой лёд, — понял Ник. — А потом вылил из ведра воду. Зачем, интересно?
— Ну, насчёт воды всё просто. Он хотел преградить мне дорогу, чтобы я (или ты — он ведь меня не видел) не мог сразу выскочить и опознать его. Или сбить с ног, если бы это вдруг был ты.
— Но ведь, кто бы это ни был, не мог предусмотреть ведра с водой. Ведро — это твоя выдумка в последнюю минуту. А если бы его не было?
— Ну, тогда бы он защёлкнул замок. Может, сунул бы чего в замочную скважину, как в
деле о рекламе. Пора бы тебе понять, что мы стали жертвами заранее продуманной, хладнокровной провокации. И всё твой Викентий — «друг курса»!
— Ни за что бы не подумал, — стал оправдываться Ник. — Так убедительно говорил, деньги, главное, вперёд дал. Никто ведь нам так не платил. Потом, декан ведь подтвердил, что список понесут в милицию, и понесут именно завтра.
— Не декан подтвердил, а твой Викентий это каким-то образом выведал и воспользовался. Нет, ну как же ты лопухнулся и меня подставил! Хорошо ещё, что не повязали. Вот, смотри, как ноги ошпарило! — Красные пятна выглядели ужасно. — А куда было деваться — не ждать же, когда повяжут. Кто-то уже топал, пришлось вброд гнать.
— Да, ошибся я, ничего не скажешь. Зато твои выводы оправдались. Помнишь, ты сказал, что если сухой лёд крадут, то только для криминальных дел?
— Да уж, — промычал Тим, осторожно снимая промокшие носки и морщась.
— Но что же это за провокация? Зачем швырять сухой лёд? Если провокация — значит, застукают и повяжут. А тут какое-то хулиганство. Он не в тебя метил?
— Нет, я ему не был виден. И этот кто-то явно не хотел, чтобы меня в деканата застукали. Всё он делал слова не сказав, в тишине. Только швырк, цок, бряк, шмяк! Ни в зеркало, ни в аквариум он не попал, тогда зазвенело бы на славу!
— Наверное, себя берёг, его ведь с тобой могли застукать. Но зачем же он всё-таки бросал и почему именно сухой лёд? Красть надо, потом, перчатки, посудина…
— Сухой лёд — это хорошая придумка, — признал Тим, вытирая ноги полотенцем, по комнате полз противный запах прелых носков. — Он быстро испаряется, полчаса крупному куску — за глаза! Но пока не испарился, твёрдый и молотит вещи не хуже камня. Несколько предметов пострадало, я же говорил.
— А смысл?
— Смысл в том, чтобы создать впечатление, что в деканат ночью кто-то забирался. Нас не могли нанять, чтобы мы там похулиганили, так наняли для тайных дел, а хулиганство организовали отдельно. Ловко! Войти громила с палкой не мог, так из укромного места швырял сухой лёд. И наше молчание гарантировано. И всё это за весьма скромную плату.
— Но зачем кому-то впечатление, что в деканат влезали ночью? Наоборот, если список подменять, то надо тихо-мирно.
— Ну сколько тебе объяснять! Не было никакой пьянки, повесток, угрозы ареста, нужды подменять список. Это всё только легенда, чтобы побудить нас открыть дверь деканата. И я вижу только одно объяснение, зачем, — Тим развешивал одежду для просушки, надев свои жёлтые плавки. — До конца рабочего дня из деканата что-то украли, и от вора нужно отвести подозрения. Я понял, почему мне дали возможность выбраться незамеченным: застукай меня там, меня бы обыскали и украденного не нашли бы. И тогда, равно как и без признаков ночного вторжения, подозрения обратились бы в сторону некоторых сегодняшних посетителей деканата. Чтобы этого не допустить, был разработан хитрый план с задействованием детективного агентства «Ник энд Тим» в качестве простофиль.
— Викентий разработал?
— Пари держу, что его иначе зовут. Твой «Викентий» — это просто член какой-то шайки, а кража из деканата, скорее всего, — это один из эпизодов какого-то большого дела. Ясно, что украдены не деньги и не драгоценности.
— А что же?
— Много от меня требуешь, дружище! Скорее всего, какие-то документы, хотя я не представляю себе, как что-то украсть, когда всё время там сидит секретарша, да и декан время от времени ходит, замдеканы. Но если это документы, то их будут как-то задействовать, то есть преступная деятельность продолжится.
— Ты намекаешь, что дело закрывать рано?
— Хороши мы будем, если умоем руки! Тут одно из двух, друг мой ситный: или мы не берёмся за тёмные дела и тогда надо деньги вернуть Викентию, разыскав его для этого, или же берёмся, тогда надо слупить с него доплату, ибо дело оказалось более рискованным, чем он это пытался представить. Потом, материальный ущерб, — жест в сторону развешенной одежды, — Да, и убыток деканата возместить надо бы.
— Ну, хорошо, давай продолжим, до завтрашнего утра я свободен. Что надо сделать?
— Для начала воспользуемся нашим постоянным источником информации, чтобы узнать, что могло быть похищено.
— Буров? Но он уже, верно, дома.
— Придётся идти домой, время дорого. Погром и потоп в деканате должны уже обнаружить, кто-то туда топал, я еле ускользнул. Кто знает, что завтра будет? И ехать придётся именно тебе.
— Потому что я с Викентием лопухнулся, в наказание?
— Нет, потому что мне не в чем пока, — жест в сторону верёвки. — К завтрему высохнет, а пока я как на пляже. — Парень, в одних плавках, широко расставил ноги и потянулся. — У-у-э-эх! — Опустил руки, посерьёзнел. — Сможешь узнать, что надо?
Друг был в этом совсем не уверен. А поскольку одежда атлета худосочному товарищу не подходила, он высказал идею в духе «Джентльменов удачи»:
— Давай наденем майки и трусы, как будто бегуны. Троеборье у нас. И рванём к Бурычу вместе.
Тим был не в восторге, но иного, если доводить дело до конца, не оставалось. Кроме того, можно было на весь вечер запереть дверь, а то ещё придёт кто-нибудь, заинтересуется мокрой одеждой, а завтра услышит о потопе…
Друзья облачились в лёгкие спортивные костюмы и, присев на ковровую дорожку, погнали за информацией.
Две фигуры, одна — коренастая, атлетичная, другая — худенькая, слабая на вид — усердно работали ногами, под которыми неслась земля. Запруженные в конце для центральные улицы они миновали быстрым шагом, а по периферийной, малолюдной пустились бегом.
Да, Тим был неважным бегуном. Начал он резво, даже обогнал на первых порах друга, но быстро стал выдыхаться и даже задыхаться. Теперь он перебирал ногами вихляючи, по-рыбьи ловил воздух широко открытым ртом, лицо выражало страдание.
Внезапно шутя бегущий с этой скоростью Ник скачком метнулся к товарищу и сильно дёрнул его вбок. Друзья закрутились друг у друга в объятьях. Мимо промелькнул человек, которого мчащийся не видя белого света Тим чуть не сбил.
Сбоку послышался девичий смех. Остановив круженье, более сильный из сыщиков зло глянул в сторону девочки с мороженым и задумчиво — в спину удаляющегося человека.
— По-моему, это Купчинин. Надо было поздороваться.
Тим хватал ртом воздух.
— Раз-ве? — вырывались слова. — Не-ет, вряд ли. Спи-на не та.
— Всё равно не здороваться невежливо, даже если спина не та. Здороваемся-то спереди.
— Неужели это он? Да, а он сам-то поздоровался с нами?
— По-моему, кивнул. Я не успел заметить, — оправдывался Ник, — тебя пытался остановить. Но раз кивнул — значит, знакомый.
— Донат Купидонович мог бы и вслух поприветствовать, — сердито сказал Тим. — Хорошо всё-таки знакомы. — Он ловко поддерживал разговор, чтобы подольше отдохнуть.
— Да ты так мимо него порскнул, что только и успеешь, что кивнуть. И вообще, сам ты, что ли, не кивал знакомым, когда спешил? Обычное дело.
— Так то когда спешишь!
— И без спешки такое бывает. Вот, сегодня нам Никандр Федотыч кивнул, хотя стоял. Ну, помнишь, в «Шустрожоре»? Он ещё нахмурился и спиной повернулся. Наверное, дуется на нас, что ему тогда слабительное вместо сердечного дали.
— А чего дуться — не мы же давали. Давал Заяц, и то — честно заблуждаясь, мы только присутствовали. В коробочке из-под сердечного… — Тим вдруг замолк и задумался. — Ты помнишь, чем пахло в воздухе, когда мы шли мимо столиков?
— Пахло? Ну, ванилью, ещё кофе несло. Я ещё удивился — работу кончают, а воду всё же кипятят, раз кофием так издалека тянет. А при чём тут запах?
— При том, что я, кажется, понял, в чём дело. Что же мы это тут расстаиваемся?! Вперёд, к Бурычу! — И Тим легко помчался вперёд.
Они сидели вокруг стола, накрытого для лёгкого чая. Куприян Венедиктович в домашнем халате радушно угощал гостей. Его супруга занималась чем-то на кухне.
— Что можно украсть из деканата? — переспросил Буров после некоторой паузы. — По-моему, студентам там уже нечего воровать, все документы свободно ходят между ними. Одни направления на пересдачу
с чёрными печатями и подписью якобы декана, — Ник покраснел, — чего стоят! Люди теперь решают все вопросы с деканом устно, как будто неграмотные. Даже ректорские приказы теперь не ксерят, а зачитывают по телефону, назвав перед тем пароль.
— Тогда я поставлю вопрос иначе, — заявил Тим, разламывая большую печенюшку. — К какому документу может свободно получить доступ зашедший в деканат человек знакомого вида? Предположительно, это лежит на тумбочке.
— Лучше переходи, Тимофей, сразу к делу, — предложил доцент. — Раз бежали ко мне через весь город, значит, дело тут не в том, что вы прочитали сегодня в газете. Или вы хотите узнать про секреты Мадридского двора, чего всем не печатают?
— В какой газете? — недоумевали друзья.
Куприян Венедиктович поднялся и снял с журнального столика вузовскую многотиражку. Ту самую, что его увлекла сегодня там, на кафедре.
— Ах, эту! Но мы же только обещали её почитать. А от студенческого обещания до выполнения…
— Знаю-знаю, — подначил Буров, — дистанция, однако… Читайте тогда сейчас, там всё сказано.
Сыщики углубились в чтение. Им тем временем подлили чаю.
— Значит, преподаватели собирают подписи в поддержку ректора, — наконец оторвался от газеты Тим. — И подписные листы лежат на тумбочке в отдалении от стола секретарши. Поэтому-то я их и не заметил… — Он понял, что проговорился и быстро добавил: — … когда говорил с Минервой Степановной. Да, Куприян Венедиктович, а много подписей на самом первом листе, где сама петиция?
— Нет, немного, — ответил доцент. — Петиция вышла довольно длинной, на двух сторонах листа. Надо же было объяснить министру, за что конкретно губернатор взъелся на нашего ректора, почему не даёт ему пролонгации на следующий срок. Так что там только две или три подписи внизу уместилось, а остальные — на отдельных листах.
— И это просто отдельные листы? Хотя бы колонтитул идёт: мол, подписи собраны ЗА ректора?
— Нет, это обычные листы писчей бумаги.
— Значит, к ним можно приложить петицию любого содержания, — как бы мимоходом заметил сыщик и отпил из стакана.
— Что ты имеешь в виду? — поднял брови хозяин. — Запечатывать и отправлять конверт будут надёжные люди, из деканата. Да нам всем невыгодно, чтобы в ректоры прислали варяга, выслуживающегося перед областным начальством!
— Запечатывать и отправлять будет нечего, — спокойно сказал Тим, беря из вазы ещё одно пирожное. — Листы с подписями сегодня были украдены из деканата. Или заменены на фальшивые, что ничуть не лучше.
Буров и Ник вскочили, ошеломлённые. Даже хозяйка на кухне перестала стучать кастрюлями и прислушалась.
Тим тоже встал: неудобно сидеть, когда хозяин стоит.
— Сегодня мы перед окончанием рабочего дня, — начал объяснение он, — шли мимо столиков «Шустрожора». За одним из них стоял человек, похожий на Никандра Федотовича, и пил крепкий чёрный кофе. Но дело-то в том, что мы познакомились с этим минералогом, когда он зашёл на кафедру и попросил у Захара Яновича сердечное.
— Но сердечникам кофе вреден. — Куприян Венедиктович опустился на стул, сели и гости.
— В этом-то и дело, — продолжалось объяснение. — Потом, мы поздоровались с этим человеком развёрнуто, а он нам только кивнул и отвернулся спиной. Когда не спешат, здороваются вслух, верно? Внешность у Никандра Федотыча приметная: седая шевелюра, кустистые брови, глубокие морщины, согбенная спина. Такую внешность легко имитировать, а вот голос подавать нельзя, чтобы не выдал. Ещё галету он кусал с орехами — старцу такая не по зубам. И перед самым закрытием деканата этот человек оттуда вышел, молча, а после него вышла только Минерва Степановна и стала запирать дверь.
— Выглядит подозрительно, — согласился после паузы Буров. — Но мало ли кто может быть похож на другого человека, это ещё не преступление. И почему ты думаешь, что он украл подписные листы?
— Так ведь больше ничего украсть нельзя, раз секретарша сидит! А вот тумбочку можно заслонить корпусом и при известной ловкости рук всё обделать.
— Но почему ты думаешь, что этот человек вообще что-то украл? — допытывался доцент. — Мало ли зачем можно зайти к секретарше. Может, отец какого-то балбеса, выждал, когда Минерва одна останется, чтобы сунуть взятку.
Зазвонил телефон. Хозяин поднял трубку.
— Да… Да, Вениамин Эдуардович… Нет, не планировал… Ну, если надо, то приду… А что случилось? — Он с подозрением покосился на гостей. — И большой погром?.. Вода?.. Какая вода?.. А листы? Подписные листы не пропали?.. Ну, это долго объяснять… Так, значит, пропали?… Ну, не знает, так пусть запрёт и опечатает, завтра разберёмся… Почему думаю? Да просто беспокоюсь за это дело, а тут такая заварушка… Хорошо… Всего доброго.
Буров положил трубку и лукаво посмотрел на Тима:
— Что, ты говорил, с твоей одеждой сталось, почему в маечке да трусиках по городу разгуливаешь, а?
Это был дедуктивный шах. Если не мат. Такого человека лучше иметь в союзниках. Тим кашлянул, посмотрел в сторону и рассказал всё.
Неллин голос, чуток хрипловатый, но с необъяснимым шармом, очень подходил для зачитывания объявлений по внутривузовскому радио. Этим утром он звучал встревоженно:
— Уважаемые коллеги! Случилось большое несчастье: собрано очень много подписей за нашего ректора, но, как нам сообщили вчера по телефону из Москвы, подписи полставочников и учебно-вспомогательного персонала не засчитываются, они делают недействительными ВСЕ подписные листы. У нас остался всего один день, товарищи! Просим всех неравнодушных профессоров и доцентов, работающих на полную ставку, прийти сегодня до половины пятого на кафедру термохимии и повторить свою роспись на новых листах. Работающих на полставки и без учёной степени просьба не беспокоиться! Повторяю…
На двери названной кафедры белел листок: «График дежурства по сбору подписей.
10.00-12.00 Захар Янович
12.00-14.00 Куприян Венедиктович
14.00-16.00 Донат Купидонович
16.30 окончание сбора подписей»
Неллино объявление звучало регулярно в течение всего дня. Вернувшийся с эскортирования Ник несколько раз относил в радиорубку еду. Некоторые уверяли, что видели его даже с ночным горшком. Как бы то ни было, дверь рубки была на запоре и на обычный стук никто не отвечал.
Время близилось к четырём пополудни, когда на кафедре зазвонил телефон. Нинин голос, сопровождаемый особым, «сотовым» фоном, произнёс:
— Стоит за углом с левой стороны, наблюдает.
Донат Купидонович положил трубку и посмотрел на часы. Надо выждать ровно до четырёх, тем более, что в коридоре имеются настенные часы. А пока можно собраться.
Минутная стрелка вытянулась вверх, и сразу же дверь кафедры открылась, пропуская Купчинина в шляпе и с кейсом в руке. В другую руку ему вцепилась ассистентка Наденька:
— Всегда вы нас подводите, Донат Купидонович! — вопила она. — Подежурьте хотя бы ещё полчаса, тогда все с собрания вернутся.
— Ни за что! — отрезал преподаватель, не поддаваясь женским чарам. — Я и так уже два часа личного времени потерял. И это летом, когда не обязан! А сейчас опаздываю на встречу. Не обязан я оставаться. Сами оставайтесь.
— Но я же вам говорила, миленький Донатик, что в парикмахерскую записалась. И вообще меня в графике нет. Ну, подежурьте хотя бы, пока я в актовый зал схожу и кого-нибудь приведу.
— Не могу, опаздываю, — стучал по стеклу наручных часов несговорчивый Купчинин. — Заприте дверь да идите звать.
— Да ведь ключ-то кто-то из них унёс, — не унималась Наденька. Она приблизила соблазнительное декольте к мужским глазам. — Ну, Донат Купи-и-до-о-но-ович, ну будьте человеком!
Чуть не задев локтем мягкую часть женского тела, Купчинин вырвал руку и строго сказал:
— Никогда, НИКОГДА не смейте так меня цеплять, Надежда Авксентьевна! Всего хорошего. — И сердитыми шагами пошёл по коридору, даже не посмотрев в сторону седого человека с кустистыми бровями, который, отвернувшись к окну, прислушивался к их разговору.
Наденька в отчаянии обернулась. С грудкой, полувывернувшейся из обширного декольте, с ножками манекенщицы, она являла саму женскую беззащитность. Повозилась с ручкой замка и обречённо махнула рукой. Посмотрела по сторонам, но коридор был пуст. В отчаянии бросила взгляд на часы. Наконец, сорвала с двери график дежурств и сложила его в несколько раз. Сунула в щель и потянула дверь на себя, закрывая. Попробовала своими слабыми ручками открыть — не получилось. Удовлетворённая девушка зацокала каблучками по коридору.
Завернув за поворот, перешла на шаг на месте с затуханием цокота. Одной рукой закрыла рот, трясясь в беззвучном хохоте, второй привела в порядок одежду. Здесь стояли Ник и Тим, неудобно же перед ними! Но сыщикам было не до женских прелестей, они напряжённо прислушивались. Вот раздалось насколько крадущихся шагов, со шварканьем (это выскочил бумажный клин) открылась дверь и снова закрылась.
Парни бесшумно рванули за угол. Подбежав к двери, приникли к ней ушами. Внутри звучал густой бас настоящего Никандра Федотовича:
— Здравствуйте, долгожданный вы наш! Давно хотел со своим двойником познакомиться.
Ручка двери отчаянно задёргалась, но Ник уже наложил на неё свою сильную лапу.
Дверь кафедры распахнулась.
— Проходите, товарищи! — пригласил Никандр Федотович.
Толпившиеся в коридоре члены кафедры, а также Ник и Тим зашли внутрь. Преподаватель-инквизитор довольно потирал руки. Его двойник сидел на стуле у стола с безучастно-покорным лицом. Это был довольно молодой человек с полосами несмытого грима поперёк лица. Его реквизит — кучка седых волос — лежал сейчас на столе.
— Артист местного драмтеатра, — пояснил Никандр Федотович. — Нанят негодяями сыграть роль узнаваемой личности и похитить подписные листы. Как они и предполагали, — кивок в сторону сыщиков. — Согласен перевербоваться. Я правильно понял? — Он передвинул на столе какое-то блюдце.
Человек кивнул, не поднимая головы.
— Ну, раз согласен…
Доцент Буров вытащил из ящика стола бланки подписных листов. Присутствующие быстро расписались за несуществующих доцентов Тройкиных и профессоров Должниковых. Актёр взял листы и, понурив голову, пошёл к двери.
— Не забудьте — сухой лёд! — крикнул вдогонку ему Никандр Федотович, стукнув о стол блюдцем.
Спина испуганно вздрогнула, раздалось бормотание: «Конечно-конечно, я понимаю…» Дверь осторожно, не стукнув, закрылась.
— Ну вот, коллеги, а мы в нашей петиции напишем, что подписи в петиции «против» сплошь фальшивые, — сказал Куприян Венедиктович, садясь за свой стол. — И давайте-ка запечатывать конверт да отправлять, время приспело.
Преподаватели окружили доцентский стол. Воспользовавшись этим, Тим тихо сказал:
— Чем вы его так напугали, Никандр Федотович?
Морщинистое лицо усмехнулось.
— Я ему говорю: не согласишься, наши ребята тебя на спектакле забросают сухим льдом. Ух, как он затрясся! Знает, чёрт, что следов не останется, а грипп или глубокое обморожение гарантированы.
— И он поверил?
— Даже потрогать отказался, хотя я предлагал. — Минералог сдернул с блюдца салфетку. Сыщики с интересом уставились на небольшую ледышку.
— Что-то не похоже на мёрзлый цэ-о-два, — задумчиво пробормотал Тим. — Не парит, не тает на глазах. Ну-ка… — Он приложил палец. — Ну конечно, это обычный лёд!
— Но сухой!
— Да, капелек воды не видно. А вот пускай постоит!
Минутку-другую подождали. Преподаватели заканчивали церемонию запечатывания конверта.
— Всё равно воды нет. А должна быть, — сказал пристально наблюдающий Ник.
— Терминология у вас, химиков, никудышная. Не в пример нам, минералогам, — торжествующе произнёс Никандр Федотович. — Ну что значит, скажите на милость, «сухой лёд»? То, что это лёд, и то, что он почему-то сухой. Что это лёд, сомнений нет. А почему он сух…
— А-а!
С воплем восторга Тим запустил руку в блюдце и, смахнув ледышку, вытащил оттуда какой-то белый предмет, по разворачивании оказавшийся «Тампаксом».
— Ну, то-то же! — удовлетворённо сказал старый минералог.
И тут все преподаватели, оказывается, наблюдавшие за ними, дико захохотали.